Собираю волосы в хвост, что-то сегодня не получается нормально уложиться. Петухи торчат, как бы не расчесывала. Бросаю резинку на кровать, следом утюжок. Бесит.
— Помочь? — мама заглядывает в комнату.
— Да, не могу собрать.
Мама ловко поднимает тяжёлые волосы, колдует над ними, и в итоге получается красивый хвост с завитыми концами.
— Спасибо, — целую мамину ладонь, — Сама бы не справилась.
— Если немного обрезать, будет легче. Совсем уже длинные стали, — улыбается.
Да, волосы сейчас длинные и мне прямо тяжело. Иногда даже голова болит.
— Нервничаешь, — утверждает.
— Да. Знакомство с этими людьми — волнительно. Да и… если честно, я чувствую себя предателем. Такое ощущение, что предаю вас с папой, — опускаю голову.
— Что за глупости? — садится на кровать. — Папа немного ревнует, я замечаю. Но он понимает, что Разумовские — твои родственники, от этого никуда не деться.
— Боюсь, что он разочаруется во мне.
— Из-за того, что твой родной отец появился? София, не придумывай.
— Нет, из-за того, что я иду с ними знакомиться, — поправляю юбку. — Как будто я не должна этого делать.
— Никто не знает, как должно быть, а как нет, дочь. Я думаю, если тебе интересно, кто они и что, познакомься и пообщайся. Не захочешь — не будешь. В любом случае, это не отменяет, что ты София Дмитриевна и наша дочь, — кладет руку мне на колено.
От маминых слов начинаю плакать. Вроде и облегчение, а вроде и тяжело ещё.
— Ну чего ты, — мама обнимает меня за плечи, как в детстве.
— Дочь? — папа стучит в дверь и видя нас останавливается. — Что такое?
Прикрываю глаза руками, слезы капают на блузку оставляя следы. От рыданий тяжело дышать, не могу успокоиться.
Папа садится на корточки и встревоженно на меня смотрит.
— Прости меня, пап. Просто я… не знаю, — договорить не получается, рыдаю.
— Софа, успокойся. Что бы не случилось, мы со всем справимся, — кладет руки вдоль стула, на котором я сижу.
— Ты не злишься, что я еду к Разумовским?
Папа приподнимает брови и поджимает губы.
— Из-за этого слезы?
Киваю. Голова начинает отдалённо побаливать. После слез всегда так.
— Я не скажу, что рад этой семье. Но пока вы были в отпуске, Саша приезжал к нам. И он настроен серьезно. Хочет поддерживать связь с тобой.
— Почему не сказали, что он был здесь? Что говорил?
— Потому что ты бы начала переживать, а зачем оно? Извинялся много, раскаивался даже. Плакал. Кто я такой, чтобы его судить? Да, он виноват и в отношении Марины, и Максима, — сглатывает, — Но случилось то, что случилось.
Когда разговор заходит о Максиме папа будто на мгновение стареет лет на десять. В глазах мелькает что-то такое, что разрывает всё внутри. Столько времени прошло, а у него до сих пор болит.
— Значит, ты не против? — спрашиваю вытирая лицо салфеткой.
— У меня есть ревность к Саше, если честно. Я бы не хотел, чтобы ты взяла его фамилию или отчество. Но если все же решишь, я это приму, — встаёт.
— Я не буду ничего менять, ты что? Ты мой папа, — тяну к нему руку. Он жмёт её в ответ и улыбается.
— Я знаю, дочь. Не переживай, я не злюсь и не обижен. Но ты — моя дочь.
Мама обнимает папу за талию, а он целует её в висок. Так тепло становится от этой картины.
— Вообще я пришел сказать, что Аслан уже внизу. Пойдем, — берет маму за руки, — Позвать его сюда или спустишься?
— Позови. Переодеться ещё надо.
Дверь за родителями закрывается и я открываю шкаф, чтобы найти замену светлой блузке. У нее такая ткань, что любая капля сразу превращается в пятно.
Аслан заходит через пару минут. Большой, сильный и очень красивый. Одет, как и всегда, с иголочки.
— Ты плакала, — нависает.
Молча прижимаюсь к его груди. Аслан обнимает в ответ и пару минут мы стоим в тишине.
— Софа, — наклоняется, чтобы поцеловать.
— Всё хорошо. Сейчас переоденусь и поедем.
Заодно выпиваю таблетку от головы, по ощущениям, она разболелась надолго. Пока я собиралась Аслан разговаривал несколько раз по телефону на своем языке. Ничего не понимаю, но нравится, как звучит речь.
— На каком языке ты разговариваешь? — спрашиваю садясь в машину.
— Чеченский, — тыкает кнопки на панели. — Хочешь научу?
— Тогда буду понимать о чем ты разговариваешь, — улыбаюсь.
— Не страшно, — хмыкает. — Но я бы хотел, чтобы ты хоть несколько фраз знала, — улыбается хитро.
Я не против. Но есть мысли, что процесс обучения будет совсем не как в школе.
До дома Богдана Разумовского добирались практически час. И не сказать, что это дом. И даже не особняк. А прямо резиденция. Огромная огороженная территория, будто свой жилой комплекс. Много охраны с оружием и собаками. Сам дом внешне похож на поместье из зарубежных фильмов. Очень красиво, очень дорого и очень выбивается из городского колорита.
— Я рядом, — шепчет Аслан, когда идём к дому по длинной тропинке. Это успокаивает. Мужчина держит меня за руку и тепло его кожи действует, как обезболивающее.
На встречу выходит Александр, как всегда, улыбается. Волосы зачесаны назад, одет в светлый льняной костюм. Следом за ним в дверях появляется высокий седовласый мужчина, наверное, это и есть Богдан. Он же наоборот одет будто к официальному приему: черный костюм, белая накрахмаленная рубашка и огромные часы на руке.
— София, Аслан, — Александр подаёт Аслану руку, но смотрит на меня. — Я рад, что ты здесь.
— Отойди, Саша, — Богдан обходит сына и сжимает меня в объятиях. Неожиданно, я не знаю как себя вести. Обнять в ответ? Но не могу поднять руки, мужчина слишком крепко держит.
— Ты выросла красавицей, София, — отодвигается, — И прямо одно лицо с Сашей. Но и мои черты тоже есть, — улыбается.
— Это мой отец, дочь, — Александр кладет руку на плечо Богдана, — Ты бы хоть представился, сразу налетел.
— Я уже поняла, кто вы, — делаю шаг в сторону Аслана, который всё это время за нами наблюдал. Он приобнимает меня за талию и напряжение ослабевает. Хорошо, что он здесь.
Богдан и Александр это замечают, и переглядываются.
— Извини. Как узнал о тебе, так места себе не нахожу. Я — Богдан, твой дед, — улыбается и сейчас видно их внешнее сходство с Александром. Вроде ничего удивительного, что отец и сын похожи, но в нашей ситуации, это меня сильно задевает.
— Пойдёмте за стол, всё уже готово.
Внутри дома — музей. Кажется, что идёшь будто по Эрмитажу. Картины, огромные расписные вазы с цветами, статуи греческих богов. Богдан любит мифологию? Красиво и необычно, конечно. В столовой можно расположить человек триста, если не больше. Огромная комната, много света, но здесь мебели минимум.
Только делаю шаг, как мне в руки что-то прыгает. Ловлю и не сразу понимаю, что происходит.
— Дюна! — Богдан ругается.
Померанский шпиц довольно на меня смотрит и звонко гавкает. Улыбаюсь, какой хорошенький. Пушистое облачко. У нее розовый ошейник со стразами, забавно.
— Дюна, я закрою тебя в комнате, достала уже. Ну-ка слазь, — Богдан хочет её забрать, но Дюна рычит.
Аслан смеётся над ухом и проводит большим пальцем по маленькой лапке. Дюна не против и крутится в руках.
— Отпусти её, и все. Иначе она не успокоится. Приучили к рукам, вот и прыгает как сайгак, — Богдан разочарованно мотает головой.
— Ничего, она милая, — но всё же отпускаю собаку на пол. Дюна быстро бежит к Александру и прыгает к нему. Понятно, кто здесь королева положения.
— Сейчас приедет Давид с детьми, они в пробку попали. Давид — это мой старший сын. У него трое детей, старший — от первого брака жены, а двое общих. Людмила, жена его, у родителей гостит в Иваново, поэтому, без нее.
Значит, и здесь у меня куча племянников. Интересно, какие они.
— А Вова? — спрашивает Аслан.
— Вован на Кипре уже три месяца. К новому году обещал приехать, — Александр поправляет Дюну, которая сидит у него подмышкой.
Мы разговариваем, но между мной и мужчинами чувствуется напряжение. У Богдана будто есть вопросы, но он не решается их задать. Александр просто меня разглядывает и как только я ловлю его взгляд — улыбается.
Богдан рассказывает про бизнес. Сейчас они строят гипермаркет в старой части города, потому что там нет нормальных продуктовых магазинов и люди жалуются, что ехать за покупками далеко и неудобно. Это правда. У них там вообще будто забытое всеми место.
Богдан непростой человек, совсем. Чувствуется, что у него есть власть и статус. То, как он говорит, как держится — сразу даёт ощущение, что он хозяин жизни. Но он не грубый, не давит. Наоборот, спокойный и открытый. Это и располагает и пугает.
— Дава приехал, — Александр встаёт со стула.
Через несколько минут дом заполняет детский смех. Но потом меняется на ругань. Кажется, два мальчика не могут что-то поделить.
— Да успокойтесь, имбецилы, — слышу низкий знакомый голос.
Ноги моментально начинают гореть. Шрамы тянут и я хватаю Аслана за руку. Он непонимающе на меня смотрит, в глазах тревога.
Сначала в дверях появляется взрослый мужчина, а за ним молодой парень.
— Здравствуй, София. Я — Давид. А это Данил, Антон и, — смотрит за спину, — Ну где ты?
К нему выходит мальчик лет восьми. Смущается сильно, пытается спрятаться за папу.
— Это Мирослав, — Давид прижимает мальчика к себе.
Жизнь решила мне ещё одно испытание подкинуть, да?
Мы смотрим с Данилом друг на друга, и я понимаю, что он удивлён не меньше меня.
— Значит, теперь мы семья, — выплёвывает.