— Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь? — Джонатан подал Девон руку и помог ей подняться на палубу шестидесятифутового «гаттераса».
— Все нормально. Я уже несколько недель не чувствую тошноты по утрам, а немного свежего воздуха мне не повредит.
Джонатан приложил руку к маленькой круглой выпуклости под ее пупком. Девон была на шестом месяце беременности, но это еще не бросалось в глаза.
— Море тихое и спокойное, — сказал он, — но ветер крепчает. Ты уверена, что все будет в порядке?
Он всегда был заботлив, а теперь, когда Девон носила его ребенка, волновался за нее вдвойне.
— Ради Бога, Джонатан, в яхте шестьдесят футов длины! Она напичкана лучшими навигационными приборами, которые можно достать за деньги; в ней три каюты и две ванных. Я ведь не собираюсь выходить в море на каком-то каноэ!
Его губы сложились в улыбку.
— Две кабины, — поправил он. — На корабле говорят не «ванная», а «кабина».
— Я знаю. — И все же она не удержалась и ответила Джонатану улыбкой, любуясь тем, как соленый ветер треплет его глянцевито-черные волосы. Солнце светило ярко, огромные пушистые облака плыли по лазурному небу, а в штормовке ей было совсем не холодно. С самого прибытия Девон не могла нарадоваться своему самочувствию.
— Эй, па, глянь-ка сюда! — По сходням бежал Алекс, что-то сжимая в руке. Его выздоровление потребовало времени и труда, но как только мальчик убедился, что он снова сможет ходить, лечение стало на редкость успешным.
Он перебрался через ограждение и припустил к ним.
— Смотри!
— Что это? — спросил Джонатан.
— Ракушка. — Он гордо поднял руку. — Дама из магазина сувениров дала ее мне за то, что я нарисовал ей картинку.
— Очень красиво, Энди.
— Я положу ее на кусок рыбачьей сети и нарисую.
— Это называется «натюрморт». — Девон полюбовалась прекрасной белой раковиной с блестящей розовой сердцевиной и приложила ее к уху. — Я с удовольствием посмотрю картину, когда ты ее закончишь.
Алекс расцвел.
— Я подарю ее тебе, ма!
У Девон защемило сердце.
— Спасибо, Энди. — Алексу не нужно было трудиться над картинкой: он уже сделал ей самый большой подарок.
— Давай отчаливать, па.
— Хорошая мысль, — согласился Джонатан. — Как насчет того, чтобы поднять кормовые швартовы? Думаешь, справишься?
— Есть, есть, капитан! — Он стремглав понесся на корму, а Джонатан с Девон отправились к штурвалу. Пока Алекс тянул канат, Джонатан приказал палубному матросу, студенту колледжа Питеру Маккензи, поднять носовые швартовы, а затем включил фордовский двигатель мощностью в сто двадцать лошадиных сил и дал задний ход. Отвалив от причала кормой вперед, он обошел стоявшее перед ними судно, перевел рычаг обратно, и яхта двинулась в открытое море. Как только они покинут гавань, тут же поставят паруса.
Девон следила за Алексом, который крепко держался за поручень и любовался пенистым следом, который яхта оставляла на голубой воде.
— Какой чудесный малыш…
— Очень мило с вашей стороны, миссис Стаффорд, говорить такое, когда у вас самой через четыре месяца появится малыш не хуже. — Джонатан наклонился и поцеловал ее в шею. — Могу представить себе, сколько хлопот доставит эта парочка!
Девон прислонилась к нему. Ее груди, чуть пополневшие за время беременности, соблазнительно прижались к груди Джонатана.
— Ну, если ты справишься с двумя, как насчет трех или четырех?
Джонатан насмешливо фыркнул, но его рука тут же принялась ласкать очаровательные выпуклости жены.
— Твоя мать была бы в восторге.
Все просто тряслись от радости, узнав о ее беременности. Кристи прислала ей из Италии, где проводила лето со своим мужем Франческо, пару венецианских кружевных пинеток. Только ее литературный агент Марсия Уинтерс и издатель Эвелин Фрэнки поначалу слегка встревожились, испугавшись, что это отвлечет Девон от работы, но когда «Следы» попали в список бестселлеров, составленный «Нью-Йорк Таймс», обе дамы сильно повеселели. А вчера Девон занесла им полностью законченную рукопись «Молчаливой розы».
— Моя мать любит детей еще больше, чем я, — похвасталась Девон. — Мне с ней повезло.
— Мне с тобой повезло не меньше. — Джонатан повернул ее к себе лицом и быстро, но крепко поцеловал. — И, конечно, твоим обожаемым читателям.
— Кстати говоря, звонила Марсия. Ты в это время был в ванной. Алекс ужасно торопил с отъездом, и я совсем забыла об этом.
— Что она сказала? Понравилась ей рукопись?
— Сказала, что читала всю ночь не отрываясь. Говорит, «Молчаливая роза» — моя лучшая книга.
— Я ни на секунду в этом не сомневался.
Девон выгнула бровь.
— Даже тогда, когда предлагал мне деньги, лишь бы я ее не писала?
— Нет. Только с тех пор, как ты меня переубедила.
— Или когда прочитал, что написано обо мне в досье доктора Таунсенда?
— Нет, тогда я подумал об этом всего лишь пару раз.
— Может, тогда, когда я в страшном гневе ворвалась к вам с Танакой в спортивный зал?
— Совсем не тогда.
— А почему?
— Потому что тогда мне было не до мыслей о книге. В этот миг я влюбился в тебя.
Девон повернула голову и заглянула ему в глаза.
— Правда?
— Угу. Когда Танака назвал тебя моим огнедышащим ангелом.
Девон нежно улыбнулась и прислонилась к широкой груди мужа. Только теперь, когда яхта прошла между двумя бакенами и оставила гавань позади, она в полной мере оценила имя, которое Джонатан выбрал для своей новой шестидесятифутовой красавицы. Оно было выведено большими красными буквами на корме, где сейчас стоял Алекс, следивший за тем, как из-под сверкающего белоснежного корпуса корабля вырывается пенная струя.
«Тенси». Ангел.
Девон снова улыбнулась, подумав об этом. Тогда она была вне себя, но теперь это слово грело ей сердце и говорило о счастливом, безоблачном будущем.
Тенси. Если кто и был ангелом, то это именно Джонатан, — высоким, смуглым ангелом, который мог иногда быть суровым, но всегда оставался заботливым, а временами — трогательно добрым. Каждый день она благодарила за него Бога.
Но одно она знала несомненно: самым драгоценным подарком на свете был подарок судьбы, которая предназначила трем людям стать единым целым. Подарок судьбы и «Молчаливой розы».