Молчаливая роза

Глава 15

После разговора с Кристи решение Девон только окрепло. На следующее утро она вышла из дома и отправилась в библиотеку Нью-Йоркского университета, чтобы сдать прочитанные книги. Библиотека была битком набита студентами, шелестевшими страницами учебников или тихо переговаривавшимися с товарищами. Девон положила пачку книг на большой металлический стеллаж и похлопала руками, стряхивая с них пыль. Этот жест был символическим: он олицетворял собой конец работы над темой. И все же, проходя мимо полок с НСК-КРУК, она непроизвольно замедлила шаг.

Она забыла просмотреть том, в котором было опубликовано письмо отца Флориана жене, а также письмо самого Флориана брату. Может, там и не было ничего интересного, но кто знает… Да и кому повредит, если она бросит на эти документы прощальный взгляд?

Не обращая внимания на чувство гнетущей тревоги, она нашла письмо отца Флориана, Эдварда Эфраима Стаффорда, его жене Элоизе, датированное 1878-м годом. В то время Флориану было девять лет. Девон увидела в тексте письма его имя. Отец сурово осуждал мальчика за какую-то допущенную им провинность.

«Я не могу одобрить столь явный проступок, — гласило письмо. — Можешь передать сыну, что после моего возвращения его ожидает, по меньшей мере, жестокая порка. Кроме того, его запрут в чулане, чтобы он хорошенько подумал над своим поведением».

Мурашки побежали у Девон по спине. Разве не читала она о том, что пороки родителей передаются детям? И разве не логично было предположить, что Флориан обращался с сыном не менее жестоко, чем обходились с ним самим?

Она с трудом проглотила комок в горле. Рука, державшая том, начала дрожать. Ты опять за свое? Неужели ты снова возьмешься за это мерзкое дело? Эта мысль показалась Девон столь отталкивающей, что она с треском захлопнула книгу, и вместо того чтобы взять второй том с письмом Флориана его брату Уильяму, отвернулась и решительно шагнула к выходу.

Она уже дошла до двери и взялась за ручку. Видит Бог, ничего на свете она не желала сильнее, чем уйти отсюда. Но… что-то заставило ее остановиться и обернуться. Только один документ, пообещала себе Девон, возвращаясь к полке, доставая нужный том и начиная искать злополучное письмо.

Это не потребовало больших усилий: книга сама собой раскрылась на нужной странице. Письмо было датировано десятым июня 1897-го года. Со дня смерти Бернарда прошло ровно две недели. Если бы она нашла это письмо по указателю, то обратила бы внимание на дату и прочитала его первым.

Правда, могло оказаться, что это ничего не значит.

Письмо начиналось со стандартного обращения «мой дорогой брат», но последующие строки неопровержимо свидетельствовали о разбитом отцовском сердце.

«Я не могу справиться с чувством безнадежности и отчаяния. Он был моим единственным сыном, моей плотью и кровью, ребенком, на которого я возлагал все свои мечты и надежды. Будущее кажется мне мрачным и бесплодным. Жена рыдает без умолку: она не позволит мне утешить ее и никогда не пойдет навстречу моим желаниям. По правде говоря, я и сам не хочу этого.

Мысль об одиночестве, на которое меня обрекла смерть сына, невыносима. Если бы это не было величайшим из смертных грехов, я бы охотно последовал за ним в могилу. В наказание я бичевал себя до крови, но этого мало.

Боже всемогущий, что мне делать?»

Девон прислонилась к столу и схватилась за его край, чтобы не упасть. Все вокруг начало вращаться. Она пристыдила себя и заставила успокоиться колотящееся сердце. Ладони взмокли, а грудную клетку сдавило так сильно, что девушка еле дышала.

Это было правдой! От начала до конца. Так и должно было быть.

Девон рухнула в кресло. Руки ее налились свинцом, колени дрожали. Нужно было снять копию письма для Джонатана, а еще лучше — привести его сюда и дать прочитать слова двоюродного деда. Тогда бы он ей поверил…

Или сказал бы, что это еще одно случайное совпадение? Что зловещие слова Флориана могли означать дюжину других вещей?

Она вспоминала о том, как обрадовался Джонатан, узнав, что Девон отказалась от своего замысла. И в то же время в нем ощущалось некое скрытое напряжение, некая настороженность. В то время она не обратила на это внимания; вернее, решила, что все это плод ее воображения. Теперь она серьезно задумалась. Не знал ли Джонатан об этом письме? Не подозревал ли, что все это правда? Но даже если это так, ему-то какое дело до событий столетней давности?

Девон перечитала письмо, а затем сделала копии обоих документов для своего досье. Все еще потрясенная прочитанным, она снова направилась к дверям.

И во второй раз не смогла открыть их. Что-то шевельнулось в подсознании: беседы с Джонатаном, странная попытка предложить ей деньги, напряжение, которое неизменно охватывало его, едва речь заходила о ее работе… Она пересекла библиотеку и направилась в газетный зал.

Как там говорил Джонатан? Газетные писаки дорого бы дали, если бы узнали о ее расследовании? А разве миссис Микс не упоминала о том же? А вы что — репортер из газеты?

Вспоминая о только что сделанном открытии, она еще раз задумалась, знал ли Джонатан об этом письме и сознательно пытался скрыть его, или же за этим таилось нечто иное… Девон села за читальный аппарат и принялась просматривать микрофильмы в поисках статей, где упоминалось бы имя Джонатана Стаффорда или членов его семьи.

Следовало начать со свадьбы Джонатана, состоявшейся одиннадцать лет назад, и двигаться к сегодняшнему дню. Если это ничего не даст, придется копнуть глубже.

В статьях, относившихся к периоду до его развода, было мало интересного. История краха этого брака подтвердила слова Джонатана о том, что первопричиной развода послужила его страсть к работе. Кроме того, там были мелкие намеки на образ жизни Ребекки, на ее быстро сменявших друг друга поклонников и бурную светскую жизнь. Перипетии битвы за опеку над маленьким Алексом не стали для Девон сюрпризом, но зато сообщение о том, что Ребекка погибла в автомобильной катастрофе незадолго до окончания процесса, поразило девушку как гром среди ясного неба.

Алекс был передан на попечение отцу, чего Джонатан и добивался не жалея сил, но без всяких шансов на успех. Их связь с сыном осталась нерушимой. Очень удачно для Джонатана, не могла не подумать Девон. Однако она провела со Стаффордом достаточно много времени, чтобы понимать, что смерть его жены не могла быть ничем иным как несчастным случаем. Джонатан никогда бы не пошел на такое преступление.

Это значило, что надо искать что-то другое.

Девон нажала на кнопку управления перемоткой и уставилась на экран. Даже если придется потратить на это остаток дня или остаток недели, она не успокоится, пока не выяснит всю подноготную человека по имени Джонатан Баррет Стаффорд.

Девон встала и потянулась. Болели плечи, руки и спина. В утомленных глазах стояли огненные круги, а тяжелый дубовый стул намял седалище. Весь вчерашний день и большую часть сегодняшнего утра она провела здесь, в библиотеке, сидя перед экраном читального аппарата и напрягая глаза, чтобы разобрать набранные мелким шрифтом светские новости. Казалось, статьям о семействе Стаффордов не будет конца.

Она ничего не говорила Джонатану, который звонил несколько раз, но слушал ее не слишком внимательно, потому что был весь в работе. «Холидекс Индастриз» начинала серьезно страдать от происков «Три-Стар Марин». К счастью, пока финансовый ущерб оказался не слишком велик, но симптом был тревожный.

Девон была рада передышке, которая давала ей возможность продолжить поиски и обойтись без объяснений. Хотя она не раскопала ничего такого, что могло бы пролить свет на причину странного желания Джонатана во что бы то ни стало остановить ее, но интуиция подсказывала девушке: ключ к тайне заключается в характере этого человека.

Мозаика складывалась из кусочков.

В дюжине различных интервью, которые Джонатан дал журналистам за последние годы, упоминалось, что он гордится принадлежностью к состоятельному роду Стаффордов и испытывает чувство глубокой ответственности за неизменное процветание «Стаффорд Энтерпрайсиз».

«Имя Стаффордов остается символом честности в мире бизнеса», — говорилось в одной статье. Другая статья о Джонатане гласила: «Гордое имя Стаффордов не тускнеет от времени; эта всеми уважаемая фирма была и остается лидером делового сообщества».

Тем не менее его частенько называли безжалостным. Когда некая компания «Уилмот Лимитед» со штаб-квартирой в Лондоне имела глупость начать распространять заведомо ложные слухи о низком качестве фиберглассовых корабельных корпусов, выпускавшихся принадлежавшей Стаффорду корпорацией «Пасифик Америкен», Джонатан начал тайно скупать их акции. В результате к концу года контрольный пакет «Уилмот» перешел к «Стаффорд Энтерпрайсиз», а президенту и всей руководящей верхушке конкурирующей фирмы пришлось искать другую работу.

Еще одну компанию, называвшуюся «Бартон Продакшн», в прошлом году он проглотил одним махом.

Это были только две из полудюжины раскопанных Девон статей; остальные также указывали на фанатическое стремление Джонатана к взысканию ущерба, нанесенного ему недобросовестными конкурентами.

Девон глотала страницу за страницей, а перед глазами стояло лицо Джонатана, предлагавшего ей отступное. Холодное, жесткое, решительное… «Бесчувственный» — вот какой эпитет подходил ему больше всего. Она вспомнила историю болезни, выкраденную из офиса Эрни Таунсенда. Не зря газеты называли его безжалостным.

И одержимым навязчивой идеей доселе ничем не запятнанного имени, которое досталось ему по наследству.

Затем Девон вспомнила о времени, проведенном с Джонатаном, и о том, как он обращался с ней после часов любви. В нем ощущалась доброта. Девушка была уверена в этом. И тонкость чувств, неведомая большинству мужчин. Это сказывалось и в окружавших Джонатана прекрасных картинах, и в том, как он смотрел на сына. Она убедилась, что Джонатан готов насмерть биться с каждым, кто покусится на его сына, его компанию или доброе имя.

И любил он так же страстно, как ненавидел. Эти мысли влекли ее к нему, словно бабочку на свет. Девон хотелось находиться в невероятно сильной ауре, окружавшей Джонатана. Она не желала знать о нем ничего плохого. Она заботилась о нем. И не только заботилась.

Впрочем, тем самым она косвенно заботилась и о себе самой.

Девон потянулась еще раз, затем встала и принялась расхаживать по длинному, узкому проходу, пытаясь восстановить кровообращение, размять одеревеневшие мышцы и онемевшие суставы. Вскоре она вернулась к читальному аппарату, устало опустилась на стул и взялась за работу.

Утомленная донельзя, Девон случайно нажала на кнопку обратной перемотки. Проклятие, когда она теперь найдет место, на котором остановилась? Она перемотала катушку, убедилась, что перескочила далеко вперед, и снова вернулась назад… Девушка продиралась сквозь статьи, опубликованные за последние пять лет в низкопробном бульварном еженедельнике «Нейшнл Инквизитор», когда в глаза ей бросился крупный заголовок:

«СЫНА СТАФФОРДА ПАРАЛИЗОВАЛО ПРИ ПОЖАРЕ. МАЛЬЧИК ГОВОРИТ, ЧТО ВИДЕЛ ПРИВИДЕНИЕ».

У Девон заколотилось сердце. Статья была опубликована три года назад, в номере от пятнадцатого апреля. Досадная ошибка привела к тому, что на экране появились материалы, относившиеся ко времени несчастного случая с Алексом. Она лихорадочно просматривала статью, и с каждым прочитанным словом кровь в ее жилах бежала все быстрее.

С первой же строчки стало ясно: Алекс пострадал в Коннектикуте, во время пожара в старом фамильном особняке Стаффордов, располагавшемся всего в одной улице от дома номер двадцать пять по Черч-стрит. Девон видела обгоревший остов, но ей и в голову не приходило, что этот особняк три года назад был целехонек. Сама спросить она не догадалась, а никто из жителей городка, естественно, не был обязан рассказывать об этом.

Девон читала дальше. «Говорят, жизнь мальчика была спасена только благодаря героическому поведению неожиданно прибывшего отца, мультимиллионера Джонатана Стаффорда». Кроме того, в статье говорилось, что Джонатан тоже пострадал от пожара. У него было сильно обожжено предплечье.

Неудивительно, что он не хотел говорить с ней о шраме на руке!

Алекс был придавлен упавшей балкой — в точности так, как говорил Джонатан. Отец оттащил балку, вынес ребенка из горящего дома в безопасное место, а затем вернулся за своей теткой, Эстелл Стаффорд-Мередит.

«Я кое-что видел в пламени, — сообщил присутствовавшим на месте происшествия репортерам сильно изувеченный и близкий к истерике пятилетний Алекс Стаффорд. — Оно разговаривало со мной. Оно пыталось заставить меня остаться».

Пальцы Девон впились в край стола. О Боже милостивый… Так вот что он пытался скрыть! Письмо Флориана было тут ни при чем; в старом доме Стаффордов водились привидения, и видел их его собственный сын!

Но статья на этом не заканчивалась.

«Местный старожил Элвуд Доббс заявляет, что этот дом с давних пор посещают духи. «Все вокруг знают это, — сказал он. — Мы пытались советовать миссис Мередит не въезжать в него, но она не слушала. Говорила, что не верит в привидения. Небось, теперь поверит»».

Так вот в чем заключалась его тайна… Но стоила ли она миллиона долларов? Джонатан сказал, что хочет защитить сына. Нет, это она сама так сказала. Она предположила это в тот момент, когда увидела в дверном проеме мальчика, сидящего в инвалидной коляске. Но как дословно выразился сам Джонатан? Я должен подумать о сыне. Имя Стаффордов люди уважают сотни лет.

Он защищал вовсе не Алекса, а честь рода, к которому принадлежал и его сын.

Статья за статьей отмечала, что Джонатан помешан на своей безупречной родословной. Преступления Флориана Стаффорда могли отразиться на этой безукоризненной репутации. Флориан был Стаффордом. Для Джонатана этого было достаточно.

Закончив читать статью, Девон устало откинулась на спинку стула и попыталась переварить то, что ей удалось узнать. Грудь ее сжалась, ладони увлажнились.

Так она сидела долго. И мало-помалу до нее начали доходить последствия этого открытия. Джонатан солгал ей. Может быть, и случайно, но это дела не меняло. Джонатан сделал именно то, что собирался сделать. Зная, как много это для нее значило, зная все ее секреты намного лучше, чем кто-либо, за исключением доктора Таунсенда, он не дал ей узнать правду о случившемся.

Как и намеревался сделать с первой минуты их знакомства. Стаффорд всегда добивался своей цели. Вот он и отговорил ее писать книгу.

А она с легкостью согласилась.

О Боже… У Девон перехватило горло при мысли о проведенных вместе днях, об откровенных беседах, об их страстных объятиях. Она так хотела верить ему, была так очарована его смуглым красивым лицом и мужественной фигурой, что не обращала внимания на предостережения внутреннего голоса. Она оказалась в плену собственных желаний, в плену женской тоски. Джонатан великолепно сыграл свою роль. Она до того поверила в чувство Стаффорда, что связь с ним стала для нее не просто проявлением страсти.

К боли в горле прибавился комок в желудке.

О да, это было не просто страстью. Таким образом Джонатан держал ее под контролем. Как же она не поняла этого? Как позволила обвести себя вокруг пальца? Как могла поверить, что Джонатан волнуется о ней, зная — слишком хорошо зная, — что на самом деле он волнуется из-за нее? Господи, он же с самого начала сказал ей о своих намерениях.

Мне придется остановить вас.

И он сделал это. Он улыбался ей, обольщал ее, покорял ее сердце и настолько преуспел в этом, что в конце концов оказался в ее постели. Его искусные уловки привели к тому, что в результате она поверила, будто сама решила бросить работу над книгой.

— Я набитая дура, — сказала Девон, не замечая, что говорит вслух. — А ты, Джонатан, ублюдок. — Она изо всех сил стиснула карандаш и так нажала на него большим пальцем, что чуть не сломала пополам.

Она вернется в библиотеку завтра, на свежую голову, и прочтет все статьи о несчастном случае с Алексом, которые сумеет найти. Теперь ясно: между тем, что случилось с ней в «Стаффорд-Инне», и тем, что случилось с Алексом, существует прямая связь. Джонатан знал это и понимал, что Девон немедленно уловит суть. Он задался целью помешать этому, залез к ней в душу, исподволь вселял неуверенность и поддерживал тревогу, пока она не убедила себя, что все пережитое в гостинице было лишь плодом воображения.

Сейчас она знала: все было на самом деле. Оба прочитанных письма и пожар в Стаффорде ясно указывали на это. Она узнала совсем немного, но этого было достаточно, чтобы укрепить ее решимость искать новые факты. И на сей раз ей не помешает ничто.

Она нажала на кнопку с надписью «Печать» и сделала копию статьи, затем вскинула на плечо ремень тяжелой кожаной сумки, взяла желтый блокнот с записями и направилась к двери. Злые слезы капали на стопки книг, мимо которых она шла, думая лишь о том, как Джонатан лежал с ней рядом на королевском ложе, а она выбалтывала ему самые сокровенные мысли и делилась своими страхами.

Как же он, должно быть, смеялся, когда она сказала, что решила не продолжать, как был доволен! Еще бы, ведь он снова выиграл. Он всегда выигрывает.

Девон настежь распахнула дверь библиотеки, и ледяной ноябрьский ветер пробрал ее до костей. Но девушка, доведенная до белого каления, не почувствовала холода. Она вспомнила Джонатана на заднем сиденье лимузина, самое себя в задравшейся черной юбке, свитере с блестками и почувствовала приступ дурноты. Пришлось облокотиться о стену, чтобы не упасть.

Никто еще так не предавал и не унижал ее. Она легла в его постель, как последняя проститутка с Бауэри. Была игрушкой в его руках и отдала ему все, что он хотел.

Нет, даже больше, чем он хотел.

Настала пора взглянуть правде в глаза: она отдала ему свою любовь.

Девон с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос; горючие слезы струились по щекам. Ей хотелось кричать, стонать, рычать и реветь от пылавшей внутри боли.

Она сделала шаг вперед, зашаталась и упала на какого-то шедшего мимо студента с потертым кожаным чемоданчиком. Он уронил кейс, но удержал Девон, не дав ей рухнуть на тротуар.

— Леди, что с вами?

— Я… Извините. Должно быть, я споткнулась. С-спа-сибо.

— Постойте, вы что-то потеряли. — Юноша протянул Девон блокнот, который она машинально несла в руках, затем наклонился и подобрал свой «дипломат». — Вы уверены, что все в порядке?

Какой там порядок, когда по щекам ее текли слезы, смешанные с тушью? Но слова студента прибавили Девон сил, и девушка вздернула подбородок.

— Все нормально. Еще раз спасибо.

Когда хрупкий юноша двинулся дальше, Девон взяла себя в руки, подошла к краю тротуара и остановила такси.

— Парк-авеню, триста восемьдесят пять, — сказала она шоферу, сев на заднее сиденье. — Следующий за «Сигрэмом», на углу Пятьдесят третьей.

Он что-то буркнул по-арабски и кивнул лохматой черноволосой головой. Девон почувствовала толчок, когда машина рванулась вперед, и постаралась ни о чем не думать, пока такси не достигло места назначения и водитель не потребовал плату.

Она полезла в сумку за кошельком, непослушными руками вынула деньги, расплатилась и вышла из машины. Подойдя к башне из стекла и бетона, девушка толкнула тяжелую стеклянную дверь и очутилась во внушительном — на четыре этажа — вестибюле «Стаффорд Энтерпрайсиз». Над ее головой маячили огромные металлические скульптуры. Одну из стен украшала чудовищных размеров фреска в стиле Бентона, на которой были изображены рабочие-кораблестроители.

Девон сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться, одернула шерстяной костюм сливового цвета и пригладила растрепанные ветром волосы. Затем она прочитала оправленный в латунную рамку список кабинетов, висевший рядом с лифтом. Долгий подъем на сорок пятый этаж дал ей время прийти в себя, но внутри все продолжало кипеть от гнева. Скорее всего, ей предстояло в последний раз увидеть Джонатана Стаффорда. Но этот день он никогда не забудет.

Двери лифта раскрылись, и Девон вышла на площадку. На сорок пятом этаже так и разило могуществом и большими деньгами — пол устилал толстый серый ковер, в коридоре стояли обтянутые шелком диваны, на стенах висели подлинники работ художников Востока. Кругом сплошной Джонатан Стаффорд. Девон затошнило.

— Я к мистеру Стаффорду. — Она молилась про себя, чтобы улыбка ее выглядела естественной, а щеки были не такими бледными. — Мое имя Девон Джеймс.

Светловолосая секретарша лет двадцати воспользовалась стоявшим на черном лакированном столе интеркомом, и почти в ту же минуту появилась привлекательная тридцатилетняя женщина, одетая в безупречную «тройку» цвета морской волны.

— Хелло, мисс Джеймс. Я Делия Уиллс. Джонатан несколько раз упоминал ваше имя.

— В самом деле? — В голосе Девон чувствовалось то самое напряжение, которого она всеми силами старалась не показать.

— Да. — Делия Уиллс смотрела на нее как-то странно. Наверняка обратила внимание на натянутую улыбку и руки, чересчур крепко сжимавшие сумку. — Сейчас у него в разгаре заочная конференция, но если у вас что-нибудь важное, я могу прервать его.

— Это не обязательно. — Еще одна принужденная улыбка. — Пожалуй, я и сама могу это сделать.

Глаза женщины непроизвольно расширились, когда Девон продефилировала мимо, распахнула огромную двойную дверь кабинета Джонатана, а потом плотно закрыла ее за собой. Стук отвлек внимание Джонатана от телефона с громкоговорителем, стоявшего на внушительных размеров столе тикового дерева, и заставил его обернуться к Девон. Девушка стояла неподвижно — непреклонная, словно богиня мщения.

Ему было достаточно одного взгляда.

— Извините, Гастингс, ко мне пришли. Закончим разговор немного позже. Монти, я перезвоню вам днем.

В тот момент, когда связь прервалась, зажужжал интерком.

— Джонатан, мисс Джеймс была довольно настойчива. Я не вполне уверена, что…

— Все в порядке, Ди. Я позабочусь об этом.

Он обошел стол и двинулся к Девон, перехватив ее на полпути.

— Что это значит? Что случилось? Ты похожа на привидение.

Девон закусила трясущуюся губу. С минуты на минуту могла начаться истерика. С одной стороны, ей хотелось смеяться от абсурдности ситуации. С другой — рыдать от гнева и боли. Она задрожала всем телом, чувствуя приближение слез, но пытаясь бороться с ними.

Джонатан схватил ее за руки.

— Девон, ты пугаешь меня. Ради Бога, в чем дело?

— В чем дело? — Ее губы искривила неуверенная, полная боли улыбка. — Я скажу тебе, в чем дело. Последние два дня я провела в библиотеке.

Лицо Стаффорда застыло; пальцы, державшие ее запястья, судорожно сжались.

— Я знаю все, Джонатан. Знаю о пожаре в Стаффорде. Знаю о несчастном случае с Алексом и о явившемся ему привидении. Знаю, что ты лгал и использовал меня, пытаясь сбить с толку. Знаю, что ты дергал меня за веревочки, как марионетку, пока я не отказалась от того, во что верила, от того, что давало мне надежду и силу. От чего-то очень важного, Джонатан. Может быть, самого важного в моей жизни.

Лицо Джонатана побелело сильнее, чем ее собственное.

— Выслушай меня, Девон.

Она горько засмеялась в ответ, и смех этот был плачем разбитого сердца.

— Выслушать? Я уже слушала тебя, Джонатан. И верила тебе. Больше я этого не сделаю.

Он тихонько потряс ее, словно желал привести в чувство.

— Поверь, я не хотел тебе вреда. Я делал это ради Алекса. Пытался защитить его.

— Как ты мог? — спросила Девон, не обращая внимания на его слова. — Я была легкой добычей, правда? Я верила каждому твоему слову.

— Я не лгал тебе.

— Нет? Почему ты не сказал мне о случившемся? Как ты мог скрыть правду, хотя знал, насколько она для меня важна?

Тут Джонатан взбеленился.

— Правду? Какую правду? Что в доме был пожар, от которого пострадал Алекс? Что у ребенка началась истерика и он был не в себе от боли? Что три долгих года он прикован к креслу? Это не имело и не имеет к тебе никакого отношения. Алекс моя забота, а не твоя!

Стало быть, она для него ничего не значит… Девон была в таком оцепенении, что не должна была чувствовать боли. Однако именно эти слова разбили ее сердце.

— Теперь понятно, почему ты не дал мне поговорить с ним. Ты боялся, что он расскажет о случившемся и я обнаружу связь между двумя этими событиями. Ты все время пытался остановить меня, а я была слишком увлечена тобой, чтобы понять это.

— Я не хотел, чтобы ему причинили вред. И сделаю все, чтобы этого не случилось.

— Ты сделаешь все, чтобы защитить доброе имя своей семьи. «Символ честности». Разве это не твои слова?

— Я беспокоюсь только об Алексе. Неужели ты не можешь этого понять?

— Я не верю тебе, Джонатан. Не верю в то, что могу причинить ему вред. Похоже, ты используешь своего сына так же, как использовал меня. Ты пойдешь на все, лишь бы честь рода осталась незапятнанной.

— Это неправда.

Девон схватила его за запястье и дернула вверх рукав, выставляя на обозрение бежавший вдоль предплечья старый шрам.

— Ты ведь получил этот ожог во время пожара, правда?

— Да…

— Но когда я спросила об этом, ты не ответил.

— Я уже говорил, что пытался защитить сына. И сделаю все, что потребуется, лишь бы не дать причинить ему вред.

Глаза Девон остановились на его лице.

— В том числе ляжешь со мной в постель.

Джонатан вспыхнул, но не отвел взгляда.

— Если бы я думал, что это может помешать тебе, то лег бы.

Глаза Девон наполнились слезами, и на сей раз удержать их не могли никакие силы.

— До свидания, Джонатан. — Девушка повернулась, чтобы уйти, но Стаффорд схватил ее за руку.

— Девон, — тихо сказал он, вытирая ей слезы. — Ложась с тобой в постель, я никогда всерьез не верил, что это сможет помешать тебе. Я хотел тебя. Это же так просто. Я и теперь хочу тебя.

Боль в горле стала невыносимой, но Девон все же сумела надменно вздернуть подбородок.

— Ты играл на выигрыш, Джонатан. Но я пришла, чтобы сказать тебе: ты проиграл.

Она повернулась и исчезла за дверью.

Джонатан глядел ей вслед, зная, что все кончено. Он никогда не сможет переубедить ее. Слишком поздно. Возможно, так было с самого начала.

— Джонатан, у тебя все в порядке? — В дверях стояла Ди и с любопытством смотрела на шефа.

— Нет. Но ты не сумеешь мне помочь.

— Ты в этом уверен?

Джонатан кивнул.

— На этот раз нет.

На лице Ди мелькнуло сочувствие, и она тихо закрыла дверь. Делия достаточно знала его, чтобы понимать: есть на свете вещи, с которыми может справиться только он сам. Конечно, если с ними вообще можно справиться. Испустив тяжелый вздох, Джонатан вернулся за письменный стол, но так и не смог сосредоточиться. Он сидел, бездумно уставясь в стену и тщетно пытаясь взять себя в руки.

Так прошло еще два дня. Он пробовал работать, но не преуспел в этом. Джонатана одолевали мысли о Девон и ненависть к себе за то, что он посмел обидеть ее. И дома было ничем не лучше. Он без остановки ходил по квартире, вспоминая о проведенном вместе времени. Тосковал он по Девон так, что сам удивлялся, но попыток позвонить не делал. В четверг утром Стаффорд решил, что единственный способ покончить с мучениями — это с головой погрузиться в работу.

И он пытался сделать это. Видит Бог, пытался. Он рылся в горах досье на конкурентов, но по десять раз читал одну страницу; отвечал на телефонные звонки, но вешал трубку и тут же забывал, о чем говорил.

Было около часа дня, когда зазвонил телефон, которым пользовались только свои. Лишь Алекс, Мэдди, Стивен, тетя Стелл и адвокат семьи Стаффордов знали этот номер. Забавно, он собирался дать его Девон. Вот насколько она стала близка ему…

Он поднял трубку.

— Джонатан, ты не забыл, что пригласил меня на ленч? — прозвучал хрустальный голос Мэдди.

— Конечно, забыл. Как ты догадалась? Ведь до срока еще пятнадцать минут.

— Я слишком хорошо тебя знаю. Во всем, что не касается бизнеса, мозги у тебя ползут на второй скорости.

Джонатан вздохнул.

— Боюсь, ничего не выйдет. Придется отменить.

— Вздор! — возразила она. Если ты не приедешь, я сама заявлюсь к тебе в кабинет, устрою сцену, ты смутишься, и все твое драгоценное рабочее время уйдет коту под хвост. Приезжай, Джонни. «Бель Монд» всего в двух кварталах.

— Я действительно не в состоянии, Мэдди.

Она ненадолго умолкла.

— Да… Слышу по голосу. Пожалуйста, Джонни. Может, я сумею помочь.

Может быть. Много лет назад, когда оба они были детьми, между ними существовала близость. Он был на шесть лет старше и защищал ее. Но, как ни странно, малышка Мэдди защищала его ничуть не меньше. Потом главным для него стала школа, университет, а позже — семейный бизнес. Он женился, она вышла замуж, у обоих были свои семьи. Теперь они жили в тысячах миль друг от друга и виделись лишь тогда, когда это предусматривал заранее составленный жесткий график…

— Ладно. К часу буду. — Конечно, Мэдди вряд ли сумеет ему помочь, раз уж он сам не в состоянии справиться со своим горем. Но он попробует выговориться — глядишь, и полегчает… О Господи, как он на это надеялся. Давно ему не было так паршиво. Кроме того, он привык поверять свои секреты женщинам. Вернее, одной из них. Девон.

У Джонатана свело внутренности. Он вернулся к тому, с чего начал в первый день их знакомства: Девон вознамерилась потревожить семейный «скелет в шкафу» и тем самым помешать выздоровлению Алекса, а он вознамерился помешать ей.

Если бы все сложилось иначе…

Джонатан провел рукой по волнистым черным волосам и снял с деревянной вешалки клубный пиджак. Сегодня вечером он мог бы пообедать с Девон, а потом сходить с ней в кино. Кино… Он не был там несколько лет. Вместо этого ему придется провести еще одну ночь в пустой квартире. «А ложе мое одиноко»…

Боже, как он тосковал по ней.