Молчаливая роза

Глава 5

Джонатан Стаффорд откинулся на спинку кожаного сиденья длинного черного лимузина. В салоне пахло не просто новой машиной — нет, тут веяло большими деньгами, властью и преуспеванием владельца. Справа от Джонатана находилась мягко светившаяся голубоватыми кнопками панель управления микроклиматом, стереосистемой и телевизором. Впрочем, последним Джонатан никогда не пользовался.

Стаффорд поуютнее устроился на мягкой серой коже, пытаясь сбросить напряжение, накопившееся за день. Сегодня он опять засиделся в офисе допоздна. На этот раз он изучал отчеты «Карстерс Интернэшнл» — огромной корпорации, владевшей «Пасифик Америкен», самым крупным изготовителем малотоннажных кораблей в стране. В свою очередь, «Пасифик» была наиболее крупным потребителем продукции заводов Стаффорда. В течение последних трех недель корпорацию «Карстерс» допекала фирма «Три-Стар Марин», пытавшаяся всучить ей полный ассортимент фитингов[6] из нового пластика. Келовар не боится коррозии, утверждала «Три-Стар»; он будет служить дольше, чем литые и штампованные металлические изделия, поставляемые компанией «Холидекс Индастриз», которая входила в корпорацию «Стаффорд Энтерпрайсиз». Если келовар был хоть на треть так хорош, как его нахваливала «Три-Стар», то «Холидексу» было впору закрываться.

Пока что Джонатан не выяснил всех подробностей, но выяснит непременно: секретов в делах конкурентов для него не существовало…

Лимузин свернул за угол на Мэдисон-авеню и проехал мимо недавно открывшегося книжного магазина «Брентано». За витринами было почти темно. В тусклом, беловатом мерцании люминисцентных ламп можно было разглядеть бесконечные полки, заставленные только что изданными книгами в твердых переплетах. Книга Девон Джеймс лежала на сиденье рядом с Джонатаном. Он рассеянно потрогал томик, но рассмотреть портрет на обложке в темноте было трудно. Зато он ясно помнил ее в жизни — гибкую, прелестную, чувственную от головы до пят, от светлых, блестящих волос до изящных щиколоток и маленьких ступней с высоким подъемом. Не раз и не два в течение дня он отрывался от дел и мысленно возвращался к женщине, так озадачившей его за ленчем. Она оказалась такой, как он ожидал, и в то же время обманула все его ожидания.

Насколько она умна? Ее книги свидетельствовали об остром, пытливом уме; видимо, она и в жизни была такой же. Не ошибся он и тогда, когда по снимку предположил, что женщина красива. Но оригинал действительно оказался лучше копии. Это не было избитым комплиментом.

Хуже другое. Девон Джеймс оказалась куда более проницательной, чем он предполагал. В отличие от большинства деловых партнеров и знакомых женщин, легко поддававшихся обаянию Джонатана (чем он обычно и пользовался), Девон уловила в нем скрытую агрессивность. Особенно озадачило его, что Девон не реагировала на хорошо отработанные улыбки, будто видела насквозь их искусственность. При всем том Джонатан чувствовал в ее характере мягкость — черту, которую Девон тоже пыталась замаскировать.

Заинтересовала Джонатана прежде всего внешность этой высокой, грациозной, элегантной блондинки с нежными коралловыми губами, тонкими скулами, красивыми ногами и маленькой высокой грудью. Хотя она была поджарой, как породистая борзая, однако от взгляда Джонатана не укрылись плавные изгибы ее фигуры. Он поймал себя на том, что пытается догадаться, какие у нее соски — бледно-розовые и тугие или коралловые и пухлые, как ее губы.

Джонатан чувствовал возбуждение. Он не мог припомнить, когда в последний раз был поражен женской внешностью. Еще в ресторане у него несколько раз напряглось тело при виде язычка Девон, слизывавшего крошки с уголка рта или с ложки. Учитывая цель встречи, он счел эту реакцию совершенно неуместной. Еще больше он корил себя за шальную мысль пригласить ее пообедать. Джонатан с самого начала понимал, что потребуется не одна встреча с Девон Джеймс, чтобы убедить ее отказаться от намерения написать книгу, но пригласить ее на обед к себе домой было безрассудством. Не безрассудством, поправил он себя, а проявлением вульгарной похоти. Все это было ему не нужно — и увлечение этой женщиной и ее вторжение в его личную жизнь. За последние три года дом, с его миром и покоем, стал для Стаффорда самой большой драгоценностью, крепостью, убежищем от суровых реальностей мира, местом, где он и его сын могли быть вместе. Даже Акеми только один раз побывала у него.

Мысли его переключились на маленькую азиатку. До последнего времени Джонатан был доволен ею и их спокойными отношениями. Красивая, умная, внимательная Акеми понимала нужды Стаффорда и никогда не лезла в его жизнь и дела. Девушка чувствовала себя счастливой, живя в снятой для нее роскошной квартире, получая щедрое содержание и пользуясь дозволенной свободой — конечно, без права встречаться с другими мужчинами.

— Вот мы и туточки, начальник, — сказал Генри, остановившись у обочины.

Джонатан усмехнулся — лондонские простонародные словечки, соскальзывавшие время от времени у Генри, неизменно забавляли его. Через затемненное стекло он взглянул на сверкающий, отделанный стеклом домище на углу Семьдесят шестой и Мэдисон-стрит.

— Так, мы приехали, — осторожно напомнил Генри.

Не дожидаясь, пока шофер выйдет и распахнет перед ним дверцу, Джонатан сам открыл ее и ступил на тротуар.

— У меня на семь вечера назначена встреча в городе, — сказал он водителю через открытое окно. — Лучше будет, если ты подъедешь за мной к шести.

— Эге, сэр. — Генри нажал на кнопку, и стекло поползло вверх, отрезав его от мира. Он коротко просигналил таксисту, предупреждая, чтобы тот не подъезжал слишком близко, затем дал газу, и длинная черная машина рванулась прочь.

Уникальный тип, подумал Джонатан, живо представив себе, как Генри умело пробирается сквозь уличные заторы. Поразительно: за пять лет, что этот малый служит у него шофером, ни одна из машин Стаффорда не получила ни царапинки. Улыбнувшись, Джонатан повернул к высокому дому, махнул рукой вахтеру в красно-бежевой униформе, стоявшему спиной к ветру, пересек тротуар и толкнул вращающуюся стеклянную дверь.

Освещенный хрустальной люстрой, вестибюль был отделан дорогим бежевым мрамором. Абстрактные картины в золоченых рамах висели на светло-коричневых стенах, толстый бежевый ковер покрывал пол. Джонатан едва кивнул охраннику за конторкой и прошел к лифтам.

Своим ключом он отпер дверь квартиры и вошел в переднюю с мраморным полом, где его ждала Акеми с коньячным бокалом в шафрановых пальчиках.

— Добрый вечер, Джонатан! — Она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы, обдав прохладным запахом ментолового полоскания для рта и его любимого джина «Пинк Леди». От гвоздичного цвета кимоно веяло духами, тонкой смесью ароматов розы и пряностей.

С помощью Акеми Джонатан снял кашемировое пальто, а потом взял предложенный ею бокал бренди.

— Аригато![7]— сказал он.

Джонатан неплохо говорил по-японски, по-французски и по-испански.

Акеми проводила Стаффорда в гостиную, и он тяжело опустился на обитую белым шелком тахту, вытянув перед собой длинные ноги.

Она обошла тахту и принялась массировать ему плечи. Ее крохотные ручки были на удивление сильны для женщины, чей рост не превышал полутора метров, а вес — ста фунтов. У Акеми Кумато были длинные черные волосы, ниспадавшие до талии, большие черные миндалевидные глаза, изящно очерченные губы и маленький точеный носик. Кожа — цвета кофе со сливками и такая же теплая.

— Я чувствую, ты слишком напряжен, айдзин[8]. Почему бы тебе не принять ванну, а потом не сделать массаж?

Джонатан устало вздохнул. О лучшем он и не мечтал, для этого и приехал. Не считая прочих утех.

Он взглянул на маленькую женщину, молча представил себе, что его ждет сегодня вечером, и мужское тело откликнулось на ее призыв.

Акеми была многоопытной партнершей, знавшей толк в искусстве любви. Он — тоже. За годы близости они доставили друг другу море наслаждения. Акеми давала ему возможность перевести дух после долгих часов работы, отключиться от проблем воспитания ребенка, забыть ужасное чувство вины за происшедшее. Хотя их отношения нельзя было назвать любовью в полном смысле этого слова, бывая с нею, Стаффорд впадал в чудесное, безмятежное состояние. По крайней мере, так было до недавних пор. Но за последние несколько недель в Джонатане стало нарастать некое беспокойство; порою он задумывался, не слишком ли мало души и времени уделяет ей. Но и желания брать на себя какие-либо серьезные обязательства у него не возникало. Учитывая тяжкий груз ответственности за фирму и сына, у него просто не оставалось времени на что-то иное…

— Ну, пошли, — улыбнулась Акеми, видя, как оттопырились брюки Джонатана. Значит, предложение было принято. Она подняла Стаффорда с тахты. — Ванна почти готова.

Он последовал за ней в спальню, сдернул галстук и сбросил рубашку. Голый по пояс, он чувствовал кожей дыхание Акеми. Мелкими зубками она зажала его плоский, медно-красный, напоминавший монетку сосок; затем ее маленькие ладошки прошлись по его груди и принялись умело массировать мышцы, то растягивая, то сжимая их.

Акеми разомкнула пряжку его пояса, расстегнула молнию и потянула за штанины. Когда он переступил упавшие на пол брюки, девушка через хлопчатобумажные узкие трусики прикоснулась к его мгновенно затвердевшему телу. Она хорошо знала, что и как трогать. Знала задолго до их встречи.

Пока он заканчивал раздеваться, Акеми делала то же самое. Неторопливыми движениями, расчетливо раздразнивая его, она освободилась от розового кимоно и вынула из волос перламутровый гребень. Вообще-то она предпочитала американский стиль одежды, но знала, что расшитое кимоно нравится Джонатану, и умела хорошо и носить, и снимать его.

Обнаженные, они прошли в отделанную мрамором ванную и влезли в огромное изделие фирмы «Джакуцци». Акеми щедро плеснула в воду ароматического пенящегося масла для ванн, и бурлящая струя спрея тут же взбила холмы белой пены, покрывшей курчавые черные волосы на груди Джонатана. Запах роз заполнил помещение. Зеркальные стены, в которых отражались две черноволосые нагие фигуры, моментально запотели.

— Ты молчалив сегодня, айдзин. Что-нибудь случилось?

— Так, разное… Нервотрепка, напряжение…

— Хочешь, мы поговорим о твоих делах?

Будь эти дела чисто служебными, можно было бы и поговорить. Он знал, что может рассчитывать на ее внимание. Она никогда не брала на себя роль цензора или оппонента: он мог говорить все, что ему вздумается, на любые темы, и она не возразила бы ему. Порою Джонатану даже хотелось, чтобы она хоть в чем-то с ним не согласилась: было бы интересно выслушать ее соображения.

Но чаще всего Джонатан не посвящал ее в свои дела.

Неприятности, связанные с попытками «Три-Стар Марин» подсунуть свою продукцию фирме «Карстерс», беспокойство за сына, тревожные мысли о том, что может случиться, если Девон Джеймс и дальше будет копаться в его делах, и его ненужное, неуместное влечение к ней — вот темы, от которых он желал полностью отключиться. По крайней мере, в эти минуты.

— Нет, сейчас я хочу просто расслабиться.

Против воли воображение упорно рисовало ему прелестное, нежно улыбающееся лицо Девон. При этой мысли его пылавшее, подрагивавшее древко затвердело еще сильнее. Сердце мощными толчками нагнетало в него горячую кровь.

— Не беспокойся, айдзин, я с тобой. Я помогу тебе. — Акеми улыбнулась почти как Девон. Мягкие ее губы соблазнительно изогнулись. Под поверхностью воды ее рука поползла по бедру Джонатана. Рот нашел его рот, язык проскользнул внутрь, длинные черные волосы дразняще коснулись сосков. Когда девушка обняла его за шею, Стаффорд крепко прижал ее к себе и схватил за грудь. Несколько удивленная его торопливостью, Акеми протянула руку к одному из ярких разноцветных флаконов с кремами, жидкостями и гелями, предназначенными для возбуждения желания и продления акта, плеснула в ладонь немного ароматной маслянистой настойки женьшеня и натерла себе соски, чтобы они затвердели. В груди стало покалывать. Обычно Джонатан помогал ей, медленно распаляя страсть, пока жар соблазна не побуждал их перейти к главному. Оба отлично играли в эту игру. Но на этот раз он грубо раздвинул Акеми ноги и одним решительным толчком вошел в нее. Маленькая черноволосая женщина ахнула от удивления. Длинными, сильными движениями Джонатан довел ее до оргазма и через несколько секунд кончил сам, после чего откинулся на спину, положив голову на скользкий мраморный бортик.

— Джонатан, что это?.. — В голосе Акеми звучало изумление. Между мыльными хлопьями, плававшими на поверхности, она увидела, что желание его ничуть не убыло. Акеми улыбнулась с самоуверенностью женщины, знавшей свою силу. — Давно мы не занимались любовью с таким жаром.

Джонатан рассеянно гладил ее груди, потом притянул девушку к себе и впился в губы. Он не стал рассказывать, что аппетит его разожгла высокая блондинка, впервые встретившаяся несколько часов назад, что это она увлекла и распалила его.

Девон сидела на пухлом диване винного цвета, подобрав под себя босые ноги. В руках она держала блокнот, в зубах карандаш и просматривала свои заметки, анализируя список возможных источников информации и добавляя к нему новые зоны поисков истины, чтобы выяснить наконец, что же все-таки произошло в доме номер двадцать пять по Черч-стрит.

До этого она думала о ленче с Джонатаном Стаффордом. Образ красивого мужчины был куда более отчетливым, чем ей того хотелось. Он произвел на Девон ошеломляющее впечатление. Ей с большим трудом удалось заставить себя не думать о нем.

Она поставила еще одну галочку на полях блокнота, а потом воткнула карандаш в копну золотистых волос на макушке. Дважды за последние две недели она побывала в городском архиве Гротона, добывая там копии документов, которые так или иначе касались Флориана Стаффорда, его жены Мэри, их маленького сына Бернарда, племянницы Энн Мэй Стаффорд и других членов семейства.

Третий ее визит закончился не лучшим образом: она допустила промах, спросив, ходили ли какие-нибудь слухи о причинах смерти Бернарда Стаффорда или легенды о привидениях в «Стаффорд-Инне». Старший архивариус Бетти Уортон — тощая седеющая дама, тонкогубая, с натянутой недоброжелательной улыбкой — резко выпрямилась на стуле, отчего стала выше на добрых три дюйма, захлопнула огромный пыльный том в кожаном переплете, который листала Девон, и увезла его на тележке в хранилище.

— Привидения? — проворчала она вернувшись. — Здесь такого не было и никогда не будет. Сколько бы вы ни рылись в старых архивных записях, о призраках вы там ничего не вычитаете.

— Может быть, я все-таки что-то упустила? — спросила Девон, понимая, что это уже бессмысленно.

— Вы прочесали каждый том частым гребнем и потратили кучу денег на копии. Вот и довольно с вас.

— С меня будет довольно, когда я соберу всю необходимую информацию о Стаффордах и узнаю, что случилось с малышом.

— Дудки! — Бетти подхватила другой тяжелый том и решительно зашагала к лестнице в подвальное книгохранилище, чтобы поставить книгу на место.

Девон это ничуть не взволновало — все, что мог предложить гротонский архив, она уже раздобыла. Включая копию завещания Флориана Стаффорда, которое оказалось, кстати, весьма интересным. Помимо разных мелочей («скаковую лошадь — моему преданному слуге Роберту Лаутону, за годы верной службы; старинной работы ящик для сигар — моему другу Джедедии Симмонсу, всегда восхищавшемуся этой вещью») Девон обнаружила, что Флориан передал свою долю акций стаффордских верфей старшему из остававшихся в живых мужчин семейства Стаффордов — человеку по имени Маршалл Стаффорд, который, как позднее удалось установить, приходился прапрадедом Джонатану.

Мэри Стаффорд, супруга Флориана, получала солидное ежемесячное содержание, все личное имущество Флориана за вычетом завещанного другим лицам, а также право пожизненного владения домом. Удивительно, но в завещании упоминалась и племянница Энн. Ей причитался «принадлежавший моей матери маленький золотой медальон, в надежде на то, что она поймет, как много для меня значила». Этот пункт показался Девон несколько непоследовательным, памятуя о том, что, по ее мнению, произошло между дядей и племянницей. Впрочем, может быть, никакой непоследовательности в этом и не было — все зависело от того, насколько мучительным было чувство вины за силой навязанную тринадцатилетней девочке интимную близость. Может быть, совесть терзала его так же или почти так же, как после убийства собственного сына…

Девон еще раз пробежала глазами список и зачеркнула первую строчку — «проверить родословную». Эта задача была выполнена: сведения, полученные в Гротоне, она использовала, чтобы вычертить генеалогическое древо Стаффордов. Кроме Энн, которая прожила в городе до конца девятьсот семидесятых, последними отпрысками этого семейства, здесь родившимися и выросшими, были дети Маршалла — Баррет и Эстелл Стаффорды. Они до конца двадцатых годов жили в первом, основательно перестроенном фамильном особняке. Девон с удивлением обнаружила, что это здание сгорело всего лишь три года назад. Она даже не знала точно, кто жил в это время в доме и не пустовал ли он вообще. Но она нашла документы, в которых упоминались фамилии и адреса членов семьи, живущих в Нью-Йорке, так что найти их не представляло никакого труда. Джонатан Стаффорд, его младшая сестра Маделин, тетя Эстелл Стаффорд-Мередит и сын Джонатан Алекс, очевидно, были единственными ныне живущими членами семейства.

Она взглянула на список дел, которые еще предстояло выполнить. Предыдущие книги потребовали от Девон немалой подготовительной работы, поэтому она отлично знала, чего стоит собрать нужную информацию. Список предстоявших дел получился весьма обширным. Она продолжала над ним работать, каждый день добавляя все новые и новые пункты. Список она разделила на две колонки: в первой значилось, что еще требуется прояснить по части генеалогии семейства Стаффордов; в другой — что и где можно разузнать о сверхъестественных явлениях (привидениях, призраках, вызываемых спиритами духах, экстрасенсах и тому подобном). Душа ее не лежала к подобным вещам, но она знала, что обязана изучить и это. Перечень неотложных дел открывали имя и фамилия Кристи Папаополис. Майкл называл ее «верховным гуру». Кристи была первым человеком, которому позвонила Девон, вернувшись в Нью-Йорк из Коннектикута. Она знала, что Кристи — единственная, кто, выслушав эту исповедь, не подумает, что она сошла с ума.

Конечно, Кристи пришла в восторг и немедленно предложила вернуться в особняк Стаффордов, чтобы провести еще одну ночь в желтой комнате. Но Девон пришла в ужас от одной мысли об этом. Такой подвиг был ей не по силам, и она не была уверена, что когда-нибудь на это отважится. Но Кристи предложила свою помощь, и Девон не собиралась от нее отказываться.

Они условились встретиться завтра днем в одном из любимых местечек Кристи — книжной лавке «Интуиция». Кристи обещала познакомить Девон с людьми, которые разбираются в сверхъестественном. Эти ребята должны помочь, сказала она. Девон взглянула на часы — время уже поджимало, она заработалась. Обозвав себя копушей, она спрыгнула с дивана. Менее чем через час за ней заедет шофер Джонатана Стаффорда, а она еще — о Боже! — не решила, что надеть. Через кухню Девон промчалась в спальню — солнечный заповедник с лепным потолком и балдахином на четырех столбах. В окраске стен и потолка здесь господствовал белый цвет с элементами бледно-голубого. На этом фоне хорошо смотрелось темно-красное дерево мебели в стиле королевы Анны. На стене, правее туалетного столика, висели две картины современных импрессионистов Френсиса Дональда и Уолта Гонске, на каждой из которых были изображены распустившиеся цветы.

Сбрасывая по дороге белье, Девон влетела в ванную и встала под душ. Она чувствовала возбуждение. Волнуюсь перед важной деловой встречей, вот и все, объяснила она себе, сознавая, что это неправда. Джонатан Стаффорд был фантастически привлекательным мужчиной. Интригующе смуглое лицо и атлетическая фигура делали его мечтой любой женщины. Только слепая или дурочка могла бы отрицать это. Однако он был слишком самовлюбленным, чтобы испытывать к женщине серьезное чувство. И к тому же чересчур самоуверенным. Стаффорд отлично знал, что женщин тянет к нему. Мужское самодовольство легко читалось в его глазах всякий раз, когда он смотрел на Девон. И все-таки она боялась оказаться в поле его магнетизма. В точности как Пол, подумала Девон. Женщины падали к его ногам, но сначала Девон не догадывалась, что Пол вовсю этим пользуется. А когда догадалась, было слишком поздно. Джонатан был тоже неотразим — наверно, еще сильнее, чем Пол, — и к тому же обладал богатством, властью и обаянием. Конечно, женщины были готовы на все, лишь бы попасть к нему в постель. Она вспоминала последние газетные и журнальные статьи о нем. Удивительно, что он редко показывался на людях с какой-нибудь дамой. Дважды ей попадались на глаза фото, где он был запечатлен с маленькой, хорошо одетой женщиной азиатской внешности, но в тексте та упоминалась редко, и даже бульварные газеты никогда не связывали имя Джонатана с этой особой. В общем, судя по всему, он тщательно скрывал от публики свою личную жизнь.

«Чем же закончится сегодняшний вечер с этим загадочным персонажем?» — думала Девон, вылезая из-под душа и досуха вытираясь махровой простыней. Затем она подошла к зеркалу и начала накладывать косметику. Ради такого случая следовало выглядеть в полном блеске.

Что же надеть на себя, если идешь в дом к богатому, влиятельному, красивому мужчине с намерением расположить его к себе настолько, чтобы он помог в деле, которое ему хочется похоронить? Пожалуй, что-нибудь черное, простенькое, изящное, не экстравагантное, не бешено дорогое, однако и не такое, что можно купить на распродаже в подвале универмага «Мейси». Она улыбнулась. Интересно, что подумал бы Джонатан Стаффорд, если бы узнал, что она действительно частенько забегает в подвал «Мейси», когда с деньгами туго, а затем, надевая на себя эту недорогую вещь, комбинирует ее с дорогой, изысканной, купленной в лучшие дни у Сакса или Бонуита Теллера? Тщательно продумав свой наряд, Девон решила надеть черное облегающее платье до колен с глубоким вырезом на спине, черные замшевые туфли на высоком каблуке, нитку жемчуга и маленькие перламутровые серьги.

Приложив палец к горлышку флакона с недорогими, но любимыми духами «Белые плечи», она чуть прикоснулась к коже за ушами. И тут же зажужжал сигнал интеркома: Генри сообщил снизу, что машина подана. Девон набрала в легкие побольше воздуха и медленно выдохнула. «Сохраняй спокойствие, — сказала она себе. — Это всего лишь деловая встреча с мужчиной, пусть с властным, интересным, но не с монстром же, подобным Флориану Стаффорду. — Она еще раз взглянула в зеркало. — И уж ты-то ему наверняка не нужна».

На кухне пахло вареным рисом и жареными цыплятами, приготовленными Джонатаном собственноручно. Кухня была просторная, выкрашенная преимущественно в белый цвет, с новейшими техническими приспособлениями. Больше всего Джонатан гордился большой газовой плитой из нержавеющей стали. Именно на таких творят чудеса профессиональные шеф-повара в дорогих ресторанах.

Джонатан проверил температуру духовки, чуть понизил градус и вышел из кухни, направляясь в зеркальную столовую.

Длинный черный лакированный стол был на восточной манер украшен положенной в центре одинокой кленовой веткой и несколькими художественно разбросанными вокруг кленовыми листьями. Стулья тоже были покрыты черным лаком с рыжими и перламутровыми крапинками. Длинные черные лакированные палочки заменяли обычные вилки.

Все готово для званого вечера, с удовольствием убедился Джонатан. Не хватало только гостьи. И тут же зуммер интеркома из нижнего вестибюля оповестил о прибытии Девон. Джонатан не откликнулся: он заранее распорядился проводить девушку к его личному лифту.

При других обстоятельствах он бы волновался в ожидании грядущих событий, но после того, что сегодня утром разузнал о Девон Джеймс частный детектив Дерек Престон, Джонатан без особого ликования ждал неминуемой победы. Он знал, как использовать эту информацию. Уверенность в том, что теперь никто не будет рыться в прошлом его рода и не сможет повредить его сыну, обещала сделать их встречу даже приятной.

Джонатан смахнул несколько белых рисовых зернышек, прилипших к кашемировому свитеру и сшитым на заказ черным домашним брюкам, и вышел в вестибюль, появившись там именно в ту секунду, когда раздвинулись двери лифта.

Домоправительница Мария Дельгадо — полная темноволосая женщина лет пятидесяти — вышла в прихожую, чтобы с величайшей почтительностью принять у гостьи жакет из стриженого бобра и повесить его в шкаф у входа.

— На сегодня это все, Мария, — сказал Джонатан.

Она кивнула и бесшумно исчезла, несмотря на свои солидные габариты. Комната Марии располагалась в глубине роскошных апартаментов.

Глядя на стоявшую перед ним высокую очаровательную блондинку, Джонатан подумал, что надо было вообще отпустить Марию на вечер и попытаться соблазнить Девон. Но он тут же пересилил себя. Во-первых, это не соответствовало его привычкам — за последние три года Стаффорд был близок только со своей любовницей. Во-вторых, связь с Девон грозила бедой. Судьба уже определена, и поздно что-нибудь менять.

— Добрый вечер, Девон.

— Хелло… Джонатан.

Девон с головы до ног выглядела так, как он и ожидал. Даже лучше. Коралловые губы — именно такие, какими они ему запомнились, — снова пробудили в Стаффорде желание узнать цвет ее сосков. Волосы у нее были невероятно блестящие и такие бледно-золотистые, что временами казались серебряными. Должно быть, натуральная блондинка, подумал Джонатан и при одной мысли о том, как это можно было бы проверить, почувствовал возбуждение. Проклятие! Он постарался взять себя в руки.

— Я рад, что вы смогли прийти.

Девон нервничала сильнее, чем во время их прошлой встречи.

Когда она заметила кашемировый свитер и домашние брюки, щеки ее порозовели от смущения.

— А я была уверена, что вы встретите меня в синем блейзере или еще в чем-нибудь парадном, — призналась она, пряча замешательство за напускной непринужденностью. — Надеюсь, я не слишком расфуфырилась?

Любопытно. Джонатан действительно собирался надеть блейзер и лишь в последнюю минуту удержался от желания принарядиться, подумав, что его дом — это воистину его крепость, последнее убежище, где он имеет право ходить по-домашнему, раскованный, без брони. Раз уж мисс Джеймс явилась к нему домой, то пусть изволит принимать его таким, каков он есть, без светского лоска.

— Вы прелестно выглядите, — сказал Стаффорд, оценив ее строгую элегантность, ободряюще улыбнулся и продолжил: — Женщина в черном никогда не выглядит разодетой в пух и прах.

Эти слова несколько успокоили Девон.

— У вас прекрасный дом. Наверно, к вам часто приходят друзья и вы весело проводите время…

— Вот уж нет. Я даже не знаю, почему решился пригласить вас сюда. — Он знал, что кривит душой. Черт дернул позвать ее!

Наверно, надо было повести ее во «Времена года» или в «Двадцать одно», где можно было бы легче соблюдать дистанцию и вести свою игру. А теперь, когда Джонатан снова увидел Девон и почувствовал, что его, вопреки рассудку, физически тянет к ней, стало ясно, что он совершил непростительную глупость.

Он собирался поговорить с ней резко и прямо и, хотя по-прежнему не сомневался, что доведет дело до конца, понял, что здесь, наедине, ему будет труднее добиться своего. Поединок начинался в невыгодной для него позиции.

— Может быть, вам доставит удовольствие взглянуть на мою коллекцию?

— О, конечно! С удовольствием.

Глядя на ее мягкую, обаятельную улыбку, он мог бы сказать, что гостья просияла, если бы не уловил тень настороженности в ее зеленых глазах.

— Не выпить ли нам что-нибудь для начала? Вы по-прежнему предпочитаете белое вино или хотите чего-нибудь другого?

— Белое вино — это прекрасно.

Он повел Девон в угол гостиной и распахнул дверцы стенного шкафа, где оказался бар.

Квартира была обставлена в восточном духе. Японские рисунки тушью в черных лакированных рамочках, китайские вазы шестнадцатого века, пара разрисованных ширм. Восточный стиль был смягчен видом традиционной мебели, выдержанной в кремовых и черных тонах, на фоне которой приятным контрастом смотрелись темно-красные блюда и кувшины.

— Мне кажется, что в обстановке этой комнаты каким-то образом отразилась ваша душа, — сказала Девон, осматриваясь. — В ней чувствуется теплота. Я этого не ожидала.

Джонатан налил два хрустальных бокала «монтраше» и один из них протянул Девон.

— По-моему, это не комплимент, — заметил он.

Девон зарделась. Джонатан, уже много лет не видевший, как краснеют женщины, почувствовал, что это ему даже нравится.

— Я хотела сказать, что несмотря на великолепно продуманный дизайн, здесь все же чувствуется нечто безыскусно-домашнее…

Джонатан улыбнулся.

— Хотелось бы думать, что это так. Я всегда любил Восток. И вполне естественно, что этот дом носит отпечаток моих интересов. Но я должен учитывать и вкусы моего сына. У нас есть, конечно, и детская, где он может смотреть телевизор, а я, сидя рядом с ним, отдыхать душой. Но я хочу, чтобы и в этой комнате малышу было уютно — слишком аскетичный восточный стиль не должен давить на него. Вот почему я несколько разбавил восточный интерьер современностью.

— Ваш сын будет обедать с нами?

Ни намека на удивление не промелькнуло в больших зеленых глазах, когда он упомянул о ребенке. Впрочем, ничего другого он от нее и не ждал — воспитанная женщина… Его больше занимало другое: что именно она знала об Алексе?

— Нет, он сейчас не дома. — Четыре дня в неделю Алекс проводил в больнице, но Джонатан не был обязан об этом докладывать. — Я подумал, что без него нам будет легче разговаривать.

Девон ходила по комнате, восхищаясь коллекцией. Скрытое освещение придавало прекрасной светлой коже женщины мягкий персиковый оттенок. Джонатан невольно восхищался ее длинными красивыми ногами и тонким абрисом грудей. Бедра ее были стройны, но приятно округлы, и Джонатан ощущал зуд в ладонях от желания прикоснуться к ним. Она остановилась перед любимой картиной Стаффорда, и Джонатан подошел ближе, встав рядом с гостьей.

— Здесь тушью нарисован Хотеи — один из семи японских добрых богов. Работа Миямото Мусаси, великого японского фехтовальщика и полководца.

— Очень изящно.

Он указал на узкую картину в золоченой раме, висевшую рядом с первой.

— А это подражание Мусаси, сделанное в девятнадцатом веке. Художник Куниоси. «Фехтовальщики на палках».

Девон отпила вина из бокала.

— В университете я училась рисованию, но боюсь, что в восточном искусстве ничего не смыслю.

Джонатан усмехнулся.

— В таком случае просто полагайтесь на инстинкт. Наслаждайтесь тем, что вам нравится.

Именно этим правилом он сам руководствовался в жизни. В данную минуту ему больше всего нравилась стройная фигура Девон, и он думал только о том, как насладиться ею.

Девон снова посмотрела на рисунок. Размашистые черные штрихи на бумаге сочетались с кружевными, словно выгравированными линиями и тонко выражали характеры персонажей.

— Очень красиво, — сказала она. — Даже сцены насилия чрезвычайно изящны. Я понимаю, почему вам нравятся эти работы.

— Мне приходится по несколько раз в год бывать в Японии с деловыми поездками, и я научился ценить тамошние культуру и обычаи. В чем-то они очень отличаются от нас, а в чем-то очень похожи.

Девон хотела было ответить, но вдруг насторожилась.

— Вам не кажется, что на кухне что-то горит?

— О черт! — вскричал Джонатан и сломя голову ринулся в коридор.

Вода выкипела полностью. Вот уже два года Джонатан собирался обзавестись чайником со свистком.

— Ничего страшного? — спросила Девон, входя следом.

Джонатан снял чайник с конфорки и поймал себя на том, что откровенно любуется Девон. Боже, как она хороша в своем простом черном вязаном платье, как сверкают рассыпавшиеся по плечам бледно-золотистые волосы! Умная, глубоко мыслящая, прекрасно образованная и в то же время молодая, свежая, аппетитная женщина. К тому же, кажется, легко ранимая. Интересно, как бы она отреагировала, если бы он сказал, что хочет уложить ее в постель? И еще его интересовало, что она скажет, если узнает, какую информацию он о ней собрал и каким образом намеревается эти сведения использовать…

— Ерунда. Всего лишь вода выкипела. Я раньше времени поставил чайник на огонь. Может, допьем вино и приступим к обеду?

— Прекрасно.

Идя в гостиную, она остановилась у открытых дверей кабинета Джонатана.

— Это ваш сын? — Она указала на портрет малыша лет трех.

— Теперь ему восемь, — ответил Джонатан более сухо, чем хотелось ему самому.

Это была увеличенная цветная фотография, на которой были запечатлены отец и сын. Алекс держал маленькую пластмассовую бейсбольную биту, на голове у него была шапочка с эмблемой команды «Метс». Тогда еще малыш был жив, здоров и невредим. Больше он в бейсбол играть не будет. Никогда.

— Я люблю детей. Мне хотелось бы как-нибудь познакомиться с вашим сыном.

— У вас нет своих детей? — спросил Джонатан, превосходно знавший ответ.

— Мой муж… то есть, мой бывший муж не желал обременять себя. Он говорил, что дети свяжут его по рукам и ногам. В итоге они воспользовался своей свободой.

— Какие у вас планы на будущее? — Без особого удовольствия вспомнив о том, что она помолвлена, Джонатан чуть было прямо не спросил, собирается ли она выходить за Майкла Галвестона.

— До недавнего времени я была помолвлена, но, кажется, из этого ничего не получилось. Надеюсь, что в один прекрасный день найду хорошего, подходящего мне человека и создам с ним семью. Взгляды на брак у меня старомодные. Сейчас принято поступать иначе.

Надо же, снова покраснела… Как девушка…

— Старомодные? Мне нравится в женщинах эта черта.

— Такой уж меня воспитали. Отец с матерью вот уже тридцать пять лет счастливы в браке. И пусть это считается устаревшим, но я хотела бы так же прожить свою жизнь. — Она смущенно улыбнулась. — У нас с Полом ничего не вышло, но я оптимистка. Кто знает, может быть, когда-нибудь…

Ее откровенность тронула Джонатана, чего он от себя не ожидал. Как ни странно, она производила впечатление человека бесхитростного. Он отвел Девон обратно в гостиную и сел с ней рядом на диван, обтянутый кремово-черным муаром. Ему хотелось узнать, что послужило причиной разрыва с Майклом Галвестоном.

— Как продвигается ваше изучение истории дома Стаффордов? — спросил он, с тайным отвращением затрагивая эту тему. — Все скелеты переворошили в нашем семейном шкафу[9]?

Девон покоробило от этой игры слов.

— Нет, так далеко я не заходила. Я изучала генеалогию, начиная с вашего прапрадеда, Шеридана Стаффорда, и до настоящего времени. Пока что мои усилия сосредоточились главным образом на тех Стаффордах, которые жили в Коннектикуте.

Он сделал глоток вина.

— А до меня вы, случайно, не собираетесь добраться?

— Собираюсь… случайно, — глядя ему в глаза, сказала Девон.

Руки коротки, милая!

— Если вы допили свое вино, мы можем приступить к обеду.

Девон поставила бокал на кофейный столик, под стеклом которого виднелась бронзовая чаша двенадцатого века.

— Признаюсь честно, я проголодалась. Сама я не любительница готовить, тем более для себя, и весь день предвкушала пиршество у вас в гостях.

— Надеюсь, я вас не разочарую.

Помогая ей подняться, Джонатан уловил аромат апельсинового цвета или нероли. Интересно, как называются ее духи? Затем он положил руку на талию гостьи и повел в столовую. Девон спокойно шла рядом, время от времени искоса поглядывая на Стаффорда, словно пытаясь разобраться, что он за человек. Она заметила, что о сыне Джонатан говорил как-то уклончиво и неуверенно. Она вообще старалась не пропустить ни одного нюанса в его поведении и интонациях.

— Так как насчет обеда? — нарочито беззаботно спросила молодая женщина.

Джонатан почувствовал облегчение. Он обогнул стол, усадил гостью на черный лакированный стул с высокой спинкой, затем ушел на кухню и почти тут же вернулся с подносом, на котором стояли дымящиеся яства.

— По восточным обычаям, на стол надо подавать всю еду сразу.

Он снял крышку с блюда, на котором лежали пирожки с рисом и рыбой, обложенные морской капустой двух разных видов, а затем с помощью пары черных лакированных палочек ловко переложил их на два прямоугольных черных лакированных же подносика с бортами, заменявшие тарелки.

— Надеюсь, вы любите «суси».

— Обожаю! Неужели вы сами их пекли?

— Да. Эти — с копченым «сиро», длинноперым тунцом. А эти — с «магуро», тунцом с желтыми плавниками. Я бы приготовил «сасими», но не был уверен, что вам понравится сырая рыба.

Девон улыбнулась.

— Вы ошиблись. В том, что касается еды, я отчаянно смелая женщина.

Она взглянула на изящную кленовую с багрово-оранжевыми листьями ветку в центре стола, положенную продуманно, с явным художественным вкусом.

— И ветку тоже вы положили?

— Да. Готовясь к вашему визиту, я пришел домой пораньше и все успел. Я считаю, что такие декоративные детали вносят в душу умиротворение. Обычно я бываю настолько занят, что не до украшений.

— В таком случае я польщена. Рано пташечка запела…

— Весьма приятно слышать, мисс Джеймс.

К несчастью для себя, Джонатан ничуть не кривил душой: ему действительно было приятно слышать все, что исходило из ее уст. Одного звука голоса Девон было достаточно, чтобы возбудиться.

Но прежде всего ему было приятно смотреть на ее фигуру, ощущать тонкую сексуальность Девон. Однако самым страшным было то, что он вновь, как и в ресторане, понял: ему вообще нравится быть в обществе этой женщины, нравится значительно больше, чем требуется для задуманного дела. Джонатан никак не ожидал, что в ней окажется столько ума, искренности и душевного тепла.

— Под этой крышкой нас ждет «агемоно» — жареный «хирамэ», смешанный с «анего», то есть угорь и палтус. — Взявшись за воткнутую в тесто палочку величиной со спичку, он поднял кусочек запеченной в тесте рыбы. — А это называется «темпура».

— Запах изумительный…

— Далее нас ждет салат из турнепса, моркови и хризантем. И главное блюдо, «сабу-сабу».

Он поставил на стол бульон в супнице на подставке, под которую задвинул спиртовку с язычком яркого пламени. Рядом находилось блюдо с цыплятами и гарниром из риса и свежих овощей, нарезанных кубиками.

— Теперь бросайте в бульон то, что вам по вкусу. Готовьте суп сами, а я разолью его по чашкам.

Девон радостно улыбнулась.

— Не только еда, но и забава!

Так и вышло — они ели и весело разговаривали. Девон неумело управлялась палочками, пока он не показал, как надо их правильно держать. Джонатан обрадовался предлогу оказаться с ней рядом.

— Вот так, — сказал он, стоя за ее спиной.

Тихонько обняв девушку сзади, он осторожно вложил ей в пальцы заостренные длинные палочки. Сердце ее учащенно забилось. Он ощутил это грудью, прижатой к ее спине. Касаясь ее тонких, красивых рук с гладкой и нежной кожей, Джонатан невольно подумал о том, как чудесно было бы погладить ее тело.

— Да, теперь получается. Прежде я никак не могла понять смысл этих палочек. — Она сказала это, повернувшись вполоборота. Теплое дыхание девушки коснулось щеки Стаффорда, и желание вновь вспыхнуло в нем.

— На самом деле это очень просто, — сказал он голосом, чуть осипшим от волнения. — Вы быстро привыкнете. Ведь японцы специально делают рис чуть-чуть клейким, чтобы легче было брать его палочками.

Джонатан с неохотой отстранился и ушел на кухню по какому-то неясному ей делу. Вернувшись, он сел на свой стул.

Они поговорили о литературных делах Девон, обсудили ее последний роман «Путешествия», но ни он, ни она больше ни слова не сказали о ее нынешней работе. Разговаривали и о его бизнесе. Девон расспрашивала Джонатана о «Стаффорд Энтерпрайсиз», и он даже осмелился поделиться некоторыми проектами фирмы. Потом Стаффорд рассказал какой-то анекдот, и они дружно рассмеялись.

Эта женщина нравилась ему. Даже слишком. И Стаффорда заранее мучила совесть за то, что вечеру суждено было закончиться совсем по-другому.