Аури
Я провожу с семьей остаток дня, а ужинаем мы прямо в номере. Мама жарит картошку, Григорий делает мясо. Так как у нас «семейный люкс», здесь есть и плита, и чайник, и самая важная посуда, то есть сковорода, и даже форма для запекания.
Мы с Никитой сидим, как жулики и лентяи, на террасе. Пьем чай, наслаждаемся видом, пока Светик наворачивает вокруг круги.
На самом деле, нет. Мы неплохие дети, просто знаем, что для наших родителей готовить вместе — это целый ритуал. А мы? Отходим в сторону и не мешаемся.
Кстати, Светик так и не отпустил свою веточку рябины. Не знаю, почему его к ней так тянет, ведь игрушек мы взяли с собой целый чемодан. Я думала, что он потеряет интерес в какой-то момент, а нет! Заставил поставить свою веточку «Люсю» в стакан и заявил, что дома ее посадит у деда на участке.
Не знаю, откуда это в нем, но мне хочется верить, что от бабушки. Свет вообще любит всякое такое: цветы, землю, окружающую природу. Иногда мне жаль, что он растет в большом городе, потому что здесь с такими вводными, ему было бы до безумия хорошо.
Но это лишь иногда.
На самом деле, я знаю, что ему будет хорошо везде, но не здесь. Где угодно, но не рядом с этими…кхм, людьми.
Если вы меня спросите, жалею ли я о том, что совершила подлог? Что жестко шантажировала местного идиота в белом халате, который помогал всяким «простигосподи» женить на себе дурных мужиков? Вот тебе справочка с нужной датой зачатия — деньги на стол и гуляй. Трахнешься на стороне с кем-то и снова залетишь? Заходи, я и здесь тебе помогу. Напишу, что от мужа. Что хочешь напишу, лишь бы ты платила вовремя.
Да, я знаю.
Об этом я хорошо знаю.
Все-таки я была женой «короля» этого города и была вхожа в здешние "высшие" джунгли. Разговоры — их не остановить; перешептывания в туалете — не станут они тише. Даже если ты не хочешь, ты будешь знать.
И я знала, на что надавить. Как надавить. А главное — зачем.
Так вот, жалею ли я? Нет, не жалею. И дело не в обиде. В Светике. Если Алексей Антонинович однажды поверил своей мамаше, то поверит снова. Мой Светик будет жить в вечном стрессе? Или вечно «не тем ребенком», «не от той»? Я хорошо помню, с каким цинизмом Антонина Суковна бросила мне слова об аборте, хотя она знала…черт, она знала, что я не изменяла ее сыну. Конечно, знала. Она же все это дерьмо организовала ради того, чтобы рядом с его сыном была Настюшка. Ей было просто насрать. Светик — не тот внук. Неправильный. Грязный.
Так что, хер со мной! Но я не позволю швырнуть о бедро еще и моего сына.
Вот тут уже хер им.
Он — самое дорогое, что у меня есть. Мой любимый мальчик.
Я ласково обнимаю его, пока кормлю, а потом уношу и укладываю спать. Мы читаем сказку про любопытного жирафа, и на середине он уже закрывает глазки и тихо засыпает.
Улыбаюсь, аккуратно перебирая его кудряшки.
Какой ты у меня красивый. Наверно, когда вырастишь, будешь еще больше похож на того-кого-нельзя-называть, но я знаю, что внутри ты будешь другим.
Я это тебе обещаю.
Он — чертов трус и слабак. Ты — самый сильный на свете.
Оставляю нежный поцелуй на щечке, а потом выхожу в гостиную. Мои играют в настолку, и я было отодвигаю стул, но мама резко выставляет руку.
— А-а. Тебе ехать пора.
Выгибаю брови. Это что еще за новости такие?!
— Давай, давай, Аури. Нечего!
— С чего ты так загорелась, не понимаю?
Вижу в ее глазах непонятную хитринку, но она быстро ее прячет, переводит взгляд на карту, куда кидает кубики.
— Ты обещала. Тем более, у нас уже достаточно игроков.
Не понимаю, но что остается? Вздыхаю, закатываю глаза и иду переодеваться. Мама в спину орет дурниной:
— Платье одень!
— Я в них выгляжу как трансвестит! — язвлю, мама сразу шипит.
— Это ты в своих джинсах…Аури, послушай маму! Платье!
— Господи! Я еду к другу, а не на…
Моментально осознание накрывает с головой, и я расширяю глаза, резко обернувшись.
— Мама! Ты опять?!
— А что такого?! — мама взвивается, как не пришпоренная кобыла, прости господи, смотрит на меня с укором — я со злостью.
Цежу.
— Я просила уже. Прекрати. Меня. Сватать! Тем более Семену! Сумасшедшая?!
— Что значит «тем более»?! Сема — хороший парень! Он рассудительный, спокойный, и…ну, признай, ты не могла не заметить! Так возмужал! Он всегда, конечно, был очень даже…привлекательным, но теперь…
— Мама!
— Что?! Когда у тебя в последний раз был секс?!
Моментально. Сильно. Краснею.
Григорий и Никита притворяются ветошью. Хотя у последнего получается откровенно плохо — он прижимает ладонь к губам, еле сдерживая смех. Григорий лишь улыбается, прикрыв глаза.
Я стою, открыв рот! Да, они делают вид, что являются частью декораций к этой глупейшей мизансцене, но это же не так!
— Ты совсем уже?! — взвизгиваю, мама резко оборачивается на дверь, потом снова на меня.
— Тебе везет, что Светик дрыхнет без задних ног, и его даже товарняк не разбудит, но давай мы не будем экспериментировать?!
— Ты обалдела такое спрашивать?!
При всех.
Очень хочется добавить, но я себя торможу. Не уверена, что это прозвучит нормально, а я не хочу обидеть свою семью, потому что действительно считаю их семьей. Просто…ну, вы понимаете. Такой момент.
— Ты молодая девушка! — не уступает мама, — А сидишь вечно дома! Или за компьютером своим! Делаешь там…всякие свои штуки, но жизнь уходит!
— Мама!
— Аури! Не все такие, как этот козел.
Замираю.
Мама на миг тоже, но потом подается ближе и шепчет с участливым взглядом.
— Ты ошиблась. Так бывает. Обжигаемся мы все, но это не значит, что на личной жизни надо ставить крест. Тем более, Сема…он такой хороший мальчик. Смотрел на тебя так, и ты можешь ему доверять. Аури, я же добра тебе желаю. Не хочу, чтобы ты осталась одна — не дело это и…
— Хватит!
Срываю свою куртку, смотрю на нее волком, но ничего не отвечаю, потому что ответить мне нечего.
Сама знаю, что поступаю, скорее всего, по-дурацки совершенно. Со мной часто пытаются познакомиться. Притом мужчины «из высшей лиги».
Например, когда Григорий устроил меня на работу в компанию своего друга, его сын проявлял ко мне совсем неделовой интерес. Парень он был неплохой, но слишком напоминал мне Леше. А, возможно, в тот момент мне все напоминало Лешу — не знаю. Суть в том, что это точно был не вариант.
Потом я познакомилась с дико сексуальным следователем. Он, кстати, на самом деле настолько горячий, что пробился в зону моих «интересов», даже несмотря на маленького ребенка и его колики.
Мы работали вместе.
Оказалось, что главный бухгалтер в компании этого самого друга, мутил серьезные «дела» — взятки, воровство и отмыв бабла для одной преступной организации. Лев — так его зовут (и, согласитесь, дико заводит даже имя), — подкараулил меня у дома, напугал, за что получил перцовкой в лицо, а потом первым переступил порог моего дома. Я имею в виду, из мужчин «не из семьи» — пришлось пригласить его, чтобы промыть глаза. Конечно, после того как он сунул мне корочку в лицо и убедил, что он не маньяк.
Мы с ним выводили на чистую воду названного выше бухгалтера, а потом…в общем, с ним у меня был единственный контакт после развода. Ничего серьезного, хотя…нет, для меня это было очень серьезно. Он поцеловал меня в своей машине, когда все доказательства были собраны.
И это было прекрасно.
Но я сбежала.
Испугалась.
Было слишком хорошо, и он был и остается «слишком»…чтобы я могла расслабиться. Леша тоже был «слишком». От таких мужчин нужно держаться подальше, потому что они рано или поздно разобьют тебя. После таких себя собрать…наверно, невозможно. Я не справилась точно.
Был еще один парень, но с ним — это совсем дурость. Он учится с Ником, младше меня на пару лет. Из адвокатской семьи, с хорошими и правильными перспективами. Красивый. Ну, как? Я к нему относилась как к еще одному брату, а когда познакомилась с его мамой, поняла: так и нужно. Там женщина суровая, серьезная. Чем-то похожая на Антонину Суковну.
Ну уж, нет. Спасибо.
Я сразу и максимально ограничила контакты с этим парнем, на корню зарубив глупую переписку, которая на тот момент почти шаталась на грани между «мы друзья» и «я пиздец, как хочу тебя трахнуть».
Он хотел, я знаю. Просто не знал, с какой стороны ко мне подойти — я дала понять, что ни с какой. Не надо мне этого.
Что касается Семы…могло бы у нас что-то получится? Я прощупываю себя, пока еду до него. И все из-за маминых слов! Она вечно толкает меня к грани под названием «ты сдохнешь в одиночестве», и я думаю…а что, если да? Вдруг…я останусь одна? И больше никогда не буду заниматься сексом?
Его мне не хватает. Но…стоит только представить, как кто-то будет меня касаться, мне сразу хочется сбежать подальше. Это ж надо доверять…а как тут доверять? Ну как? После того, что со мной сделали…
Тем более…наверно, я и правда чокнутая сука, но когда я думаю о Семе, то в душе моей нет желания. Да, эта встреча была шикарной. Я почувствовала тепло, ностальгия захлестнула, но сейчас…я еду к нему домой и с каждым пройденным светофором ненавижу его еще больше.
Потому что он тоже меня предал.
Он просто ушел. Когда был нужен мне так сильно, Сема просто ушел. «Бороться» за правду, очевидно. Это ему было важнее, чем поддержать меня. Нет, вы не подумайте, я не эгоистка. Понимаю. У Семы здесь целая жизнь. Он не был единственным ребенком, как я, у него есть младшая сестра Алина. И я знаю, что он не мог уехать и оставить ее здесь. Не мог быть со мной рядом и держать меня за руку — я знаю! Но он даже ни разу мне не позвонил…ни одного гребаного раза! Он не видел моего ребенка, он не видел меня. Охранял наш с бабушкой дом? Что ж, спасибо. Но какой в этом смысл? Когда мне было нужно совсем иное.
А может, дело в другом? Просто он очень сильно ассоциируется у меня со всеми событиями того злосчастного года, когда меня разбили на миллион частей. Я не знаю, но уверена, что мы…те мы, на которые намекает мама — невозможны. Это не то пальто, даже если оно и последнее в магазине — не то. И лучше ходить всю жизнь, обвешенной кошками, зато они по фигуре, а не жмут во всех местах сразу.
Вздыхаю и плавно торможу у знакомой калитки. Выглядываю в окно — хорошо; Сема облагородил дом так, что его почти и не узнать. Вместо покосившейся избушки теперь стоит симпатичный коттеджик с синим фасадом. Участок тоже в порядке. Наверно, это Алина. Она, как бабушка, обожала копаться в земле, поэтому, скорее всего, мы и не были так близки. Я с детства была за движ, как Сема. Поэтому мы оставляли их вдвоем, а сами убегали на поиски приключений.
Слегка улыбаюсь, а потом глушу мотор.
Теплая ностальгия разливается по нутру. Вы спросите, раз ты злишься, то почему приехала вообще? Зачем? Наверно, потому, что несмотря на злость, я бы хотела что-то исправить. С Семой меня связывают очень много общих, хороших воспоминаний, и мне бы хотелось его простить. Хотя бы в память о былом.
Выхожу и закрываю машину. Делаю шаг и вижу, что калитка открыта — усмехаюсь. Ждал. Действительно ждал, хотя открывать для меня замочек, который я могу открыть сама, было, конечно, необязательно. Я умею открывать и сама прекрасно помню, как и что, куда нужно потянуть.
Захожу.
Пару мгновений борюсь с его хитрой защелкой, которую на самом деле нужно уметь открывать и закрывать — еще его папаша выдумал, когда его в очередной раз посетила госпожа Белка. Мол, к ним обязательно вломятся и что-нибудь украдут, правда, что у них красть на тот момент, было неясно.
Ворота и забор новые, а заебы старые. Передающиеся по ДНК.
Слегка закатываю глаза, когда, наконец, закрываю замок, потом поворачиваюсь и оббегаю глазами территорию.
Действительно красиво.
Алина молодец.
Ровные грядки за домом, теплица, в которой уже вовсю растут огурцы и помидоры, скорее всего. Все ухоженное и чистенькое, но главная гордость, спорю на что угодно — это палисадник. Тут растут пышные розы, лилии, другие цветы, название которых я не знаю. Как яркие пятнышки, хаотичные мазки на холсте — они похожи на хаос, при этом безумно гармоничные и привлекательные. Сразу и дом делают более дружелюбным, и сразу сюда идти хочется побыстрее.
Что я и делаю.
Шаг, улыбка.
На меня снова нападает теплая ностальгия, когда я смотрю на окна первого этажа, из которых Семка часто вылезал, чтобы со мной побежать в лес и искать, например, папоротник на Ивана Купала. Или еще на какую-нибудь нашу «несанкционированную» вылазку.
Хорошо.
Тепло, ласково, по-домашнему. Вокруг журчат кузнечики. Я на миг прикрываю глаза, откинув голову назад, наслаждаюсь моментом, но…
Меня отвлекает запах гари, от которого я морщусь. Где-то что-то жгут? Странно, пока я ехала — ничего не видела. Хмурюсь, в груди нехорошо печет.
Предчувствие обостряется.
Я не знаю, как это объяснить, но интуиция трубит о том, что что-то случилось.
Оборачиваюсь — тишина. Снова верчу головой — кузнечики продолжают стрекотать, но как-то…страшно. У меня медленно ползет холодок по коже, из-за чего? Из-за того, что Сема не вышел.
Он увидел мою машину и свет в бабушкином доме, а когда я остановилась перед его, то что? Тишина? Это странно!
Странно.
Странно.
Странно.
И дико пугающе. Мое сердце начинает тарабанить быстрее, язык прилипает к небу. Я опять же не знаю почему, но вдруг срываюсь с места и бегу в сторону небольшой лесенки, веранды и входной двери.
Резко открываю ее и тут же отшатываюсь. Мне в лицо бьет горячий воздух и противный дым.
Закрываю лицо рукой., уткнувшись носом в предплечье. Кашляю. Горло саднит и пульсирует, а сердце сжимается от ужаса.
— СЕМА!
Ноль.
Тишина.
— СЕМА, ТВОЮ МАТЬ! ТЫ ЗДЕСЬ?!
Стараюсь разглядеть что-то, но из-за дыма очень сложно понять…но…это что…чьи-то ноги?!
Из-за поворота действительно торчат ноги. Мужские. В серых спортивках.
Блядь!
Я не думаю, что будет со мной. Адреналин подскакивает на максимум! Рвусь вперед, продолжая закрывать нос рукой, вбегаю в гостиную, где огонь пожирает уже почти весь старенький диван. Странно. Я не специалист, но очаг возгорания какой-то слишком...мелкий для такого количества дыма!
У меня всего секунда, чтобы сообразить: если я не потушу, то дом сгорит на хрен! Но сначала Сема!
Хватаю его под руки и тяну на улицу. Он без сознания, в мешковатом черном худи. А еще тяжелый, гад! Господи! Сколько ты весишь?!
Рычу, кряхчу, но вытаскиваю его на крыльцо, сразу перескакиваю и бегу обратно в дом. Хватаю ведро с водой, которое стоит рядом со столом, поднимаю его, как Геракл! Серьезно. Нет, я не слабачка. Хожу на курсы самообороны (зачем-то), а еще немного на бокс. Так, говорят, можно круто снять стресс, и это действительно помогает. Пока я луплю грушу, меньше ненавижу всех вокруг.
Сейчас мне эта сила очень пригодилась. Хорошо, что она у меня теперь есть. Выливаю все ведро на огонь, который через мгновение шипит, но потухает.
Как странно.
Я хмурюсь, тяжело дышу и нихрена не понимаю. Откуда здесь столько дыма, если ничего больше не горело?! Только диван! И тот, как будто только начал!
Из чего он сделан вообще?!
Ладно, это неважно.
Мотаю головой, оббегаю взглядом территорию, чтобы удостовериться в отсутствии опасности, потом спешу на улицу. Сема все еще в отключке. Лежит на полу, закинув одну руку налицо. Я присаживаюсь на корточки и прижимаю пальцы к пульсу: все нормально. Есть.
Выдыхаю.
Господи, как от сердца отлегло.
Вижу, что трясусь, поэтому сжимаю и разжимаю пальцы, а потом слегка ударяю Сему по щекам.
— Эй! Ау! Приходи в себя!
Хочется спросить, какого черта он сделал, раз загорелся диван?! Курил и заснул? А что? Все может быть. Я слышала от Льва, что так погиб один бандит, которого они все не могли взять.
«Карма…та еще сука, Ри» — посмеивался он.
Выглядит цинично? Нет, на самом деле. Этот мудак жег заживо «крыс», своих любовниц и конкурентов, так что все вполне закономерно.
Но сейчас не об этом. Господи, почему ты вообще вспомнила эту мерзость?! Слегка закатываю глаза, потом поднимаю их и вижу еще один черпак на столе веранды, где мы, собственно, находимся.
Отлично.
Беру его, заглядываю внутрь — вода. Нюхаю — точно вода. Супер.
Беру немного на пальчики, обрызгиваю Сему — он тихо стонет.
Я нервно усмехаюсь.
— Давай, давай, принцесса. Приходи в себя.
Сема шумно выдыхает и морщится. Мне не нравится, что он такой бледный, поэтому я хмурюсь, но что делать — не знаю. Ждать?
— Скорую, наверно…
— Никто не приедет… — шепчет он.
Хмурюсь сильнее.
— В смысле?
Сема медленно открывает глаза, и я понимаю: мне не показалось. Он слишком бледный и слишком…слабый.
— Сема… — зову его одними губами. Голос моментально пропадает.
Что-то не так.
Сердце сжимают ледяные тиски, а между лопаток шершавым языком проходится…страх.
Медленно опускаю глаза туда, куда Сема заторможенно тянет руку, и вижу…что его кофта прямо на животе…влажная.
И она влажная не от воды.
Понимание приходит само собой. Будто ее облили киселем, но что-то мне подсказывает — это совсем другое…
Смотрю ему в глаза. Сто процентов сама бледнее мела, а он тихо усмехается.
— Я...тебя дождался...
— Сема? — голос ломает от слез.
— Хорошо, что ты опоздала…
— Я не…
В этот момент из его рта вместе с кашлем вырывается фонтан крови. От зрелища меня парализует самый настоящий, животный ужас.
Я не могу пошевелиться. Кажется, не могу дышать, хотя делаю это очень часто. Мой мир скачет. Мушки забивают глаза, будто я сейчас грохнусь в обморок, но самое ужасное — это запах.
Дико воняет железом.
Я потом пойму, что сразу его почувствовала, поэтому поняла, что дело плохо. Я пойму это, но не сейчас…
Сейчас я смотрю на него во все глаза, а Сема наводит их на меня и шепчет.
— Они…они приходили…кхр…блядь!…
Он громко стонет, трясущейся рукой прижимает мокрое пятно на своем животе. Меня колотит сильнее, но если бы не этот звук и острое осознание, что ему сейчас дико больно, я не знаю, как бы пришла в себя.
Резко подлетаю к нему, задираю кофту.
— Пиздец! — вырывается на панике.
В его боку не одна, а несколько проникающих ран, на которые надо…надо давить, да? Вроде бы надо давить. Я не знаю, правильно ли поступаю, но делаю: придавливаю к ранам одну руку, второй быстро достаю телефон. Напрочь игнорирую тот факт, что мои руки буквально по локоть в крови — это сейчас неважно. Неважно! Я заставляю себя сцепить зубы и действовать, хотя, по правде говоря, крови боюсь просто жуть.
Но это мой лучший друг…поэтому рвотные позывы удается купировать на время.
— Алло! Нам срочно нужна помощь! Помогите! — сбито, нервно ору в трубку, — Срочно! Моего друга ранили в живот!
Оператор говорит что-то еще, но я не могу отвечать: повторяю.
— НАМ НУЖНА ПОМОЩЬ! СРОЧНО! ПОМОГИТЕ, БЛЯДЬ! СРОЧНО!
— Адрес.
Называю.
— Ждите.
Сбрасываю.
Сема тихо смеется.
— Они не приедут, Аури…
— Что ты несешь?! Это скорая!
Тихо кашляет.
— Прости, что…так…
— Сема, твою мать! Все будет хорошо! Ты слышишь?! Будет хорошо!
— Я уже труп, мелкая.
Он снова кашляет, кажется, сильнее бледнеет.
— Никто не приедет.
Звучит снова, я рычу.
— Че ты несешь, мудак?! Не смей! Так! Говорить!
— Это правда. Им дали отмашку не приезжать…
— КТО?!
— Ты знаешь...кто.
Замираю. Сема медленно открывает глаза и улыбается.
— Они приходили за информацией, но отсосали. Я ее спрятал. В самом надежном месте спрятал флешку…
— Какую…
— Я все узнал, Аури. Я все знаю о них…
— Сема…
— Все хорошо. Я же борец с ветряными мельницами, помнишь?
Громко, уродливо всхлипываю. Пальцы скользят по его коже, железом пахнет еще сильнее.
Он очень слабо сжимает мое предплечье и улыбается.
— Прости меня. За то…за все прости…
— Блядь, не смей прощаться!
— Ты должна знать. Я жалел, что тогда так сделал, но…не знал, как это сказать.
— Сема…
— Я люблю тебя.
— Да пошел ты!
Резко отстраняюсь, оглядываюсь, нахожу глазами на вид чистое полотенце, срываюсь и хватаю его. Потом прижимаю к ране, сверху кладу его руку и киваю.
— Они не приедут?! Значит, мы поедем сами! Давай! Вставай, сука! Ты не сдохнешь здесь! Не сдохнешь!
Адреналин с новой сильной наполняет мою кровь, и я почти легко поднимаю Сему на ноги. Потом тяну его к машине. Тяжело, наверно, но я не чувствую.
Я ничего не чувствую, хотя сама больше похожа на оголенный нерв.
Мы доезжаем до больницы за десять минут. Никто не едет нам навстречу — значит, он был прав.
Им дали отмашку.
Сегодня мой лучший друг должен был умереть.