Джонатан ощетинился, но тут же заставил себя расслабиться. Будь он проклят, если доставит Галвестону удовольствие увидеть его злость.
— Я надеялся застать здесь мисс Джеймс.
Улыбка Майкла Галвестона больше напоминала насмешливый оскал.
— Входите.
— Кто там, Майкл? — раздался голос маленькой, хрупкой пожилой женщины, которая могла быть только матерью Девон. Она подошла к Галвестону и неуверенно посмотрела на Джонатана.
— Прошу прощения за вторжение, — сказал Стаффорд. Тон его ни в коей степени не соответствовал тому, что он думал. А думал он о том, что никогда еще так не злился на Девон, которая, оказывается, вовсе не порвала с Галвестоном, и на себя самого — за глупость. — Я Джонатан Стаффорд. Заехал повидаться с Девон. Она говорила, что будет здесь.
В прихожую вышла Девон. Увидев его рядом с Майклом, она едва не задохнулась от изумления, и выражение ее лица доставило Стаффорду мстительное удовлетворение.
— Джонатан! Что вы здесь делаете?
Он бросил на нее суровый взгляд, не пытаясь скрыть раздражение.
— Вы забыли, что приглашали меня к обеду? Не думал, что вас удивит мое появление.
— Нет… нет, конечно, нет. Почему вы не входите?
— Я уже вошел.
Ее взгляд молил о снисхождении, но Джонатан был непреклонен. Девон обернулась к матери. Тут в прихожую вышел и отец — коротенький, лысеющий, краснолицый мужчина.
Девон выдавила из себя улыбку.
— Ма, па, это мой друг, Джонатан Стаффорд. Майкл, ты помнишь Джонатана? Вы встречались в картинной галерее.
— Еще бы мне не помнить, — процедил Майкл.
Падди Фицсиммонс протянул гостю пухлую, мозолистую ладонь.
— Рад познакомиться. — При этом он смерил Джонатана взглядом, но мнение свое оставил при себе.
Миссис Фицсиммонс проницательно посмотрела на дочь, а затем улыбнулась Джонатану.
— Ну, мы ужасно рады, что вы пришли. Проходите в комнату.
А что еще ему оставалось?
— Я только на минутку.
— Глупости! — Она взяла Стаффорда за руку, мимоходом оценив великолепный покрой его блейзера цвета морской волны, и потащила в уютную гостиную, уставленную кучей накопившихся за долгие годы безделушек. Удобная мебель была накрыта белыми вышитыми салфеточками.
— Мы как раз перешли к десерту и кофе. Бьюсь об заклад, вы никогда не пробовали такого тыквенного пирога со взбитыми сливками. Сейчас я отрежу вам кусочек. А тыкву эту я вырастила своими руками!
Несмотря на кипевший в нем гнев, Джонатан улыбнулся. Юнис Фицсиммонс с первого взгляда пришлась ему по душе.
— Обожаю тыквенный пирог, — сказал Стаффорд, хотя всю жизнь терпеть его не мог. Хотелось сказать что-нибудь приятное этой милой маленькой женщине. Однако Девон он ничего приятного сказать не мог. И не собирался. Достаточно будет и того, если он сумеет сохранить вежливость.
Девон бросила на него взгляд, полный раскаяния и сожаления. Она пыталась заглянуть Джонатану в глаза, но горевшее в них обвинение заставило девушку отвернуться.
— Так Девон приглашала вас к обеду? — спросил отец таким тоном, словно обвинял ее в уголовном преступлении.
Она встала между двумя мужчинами.
— К сожалению, у Джонатана уже были другие планы. Он проводил праздник с сестрой и ее семьей.
Отец воинственно поглядел на Стаффорда.
— А своей семьи у вас нет? — Тон его был чересчур многозначительным.
— У меня восьмилетний сын. Он проводит уик-энд с двоюродными братьями.
Конечно, это вовсе не значило, что Джонатан женат. Но на лице Падди отразилось такое облегчение, что стало ясно: именно это он и подумал.
— Вы пропустили очень вкусное угощение, — сказал отец, слегка смягчившись. — Птичку весом в двадцать четыре фунта. Фаршированную устрицами. А Девон принесла горячие булочки и салат. Жаль, что вам не досталось.
— Ничего, как-нибудь в другой раз. — Но его колючий взгляд говорил о том, что другого раза, скорее всего, не будет.
— О да, это было бы чудесно, — жалобно сказала Девон. Она пыталась придумать, как бы потактичнее дать ему понять, что Майкла пригласили родители, или хотя бы намекнуть на это, но ничего не приходило в голову.
Родители тут же устроили Джонатану перекрестный допрос, который он выдержал с честью. Между тем изрядно сникший Майкл изо всех сил пытался сохранить лицо. Наконец Джонатан поставил на кофейный столик пустую тарелку из-под пирога.
— Замечательно, миссис Фицсиммонс. Действительно, самый вкусный тыквенный пирог, который я когда-либо ел. — Юнис просияла и принялась уговаривать его съесть еще кусочек, но Джонатан покачал головой и вежливо отказался.
— Боюсь, мне уже пора.
Он встал с дивана и выпрямился во весь свой внушительный рост.
— Так скоро? — поднялась следом Юнис.
— Я провожу вас до парадного, — вызвалась Девон, хватаясь за последнюю возможность искупить свою вину.
— Ну что вы, не стоит. — Не удостаивая ее взглядом, Джонатан принял из рук Юнис свое пальто.
Девон только улыбнулась.
— А я думаю, что стоит. — Взяв Стаффорда под руку, она подождала, пока тот попрощается с отцом, и решительно отвергла попытку Майкла присоединиться к ним. Наконец они вышли на лестничную площадку.
— Прости, Джонатан, я…
— Твои дела касаются только тебя, Девон. — Он нажал на кнопку вызова лифта. — Мне не следовало приходить без звонка.
— Я не приглашала Майкла. Это сделали родители.
Ему понадобилась секунда, чтобы переварить эту новость.
— Однако ты знала, что он будет здесь.
— Да, но…
— Могла бы предупредить. Не люблю, когда из меня делают дурака.
Девон покраснела как рак. Конечно, он был прав.
— Мне и в голову не приходило, что ты можешь зайти.
— Естественно. — Он вошел в лифт. — Я уже сказал, это касается только тебя.
Девон шагнула следом.
— Черт побери, Джонатан! Мы с Майклом просто друзья. Он не представляет для меня ни малейшего интереса. Я…
— Что «я»? — спросил он, когда дверь закрылась.
— Я… хотела быть с тобой.
Стаффорд прикинул, можно ли этому верить. Они молча спустились на первый этаж, но когда дверь лифта открылась, никто из них не двинулся с места. Джонатан обернулся к Девон.
— Если ты хотела быть со мной, у тебя еще есть такая возможность. Едем домой. Немедленно.
— А как же родители… Сегодня День Благодарения, и…
— И Майкл впридачу?
Она начала было отрицать это, но увидев его мрачное лицо и гневную складку у рта, поняла, что никакие слова не помогут.
— Я схожу за пальто.
Серо-голубые глаза бередили ей душу — полные чувственности, непреодолимо властные глаза, подернувшиеся синей дымкой при мысли о том, что она сделала выбор.
— Я подожду тебя здесь.
Девон облизала губы при мысли о предстоящих им часах. В животе забегали мурашки.
— Я недолго. Обещаю.
Как ни странно, когда она сказала, что уходит, родители ничуть не протестовали. Наоборот, казалось, что они даже довольны.
— Не беспокойся из-за посуды, — сказал отец. — Я сам помогу матери.
— Спасибо, папа.
— Твой мистер Стаффорд очень видный мужчина, — прошептала Юнис, крепко обнимая плечи дочери. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. — И к тому же ужасно милый.
Зато Майкл был вне себя.
— Если ты уйдешь с этим парнем, между нами все кончено.
— У нас с тобой все кончилось еще несколько недель назад. Забыл, что я вернула тебе кольцо?
— Не делай этого, Девон. Ты совершаешь ошибку. Джонатан Стаффорд тебе не пара. Он разгрызет тебя на куски и выплюнет — в точности как Пол. Но я эти куски складывать вместе уже не буду!
Девон почувствовала холодок под ложечкой. Это было возможно. Слишком возможно. Но решение было принято.
— Мы с тобой только друзья, Майкл. По правде говоря, всегда так и было.
— Девон…
Она оставила его стоять в прихожей и птицей слетела в вестибюль, где ждал Джонатан. Они поймали такси и поехали прямиком к нему. Миссис Дельгадо, его экономка, уехала на весь длинный уик-энд к детям, и вся квартира оставалась в их распоряжении.
— Давай пальто. — Джонатан помог снять его и повесил в шкаф. — А теперь платье.
— Что?
— Ты слышала.
Да, она слышала. Только не могла поверить.
— Но…
— Повернись.
Она неуклюже повиновалась и почувствовала, как замок молнии с легким треском скользнул вниз. Через минуту в руках у Джонатана оказалась вся ее одежда.
— Я забираю это в счет долга, — поддразнил он, оставил обнаженную и изрядно смущенную Девон стоять в прихожей и стремительно шагнул в коридор.
— Джонатан…
Он вернулся прежде, чем она успела запротестовать, поднял на руки и понес в спальню. Добравшись до изножья кровати, Джонатан отпустил ее колени, и девушка прикоснулась к его напряженному телу. Стаффорд медленно, не торопясь целовал ее, проникая языком в рот; тем временем его руки ласкали груди Девон, а кончик большого пальца возбуждал сосок, пока он не заныл от тянущей боли. Пульс ее участился, руки и ноги ослабели и стали податливыми. Дрожащими пальцами она расстегнула пуговицы на его рубашке и попыталась вытащить ее из брюк, но Джонатан поймал ее запястья и заставил лежать тихо.
— Не сейчас. Каждый раз, когда мы вместе, ты заставляешь меня терять голову. Я возьму тебя, но не раньше, чем дам тебе все, на что способен.
Девон облизала губы.
— Но я не думаю…
— Золотые слова. Вот и не думай. И вообще ничего не делай. Только чувствуй.
Джонатан осторожно положил Девон на спину и снова поцеловал ее. Горячий, ищущий язык раздвинул ей губы. Затем он лег рядом и прильнул к ней всем своим мускулистым телом. Толстое, твердое древко прижалось к ее бедру. Длинные пальцы прошлись по всему ее телу, погладили груди, скользнули по талии и принялись ласкать плоскую равнину ниже пупка.
Рот Стаффорда следовал за руками. Жадные губы нашли грудь Девон, тихонько пососали ее и спустились ниже. Когда горячее дыхание коснулось промежности, молодая женщина не выдержала этой сладостной пытки и застонала. При этом звуке черноволосая голова Джонатана приподнялась, но лишь на мгновение. Затем он снова вернулся к своему занятию, заставив Девон выгнуться дугой. Наконец он раздвинул ей ноги, устроился между ними, и это заставило девушку оцепенеть.
— Джонатан… — Она попыталась сесть, но Стаффорд вновь опрокинул ее на спину.
— Успокойся, любовь моя. Если тебе не понравится, я не буду настаивать.
— Я… я не знаю. Меня никогда…
Он приподнялся и крепко поцеловал ее в губы.
— О Боже, какая ты целомудренная. Даже не верится.
Но в этот миг она вовсе не была целомудренной. Она хотела Джонатана, жаждала его. Еще немного, и она унизится до мольбы.
— Пожалуйста, Джонатан, я хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь. Доверься мне. Потерпи еще чуть-чуть.
Он оторвался от Девон ровно настолько, чтобы успеть сбросить с себя одежду, а затем снова целовал ее груди, спускаясь все ниже и ниже, пока не развел ей бедра в стороны и не разместился между ними. Когда рот Джонатана вновь приблизился к ее самому чувствительному месту, руки Девон стиснули стеганое пуховое одеяло. Стаффорд поглаживал ее губки, лизал их, нежно сосал, и девушка все глубже погружалась в водоворот неслыханного наслаждения. Он прекрасно знал, где и как трогать ее, с какой силой, где следует двигаться быстро, а где медленно. Девон задыхалась, ее пальцы впились в волосы Джонатана.
Он не остановился до тех пор, пока Девон не испытала оргазм. Что-то раскалившееся добела взорвалось внутри, она воспарила ввысь и полетела, полетела, по-прежнему чувствуя жгучее желание, чтобы Джонатан поскорее овладел ею.
— Пожалуйста… — Но этого можно было и не говорить. Он уже приподнял ее бедра и вонзил в них свою толстую, горячую, твердую плоть. Затем Джонатан отодвинулся почти на всю длину члена и рванулся вперед, до отказа заполнив ее своим могучим мужским телом. С каждым движением, с каждым биением сердца в нем нарастала страсть, и это возбуждало Девон как ничто другое.
Она выгнула спину и приняла Джонатана в себя, сгорая от наслаждения, впиваясь пальцами в его мускулистые плечи и широко разводя колени, чтобы дать ему возможность проникнуть еще глубже. И снова ее унесла волна блаженства и невероятной неги, заставившей забыть ощущение собственного веса. Напоследок она как сквозь слой ваты услышала, что шепчет его имя, услышала его стон, ощутила, как напряглись его железные мускулы, и ее затопила огненная струя мужского семени.
О Боже милосердный… Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Они замерли в объятиях друг друга, стремительно летя в бездну. Лишь много времени спустя палец Джонатана коснулся ее щеки, прошелся по шее и двинулся к плечу.
— Ты была восхитительна…
Девон едва хватило сил, чтобы благодарно улыбнуться в ответ.
— Ты тоже.
— Забавно… Я знаю сотню эротических фокусов, сотню способов усилить наслаждение, испытываемое и женщиной, и мужчиной. — Палец Джонатана лениво ласкал ее сосок. — Но стоит мне лечь с тобой в постель, и все мои знания летят в форточку.
— А разве то, что ты делал со мной, не называется эротическими фокусами?
Золотистый свет лампы делал его улыбку особенно порочной.
— Милая Девон, это был образец чистой мужской похоти. Я должен был ласкать тебя еще и еще, познать все тайные уголки тела, которые ты так долго от меня прятала. — Он поцеловал ее в губы, и Девон ощутила запах собственного мускуса. — Понимаешь, о чем я говорю?
— Мне всегда хотелось узнать, что это такое.
— Ну вот, теперь ты это узнала.
— Да. — Она улыбнулась. — Но в один прекрасный день ты можешь пожалеть об этом.
Джонатан засмеялся и подмял ее под себя.
— Сомневаюсь, любимая. Очень сомневаюсь.
И это было похоже на правду. Плоть Джонатана воспряла и была готова вновь овладеть ею. Они занимались любовью весь остаток дня и вечер, засыпали, просыпались и начинали все сначала.
Так продолжалось весь уик-энд. Казалось, оба они не могли насытиться. Но они занимались и еще кое-чем. Например, поздним морозным вечером гуляли по Пятой авеню, любуясь витринами магазинов Сакса, Лорда и Тейлора. Однажды сходили на новую экспозицию музея Метрополитен, а потом зашли в индийский ресторан и отведали «пастрами» на ржаной лепешке, с чесночной подливкой, маринованными овощами и яичным кремом. Джонатан признался, что уже много лет не пробовал это экзотическое блюдо.
— Я начинаю думать, что действительно оказываю на тебя дурное влияние, — поддразнила Девон.
— Не знаю, не знаю. Благодаря тебе я расслабился и научился отдыхать. Может быть, это как раз благотворное влияние.
Девон нежно улыбнулась ему. Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой. Что ж, кутить так кутить! Ради смеха она предложила съесть на ужин «суси». Джонатан выбрал маленький японский ресторан за углом его дома. Они насладились едой и вернулись в квартиру, надеясь пораньше лечь спать. Кончилось это тем, что они опять чуть не до утра занимались любовью.
В субботу утром их разбудил Танака Мотобу, пришедший на еженедельный урок каратэ.
— Проклятие, я совсем забыл позвонить и отменить занятия. Может, ты действительно оказываешь на меня дурное влияние. — Он метнул на Девон свирепый взгляд, но тут же улыбнулся.
Девон, слегка смущенная тем, что ее обнаружили в доме у Джонатана, постаралась отогнать от себя это чувство.
— Почему бы тебе и не позаниматься немного? А я тем временем поваляюсь в кровати, понежусь в ванне, приму душ и немного почитаю.
Он кивнул.
— Ладно. А ты не обидишься?
Она не обиделась. Наоборот, получила удовольствие, следя за последними пятнадцатью минутами урока. Легкие, грациозные движения обоих мужчин привели ее в восторг. Быстрота и уверенность перемещений Джонатана говорили о многолетних тренировках под руководством учителя. Хотя Танака говорил по-японски, Девон показалось, что несколько раз разговор шел о ней.
— Твой тренер не сводил с меня глаз, — сказала она, когда Мотобу ушел. — Могу поклясться, он говорил обо мне.
— Он о тебе очень высокого мнения. Для него ты «тенси» — ангел. Мало того, он прекрасно помнит, как ты тогда ворвалась к нам. После этого Танака и прозвал тебя моим огнедышащим ангелом.
— Неправда!
— Правда, правда.
Девон рассмеялась, а вслед за ней расхохотался Джонатан.
— Пожалуй, он прав, — в конце концов согласилась она. — По крайней мере, был прав в тот день. Я была просто вне себя.
— Ты была великолепна. Так прекрасна, так полна страсти. Мне хотелось сорвать с тебя одежду и овладеть тобой прямо на полу.
— В самом деле? — Они стояли в той же комнате. Джонатан еще не успел снять подпоясанную белую куртку и свободные короткие штаны. Он смотрел на их отражение в зеркальной стене спортивного зала и порочно улыбался. С той же скоростью и уверенностью, которую он демонстрировал во время занятий с Танакой, Джонатан провел подсечку, схватил девушку и упал с нею на пол, приземлившись на локти. Девон очнулась, лежа на прикрывавшем пол толстом пенопластовом мате.
— В самом деле. — Он наклонил голову и поцеловал ее. А потом, как ему и хотелось, они занялись любовью прямо на полу.
Позже, когда Джонатан сменил мокрый от пота спортивный костюм, а Девон надела желтый махровый халат, за которым пришлось съездить в пятницу, они сидели на коричневом кожаном диване у камина в его кабинете. Девон не могла припомнить, когда она чувствовала себя более непринужденно.
— Каким он был? — спросил Джонатан, нарушая уютное молчание.
— Майкл?
— Пол.
Девон положила голову Джонатану на плечо, и он убрал с ее лица пряди золотистых волос.
— Совсем не похожим на тебя. Пол так и не сумел стать взрослым. То есть он был им только с виду, но на самом деле подчинялся любому влиянию. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Думаю, да.
— Все мы суетились вокруг него — помогали ему закончить юридический факультет, встречались с нужными людьми, ходили по инстанциям, лишь бы помочь его карьере. Он говорил, что вскоре все пойдет по-другому, и иногда даже начинал дело, но ни разу не довел его до конца. Может быть, поэтому я и стала писателем. Я часто оставалась одна и скучала. Боялась, что Пол будет протестовать, потому что он требовал постоянного внимания, но, по правде говоря, он так ничего и не заметил. Когда надо, я всегда оказывалась под рукой, а в остальное время не путалась под ногами, и он был счастлив. Только позже я поняла, почему.
— Потому что он был обманщиком? — спросил Джонатан, вспомнив обстоятельства ее развода.
— Точнее, бабником. Пол был умным и красивым мужчиной, но страдал комплексом неполноценности. Он постоянно нуждался в том, чтобы его гладили по головке, а женщины, с которыми он спал, только это и делали.
— Как ты узнала об этом?
— Однажды днем я вернулась домой рано и застала его в постели с какой-то рыжей. Я собиралась пройтись по магазинам, а потом пообедать с Кристи, но у меня заболела голова. Ты не поверишь, но по возвращении мне стало куда хуже.
— И что ты сделала?
— Собрала вещи и ушла. Вскоре после этого мне начали рассказывать о его любовницах. Казалось, их был целый полк. Я не могла работать, не могла есть, не могла спать. Именно тогда я и начала испытывать тревожные состояния, но еще не знала, как это называется.
Джонатан поцеловал ее в шею.
— Тебе тяжело вспоминать об этом? Но я бы действительно хотел все знать.
Девон вздохнула.
— Это было самым странным временем в моей жизни. Когда это случилось в первый раз, я проснулась среди ночи и поняла, что не могу вздохнуть. Я лежала несколько часов, втягивая воздух в легкие и выпуская его. Сердце билось как бешеное, я обливалась потом и была уверена, что вот-вот умру. Когда настало утро, я совсем было собралась к доктору, но тут мне полегчало. Я решила, что во всем виновата какая-нибудь аллергия, укус насекомого или несвежая еда. Несколько недель это не повторялось, но зато началось другое.
— Что именно?
— Мне стало закладывать грудь. Что-то вроде приступа астмы. Иногда так не хватало воздуха, что я не могла говорить. Тогда же начались головокружения. Когда я стояла у прилавка магазина Сакса или в очереди на почту, пространство вокруг начинало вращаться. Мне приходилось брать себя в руки, чтобы не упасть.
— Почему же ты не пошла к врачу?
— Как же, я пошла. У меня взяли анализы, но ничего не нашли. Когда мистер Дэннон пригласил меня к себе в кабинет и предположил, что это мозговые явления, я ужасно испугалась. Я не могла обратиться к родителям, потому что не хотела волновать их. Кроме того, отец считает всех психиатров дорогой игрушкой для скучающих богачей, которые не могут сами справиться со своими проблемами.
— И в чем это выражалось?
Девон вздрогнула от внезапного озноба. Почувствовав это, Джонатан обнял ее.
— Если не хочешь, можешь не говорить.
— Не хочу. Мне тяжело вспоминать об этом. Но молчание здоровья не прибавляет. К тому же я не желаю, чтобы у нас были секреты друг от друга.
Джонатан ничего не сказал, но его тело непроизвольно напряглось.
— Это случилось однажды поздно вечером. Незадолго до этого позвонил Пол — он пытался доказать мне, что исправился, и просил дать ему еще один шанс. Я знала, что это неправда: только накануне Кристи сказала мне, что он еще встречается с этой рыжей. У меня кончались деньги, и я волновалась из-за договора на две новых книги, который должна была подписать с моим издателем. Мой редактор и литературный агент звонили и заставляли меня сделать это, но я не могла взять себя в руки и приехать к ним.
— Ничего удивительного, что у тебя появились проблемы со здоровьем.
Девон кивнула.
— Похоже на правду. Помню, я стояла у раковины и слышала, как жужжит машинка для уничтожения бумаги. И вдруг мне ужасно захотелось сунуть в нее руку. Невероятно: мои пальцы как будто отделились от тела, превратились в ненужный придаток. О Боже, Джонатан, как я испугалась! Только теперь я могу объяснить, что со мной произошло.
— И тогда ты позвонила доктору Таунсенду?
— Да. Кристи в это время путешествовала по стране. Я нашла фамилию Таунсенда в телефонном справочнике. Наверно, небеса сжалились надо мной.
— И Таунсенд поставил тебе диагноз «тревожное состояние».
— Да. Он сказал мне, что это хрестоматийный случай. Когда я поняла, чем вызваны симптомы моей болезни, мне сразу полегчало. Но я все еще боялась выходить из квартиры, боялась упасть в обморок, начать задыхаться или чего-нибудь в этом роде. Но мало-помалу эти признаки проходили, и я перестала ходить к Таунсенду. Только однажды повторилось нечто подобное, да и то в слабой форме… пока я не оказалась в «Стаффорд-Инне».
Джонатан придвинулся ближе и крепко обнял Девон.
— Той ночью симптомы повторились?
— Только некоторые. Сердцебиение. Затрудненное дыхание. Но там был еще и страх. Никогда в жизни я не испытывала такого страха.
Джонатан затих, обдумывая ее слова, но ничего не прибавил к сказанному. Это был интимный вечер, располагавший к откровенности. Она никогда не видела Джонатана таким спокойным и доверчивым. Когда Девон попросила Стаффорда рассказать о его разводе, он признался, что винит в происшедшем только самого себя.
— Я всегда был «трудоголиком». Я был молод, агрессивен и не понимал, что наношу этим вред семье. Я ведь не изменял жене, у меня не было других женщин. Во всем была виновата моя любовь к работе.
— Я уверена, что причина заключалась не только в этом.
— Конечно, нет. Бекки не была готова ни к замужеству, ни к воспитанию детей. Она не хотела ответственности за мужа и сына.
— Но она вышла за тебя замуж. Должно быть, она любила тебя.
— Не думаю, что кто-нибудь из нас по-настоящему знал, что такое любовь. Мы считали любовью всего лишь влюбленность. Да и родня давила на нас. Всем казалось, что мы подходим друг другу.
— А как же Алекс? Наверно, она любила сына.
— Бекки не выносила и мысли о беременности. Она обижалась на меня за то, что я был в этом виноват. Как назло, и роды у нее были трудные. После рождения Алекса наши прежние отношения так и не восстановились. Хотя сына Бекки любила. Конечно, она не уделяла ему столько времени, сколько требовалось, но сходила по нему с ума. Когда мы разводились, я боролся с ней за опекунство, потому что не был уверен, что она будет как следует воспитывать мальчика. Казалось, смерть Бекки ничему меня не научила, и только несчастный случай с Алексом заставил понять, что самое важное на свете — это люди, которых ты любишь.
Девон нежно улыбнулась. Джонатан получил горький урок, но сделал из него выводы. Далеко не каждый на его месте поступил бы так же.
Она стала расспрашивать о несчастном случае, но Стаффорд тут же замкнулся. Для одного вечера он и так слишком много рассказал о себе. Ей не хотелось нарушать установившееся между ними взаимопонимание.
Немного погодя беседа перешла на другие, менее серьезные темы, и в конце концов Стаффорд уложил ее на диван.
— Этот разговор утомил меня. Похоже, надо чем-то поднять себе настроение. — Он наклонил голову, ткнулся носом ей в шею, и к телу Девон прижалось что-то тугое и горячее.
— Кажется, ты всегда поднимаешь себе настроение одним и тем же способом. — Джонатан засмеялся, поцеловал ее, распахнул на Девон халат и начал ласкать ее груди.
— Как красиво… — прошептал он, захватывая губами сосок. Забыв обо всем, они занялись любовью, а потом Стаффорд взвалил ее на плечо, понес в ванную и с плеском опустил в «джакуцци». Прежде чем уснуть в его постели, Девон еще раз отдалась Джонатану.
Что ж, одно к одному. С Джонатаном было так чудесно, что о лучшем и мечтать не приходилось. И все же ее не покидали мысли о начатой книге и своем решении бросить ее. Думать об этом было тяжело, да и не имело смысла. Зачем портить себе настроение и даром тратить отпущенное им время?
Ленивые, чувственные дни и страстные ночи омрачило только одно. В воскресенье утром Джонатан прозрачно намекнул, что им придется расстаться до возвращения Алекса. Это причинило ей боль. Девон ясно давали понять, что отношения отца с сыном для нее табу. Надежда поближе познакомиться с маленьким Алексом, лучше узнать и со временем подружиться с ним растаяла как дым.
Ясно, что Джонатан еще не готов к таким отношениям. Он не собирался делить с ней привязанность сына. Это могло значить только одно: их связь будет недолгой.
Дай ему время, говорила она себе. Он боится, что это не пойдет Алексу на пользу. Мальчик и так потерял мать. Он пострадал от несчастного случая, закончившегося для него параличом. Джонатан защищал сынишку, и Девон не могла его упрекать за это.
Она продолжала думать о дальнейших намерениях Джонатана и о том, что случится, если ее растущее чувство к нему будет отвергнуто.
Вечером в воскресенье, сидя одна в своей квартире, Девон попыталась отогнать эти мысли. Она пробовала смотреть телевизор, но любая передача казалась смертельно скучной. Работа над «Следами» тоже не вдохновляла, хотя девушка прекрасно знала, как важно поскорее закончить книгу.
Она раскрыла роман, принадлежавший перу знакомой писательницы. Ее книги всегда доставляли Девон удовольствие. К несчастью, история властного исполнительного директора компании, обольщающего доверчивую молодую женщину, слишком напоминала ее собственную. В конце концов Девон отложила роман, погасила свет и легла спать.
Утром она позвонила Кристи и пригласила ее на ленч к Акбару — в их любимый ресторан на углу Парк-авеню и Пятьдесят восьмой улицы, где подавали блюда североиндийской кухни. После фиаско с Задаром она несколько раз разговаривала с Кристи, и та уговаривала ее не падать духом после одного-двух «фальстартов».
Теперь, когда они сидели напротив, уплетая жареного цыпленка с рисом по-тандунски и плоские лепешки только что из печки, которые Девон любила до безумия, настало время сказать Кристи о решении, принятом на прошлой неделе.
— Не верю, Девон. Ты не можешь бросить эту тему.
— Я все обдумала, Кристи. Это не сгоряча. — Девон рассеянно ковырялась в тарелке, перекладывая еду с боку на бок. — Конечно, трудно отказаться от идеи, но при этой мысли я испытываю непонятное облегчение.
Кристи потянулась за бокалом белого вина, и золотые браслеты на ее запястье звякнули друг о друга. Черные волосы девушки были зачесаны набок и перехвачены шарфом.
— Что же в нем непонятного? Просто избегаешь темы, которая тебе неприятна. — Кристи пригубила вино и поставила бокал на столик. — Лучше и не пытайся, Девон. Иначе всю жизнь будешь гадать, приключилась это на самом деле или ты сама все выдумала. Я не верю, что тебе это только почудилось. Ни на секунду не верю. Но ты в этом сомневаешься. По крайней мере, сейчас. Это будет грызть тебя, Девон. Я помню, каково тебе было, когда ты собиралась обратиться к доктору Таунсенду. На этот раз он тебе не поможет. Придется выкручиваться самой.
Девон откинулась на спинку стула.
— Кристи, есть и другие причины. Против этого мои родители… и Джонатан.
— Про Джонатана я знаю. Это тот парень, который предлагал тебе миллион баксов за то, чтобы ты ничего не писала?
— Его сын прикован к креслу. Естественно, Джонатан принимает эту историю очень близко к сердцу.
— Если главное для него сын, это значит, что Стаффорд лег с тобой в постель только ради того, чтобы заставить отказаться от книги. Сейчас ты делаешь именно то, на что он и рассчитывал.
Девон с отсутствующим видом повертела в руках вилку, а затем положила ее на стол. Есть расхотелось.
— Это я знаю.
— И тем не менее собираешься бросить?
— Да.
Кристи вздохнула.
— Хотелось бы мне найти подходящие слова, чтобы убедить тебя не делать этого. Я знаю, как важна для тебя вся эта история. От нее нельзя отмахнуться.
— Почему ты так уверена? Может, мне лучше вовсе об этом не думать. Может, взглянуть в лицо правде будет гораздо тяжелее, чем отказаться от попыток ее узнать.
— Или наоборот.
Девон приготовилась к спору, но Кристи остановила се, помахав унизанной кольцами рукой.
— Ладно, ладно. Больше я не скажу ни слова. — Она накрыла ладонью судорожно сжавшуюся кисть Девон. — Ты же знаешь: что бы ты ни решила, я поддержу. Наша дружба видела и не такие испытания.
Девон печально улыбнулась.
— Надеюсь, что это правда. — Но она совсем не была в этом уверена. Неужели Джонатан действительно использовал ее? Об этом говорил Майкл, а теперь и Кристи. Но страшнее всего была мысль о том, что в ту ужасную ночь в Стаффорде мозг сыграл с ней злую шутку. Если это так — значит, в глубинах ее подсознания таился враг более опасный, чем силы, с которыми она столкнулась в «Стаффорд-Инне».
— Ну, раз мы обо всем договорились, — через силу улыбнулась Девон, — почему бы не пройтись по магазинам?
Хотя Кристи ни на секунду не поверила Девон, ей оставалось только подыграть подруге.
— Хорошая мысль. Может, на этот раз нам удастся избежать столпотворения с покупкой подарков на Рождество.
— Это будет что-то новенькое.
Кристи рассмеялась. Обычно они покупали подарки в последние минуты сочельника. Девон оплатила счет чеком, поскольку на этот раз была ее очередь, и они вышли из ресторана.
Оказавшись на улице, она плотнее закуталась в кашемировое пальто. При мысли о том, как будут рады ее решению покончить с этой безумной затеей Джонатан и родители, у нее полегчало на душе. Какое счастье, что ей больше не придется иметь дело со столь отвратительным предметом! Слава Богу, решение принято. И все же она не могла избавиться от чувства, что предала кого-то.
Может быть, души, запертые в этом доме.
Или самое себя.