Смотрю на Софию не моргая. Стыдит меня? Учит? Или воспитывает?
Чтобы это не было, мне нравится. Зубки показывает. Хорошо. Отстаивает. Кайф. Есть в этом упорстве что-то такое, что снова меня приземляет. Не просто красивая женщина рядом, а опора.
— Марина сама себя смешала с грязью, я просто на это не закрываю глаза. Но я понял о чем ты. И, да, ты права.
София встает и быстрым шагом идёт в ванную. Сбегает?
— Куда? — ловлю за талию.
— Умыться. Нельзя? — смотрит с вызовом и я не понимаю, где она храброй воды напилась.
— Почему огрызаешься? — сажаю к себе на колени.
Молчит.
— Я не хочу, чтобы ты бросил этого ребёнка, Аслан. Мне от одной мысли от этого не по себе. Но при этом мне сложно принять тот факт, что его родит Марина. Я не воспринимаю её как мать, но почему-то чувствую себя грязной. И боюсь осуждения других.
Моя чистая малышка. Сколько переживаний из-за чужого ребенка. Это щемит в груди, потому что такой должна быть женщина — мягкой, доброй и сострадательной. Я видел как София общается с детьми, с Халидом. И это была ещё одна причина, по которой я потерял голову.
— Твоя семья приняла нас, — ложусь на спину.
— А твоя? — кладет голову мне на грудь.
Убираю мягкие локоны за уши. А что моя семья? Отец тогда странно себя повёл, если он имеет какие-то виды на Софию — я ни за что её не отдам. Но про старого черта Софии не обязательно знать. Ей бы тот разговор переварить.
— Халид будет очень рад, что мы будем жить вместе. Шахид всегда рядом и он тоже только «за». На остальных — плевать.
— А твой отец?
— Он тоже не против.
София немного щурится, будто не верит. Провожу рукой по позвоночнику, косточки торчат. Хрупкая.
— София, ты — единственное, что имеет значение. Ты уже моя невеста и это не изменится. Твое тело — моё. Ты вся — моя.
— Вот ещё, — закатывает глаза и приподнимается.
— Что это значит? — держу за бедра и приподнимаю таз.
— Аслан, я бы хотела, чтобы тебе во мне нравилось не только тело. Если только оно, тогда в чем разница между мной и Мариной?
Мне хочется выругаться, но я сдерживаюсь. Что за мысли? Что за вопросы? Запускаю руку в волосы, тяну на себя. Открываю тонкую шею, в которую хочу впиться зубами, а ещё оставить засосы.
— Не вздумай вас сравнивать. Ещё раз услышу — дам по губам. Я хочу не только твоё тело, София. Мне нужно всё. Я не умею на половину. Либо всё, либо ничего. И себя отдам также.
София нависает надо мной, рассматривает. Взгляд открытый, но в нем сомнения. Не нравится мне это, но я сказал как есть.
— Я сравниваю твоё отношение. Если ты хочешь просто красивый атрибут рядом, с которым можно коротать ночи, я не тот вариант.
— Ты не атрибут. И я никогда так на тебя не смотрел. Ты думаешь я такой?
— Нет.
— Как тогда?
София замолкает и не смотрит в глаза. Она всё ещё сидит сверху, поджимает ноги вокруг меня. Напрягается, хотя мы просто разговариваем.
— Мне понравилось с тобой спать. Ты как батарея, — хмыкает, — Рядом с тобой быстро согреваешься. И это как-то… Будто спишь с большим плюшевым медведем, — смеётся.
Это же комплимент? Хочется улыбнуться. Она считает меня милым? Меня? Обычно я полная противоположность.
— И всё? — я хочу знать как она ко мне относится. Это важно.
— Иногда ты пугаешь. И тогда я думаю, что лучше от тебя просто сбежать. Постоянно давишь, прогибаешь под себя и ревнуешь. Это напрягает, честно.
Сжимаю зубы.
— Сейчас тоже пугаю?
— Нет, сейчас ты другой, — садится рядом.
— Какой? Расскажи, я хочу знать, — привстаю на локтях.
— Такой, которого хочется встречать после работы. Готовить завтраки и ужины. Обнимать сразу, как только приходишь домой. Такой, к которому хочется залезть на колени и уткнуться носом в плечо, потому что это самое безопасное место в мире, — пожимает плечами.
Что-то внутри заставляет задыхаться. Руки подрагивают. Я всегда хотел быть таким. Но… не получалось. Мне всегда нужно было продавливать, чтобы получить своё. И в работе, и дома.
— Я не хочу давить на тебя, малыш. Хочу, чтобы ты сама в руки шла. Сама ластилась и хотела быть моей, — укрываю одеялом её ноги.
— Так ты не даёшь быть такой, — собирает волосы в пучок.
— В смысле?
— Ты берёшь силой, Аслан. А так отношения не строятся. Ты хочешь, чтобы делали по-твоему, но при этом, не даёшь людям проявляться. Мне не даёшь быть собой, а только подстраиваешь под себя.
Смотрим друг на друга. Если отпустить контроль, то всё к херам сломается. Один раз я упустил свою жену и это закончилось предательством. Если София передаст… Проще пустить себе пулю в висок. Но она не сделает этого. Она не такая.
— Ты хочешь больше свободы? — спрашиваю прежде, чем успеваю обдумать.
— Да. Позволь мне проявлять свое отношение к тебе так, как мне хочется. Не дави.
Прикрываю глаза. Это вопрос доверия. Отпустить. И ждать, что птичка вернётся в клетку. Но я не хочу держать ее взаперти. Хочу, чтобы сама хотела остаться. Я могу заставить, сломать. Мне ничего не стоит. Но не с ней. С Софией всё должно быть по-другому.
— Хорошо. Я… постараюсь.
София удивлённо вскидывает брови. Не верит? Я тоже. И руки ломает от мысли, что я дам слабину и это обернется очередной болью.
Не даёт мне дальше думать. Наклоняется, утягивает в свою нежность. Целует так, что я готов умереть прямо сейчас, лишь бы не отпускала. Не торопится, наслаждается. Переплетает наши пальцы и поднимает мои руки вверх. Чувствую улыбается, когда не сопротивляюсь. Хочет быть сверху, хочет вести? Хорошо, мне нравится быть снизу. Подстрахую. С ней — всё что угодно. На всё готов. Даже на глотку себе наступить.
— Аслан, — шепчет.
— Моя, какая же ты моя.