Мама знает лучше

«Встреча»

Аури

Isn't it lovely, all alone?

Heart made of glass, my mind of stone

Tear me to pieces, skin to bone

Hello, welcome home*

Я все еще не знала, куда мне ехать, поэтому после получасовой езды по кругу, остановилась на смотровой площадке. Ну, то есть теперь это смотровая площадка, а раньше здесь рос густой борщевик. Наверно, территорию расчистили ради того ресторана по соседству? Или это клуб? Что это за фрукт и с чем его едят, я без понятия. Пару мгновений смотрю на гудящее здание в современном стиле, потом хмыкаю и вылезаю на улицу.

Плевать.

Если честно, то я думала над тем, чтобы пойти и выпить чего-нибудь, но, во-первых, завтра похороны, на которых я хочу появиться в нормальном состоянии и виде. Иной бабушка едва ли одобрила бы. Во-вторых, я никогда не позволяю себе притрагиваться к алкоголю рядом с ребенком. Он не поймет, конечно, но я буду знать — и этого уже достаточно. Так что, я довольствуюсь водой.

Забираюсь на капот своей машины, а потом откидываюсь на лобовое стекло и достаю электронную сигарету. Обычные — тоже табу, но это я себе иногда разрешаю, так как никаких запахов «дуделка» с собой не приносит, а еще не вредит Свету.

Делаю крутую затяжку и чувствую, как на языке остается привкус ледяного персика. Вздыхаю. Нет, стоит отдать должное градостроительству в нашем городе N. Смотровая площадка здесь — это находка. Из-за вида, конечно же.

Отсюда открывается просто потрясающий вид на реку! Как раз ее широкий поворот, чтобы показать, а то вдруг ты еще не понял, насколько она на самом деле большая.

Бурная.

Я слышу, как журчит вода, переходя с одного уровня на другой. Говорят, кстати, что именно здесь самое бурное течение, и если ты случайно свалишься — тебя никогда не найдут.

Хм, а это забавно. Вот бы в него скинуть весь этот город, а особенно мою блядскую свекровь, простите за мой французский. Наверно, она продолжает жить свою чудную жизнь и даже не знает, сколько других при этом разрушает.

Хотя нет. Она знает. Она все знает. Ей просто плевать…

Я же все выяснила тогда. Помню…

Прикрыв глаза, помню, как это было тогда.

Каждый шаг, продуманный до мелочей. Точечные, сильные удары. Когда нужно — сделать вид, что ты поддерживаешь, при этом в определенный момент подкинуть палок в костер, да масла поджечь. Конечно! Так на тебя никогда не подумают.

Потому что он бы не поверил, скажи она все в лоб. Но это имеет значение? Только не для меня.

Мне даже неважно, что это не он распространил слухи. Тогда. Два года назад. Я же позвонила ему…а телефон был вне зоны доступа. Оказалось, что Алексей все-таки уехал в срочную, я бы даже сказала, экстренную, командировку. Поэтому это был не он. Весь город на уши поставила она — спорю на что угодно! Это была она…

Только за что? Этого я до сих пор понять не могу. Но уже неважно…

Мне, правда, плевать, что привело к подобным последствиям. Какие интриги были сплетены. Важно лишь то, что он поверил, а остальное — это дело десятое.

Вздыхаю и откидываю голову на крышу. На секунду слышу, как меня обсуждают за спиной.

— …А кто это? Вы знаете?

— …Без понятия! Но какая тачка…москвичка какая-то…

— …Может быть, чья-то…ну, вы поняли.

Взрыв смеха. Усилием воли я отодвигаю его в сторону и делаю музыка погромче. Говорю же, здесь не люди живут. Звери. Твари. Им бы лишь толпой кого-то забить.

Надеюсь, каждому это все вернется…

А мне? Что вернется мне?

Ежусь. Мысли неприятные, а чувство вины еще сильнее заостряется, и даже кожаная куртка от холода теперь не спасает. Я открываю воду, делаю глоток в надежде избавиться от горечи на языке, как вдруг чувствую взгляд.

Не знаю, почему я реагирую именно на него.

На меня здесь смотрят все. Косо или прямо, но смотрят! А здесь много народа. В основном молодые, но есть и постарше. Возможно, даже мои знакомые. Точнее, уже незнакомые — я их не знаю! Но этот взгляд…

Медленно перевожу голову на здание ресторана-клуба-или-хрен-пойми-чего. Тут же застываю.

Нас разделяет расстояние. Ров, вообще-то. Ха-ха! Буквально — пропасть. Берег в этом месте неровный, скорее зигзагообразный, и смотровая площадка находится по одну сторону, а вот ресторан — по другую.

Да, нас снова разделяет пропасть, но я знаю, что это он.

Я его сразу узнаю.

Алексей стоит на втором этаже, руки убраны в карманы классических брюк. Кажется, на его щеках теперь щетина? И кажется, что он стал еще больше, чем был? Плечи шире, и сам он шире. Словно перестал быть молодым мужчиной, а стал полноценным мужиком.

Твою мать.

Я знаю, что он смотрит на меня. Не вижу абсолютно, но ощущаю его взгляд абсолютно. Всем телом. Как раньше. Он сковывает, подрывает, заставляет мое нутро дрожать.

ТВОЮ МАТЬ!!!

Серьезно?!

Кажется, теперь он хмурится. Ну нет! Тут же встаю, залезаю в машину и резко сдаю назад. Вряд ли он меня узнал. Когда-то я была гордой обладательницей натуральных, светлых волос, но уже два года крашусь в огненную «рыжуху», как я ласково говорю своему парикмахеру. Мол, чувак! Сделай из меня рыжуху! Он всегда смеется, а я поддерживаю, только не по-настоящему. Потому что каждый раз, как ком в горле стоит, но я это делаю. Он очень любил мои волосы, а мне больше не надо ничего, что он очень любил.

Не хватало еще, чтобы еще подошел! Убедиться, например? Что его «шлюха»-бывшая-жена вернулась в город. Я предпочту инкогнито, как в принципе, и обычно.

Но что за гадство! Не сомневаюсь, что вы оцените такой поворот событий. Наверно, меня сверху кто-то сильно ненавидит, раз все так. Да?

***

После этой почти-встречи с бывшим, о возвращении в гостиницу речи быть вообще не может. Я выезжала нервной, а вернусь еще более взвинченной, поэтому единственным логичным шагом — это поехать домой.

К бабушке.

По радио играет до сих пор популярная песня Билли Айлиш. Она говорит о том, что все так очаровательно. И правда, чтоб тебя. Просто охренеть, как очаровательно.

Я стою у калитки и смотрю на поросший сорняками и травой участок, который когда-то мог бы быть призовым на каком-нибудь конкурсе.

Не осталось ничего.

Ни цветов, ни грядок, даже бабушкину теплицу какая-то сука уничтожила.

А главное — ее тоже больше нет.

Ну что, добро пожаловать домой.

Я прикрываю глаза на мгновение, но все-таки выхожу и закрываю машину. Тяну за маленький крючок, а потом прорываюсь до дома. Не знаю, зачем я это делаю? Наверно, это особый вид мазохизма или желание себя наказать? Но я захожу внутрь.

А там до сих пор пахнет ей.

Пыльно, грязно, но запах стоит родной и теплый. От него мне сворачивает нутро тугим узлом, и я держусь за стену пару мгновений.

Так больно, что шага не сделать. Вдоха не сделать. Кажется, что ты умираешь сама. Всего на мгновение, но ты умираешь…

В доме тихо. Так тихо. А когда-то всегда было громко…

Она так любила смеяться…

Я слышу этот смех, хотя его больше здесь нет. Медленно прохожу глубже. Мимо кухни, где стоит посуда, которую она помыла перед самым отъездом. Так и осталась сохнуть и ждать свою хозяйку. Покрылась пылью, но ждет… думаю, бабуля хотела все-таки вернуться сюда.

— Прости меня, что ты не сможешь… — шепчу в пустоту, и снова больно, что я больше никогда не услышу ее голоса.

«Ты у меня самая красивая, умная, веселая девочка на свете, Аури. Не плачь. Я тебя очень люблю!»

Она всегда так говорила, когда я расстраивалась из-за чего-то. Учитель наругал? Одноклассник задирает? Муж…предал? Бабуля всегда была рядом.

Прости меня…пожалуйста…

Закрываю лицо руками, стараюсь дышать, но так сложно, когда тебе горло спазмом схватывает.

По щекам текут слезы. Я их вытираю, но они снова и снова льются как из ведра! Да чтоб тебя!

— А ну, стой!

Вздрагиваю от опасного, тяжелого баса за спиной.

— Лучше вали отсюда по-хорошему! Потому что мне насрать, кто ты. Я взял с собой биту и огрею, если будет нужно!

Медленно поворачиваюсь и хмурюсь. На пороге стоит Сема. На нем рубашка, расстегнутая на все пуговицы. А еще борода. Наверно, она у всех мужиков прилагается к взрослой жизни?

Молчу, как дура. Разглядываю его…да тоже, как дура.

Он изменился.

Очень сильно замужал. От того парнишки, с которым мы бегали по участку и собирали колорадских жучков в банки, совсем ничего не осталось. Теперь это мужчина. С морщинками на лбу и между бровей.

Это мужчина…

Который дико охренел, когда меня увидел.

Медленно опускает руку с битой, потом делает аккуратный шаг вперед и тихо спрашивает.

— Аури? Это ты, что ли?

Киваю как-то нервно.

— Ну…да. Я.

— Охренеть.

— Ты биту приволок?

Сема жмет плечами и откидывает ее в сторону.

— Да тут гандоны одни…повадились на участок ходить и забирать. Что "не нужно".

— Теплица?

— В том числе. Что ты здесь…делаешь?

Он заканчивает фразу с короткой паузой: я знаю почему. Два года назад мы расстались откровенно плохо. Когда он увидел такси у нашего дома, тут же пришел, а когда понял, что мы уезжаем — дико разозлился.

Сема хотел, чтобы я осталась. Он считал, да и, наверно, до сих пор считает, что я должна была сражаться…

Два года назад

Я быстро иду до машины с одной из своих сумок. Их, в общей сложности, семь. Или восемь. Я точно не знаю, но несу уже третью.

Кладу ее в багажник автомобиля, пока водитель-сволочь! Даже не предлагает помочь. Хотя чему я удивляюсь? Меня здесь окрестили шлюхой, а он из местных. Не удивлюсь, если он тоже считает так же. Стоит вон, играет в телефон и показательно меня игнорирует.

Чтоб ты сдох.

Чтоб вы все…

— Аури?

От гадливых мыслей меня спасает Сема. Он появляется неожиданно, перехватывает мою сумку и помогает загрузить ее в багажник. Потом поднимает на меня глаза.

— Куда-то едешь?

Киваю и роняю коротко.

— В Москву.

Не хочу ничего объяснять. Во-первых, стыдно. Во-вторых, мне почему-то кажется, что он не одобрит моего решения, поэтому я резко разворачиваюсь и иду обратно в дом.

Он за мной.

— Надолго?

Молчу.

Сема догоняет, берет меня за руку и поворачивает на себя.

— Ты надолго?

Я опускаю глаза в пол и почти сразу слышу ядовитый «хмык».

— Понятно. Навсегда?

Наверно, все, что со мной случилось — дает о себе знать. Раньше я бы сдержалась, так как этому научилась уже, но сейчас…другой случай.

Вырываюсь и вскидываю руки к небу.

— Что ты хочешь от меня услышать?!

— Ответ на мой вопрос, например?! Сложно?!

— Я думаю, что ты уже слышал то, что обо мне говорят, — обнимаю себя покрепче, на него смотрю исподлобья, — Все слышали. Этот мудак решил меня ославить на весь город.

— Он улетел позавчера. Я его видел в аэропорте.

— Да мне насрать! Он или его конченая мамаша, но…

— Я в это не верю!

— И ты единственный, кто не верит. Сема, единственный!

— Этого уже достаточно!

— Достаточно для чего?!

— Чтобы обелить твое имя!

— Обе…господи! — издаю горький смешок, закрыв лицо руками, — Ты себя слышишь?!

— А ты себя?! — он тяжело дышит, потом делает на меня шаг и шипит, — Сбежишь сейчас — значит, они выиграли. Понимаешь?! Они победят! Значит, они могут со всеми делать все, что они хотят! Ты развяжешь им руки и…

— Я беременна! Твою мать, у меня будет ребенок! Насрать мне на мое «имя» — от него ничего не осталось! И я не хочу потерять ребенка в попытках…блядь, это изменить!

Сема поджимает губы, а потом с укором говорит.

— Я это понимаю.

— Правда? А понимаешь ли?

Его взгляд тяжелеет еще больше.

— Да, я понимаю. Но ты могла бы родить его в Москве, а потом вернуться. Ты же возвращаться не планируешь.

— Ты меня не слышишь…

— А ты меня! Это трусость!

— Это не трусость, а разум! Открой глаза! Они владеют этим городом и…

— Так говорят только трусы, которые думают, что ничего нельзя изменить. Но запомни мои слова: один раз побежишь, всю жизнь будешь бегать! Один раз позволишь себя нагнуть…

Я резко отступаю и холодно цежу.

— Ты у нас борец за правду. Хочешь? Дерзай. Можешь возложить свою жизнь на алтарь этого ублюдского города и всех его ублюдских жителей! Я не могу заставить тебя не бороться с ветряными мельницами! Но я могу выбрать для себя другую жизнь. Для себя и своей семьи! Своего ребенка! Черт…с меня хватит.

— Ублюдский город? — хмыкает он, — Когда-то это был твой любимый город.

— До того, как он не воткнул мне в спину нож, — отвечаю шепотом, Сема кивает.

— Понятно.

Отгибает уголки губ и делает еще один шаг назад.

— Все ясно. Ты решила.

— Да.

— Значит, уезжай. Оставь позади и ублюдский город, и ублюдских жителей. Только я тоже житель. Если ты забыла.

Он резко поворачивается, не дав мне даже шанса что-то сказать. Я зову его. Снова и снова, пока не понимаю: в этом нет смысла. Я не хочу. Я устала. Мне просто надо свалить подальше срочно! А он…если так хочет, если видит ситуацию под таким углом — пускай. Это его право.

Сейчас

Пару раз моргаю, возвращаясь в неприятную реальность. Отвожу взгляд в сторону.

Мне стыдно смотреть ему в глаза. Это тоже чувство вины — я его бросила здесь… но при этом, черт возьми, я не могла остаться! Я бы не вывезла…

Хмыкаю и меняю тему. Не за чем обсуждать прошлое — оно уже ни для кого не имеет значения.

— Так почему ты прибежал сюда с битой?

— Увидел свет и машину. А ты? Может, расскажешь, что…

По его тону слышу, что сейчас он скажет что-то ядовитое, но я не хочу этого слышать. Поэтому действую на опережение.

— Бабушка умерла.

Сема застывает. А я опять прячу взгляд в изучении носков моих найков.

— Мы приехали…на ее похороны. Она бы хотела…этого.

— Черт…

— Да.

— Мне очень жаль, Аури.

Я киваю пару раз, быстро вытираю слезы и иду к выходу.

— Мне тоже. Поеду. Завтра сложный день.

Сема тоже кивает и пятится, но не уходит, пока я закрываю дверь. Он молча следует за мной до машины, а там тихо спрашивает.

— Я могу прийти?

Бросаю на него взгляд, прежде чем скрыться в салоне.

— Да. Если хочешь.

— Хочу.

— Тогда приезжай. Мы будем ее отпевать сначала, а потом…

Осекаюсь. Не могу произнести вслух этих слов, но ему и не надо. Сема еще раз кивает и говорит.

— Я приеду в церковь. Во сколько?

— В девять.

— Хорошо…спасибо.

— За что?

— Что позволяешь мне попрощаться с бабушкой.

Его слова режут мне сердце. Она и для него была очень дорогим человеком. Когда его отец пил из-за потери бизнеса, и дома было невозможно находиться, Сема часто прятался у нас. Иногда с матерью. Пока она тоже не запила. Они умерли, когда Семену исполнилось восемнадцать. Пьяная драка. После этого он не мог зайти к себе домой и почти полгода жил с нами.

Вот такой она была…доброй. И она всего этого не заслужила! Надеюсь, что там ей действительно лучше…

Посильнее сжимаю раму от своей двери, слегка киваю и залезаю в салон, а потом газую.

Теперь точно в гостиницу. Боюсь, еще одной внезапной «встречи» я просто не вывезу, а вывести надо. Завтра сложный день…

*Lovely — Billie Eilish, Khalid.

Разве это не прекрасно? Я совсем одна.

Моё сердце хрупкое, как стекло, моя голова тяжела, как камень.

Разорви меня на кусочки, от меня остались кожа до кости.

Здравствуй, добро пожаловать домой.