Милая Шарлотта

Глава 33. ЛЮБИМЦЫ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

Когда баронесса вышла, де Тресси поплотнее закрыл за ней двери и, искрясь радушием, повернулся к королю. Луи был им недоволен - это очевидно. Государь, не торопясь обозначать причину задержки, медленно обошел свой стол, сел и закинул ногу на ногу.

- Его Милость барон де Виньи много лет является нашим верной слугой, - произнес, наконец, король. - Интересно, знает ли он, что в его отсутствие вы, мой друг, оказываете услуги его жене?

Де Тресси предвидел, что его помощь очаровательной баронессе, чей муж большую часть времени находится в Мадриде, а не при ней, обязательно истолкуют не так. Впрочем, пусть толкуют: баронесса это как-нибудь переживет, а уж он тем более.

- Уверяю вас, Ваше Величество, в нашем общении с баронессой нет ничего предосудительного, - ответил де Тресси, не сомневаясь, что король даже не принял во внимание эти слова. - Или же… одно ваше слово, мой суверен, я и никогда больше не увижусь с этой женщиной.

- Нет-нет, отчего же! - торопливо возразил ему Луи. - Быть может, это пойдет на пользу всем, поскольку ваши отношения с герцогиней де Монтевиль, а главным образом затянувшаяся вражда с ее супругом, уже порядком утомила и нас, и Двор… Впрочем, нас интересует не это.

Луи смотрел немного исподлобья, и де Тресси невольно заволновался, начиная вспоминать все свои малые и крупные проступки, в которых наверняка его сейчас уличат.

- Ваш интерес к баронессе - не связан ли он с бароном де Виньи?

- Я не понимаю, Ваше Величество…

- Барон - наш доверенный человек в Испании, и, не лукавьте, вы прекрасно осведомлены, что известие о готовящемся заговоре принес именно он. Каково же было наше удивление, де Тресси, когда нам доложили, что при обыске в ваших комнатах нашли сундучок с испанскими дублонами! Откуда они у вас? За какие такие заслуги вам заплатили испанским золотом? Дю Пюррон вот предположил, что это доказывает вашу связь с заговорщиками! Что вы на это скажете?

Король не сводил с де Тресси сурового взгляда, а тот не знал, что и сказать. Но теперь хотя бы гнев Его Величества был понятен.

- Я… Ваше Величество, я много лет честно служу вам…

- Да-де Тресси, мы помним о ваших заслугах, - отмахнулся от него Луи. - И знаем, что, даже не смотря на ваш несносный характер и на все ваши проступки, вы любите нас и не станете кусать руку, которая вас кормит. Но откуда в ваших вещах взялись испанские деньги, вы можете объяснить?

Де Тресси сам был поражен не меньше короля и только пожал плечами в недоумении:

- Их мне подбросили, Ваше Величество. Я в этом не сомневаюсь. - И тут его поразила догадка: - Я даже знаю, кто подбросил - Монтевиль! Я не думал, что герцог способен на подобное, но больше некому. А вы не думали, Ваше Величество, что Монтевиль сам является заговорщиком?…

Не успел де Тресси договорить, как низкая дверь рядом со столом Луи отваривалась, и в кабинет буквально ворвался герцог де Монтевиль собственной персоной. Де Тресси знал, что за кабинетом короля имеется потайная комната, но не догадывался, что мерзавец Монтевиль близок к корою настолько, чтобы тот позволял ему сидеть там и подслушивать.

- Это ложь! - вскричал герцог, едва не бросаясь на де Тресси. - Это наглая ложь! Ваше Величество знает, как я предан короне и вам лично. Заговорщик среди нас только один - и это не я!

- Не кричите так, Монтевиль, - поморщившись, прервал его Луи. - Я знаю, что вы преданы мне не меньше, чем де Тресси.

- Разумеется, предан! А этот негодяй… - продолжал горячиться тот, презрительно скривившись, обращаясь к герцогу: - я не думал, что вы так низко падете, де Тресси!

- Что вы сказали?! - вскричал и де Тресси, кладя руку на эфес шпаги. - Уж не желаете ли вы ответить за свои слова?…

Луи прикрыл глаза и утомленно потирал виски, безмерно устав от криков. Ладно бы это был единичный случай, но де Тресси и Монтевиль устраивали перепалки всякий раз, когда по неосторожности или незнанию их оставляли в одной комнате.

Наконец, король не выдержал и, резко встав со стула, ударил ладонью по столешнице, прекращая шум и повышая голос:

- Прекратить! Прекратить немедля! Вы меня с ума сведете!

- Но, Ваше Величество, ведь письма… - начал было Монтевиль, но его грубо оборвали.

- Молчать! - снова рявкнул король и, как будто сам устыдившись своего голоса, срывающегося на визг, упал в кресло: - Вот видите? Видите, что вы со мной сделали? Вы когда-нибудь слышали, чтобы я кричал? Убирайтесь оба с глаз моих - я не желаю видеть вас до тех пор, пока вы не решите свои проблемы!

- Простите, Ваше… - попытался и де Тресси.

- Вон! - снова встал король, безапелляционно указывая на дверь. - Оба!

Оба мужчины, разом примолкнув, попятились к двери, понимая внезапно, что перепалка в кабинете короля это действительно слишком - даже для них.

Как бы это не вылилось в действительно серьезные репрессии…

Герцог де Монтевиль выскочил из покоев короля, бормоча себе под нос ругательства в адрес де Тресси. Подумать только, этого человека он столько лет считал своим другом, и всего лишь недавно его еще мучило чувство вины за то, что Жизель предпочла в мужья его, а не де Трееси! А теперь? Обвинить его, Монтевиля, в заговоре против короля! Каков подлец…

Давно пробило полночь, и узкие улочки Парижа были пусты, если не считать, нескольких пьяниц, горланящих неприличные песни, да парочку девиц легкого поведения, кокетливо поглядывающих на герцога с балкона. Монтевиль не видел их, он и дорогу-то почти не различал, потому как его сводила с ума ярость. Герцог мчался в кабак, находящийся в двух кварталах от Лувра: ему необходимо было сейчас выпить.

Когда дорогу ему преградил детина, которого и так-то нелегко обойти, Монтевиль окончательно рассвирепел:

- Дайте мне дорогу, сударь!

Но детина не только не отошел, но вынул из-за пояса кинжал и шагнул навстречу ему. Монтевиль попятился, ибо уже догадывался, что тот задумал. Но, отступив, тут же услышал голос сзади?

- А не то - что? - И издевательский смех нескольких голосов.

Оглянувшись, Монтевиль сообразил, что его окружили: на узкой улочке было человек шесть с уже обнаженными клинками, они обступали герцога плотным кольцом, а детина справа, не долго думая, и вовсе бросился на него с кинжалом. Герцог едва успел увернуться, но в этот же момент шпага ударила слева, порвав его одежду.

Дальше Монтевиль помнил только град ударов, обрушившийся на него со всех сторон - он защищался отчаянно, но понимал, что долго не выдержит. Филипп де Монтевиль, увы, не являлся хорошим фехтовальщиком, и все об этом знали: у него были слишком тонкие и изящные руки, чтобы достаточно умело управляться со шпагой, а его тело, слишком изнеженное, быть выносливым просто не могло.

Когда тот же здоровенный детина все же выбрал момент и нанес новый удар, вонзив острие в грудь Монтевиля, тот понял, что это конец. Сейчас последним его желанием было узнать - кто их подослал. Он догадывался кто, но именно сейчас понял, что все бы отдал, лишь бы эта догадка не подтвердилась…

Скрежет металла, самодовольные крики убийц и боль от вонзившегося в плоть кинжала стали восприниматься Филиппом как будто сквозь пелену, а отчетливой и совершенно реальной стала сейчас трава, что растет вокруг великолепного Фонтенуа-ле-Шато, где родился Филипп, и где они с Тьенно [18] в детстве носились как угорелые.

Прикосновения этой травы - колючей, теплой, с изредка попадающими под ступни камешками - стали для Филиппа так реальны, что невольно он улыбнулся. Но потом снова пришла боль - только не в груди, а в ноге. Тьенно тысячу раз говорил ему не бегать за лугом, там, где начиналось подножие Вогезов [19], а Фил, который был на три года младше, не слушался. И в этот раз он, желая доказать свою самостоятельность, мчался впереди всех по скалистой тропке, но не разглядел расщелину между скал и с размаху свалился в нее…

Дико болела голова от удара о камень, лицо было разбито в кровь, а ногу в районе щиколотки пронзала такая боль, что семилетний Филипп не мог ни думать, ни внятно говорить, только орал безумно: «Тьенно, Тьенно!».

Брат что-то говорил ему, стоя на краю, и протягивал руку, но расщелина была слишком глубокой, не меньше полутора туазов [20], и Филу не удалось бы выбраться, даже если бы он попытался.

Рядом с Тьенно показалось перепуганное личико Жизель - девочки из деревни, компаньонки младшей сестры Филиппа, которая, однако, гораздо чаще играла с ними, чем с сестрой.

- Беги в замок! Скорее, позови кого-нибудь! - наставительно и серьезно наказал ей Тьенно.

Девочка кивнула и со всех ног бросила назад, а Тьенно, сев на край расщелины, просто спрыгнул вниз, к нему. От неожиданности Фил даже перестал плакать:

- Зачем ты спрыгнул? Мы теперь не выберемся отсюда?!

- Я тебя не оставлю одного, - сказал только Тьенно и крепко взял ладонь брата в свою.

Сквозь рассеивающуюся пелену он видел, силуэт высокого и сильного мужчины, который яростно отбивался от тех, кто напал на Филиппа.

- Тьенно… - прошептал Филипп де Монтевиль, возвращаясь в реальность.

Впрочем, он быстро понял, что это не Этьен де Тресси. Это был молодой мужчина, почти юноша, в сером простом жюстокоре, с вьющимися каштановыми волосами. Весьма умело орудуя шпагой, он отбивал нападение одного из убийц, а кинжалом, зажатым в левой руке, оборонялся от второго. Ловко повернувшись, он с размаху всадил шпагу в тело третьего, нападающего со спины, а потом, заметив поднимающегося на ноги Монтевиля, спросил:

- Вы целы, сударь?

Вместо ответа Филипп приложил ладонь к кровоточащей груди, но понял, что, как ни странно, чувствует себя довольно сносно. Должно быть, ему повезло, и лезвие кинжала наткнулось на ребро, порезав лишь кожу.

- Кажется, да… - поднимая с земли свою шпагу, отозвался он.

Двое убийц уже лежали на мостовой, не шевелясь, третий корчился на острие шпаги неизвестного помощника, а еще с двумя тот вполне справлялся. Заметив подбирающегося к ним еще одного убийцу, Филипп бросился на него со шпагой. Бои один на один удавались ему лучше, тем более что нападавший был уже порядком измотан, и через пару минут борьбы, Филипп сумел даже обезоружить его и загнать в угол.

За мгновение до того, как проткнуть его шпагой, Монтевиль остановился и, уперев острие в грудь убийцы, яростно спросил:

- Кто тебя послал?! Отвечай!

- Я… я не знаю точно… - промычал он, глядя на клинок полными ужаса глазами. - Он назвался просто де… де Тресси…

Монтевиль сам не ожидал, что это вызовет в нем такую реакцию, но его рука словно онемела, и шпага со звоном выскользнула на каменную мостовую. Филипп и сам без сил упал на колени, что есть мочи вцепившись в собственные волосы.

- Нет!… - сдавленно прорычал он.

Его даже не волновало, что недобитый им убийца мог сейчас легко зарезать его, но тот, лишь обрадовавшись, что сохранил на сегодня свою жизнь, бросился бежать с этой улицы.

- Сударь, да вы истекаете кровью! - услышал он голос над головой. По-видимому, это был все тот же добровольный помощник.

Теперь уже на улице стаяла тишина - все нападавшие или разбежались, или были мертвы.

Монтевиль попытался взять себя в руки и, опираясь на шпагу, поднялся на ноги:

- Как ваше имя, сударь? - спросил он, глядя в лицо спасшего его.

- Шарль де Руан, мсье.

- Филипп де Монтевиль, - он коротко кивнул и крепко пожал его руку, - вы спасли мне жизнь, мсье де Руан, я этого не забуду.

- Сударь, да вы едва стоите… - заметил де Руан и перекинул его руку через свое плечо, не давая упасть. - Вам нужно к лекарю!

- Да, пожалуй, - согласился Филипп, - буду вам премного благодарен, если поможете мне добраться домой, в Лувр.

- Куда?! - изумился молодой человек, но тут же взял себя в руки: - да, разумеется.