Молчаливая роза

Глава 8

Джонатан стоял у окна в гостиной квартиры Акеми. С двенадцатиэтажной высоты он видел внизу миниатюрные автомобильчики, забившие ярко освещенную ленточку улицы, и тысячи людей, сновавших по тротуарам как муравьи, толкаясь или проскакивая мимо друг друга, но никогда не взаимодействуя. Жизнь каждого из них протекала так же отчужденно от прочих, как и жизнь самого Джонатана. Впрочем, он сам этого хотел.

А над освещенной полоской улицы в черной, как тушь, тьме промозглого, холодного ноябрьского вечера мерцали мириады огней…

— Ты уверен, что не хочешь немного выпить? — спросила Акеми. — Это помогло бы тебе расслабиться.

Она еще не сняла с себя отделанное золотом черное бархатное платье, в котором была в галерее «Бесстрашие», но Джонатан уже вытащил заколки из ее волос, чтобы тяжелые черные пряди свободно упали на обнаженные плечи девушки.

— Нет, я сегодня и так выпил больше, чем следовало.

Он смотрел из окна и, о чем бы ни думал, неизменно возвращался к событиям этого вечера.

Погруженный в свои мысли, Стаффорд направился к дивану, устало опустился на него и вытянул перед собой длинные ноги.

— Она очень недурна…

— Кто? — Джонатан, разом очнувшись от своих дум, обернулся. Он отлично понимал, о ком идет речь.

Акеми только улыбнулась.

— Девон Джеймс. Она писательница?

— Да. И довольно известная.

Акеми подошла и начала массировать ему плечи. Ее маленькие пальчики умело разминали точки напряжения в переплетениях мускулов и сухожилий.

— А тебя влечет к ней. Такого давно не было. — Она расстегнула пуговицы его рубашки, крошечная ладонь скользнула под белую накрахмаленную ткань и принялась гладить волосатую грудь. Когда японка наклонилась, чтобы прикусить ему мочку уха, длинные черные волосы Акеми защекотали щеку. — Советую закрыть глаза и представить, что я — это она.

— Что? — Джонатан вздрогнул, но от такого предложения у него по телу прошла легкая дрожь.

— А что, это может оказаться весьма волнующим. — Акеми безразлично пожала плечами, давая понять, что ничуть не обидится. Пальцы ее тем временем нежно подергивали курчавые черные волосы на его груди. — Ты только вообрази, какая она высокая, прелестная, какие у нее мягкие, красивые губы. Вообрази, что это она тебя ласкает, а не я. — Вторая рука залезла ему в брюки и занялась его низом. — По тому, как ты смотрел на нее, я думаю, тебе нетрудно будет это вообразить.

Она взялась за молнию, но Джонатан поднялся с дивана.

— Не надо.

Акеми выпрямилась, проницательно посмотрела на него и спросила:

— В чем дело?

Он не ответил.

— Джонатан! — Беспокойство, прозвучавшее в голосе Акеми, заставило его остановиться, но лишь на миг. Затем он шагнул к креслу и протянул руку к темно-синему пиджаку, висевшему на спинке.

— Я всего лишь предложила тебе побаловаться, — сказала она, подходя к нему сзади. — Мы ведь с тобой уже играли в такие игры. Помнишь?

— Помню. — Мало было игр, в которые они не играли. Акеми знала десятки способов привнести дополнительную пикантность в искусство наслаждения. — Нет, ты ни в чем не виновата. Просто я…

Он надел пиджак и застегнулся.

— Я надеюсь, ты не уйдешь? На улице ужасная погода, да и поздно уже.

Уходить он не собирался, но нервничал сильнее, чем до прихода сюда. Забавы с Акеми не принесли бы ему никакого облегчения.

— Сегодня не мой вечер.

Они всегда были честны друг с другом; он и сейчас не хотел увиливать от правды. Но в чем же, однако, заключалась эта правда? В том, что встреча с Девон Джеймс еще раз всколыхнула в нем чувства, в которых он не хотел признаваться даже самому себе? Или в том, что он испытывал к ней сильное, грубое физическое влечение, хотя знал, что пытаться реализовать его смерти подобно?

— Понимаешь, мои мысли где-то за тысячу миль отсюда, вот в чем дело… Наверно, мне нужно просто хорошенько выспаться.

Акеми не отводила от него внимательного взгляда. В миндалевидных глазах мелькнуло что-то недоброе, но она тут же взяла себя в руки.

— Хорошо, я позвоню и вызову тебе такси.

Джонатан молча кивнул головой, надел галстук, ранее небрежно брошенный на кресло, взял из ее рук кашемировое пальто и направился к двери.

— Спокойной ночи, — сказал он несколько более резко, чем следовало.

Затем Стаффорд вышел на лестничную площадку и решительно закрыл дверь.

На улице он почувствовал себя лучше. Но поняв, почему ему полегчало, очень испугался.

Утром в понедельник, точно в назначенное Джонатаном время, в доме Девон зазвонил телефон.

— Я приглашал вас на обед, — сказал он, — но как бы вы отнеслись к предложению пойти вместо этого в театр? Позвонил мой друг и спросил, не хочу ли я в среду послушать «Отверженных». Места в третьем ряду партера, середина. Что-то у него случилось, сам он пойти не может. Я знаю, что эта рок-опера идет уже не первый день, но раньше мне как-то не удавалось ее послушать.

— Мне тоже.

— А потом мы могли бы поужинать и поговорить.

Какая-то новая интонация… Он говорил, как всегда, деловито, но в голосе его слышалось нечто похожее на нетерпение или предвкушение удовольствия.

— Вы уверены, что это хорошая мысль?

— Принимая во внимание некоторые обстоятельства? — спросил он, повторяя слова, сказанные ею на выставке.

— Да.

— Ну, а почему для разнообразия не совместить приятное с полезным? Не так уж часто мне предоставляется такая возможность.

Она колебалась недолго.

— В среду, вы говорите?

— Да, в среду.

— Хорошо, согласна. В самом деле, может получиться забавно. К которому часу я должна быть готова?

— Я заеду за вами в семь.

— Насколько я понимаю, вы знаете, где живу.

Он ведь вызнал про нее почти все. Во всяком случае, ему так кажется.

— Да, знаю, — невозмутимо признался он после некоторой паузы.

— В таком случае жду вас в среду.

В среду в семь он приехал за ней — красивый, в дорогом черном костюме. Похоже, итальянском, решила Девон.

Она пригласила его войти и немного подождать. Ей надо было достать пальто.

— У вас очень мило. — Он оглядел мебель, картины и скульптуры, со вкусом подобранный антиквариат. — Элегантно и в то же время удобно. Мне такой сплав очень нравится. — Кажется, и она в его доме говорила нечто подобное.

— Благодарю вас. Дизайн в основном мой.

Он улыбнулся.

— В таком случае очень жаль, что у нас сейчас мало времени. Я убежден, что внутренний мир человека лучше всего отражается в атмосфере и обстановке его дома. — Он огляделся. — Подумать только, сколько я мог бы узнать о вас, Девон Джеймс. — Его серо-голубые глаза прошлись по ее лицу, затем скользнули ниже. У нее было ощущение, что Джонатан трогает ее обнаженную грудь сквозь несколько слоев материи.

Джонатан похвалил ее наряд — белую блузку из шелковой парчи и черные шелковые, сужающиеся книзу брюки. Девон нервно улыбнулась, взяла его за руку и повела к двери.

— Как вы правильно заметили, у нас мало времени. Не хотелось бы опаздывать.

В лимузине они говорили мало, лишь обменялись ничего не значащими фразами о холоде, ненастной погоде и событиях дня.

Их совместное посещение театра и ресторана могло бы оказаться приятным светским времяпрепровождением и не более того, если бы Стаффорд не касался ее плечом и не держал в ладони ее пальцы. Девон чувствовала власть и сексуальность этого мужчины; ее била внутренняя дрожь и пересыхало во рту. Она замечала, какими глазами смотрит на нее Стаффорд, как следит за каждым ее движением, пыталась представить себе, какие чувства он при этом испытывает. Но он был достаточно умен, чтобы маскировать свои эмоции. Теперь же, в театре, выражение его лица говорило лишь о реакции на происходящее на сцене. Девон была ему благодарна за приглашение, хотя радоваться и не следовало: он сам предельно ясно давал понять, что пойдет на все, лишь бы помешать ее работе. На сей раз он просто-напросто избрал другой способ давления. Но Девон держалась твердо. Ничто не сможет переубедить ее и заставить бросить начатое.

«Просто скажи «нет»» — вспомнила она призыв к наркоманам на плакатах, расклеенных по городу, и чуть не улыбнулась. Не похоже было, что Стаффорд способен учинить над ней физическую расправу. Тем не менее он был из тех людей, с которыми нужно считаться, а непреодолимое влечение к нему ослабляло ее позиции. Она была обязана жестко контролировать свое поведение и не могла позволить, чтобы личные чувства помешали реализовать задуманное…

— Не помню уж, сколько лет я не был в бродвейских театрах, — сказал он, прерывая ее размышления. — Обычно я слишком занят.

— Я начинаю думать, Джонатан Стаффорд, что вы слишком усердно работаете.

Он вздохнул, соглашаясь с ней.

— В этом нет ничего загадочного. Давно пытаюсь решить одну кадровую проблему — подобрать себе заместителя, на плечи которого я мог бы взвалить хотя бы часть своих дел по руководству компанией. Отлично знаю, какой человек мне нужен, но пока еще такого не встретил. По крайней мере, так я сам себе объясняю свою замотанность. Но что поделаешь — не вижу никого подходящего…

— Может быть, вы слишком привередливы?

Джонатан улыбнулся.

— Верно, очень привередлив и разборчив. — Он посмотрел на Девон с явным восхищением.

Но он и сам был достоин восхищения — весь литой, с бугристыми мускулами, смуглокожий, с необыкновенно мужественными, чеканными чертами лица.

Она поймала себя на том, что улыбается и краснеет, как пятнадцатилетняя девочка. Неотразимый, обаятельно улыбчивый, Джонатан играл на ней, как маэстро играет на хорошо настроенном музыкальном инструменте.

Девон знала, что и зачем он делает, и тем не менее не могла заставить себя не поддаваться его чарам. Только спектакль спасал ее. Если бы не представление, она бы, наверно, капитулировала без всяких условий. Но опера захватила ее с начала увертюры и до финального аккорда. Изумительные костюмы, роскошные декорации, невероятно талантливая труппа, великолепная музыка. Такого шедевра Бродвей, кажется, еще не знал.

Но Джонатан был очарован спектаклем не меньше, а то и больше, чем она.

— Я просто забыл, каким невероятным наслаждением может стать бродвейское представление. Обязательно приведу сюда Алекса. Наверняка ему понравится.

— Неужели он никогда не был в театре на Бродвее?

— Не был… — При упоминании о сыне Джонатан на миг нахмурился и добавил: — Ни разу.

— В будущем месяце в Линкольн-центре Нью-Йоркский балет показывает «Щелкунчика». Почему бы вам не пойти, если сможете достать билеты? Уверена, что ваш мальчик будет в настоящем восторге.

— Так и сделаю, — суховато сказал он. — Превосходная мысль.

С этого момента вечер стал тускнеть. Обед у Сарди вместо яркого события, которое могло надолго запомниться обоим, превратился в скучное, формальное мероприятие. Они ели быстро, в основном молча, а затем Джонатан предложил поискать другое, более спокойное место, где можно было бы поговорить откровенно, с глазу на глаз.

— Почему бы не поехать ко мне? — предложила Девон. — У меня есть бутылка прекрасного бренди, едва початая.

— Прекрасно, — согласился Джонатан.

Но дурное настроение, овладевшее Стаффордом в конце вечера, не отпускало его.

Лифт медленно поднял их наверх. Джонатан помог ей снять пальто и рядом с ним повесил свое. Пока Девон стояла у старинного серванта орехового дерева, служившего ей баром, Джонатан прогуливался по комнате, разглядывая картины, восхищался бронзовыми статуэтками и причудливо раскрашенным керамическим блюдом. Затем он подошел к ее французскому письменному столику. Девон похолодела. С бокалом в руке она застыла на месте. Копия завещания Флориана Стаффорда лежала на темно-зеленой кожаной папке рядом в выписками из семейных писем, прочитанных ею в библиотеке.

Когда Джонатан обернулся к ней, на лице его без труда читалась едва скрываемая ярость.

— Я вижу, вы основательно поработали, мисс Джеймс.

Секунду она не могла придумать, что ответить, и стояла, уставившись ему в лицо, от которого веяло холодом и злобой.

— Я понимаю, что вам не доставляют ни малейшего удовольствия мои исследования, Джонатан, — мягко начала она. — Но вы обещали выслушать меня. Я надеюсь, что вы сдержите слово.

Не дождавшись ответа, она подошла к нему и протянула бокал. Его лицо сохраняло жесткое выражение, хотя стоило Девон коснуться его руки, как глаза Джонатана потеплели.

— Я сказал, что хочу знать, с какой целью вы собираете информацию о Стаффордах, но… — Он провел рукой по волнистым черным волосам и отвел их со смуглого, гладкого лба. — Мне трудно говорить об этом, Девон. Я человек по природе замкнутый, и мне глубоко неприятно ваше вторжение в жизнь моего семейства, родственников, предков.

— А мне столь же неприятно ваше вмешательство в мои дела. Но я понимаю, почему вы это делаете, и стараюсь по возможности быть справедливой.

Джонатан сел на диван, вытянул перед собой ноги и подтянул брюки на коленях.

— Хорошо, расскажите мне, что это значит.

Девон села рядом, собралась с мыслями и про себя попросила Господа послать ей правильные, точные слова.

— Все началось однажды вечером в октябре, примерно месяц назад. Мы с Майклом возвращались с конференции в Бостоне и по дороге остановились в гостинице «Стаффорд-Инн». Это была моя идея. Она казалась мне романтичной. Но я никак не ожидала, что в доме полно привидений.

— Привидений?! — с нескрываемым презрением усмехнулся Джонатан.

— Возможно, у меня скудный запас слов. Я просто не знаю, как сказать, чтобы вам все стало ясно.

— Простите, Девон, но я вам все равно не поверю.

— Понимаю. Сначала я тоже не верила. — Конфузясь от того, что ей приходится говорить такие вещи, Девон рассказала ему все до конца. Труда для нее это не составляло — каждая крохотная деталь событий той ночи навсегда врезалась в ее память.

Тем не менее Джонатан слушал ее с прежним недоверием.

— Девон, в человеческом мозгу и не такое рождается…

— Нет-нет, это не плод моего воображения, — не уступала она. — В комнате творилось нечто ужасное! Такого я никогда в жизни не испытывала и, надеюсь, не испытаю и в будущем. Какая-то невыразимая злобная сила металась в комнате. Если бы вы сами пережили это, без колебаний поверили бы, что я говорю чистую правду.

— Я бывал в этом доме, Девон. Много раз. И никогда ничего подобного не чувствовал.

— Я не знаю, почему это произошло, но надеюсь выяснить.

— Ну, а Галвестон — он тоже во все это верит?

— Майкл ни за что не признается. Даже если он действительно что-то почувствовал. Он слишком озабочен тем, как это может сказаться на его карьере.

— Но он ощущал то же самое, что и вы? Присутствие какой-то потусторонней силы?

Девон вздохнула.

— Не скажу наверняка. Но вел себя Майкл весьма странно. Да и вся ночь была странной. — Она взглянула на Джонатана. — Это было хуже любого кошмара, который я когда-либо испытывала. Всю ночь глаз не сомкнула.

— Всему этому должны быть какие-то разумные объяснения.

Девон всплеснула руками и поднялась с дивана.

— Я знала, что вы мне не поверите. Напрасно я все это рассказала.

— Но это безумие, Девон. Привидений не существует.

Она подошла к письменному столу и достала записную книжку, которая была с ней в то утро в «Стаффорд-Инне».

— Значит, вы говорите, привидений не существует? Хорошо, давайте посмотрим эти записи. — И она протянула ему блокнот. — Эти заметки я сделала наутро после той жуткой ночи в гостинице, причем, заметьте, еще до того как поговорила с миссис Микс и узнала у нее кое-что об этом проклятом доме!

Джонатан перелистал записи, пристально вчитываясь в отдельные фразы. При этом его черные брови временами сходились на переносице.

— Ну и что, по-вашему, означает вся эта чушь?

Девон, сжав кулаки, встала перед ним. Поза ее напоминала стойку боксера, готового к поединку.

— А значит это то, что я каким-то образом прочувствовала, прозрела убийство маленького ребенка. Оказалось, что сын Флориана действительно умер при весьма загадочных обстоятельствах. И, кстати, слухи это подтверждают.

— Все, что случилось в стародавние времена, всегда кажется загадочным. Нотариальные записи в ту пору велись небрежно, папки пропадали, иногда погибали от пожаров, мышей и наводнений.

— А знаете ли вы, что и другие постояльцы испытывали то же самое? Одному из них явился призрак старухи, другого всю ночь мучил сон, будто что-то заперто в сундуке в чулане — об этом мне поведала миссис Микс.

— Миссис Микс склонна к мелодрамам. Наверно, она считает, что легенды о привидениях помогают ее бизнесу.

— Вряд ли. Из нее лишнего слова не вытянешь. Она зациклена на этой теме, как параноик.

— Дело в том, Девон, что все ваши гипотезы держатся на случайном сцеплении фактов и обстоятельств. Действительно, ребенок умер, а вы делаете вывод…

— А вы знаете, что дом на Черч-стрит построен на месте бывшего кладбища?

— Нет, но…

— Есть и еще более многозначительная деталь. Известно ли вам, что дом воздвигнут именно на могиле маленького Бернарда Стаффорда?

— Нет, впервые слышу.

— Стал бы нормальный человек поступать столь странно? Я имею в виду Флориана Стаффорда.

— С чего вы взяли, что там похоронен именно маленький Бернард?

— В полу подвала нашли его могильную плиту.

— О Господи!..

— Я понимаю, что все это звучит дико, Джонатан. Если бы это случилось не со мной, я бы тоже не поверила. Я сама ненавижу, когда за расследование берутся всякие дилетанты. Если хотите знать правду, меня это перепугало до смерти.

— А как насчет девушки? — спросил он. — Ведь у вас нет ни малейших оснований считать, что ее растлили. Эта дурацкая история представляется мне еще более притянутой за, уши, чем первая.

— Я не в состоянии ничего доказать документально, потому что только приступила к делу. У меня есть десятки гипотез и версий, которые я еще не исследовала. Я хотела бы побеседовать с вашей тетушкой Эстелл.

— О нет! — взвился Джонатан, вскакивая с дивана. — Этого я не допущу. Вот здесь вы обязаны остановиться, Девон! Пожалуйста. Прошу вас, умоляю: оставьте эту мысль!

— Ну почему вы не хотите взять в толк, что я обязана этим заниматься! Писательство — это дар свыше. Но вместе с ним приходят и определенные обязательства. Кому дано, с того и спросится. Я не могу так просто отмахнуться от своего писательского долга!

— Ради Бога, объясните, чего ради вы отправились в этот крестовый поход?

Девон отвернулась, подошла к окну, потом рассеянно приблизилась к письменному столику. Нервно теребя копию завещания, она молча водила глазами по читаным-перечитаным строчкам.

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос. Вы в это не верите, и если я вам стану объяснять, получится еще хуже.

— Вы обязаны мне объяснить, Девон. Я должен это знать.

Девон воинственно вздернула подбородок и повернулась к нему лицом.

— Прекрасно. Я уверена, что души Бернарда и Энн Стаффорд попали в этом доме в западню. И они взывали ко мне, чтобы я помогла им освободиться. Это тоже кажется притянутым за уши, но я уже достаточно много прочитала и знаю, что есть способ освобождения привидений. Бессмертной душе, запертой в земной юдоли, надо окончательно расстаться со своим смертным физическим телом. Если Флориан каким-то образом продолжает держать в доме их души, то надо заставить его понять, что он сотворил, и тогда они будут свободны. Я должна это доказать и намерена это сделать.

Джонатан тяжело вздохнул и подошел к ней. Девон пришлось слегка закинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Да понимаете ли вы, что все это звучит бредом сумасшедшего?

— Понимаю, поверьте мне. Я это знаю. — У Девон перехватило дыхание. Она влюбилась в Джонатана Стаффорда. Она не хотела, чтобы он смотрел на нее так презрительно, как сейчас.

— Вы действительно во все это верите?

— Если хотите знать правду, то я уверена не на все сто процентов. Я твердо знаю только одно: нужно так или иначе выяснить, что там произошло.

— Черт бы вас побрал!

Слезы защипали глаза Девон.

— Жаль, что меня занесло в этот дом, но так уж случилось, и теперь я не могу повернуться спиной ко всему, что там произошло. Не могу и не стану этого делать.

Она умоляюще смотрела в его красивое лицо в надежде, что он поймет ее. Джонатан отчетливо видел, как она встревожена, видел следы слез на ее щеках, и выражение твердой непреклонности в его глазах слегка смягчилось.

— Я ни на секунду не верю в реальность того, о чем вы говорите, и категорически не могу позволить, чтобы вы своими действиями нанесли вред моей семье.

Стаффорд приблизился к ней вплотную, и сила его взгляда пригвоздила Девон к месту. Что-то совершенно новое появилось в его глазах — нечто темное и непонятное.

— Я знаю, что должен остановить вас, и потому мне надо держаться от вас как можно дальше. — Его длинные смуглые пальцы вплелись в ее волосы, обхватили затылок и заставили отклониться назад. — Но я гляжу на вас, смотрю, как вы улыбаетесь, слушаю, как вы смеетесь, читаю в ваших глазах лихорадочную, фанатическую одержимость, и единственное, чего я хочу сейчас больше всего, это обнять и поцеловать вас. — Произнося эти слова, он большим пальцем водил взад и вперед по ее щеке. Девон била дрожь. — Я не знаю, как вас остановить, но знаю, что сейчас сделаю.

Он притянул ее к себе и прижался к ее рту. Их губы слились. У Девон вырвался короткий стон, она качнулась ему навстречу, но уперлась ладонями в грудь. Пальцы мяли и комкали отвороты его пиджака. Язык Стаффорда скользнул к ней в рот. Дыхание Джонатана было горячим, с привкусом бренди, истинно мужским, и теплое, как мед, блаженство разлилось по телу Девон, затопив ее до кончиков пальцев. Руки Девон обвили шею Джонатана.

Не делай этого, предостерегал рассудок. Ты ведь знаешь чего он добивается! Но тело не откликнулось на призыв разума. Девон охватил жар соблазна: она плавилась и таяла в нем. Соблазн толкал к нему, и Девон прильнула к мощному телу Джонатана, ощутила жгуты мускулов на шее, шелковистые волны густых черных волос. Сквозь туман она почувствовала, что руки его скользят по белой шелковой блузке к талии, опускаются ниже, обхватывают и поглаживают ее ягодицы. Горячая волна пробежала по телу Девон. Язык его обвивал ее язык, нажимал, выдавая жажду окончательной близости. И тут она почувствовала, как в ее живот уперлось что-то твердое, невероятно соблазнительное, настойчивое и… Девон нашла в себе силы отпрянуть от Джонатана. Он тяжело дышал, а у нее тряслись руки.

— Нам нельзя…

— Да, — покорно согласился он. — Учитывая наши обстоятельства… возможно, и нельзя.

— Извините…

Он саркастически скривил уголок рта.

— Вы просите у меня прощения? А я у вас не прошу.

— Я думаю, что сейчас вам лучше уйти.

— Да, это, пожалуй, будет самое мудрое.

Однако он не сдвинулся с места. Взор его более голубых, чем обычно, глаз обшаривал Девон с головы до ног, и это возбуждало ее так, словно Стаффорд продолжал держать ее в объятиях. Затем он снова взглянул ей в лицо.

— Мне бы хотелось, чтобы у нас все было хорошо и мне не пришлось бы…

— Что не пришлось бы? — Ей было очень важно получить ответ на этот вопрос.

Но он круто повернулся, подошел к двери на лестницу и распахнул ее.

— Благодарю вас за еще один приятный вечер, Девон.

— Спокойной ночи, Джонатан…

Дверь закрылась. Она еще чувствовала вкус его пламенных губ.

Девон упала на диван — ноги ее подломились. Колотилось сердце, кровь радостно струилась по жилам. Никогда она не ощущала такого захлестывающего с головой влечения к мужчине. И уж наверняка ничего подобного не испытывала ни к Майклу, ни к Полу.

Ну почему из всех мужчин на свете самым обольстительным оказался именно он?

— Принести тебе досье на фирму «Уилмот Лимитед»? — спросила по внутренней связи секретарша Джонатана Делия Уиллс.

Стаффорд сидел за широким письменным столом тикового дерева, изучая разложенную перед ним «простыню» — финансовый отчет фирмы «Пасифик Америкен», одной из ведущих компаний по строительству малотоннажных судов.

— Да. И вот еще что — имеется ли у нас пересмотренная смета строительства семидесятифутового плавучего крана для прибрежных работ? Ты знаешь, что я имею в виду?

Он услышал в трубке, как секретарша тихонько мычит, ведя пальцем по перечню документов.

— Да, есть, конечно.

— Принеси. И захвати заодно список счетов от компании «Бартлетт Фибергласс». Что-то мне кажется, они стали завышать цены.

Ни он, ни секретарша даже не заикнулись о том, что целый этаж в штаб-квартире фирмы занимает финансовый отдел, сотрудники которого по должности обязаны заниматься такого рода вопросами. Но если какая-то проблема непосредственно угрожала благополучию корпорации «Стаффорд Энтерпрайсиз», то Джонатан считал своим прямым долгом лично заниматься ею.

— Сейчас принесу, — сказала. Ди.

Еще одна проблема из бесконечной череды других. И опять решать только ему. Это было для него естественным, привычным, хотя и все более утомительным делом. Он опять нажал на кнопку.

— И принеси, пожалуйста, программу работы Лондонской конференции по вопросам сбыта. Хочу внести туда парочку изменений.

— Будет сделано.

— Спасибо, Ди.

Через несколько минут Делия в безупречном белоснежном костюме с позолоченными пуговицами вошла в кабинет, держа в руках нужные ему документы.

Делия Уиллс была привлекательной брюнеткой лет тридцати пяти, среднего роста, нормального телосложения, поклонницей консервативного стиля в одежде, умницей и исключительно надежным, полезным сотрудником.

В основном благодаря ей Джонатану удавалось гладко, без рывков и скандалов управлять корпорацией, отчего и вся фирма функционировала спокойно и эффективно.

Делия работала у него пять лет, и он не представлял себе, как обходился без нее раньше.

Она положила перед ним документы и спросила:

— Ты нашел досье, которое принес Дерек Престон, пока вы с Тони Хьюзом совещались по вопросам «Пасифик Америкен»?

— К сожалению, нашел.

Более того, он уже ознакомился с его содержимым. Джонатан еще раз взглянул на досье. Папка как папка, уголок наклейки на обложке загнулся. Размашистыми буквами выведено от руки — ДЕВОН ДЖЕЙМС. Чернила чуть выцвели. Папка хоть и не выглядела такой же чистенькой и аккуратной, как другие в его кабинете, но по внешнему виду мало чем от них отличалась.

Не считая того, что она была выкрадена.

— Даниэль Макдоннел из Лондона просит соединить его.

Джонатан поднял трубку и едва закончил с Макдоннелом, как позвонил Гаррет Браунинг из штаб-квартиры «Холидекса» в Нью-Джерси. Не успел он положить трубку на рычаг, как зажужжал аппарат внутренней связи.

— Мистер Стаффорд, у меня находится мистер Майкл Галвестон, — сообщила Ди сухим, официальным тоном, каким всегда говорила в присутствии посторонних. — Он не записывался предварительно на прием, но полагает, что вам будет интересно его выслушать.

Галвестон. Какого дьявола ему здесь надо?

— Пусть войдет.

Джонатан поднялся из-за стола, когда в кабинет вошел мужчина, совсем немного уступавший ему ростом. Майкл отчаянно пыжился, изображая воротилу большого бизнеса, личность того же калибра, что и Джонатан. Он хотел показать, что вид кабинета его ничуть не удивляет, но не сумел скрыть легкой ошарашенности. Карие глаза Майкла забегали с мышиной юркостью, жадно осматривая мебель, пол, окна под потолок, через которые открывалась панорама Нью-Йорка. Он почти благоговейно взирал на богатство обширного кабинета, на сделанное по особому заказу кресло позади огромного письменного стола тикового дерева. На фоне светло-серых стен и портьер особенно внушительно смотрелся толстый шерстяной ковер густо-вишневого цвета и дорогие гравюры на стенах — сплошь оригиналы, причем большинство в восточном стиле.

Джонатан вышел из-за стола и протянул гостю руку, каковую Галвестон пожал с энтузиазмом. Затем Стаффорд указал на пару черных кожаных кресел перед письменным столом.

— Чем могу быть полезен? — спросил он, вернувшись на свое обычное место. Будь Джонатан расположен к этому человеку, он предложил бы ему сесть на мягкий кожаный диван в уютном углу кабинета, где посетители чувствовали себя непринужденно. Но он не питал к Галвестону никаких теплых чувств.

— Разговор пойдет не о том, чем вы можете быть полезным мне, а о том, что я могу оказать вам весьма полезную услугу.

Джонатан удивленно приподнял бровь.

— О, в самом деле? — Он откинулся на спинку кресла, сцепив перед собой пальцы рук. — Чем же конкретно вы можете быть мне полезны?

— Поскольку вы, кажется, достаточно хорошо знакомы с Девон, я полагаю, что вам также хорошо известно, над чем она сейчас работает.

Джонатан молча кивнул.

— И если я правильно догадываюсь, вторжение Девон в ваши семейные дела — это не то, о чем вы всю жизнь мечтали.

— Да, ваше предположение близко к истине.

— Так вот, я знаю, как ее приструнить, чтобы она отказалась от своего замысла.

— Ах, вот оно что… И вы хотите научить меня, как это сделать? Но почему вы решились давать мне такого рода советы?

Галвестон скрестил ноги и постарался держаться вполне непринужденно. На нем был черный костюм-тройка (видимо, дорогой и с иголочки, во всяком случае, без единой морщинки), буйно-желтый галстук и щегольские туфли. Наверняка принарядился специально ради этого визита, подумал Джонатан.

— А потому, что я еще больше, чем вы, не хочу, чтобы она писала эту книгу. Мне приходится думать о своей карьере. Как только мы поженимся, все ее дела так или иначе отразятся на моем положении. Если она напишет эту чертову чушь о привидениях, люди заподозрят, что у нее поехала крыша. Я не могу допустить, чтобы о моей жене так думали. Я хочу, чтобы она бросила эту затею, и чем раньше, тем лучше.

— И вы полагаете, что знаете, как это сделать? — спросил Джонатан и подумал, что правильно оценил этого хлыща еще в момент первого знакомства. Галвестон вызывал у него антипатию. Он не мог представить себе этого человека целующим Девон: они даже отдаленно не напоминали супружескую пару. Как они вообще пришли к мысли пожениться? Если Девон все еще была помолвлена с Галвестоном, то почему она посещает с ним, Джонатаном, рестораны, театры, зовет к себе в гости, ходит к нему? Почему она разрешает ему, Джонатану, целовать ее? Он поерзал в кресле и почувствовал эрекцию при одном лишь воспоминании о ее губах.

— Мне известна истинная причина, по которой Девон так решительно настроена писать эту книгу, — сказал Майкл. — К привидениям это не имеет никакого отношения.

— Так-так, продолжайте…

— Вы знаете, что она в разводе?

— Да.

— Так вот, через полгода после того как Пол Джеймс бросил ее, у Девон было психическое расстройство. На первых порах она решила, что это физическое недомогание: у нее начались головокружения, затрудненное дыхание, ускоренное сердцебиение, бессонница. Когда же врачи установили, что физически она совершенно здорова, Девон перепугалась.

Слушая его, Стаффорд вспоминал об Алексе и кошмарных неделях после катастрофы с сыном. Джонатан с ума сходил от горя, не мог работать, спать, жестоко корил себя за то, что оставлял ребенка с теткой, каялся, что работал допоздна. Мысли его неслись вскачь, он не мог думать спокойно и последовательно. Так что уж он-то хорошо понимал, как перепугалась Девон.

— Могу себе представить, — охотно согласился он.

— Она стала посещать психиатра, некоего доктора Таунсенда. Тот объяснил, что у нее классический случай тревожно-мнительного невроза на почве стресса, и нашел у нее все его симптомы, включая тенденцию к галлюцинациям. Она призналась мне однажды, что чувствует, как ее разум отделяется от тела, что иногда она, сидя в комнате и слушая разговоры других людей, ощущает себя так, словно проплывает над ними. Ее кидало в жар, мерещился бесконечный тоннель, по которому она бредет… В общем, весь джентльменский набор…

— Понятно.

Дальше Джонатану слушать не хотелось. Досье на Девон Джеймс, лежавшее на его письменном столе, содержало историю болезни Девон и было украдено из кабинета доктора Таунсенда. Когда Таунсенд отказался предоставить Дереку Престону информацию о своей бывшей пациентке, ссылаясь на ее права, Дерек проник ночью в кабинет врача, нашел ящик с историями болезней бывших пациентов Таунсенда и просто унес папку.

Джонатан не толкал Престона на кражу со взломом или воровство. Он только сказал, что ему необходимо знать, от какой болезни доктор Таунсенд лечил Девон Джеймс. Работа Престона в том и заключалась, чтобы раздобывать необходимую шефу информацию, причем любым путем. Это был не первый случай, когда Дерек нарушал закон, чтобы заполучить нужные Джонатану сведения, и, надо думать, не последний. В большинстве случаев Стаффорд полагался на сообразительность и методы Престона. И тот делал, что требовалось. В данном случае Джонатан не видел оснований винить в чем-либо своего преданного сотрудника.

— Так что, как видите, — продолжал Галвестон, — вся эта ерунда про привидения — чушь собачья, и больше ничего. Просто Девон снова впала в свое тревожно-мнительное состояние. На нее давят разные стрессы — в основном, связанные с ее работой. Ну, и наши свадебные планы, естественно… А конечный результат одинаковый, независимо от причин стресса. Она вообразила, будто ночью в стаффордской гостинице происходили какие-то таинственные фокусы-покусы, а теперь трясется от ужаса, что возможен новый рецидив болезни. Но упорно не желает глядеть в лицо фактам. Преисполнилась решимости доказать, что призраки ей не померещились, а реально существуют и, следовательно, она не страдает галлюцинациями.

Джонатан незаметно стиснул зубы.

Он знал, что тревожное состояние — отнюдь не то же самое, что нервный срыв. Миллионы людей в той или иной степени страдают от стрессов с самыми разными осложнениями. Ни один человек в мире не может сказать, что он в жизни ничего подобного не испытывал. И разве Девон гарантирована от стрессов? Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, что Майкл болтает за ее спиной… Джонатан почувствовал желание ринуться на ее защиту, но понял, что вряд ли сейчас может себе это позволить.

— Как именно, по-вашему, я мог бы использовать эту информацию?

— А очень просто. Выложите ей эти факты. Девон очень стыдится случившегося. Она всячески маскирует свой страх сойти с ума. Даже ее родители не знают об этом. Скажите ей, что вам известно о ее визитах к Таунсенду и что вы предадите эти факты огласке, если она сделает еще один шаг к реализации своего замысла.

Джонатан смерил Галвестона холодным взглядом и почувствовал к нему еще большее отвращение.

— А вас не беспокоит, как подобное разоблачение может подействовать на Девон и на ее карьеру?

Майкл выглядел ошарашенным. Ему и в голову не приходило, что Джонатан может отказаться от столь лакомого куска.

— Я рассказал это, потому что доверяю вам… Я имею в виду, что вам достаточно просто пригрозить ей. Я и не помышлял, что вы станете трубить об этом на весь свет.

— Конечно, нет. Конечно, вы не хотите, чтобы я использовал ваши данные. Но вообще вы правы — вера в привидения не украшает человека. Если люди будут считать вашу жену психопаткой, это не пойдет на пользу вашей карьере.

Лицо Галвестона побелело. Он вдруг сообразил, что не рассчитал всех возможных последствий своего предательства. Теперь он вдруг это понял и затрясся мелкой дрожью.

— Повторяю, я сказал вам это сугубо конфиденциально, — промямлил он. — Думал, вы поймете, что я стараюсь помочь нам обоим.

— Понимаю, Майкл. Можете быть уверены — я сделаю все, что в моих силах, чтобы не дать Девон осуществить ее замысел. — Но не уничтожая ее при этом, ты, олух царя небесного…

Джонатан встал с кресла, показывая тем самым, что беседа закончена.

— Так я могу рассчитывать на то, что это останется между нами?

— Да, покуда мы оба преследуем одну и ту же цель. Мы ведь оба хотим, чтобы она не писала эту книгу, не так ли?

— Но я… я… не хочу причинять Девон боль.

Ага, теперь ты об этом вспомнил, сукин сын!

— Я тоже.

Но кому-то все же придется пострадать, если дело пустить на самотек и вообще ничего не предпринимать.

— Я надеюсь, вы не будете принимать крутых мер в отношении Девон. Едва она сообразит, как много вы о ней знаете, вам не потребуется ничего другого.

Возможно. Прочитав составленную Таунсендом историю болезни, Джонатан убедился, что Девон сама крайне обеспокоена состоянием своей нервной системы — тут Майкл ничего не прибавил. Едва начав читать папку Таунсенда, Джонатан понял, что в его руках оказалась козырная карта, за которой он охотился. Теперь же, увидев, что и Галвестон готов разыграть эту карту против Девон, он испытал досаду. Получалось, что он не меньший мерзавец, чем Майкл.

Галвестон удалился, слегка потеряв лицо, а Джонатан сел за стол, и руки его сами потянулись к папке Таунсенда. Он снова углубился в ее исповедь врачу — рассказ о детских и девических годах, о том, как ей бывало не по себе, какой одинокой она порою чувствовала себя даже с любящими родителями. По мнению Таунсенда, коренной причиной нервозности Девон было ее удочерение. На это наложился уход Пола Джеймса, что усугубило ее ощущение изолированности, нежеланности для других.

Джонатан захлопнул папку. Да, все говорило о том, что ночное потрясение Девон в особняке Стаффордов было всего лишь приступом тревоги и страха на почве ранее перенесенного стресса. А то, что приступ этот, отнюдь не первый в ее жизни, произошел именно в «Стаффорд-Инне», было лишь случайным совпадением. Игра воображения вообще присуща человеку. Например, его Алекс — отчаянный фантазер!

Он вспомнил о часах, проведенных с Девон, о ее уме, целеустремленности, убежденности. Не считая рассказа о ночи в гостинице, он не заметил в поведении Девон никаких признаков стресса или внутренних зажимов. Наоборот, она производила впечатление человека более открытого, более твердо стоящего на земле, чем любая женщина из тех, кого он встречал прежде. Оставалось полностью согласиться с выводами доктора Таунсенда, с его простыми и ясными объяснениями. Тем более что сам Джонатан был психически здоровым, разумным, рационально мыслящим человеком.

Так почему же он все-таки, как ни старался, не мог заставить себя принять объяснения Таунсенда?