Милая Шарлотта

Глава 39. ДВА КРАЙНЕ ЗАМАНЧИВЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Когда закончился фейерверк Шарль и Жоржетта поспешили оставить господ де Виньи: вечер не закончился скандалом - уже хорошо. Жоржетта хотела поехать домой, но Шарль, понимая, что снова вызовет недовольство супруги, все же решил настоять:

- Мы не можем уехать, не поздоровавшись с герцогом! Это не вежливо… Вы идете со мной?

- Нет уж, - наотрез отказалась она, - я слишком устала для еще одной встречи.

Поискав глазами, Жоржетта приметила свободное кресло у стены, где сидели пожилые не танцующие дамы, и направилась к нему, пока не заняли. Шарль не стал ее уговаривать: у него был разговор к герцогу и лучше бы, чтобы Жоржетта его не слышала.

К счастью, в этот раз он искал де Монтевиля недолго: тот, как ни в чем не бывало, спускался с лестницы, ведущей на балкон.

- О, Шарль, друг мой! - обрадовался ему герцог. - Как хорошо, что вы откликнулись на наше приглашение.

- Да-да, мы с супругой безмерно благодарны вам, но я хотел бы поговорить о другом…

В этот момент взгляд Шарля наткнулся на красивую блондинку, спускающуюся по той же лестнице, что и де Монтевиль. На губах ее блуждала самодовольная улыбка. В следующий момент Шарль вспомнил, что это мадемуазель де Жув - дочь его соседей в Аквитании. Как же тесен мир…

Лишь на мгновение ему показалось странным, что та, как и герцог, спускается со второго этажа, хотя все гости должны были смотреть фейерверк. Но, так как в его мыслях и без того был сумбур, задерживаться на персоне мадемуазель де Жув Шарль не стал.

- …сударь, - продолжил он, - я только сказать вам, что тот человек - де Тресси - которого назвали убийцы, он здесь, в Лувре! - Шарль не мог не заметить, как напряглось лицо де Монтевиля при упоминании этого имени. - Я думаю, он занимает какое-то высокопоставленное место. Вы же не можете оставить этого - де Тресси неспроста желает вашей смерти. А что, если он повторит попытку…

- Де Тресси - это мой кузен, - прерывая поток взволнованной речи Шарля, сказал де Монтевиль.

- О… - сконфузился Шарль, - я не знал. Тогда, должно быть, это все не мое дело…

- Нет, отчего же! Вы ввязались в ту драку, рисковали своей жизнью, так что вы имеете право знать. Де Тресси не просто родственник мне - мы росли вместе. Он рано остался сиротой, и мои родители воспитывали нас, как родных братьев. Это было очень давно, но тогда мне казалось, что мы не расстанемся никогда. Мы мечтали, как поедем в Париж, как устроимся на службу к королю, будем бок о бок командовать войсками в очередной войне с Испанией. Быть может, так все и было бы, если б не Жизель… Я знал, что де Тресси влюблен в нее. Но я же не виноват, что Жизель ответила взаимностью мне, а не ему?

Де Монтевиль, сказав это, просящее посмотрел на Шарля, как будто ждал его одобрения. Шарль не знал, что сказать:

- Он возненавидел вас только за то, что вы более удачливы в любви?

Монтевиль отвел взгляд, несколько смутился, но все же ответил:

- Не все так просто…Жизель была не ровней нам. И мои предки, и предки де Тресси долгие века были близки к королям, а происхождение Жизель - только это между нами, Шарль - весьма туманно… мои родители любили ее, потому как она тоже росла с нами, но я не смел даже надеяться, что наш с нею брак они одобрят. Признайся я ей в своих чувствах, это принесло бы одни беды - так я считал тогда. Я хотел, как лучше, понимаете, Шарль?

О да, Шарль понимал. Не знал только, отчего из-за действий из лучших побуждений часто выходит взаимная ненависть и сплошные неприятности.

- Этьену было проще, - продолжал Монтевиль, - у него был титул, было наследство родителей, но не было их суровых наставлений и запретов. Он был свободен в выборе невесты, в отличие от меня. Кроме того, Этьен всегда отличался смелостью, независимостью… он не побоялся неодобрения общества и предложил Жизель стать его женой. Она согласилась. Я не осуждаю ее: она знала Этьена с детства, видела его любовь - а я упорно молчал о своих чувствах. Даже более того, был первым, кто поздравил их с помолвкой.

Они уехали в Париж, чтобы обвенчаться. В течение двух месяцев я боролся с собою, а однажды не выдержал и поехал за ними, чтобы отбить Жизель у своего брата. Я думал тогда только о том, что, если упущу эту женщину, то никогда себе этого не прощу. Жизель в тот же день расторгла помолвку с Этьеном, и мы обвенчались в маленькой церкви.

- А как же ваши родители? Они приняли Жизель?

Монтевиль криво улыбнулся:

- Пока мы росли, моя матушка любила приговаривать, что Жизель ей как родная дочь. Ставила нам с Этьеном в пример ее манеры, умение разговаривать, ее тягу к знаниям… Когда же я привез молодую жену в замок… я не думал, что матушка знает столько вариация слова «шлюха». Я был лишен крова и наследства, мне оставили только некоторое содержание. Маменька так и не простила меня до самой своей смерти. А отец, лишь умирая, призвал меня к себе и официально восстановил в правах.

- И все же вы поступили смело, борясь за счастье женщины, которую любили, - ответил Шарль. - Я восхищен этим… не каждый бы решился.

- Да, Жизель тоже постоянно мне это говорит, но… я предал друга. Вы, должно быть, понимаете, что де Тресси чувствовал, когда его свадьба расстроилась? Он тогда страшно разгневался, вызвал меня на дуэль, а потом сам же на нее не явился - так как был мертвецки пьян. После он выпросил место командующего одним из дивизионов и умчался сражаться за Франш-Конте [22]. Признаться, даже после того, как он нанял людей, чтобы убить меня, я все еще чувствую свою вину.

- Вы не правы, - упрямо покачал головой Шарль. - Хотя бы ради спокойствия вашей супруги вы должны доложить о произошедшем королю. Де Тресси не может остаться безнаказанным!

«И продолжать соблазнять дам», - добавил Шарль про себя.

Хотя сразу же убедил себя в том, что отношения де Тресси с Шарлоттой - какого бы рода эти отношения не были - здесь абсолютно не при чем.

- Это все уже не имеет значения, друг мой, - продолжил Монтевиль, - в пятницу мы с женой отбываем в наш родовой замок - подлечит мои раны.

- Вот как? - изумился Шарль. Отчего-то ему показалось, что Монтевиль хочет не столько подлечиться в замке, сколько желает сбежать от необходимости решить проблемы с де Тресси. - Я рад за вас.

- Чему здесь радоваться? - скривился в гримасе Монтевиль. - Я ненавижу деревню, а главным образом воспоминания, которые она вызывает… век бы не возвращался в тот замок, но Жизель его любит. Кроме того, действительно существует вероятность, что де Тресси подошлет убийц еще раз. Лучше действительно какое-то время пожить в Фонтенуа-ле-Шато. Ума не приложу, чем я стану там заниматься…

- Фонтенуа-ле-Шато? Это на севере, в Лотраингии? - оживился Шарль: - там же замечательные места! Я слышал, что в лесах у подножия Вогезов водится огромное количество оленей - можно знатно поохотиться.

- Да, места там славные. Вот только Жизель не приветствует охоту, а заниматься этим в одиночку - что за удовольствие?… - он вдруг с любопытством посмотрел на Шарля: - друг мой, а что, если вы погостите у нас, в Фонтенуа-ле-Шато? Мы бы поохотились вдоволь, а наши жены, я уверен, с удовольствием бы подружились. Как вы на это смотрите?

Признаться, Шарль смотрел на это с большим интересом. Он много читал о Лотарингии и мечтал побывать там, а сейчас был реальный шанс эту мечту осуществить. Кроме того, оставаться в Париже и каждый день опасаться встретиться с Шарлоттой или участвовать в нелепой погоне Жоржетты за маркизатом - эта перспектива его не радовала. И возвращаться в Шато-де-Руан не очень-то хотелось: сейчас, зимой, там, должно быть, невероятно уныло.

Шарлю очень хотелось принять предложение герцога, но… что скажет Жоржетта? Ох уж эта необходимость все решать с оглядкой на жену!

В то время, когда Шарль в очередной раз подсчитывал минусы своего женатого положения, его супруга продолжала сидеть в другом конце залы, обмахиваясь веером и утомленно поглядывая на танцующих. Жоржетта все еще сожалела, что с наследством ничего не вышло: ужасно обидно было возвращаться в Шато-де-Руан, зная, что они упустили свой единственный шанс разбогатеть.

И момент, когда Жоржетта в очередной раз горестно вздохнула, перед ней вдруг вырос мсье Госкар. Она даже не успела заметить, как тот подошел:

- Сударыня, если следующий танец у вас не занят, могу ли я рассчитывать на ваше расположение?

Жоржетта снизу вверх смотрела на его лицо и искала намек на шутку, издевку - на что угодно, что объясняло бы, с чего он вдруг подошел. Не ждала она от этого человека ничего хорошего. Стоило бы выдумать предлог для отказа, но так как ничего на ум не приходило, Жоржетта выдавила из себя:

- Да…

И он тут же отошел, не сказав больше ни слова. Жоржетта же принялась с удвоенной силой обмахиваться веером, потому как ее бросило в жар. Она никак не могла раскусить мсье Госкара: два раза они с Шарлем виделись с ним, и оба раза он поставил их в самое неприятное положение, какое только можно вообразить. Делал ли он это нарочно? Едва ли… Да и зачем ему это?

Что же тогда - он простачок, который, сам того не ведая, создает другим проблемы? Тоже не похоже: уж кто-кто, а он явно не так прост, как кажется. И его манеры - они превосходны, без преувеличений.

Кроме того, он… довольно недурен собой. Нет, это, конечно, не Шарль с его завораживающим мягким взглядом и профилем, словно бы срисованным со старинной монеты, но черты лица мсье Госкара были, безусловно, приятны, хоть и несколько грубоваты.

Заметив, однако, что искоса наблюдает за мсье Госкаром уже не первую минуту, Жоржетта опомнилась и отвернулась. Сам Госкар при этом не взглянул на приглашенную им даму ни разу - быть может, он вовсе забыл о танце? Пожалуй, это было бы лучше всего…

Но мсье Госкар не забыл. Как только музыка затихла, он любезно раскланялся с сударем, с которым разговаривал в это время, и направился к ней.

Им предстояло танцевать куранту. Что за невезение: лучше бы это была аллеманда или хоть ригодон, полные замысловатых движений. Куранта же - танец медленный, где пары, держась за руки, делают изящные па, во время которых сам Бог велел вести разговоры - уже заранее неприятные Жоржетте.

Собственно, она не ошиблась:

- Вам не идет этот цвет, - это было первое, что сказал Госкар, едва заиграла музыка. - Попробуйте лучше теплые оттенки на платья.

Жоржетта ответила не сразу. Право, она и сама догадывалась, что не умеет одеваться, но зачем же вот так говорить об этом вслух! Но она сделала вид, будто замечание ее ничуть не задело:

- Я посмотрю, вы очень разбираетесь в моде - общение с мадам де Виньи пошло вам на пользу.

- Хм, мы живем в такую эпоху, сударыня, что разбираться в моде должен каждый, вы так не думаете?

- Я думаю, что в мире есть вещи, гораздо более важные, чем наряды, - ответила Жоржетта с ноткой наставительности в голосе.

- Забавно… - отозвался Госкар. И, вроде бы, замолчал. Жаль, что не на долго: - А какие, позвольте спросить?

Какие, какие!… Разумеется, в мире полно важных вещей, но Жоржетта была так рассержена, что все вылетело из головы.

- Вы что, действительно считаете, что самое главное в жизни - правильно выбрать платье?! - уже с явным раздражением спросила она.

Госкар негромко рассмеялся:

- Разумеется, нет. Просто мне очень хотелось услышать от вас что-нибудь о голодающих детях в Африке или о бедняках Парижа. Из уст дамы, которая надела на себя столько бриллиантов, это звучало бы просто изумительно.

- Вы считаете, что я ношу слишком много бриллиантов? - уточнила Жоржетта, уже даже не злясь - злиться на такого беспардонного человека, кажется, бесполезно.

- Да, считаю, - подтвердил тот, не изменившись в лице. - Это вас старит.

- Вы всегда говорите то, что думаете? - уже со смехом спросила она.

- Стараюсь. А это плохо?

- Да, это плохо! - в лицо ему заявила Жоржетта, после чего выдернула свою ладонь из его руки и, подобрав юбки, покинула центр залы прямо посреди танца.

Она видела, что остальные танцующие оборачивались то на нее, то на Госкара, и даже музыканты сбились, решив, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

Разумеется, бросать партнера во время танца, да еще так демонстративно - было верхом неприличия. Но Жоржетта все же радовалась, что сделала это: пусть-пусть окружающие подумают, что мсье Госкар сделал или сказал нечто отвратительное, чего даже такая сдержанная дама, как мадам де Руан стерпеть не смогла. Тем более что это не так уж далеко от истины.

Усевшись на прежнее же место, Жоржетта снова начала обмахиваться веером и старалась не замечать косых взглядов. Раз или два она находила в толпе Госкара, чтобы увидеть его негодование, и как только убеждалась, что он поймал ее взгляд и увидел, насколько она презирает его, поспешно отводила глаза.

Какой же все-таки мерзкий сегодня день! И куда пропал Шарль!

Наконец, устав ждать, она поднялась с кресла, чтобы найти его. Только не успела сделать и двух шагов, как увидела направляющего к ней сквозь толпу Госкара. С обычной свей полуулыбкой, переходящей в усмешку, он поклонился ей.

- Желаете еще раз со мной станцевать? - с деланной любезностью осведомилась Жоржетта.

- Нет, мадам, оного раза было вполне достаточно. Я хотел извиниться, если невольно обидел вас чем-то. Поверьте, я не хотел. Его Милость барон де Виньи с супругой уезжают, так что вынужден попрощаться с вами, сударыня, - с этими словами он взял руку Жоржетты и легонько коснулся ее губами. Когда же он выпрямился - то ли у него приключился нервный тик от усталости, то ли Жоржетте просто показалось, но было ощущение, что он ей подмигнул.

Но больше всего взволновало мадам де Руан даже не это, а то, что отныне руку ее жег маленький бумажный комок, зажатый в ладони и оставленный мсье Госкаром. Это что же - записка?! И где этот наглец натренировался так ловко вкладывать их дамам?

«Жду Вас сегодня в полночь в саду Тюильри. Мог бы Вам описать истинную цель нашей встречи, но, так как правду Вы не любите, то приглашаю Вас полюбоваться маргаритками из Аквитании».