ЛЕВ
— Ну, что, Григорий Иванович, сегодня у нас по графику осмотр отделения неврологии, — заканчивая утреннюю оперативку, посмотрел я на начмеда.
— Да-да, — с готовностью, как всегда, улыбаясь. закивал тот и в свою очередь, кинув взгляд на заведующую отделением неврологии Лозовую Кристину Григорьевну, добавил: — Кристина Григорьевна уже доложила мне, что у неё всё готово к проверке. Должен заметить, коллеги это подтвердят, что на это отделение ещё никто из пациентов и проверяющих инстанций никогда не жаловался.
— Вот сейчас и проверим, — сухо бросаю я и киваю остальным: — Оперативка закончена, все приступают к своим обязанностям.
Втроём мы направляемся в сторону неврологического отделения, располагающегося на втором этаже. По дороге по-прежнему со скрытым удовольствием ловлю восхищённые женские взгляды. Как же мне это греет душу!
— Вот, Лев Романович, вся наша документация по отделению, — мягким, грудным голосом произносит Кристина Григорьевна и машет рукой в сторону шкафа, где стройными рядами стоят большие папки с различными документами. Она улыбается белозубой улыбкой и выжидательно смотрит на меня. Кидаю на неё более внимательный взгляд и понимаю почему при первой же нашей встрече начмед Муранов аккуратно намекнул, что его дочь замужем за хорошим человеком и что у неё двое детей. Есть такой тип неброских внешне женщин, которые внутренне настолько заряжены сексуальной энергией, что начинаешь это ощущать только при более тесном общении. Кристина Григорьевна точно была из их числа и прекрасно осознавала это. Её взгляд подал мне этот сигнал. Знал, видимо, об этом и сам начмед Муранов. С трудом оторвав взор от удивительно милой заведующей, я увидел в глазах начмеда тревогу, мольбу и надежду на понимание. «Ну, что же, надёжный и преданный начмед мне важнее, чем сиюминутный секс с его дочерью», — мысленно решил я и, переведя своё отношение к ней в разряд только чисто деловых, сухо произнёс: — Почему вы, Кристина Григорьевна, показываете мне бумажную документацию? Учитывая, что сейчас по всей стране идёт оцифровка документов, пожалуйста предоставьте к завтрашнему дню объём проделанной вашим отделением работы за одиннадцать месяцев в электронном виде. А вы, Григорий Иванович, проследите за этим и потом доложите мне, — я направился к выходу.
— Лев Романович, а чай⁈ — удивлённо воскликнула мне вслед заведующая неврологией.
— Какой вам чай, Кристина Григорьевна⁈ — неожиданно возмущённым тоном ответил ей за меня начмед Муранов. — Видите, главврач занят. И вы немедленно приступайте к своим обязанностям!
Мы дошли до общего лифта и начмед, нажимая кнопку с цифрой пять и опустив глаза, негромко, но чётко произнёс: — Спасибо, Лев Романович! Вы меня очень обяжете, если и дальше будете так же строго относиться к этой заведующей…
В этот момент лифт остановился на третьем этаже и в него собралась войти невысокая медсестра лет двадцати шести в голубом медицинском костюме. Увидев нас, она вначале растерялась и замешкалась на входе: — Ой, здравствуйте…
— Михеева, заходи быстрее, раз уж появилась здесь, — каким-то непривычно-буратинным голосом неожиданно произнёс начмед. — Тебе же на четвёртый этаж. Могла бы и пешком доскакать.
«Та-ак, любопытная метаморфоза происходит сейчас с начмедом», — подумал я и кинул внимательный взгляд на медсестру. Та тоже выглядела чуть сконфуженной. Она старательно смотрела себе под ноги, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в деревянную ручку ящика для анализов. У неё были такие густые русые волосы с карамельным оттенком. Её лицо показалось мне знакомым. Понятно, что я мог видеть эту медсестру в толпе сотрудников. Это как проехать пять остановок в автобусе рядом с кем-то, а потом при случайной встрече с этим же человеком мучительно пытаться вспомнить, где же я его видел.
«Возможно, и не любовники, но их точно связывает между собой что-то», — подумал я про себя.
Лифт остановился, и медсестра Михеева выскочила из него как ошпаренная. Вместо неё в кабинку лифта вплыла главная медсестра Людмила Захаровна:
— Вот, Лев Романович, как вы и приказали на конференции, сейчас провела с медсёстрами кардиотделения занятие по постреанимационному синдрому. В течении недели учёбой будут охвачены весь средний медперсонал, — она выжидательно посмотрела на меня. Начмед начал нервно подкашливать
— Хорошо, — кивнул я. Благодаря секретарше Ольге я уже был в курсе любовных взаимоотношений начмеда и главной медсестры. К подобным вещам отношусь спокойно, если это никак не сказывается на качестве работы.
В приёмной на своём рабочем месте сидела секретарша Ольга с мобильным телефоном в руках. Перед ней стоял бокал с кофе. Завидев меня, она быстро отключила что-то в телефоне и заговорщицки улыбнулась:
— Чашечку кофе, Лев Романович?
— Давайте. Документы на подпись?
— Уже у вас на столе, — она резво вскакивает со своего места и скрывается в моей комнате для отдыха. Гремит там посудой и вскоре кабинет начинает наполнятся ароматом кофе.
Я сажусь в чёрное директорское кресло за свой рабочий стол и пододвигаю к себе стопку исписанных и распечатанных листков.
— Лев Романович, вы же все документы вчера подписали? — доносится из комнаты отдыха доброжелательный голос секретарши Ольги Васильевны.
— Все, что были у меня на столе, — негромко отвечаю я. — А что, что-то осталось неподписанным?
Ольга с маленьким подносом появляется в проёме двери, Она не спускает глаз с чашечки с дымящимся кофе и удручённо произносит: — Да что-то не могу найти двух документов на закуп медикаментов по тендеру. Уже вчера звонили по ним из Фармнадзора. Может завалились куда-то. Вроде везде переискала.
Она ставит поднос на мой стол справа от меня.
— Хорошо, Ольга Васильевна, я сейчас подпишу эти документы и потом поищу те два, — озабоченным тоном произношу я, беря не глядя чашечку с кофе.
— Ну, ладно. Просто ума не приложу куда они могли подеваться, — недоумённо разводит она руками и выходит в приёмную.
Минут двадцать я внимательно читаю и подписываю каждый документ. Откладываю в сторону один из них. Затем достаю из внутреннего кармана пиджака белую бумажную трубку. Обвёртываю вокруг неё этот документ и, закрепив их тоненькой резинкой, убираю обратно во внутренний карман пиджака.
Из-за закрытой двери едва доносятся голоса сотрудников, среди которых выделяется уверенный, звонкий голос секретарши. Закончив подписывать документы, я допиваю остывший кофе, подхожу к окну за моей спиной и поправляю стоящую на подоконнике небольшую деревянную рамку для фотографий с изображением карельского медведя.
— Ольга Васильевна, я пошёл с проверкой в морг, — объявляю я секретарше и направляюсь к выходу. В приёмной уже никого нет. Ольга Васильевна озадаченно смотри на меня, словно что-то пытается сообразить: — А документы, документы-то⁈ Вы же хотели их поискать.
— Поискал, пока не нашёл. Вернусь, ещё поищем, — сухо бросаю я ей и выхожу за дверь. Иду по безлюдному холлу пятого этажа, где расположена только администрация клиники. Выхожу на площадку с лифтом и, не вызывая лифт, смотрю в боковой окно вниз во двор. Там бегают сотрудники клиники в сине-зелёных костюмах и в пальто, куртках на плечах, проезжают машины «скорой», чистят от снега асфальтовые дорожки дворники в оранжевых жилетах.
Так стою минуты три, после чего возвращаюсь в приёмную. Почти не слышно подхожу к двери приёмной и медленно нажимаю на ручку — она не поддаётся. Хмыкаю про себя и подношу к замку уже заранее заготовленный ключ, неслышно проворачиваю его и тихо открываю дверь. В приёмной никого нет, но приоткрыта дверь в мой кабинет. Тихо прикрываю за собой входную дверь и также бесшумно закрываю её на защёлку. Потом неслышно направляюсь к своему кабинету и заглядываю в приоткрытую щель. Секретарша Ольга, стоя ко мне спиной, чуть склонившись над моим рабочим столом, почти профессионально быстро снимает подписанные мною документы один за другим на свой телефон.
— Так я и думал, — негромко произношу я.
— Ой! — вздрагивает всем телом секретарша и поворачивается ко мне. На её побелевшем лице я вижу выпученные, полные ужаса глаза. — А-а, к-как вы в-вошли? Т-там же б-было закрыто на ключ…
— Да, там и теперь закрыто на ключ, и никто мне не помешает сейчас выяснить, чем это таким интересным вы тут занимаетесь, — я демонстративно закрываю на ключ и эту дверь, кладу его себе в карман халата и прохожу к своему кресле.
— Ну, что, Ольга Васильевна, рассказывайте, на кого работаете: Моссад, НОАК или Ми шесть? — сажусь в кресло и, закинув ногу на ногу, внимательно смотрю на неё.
Она постепенно приходит в себя и на её белых скулах начинает проступать румянец:
— Что за фигня, Лёва? Ты о чём? — дрожащими руками она быстро убирает телефон в задний карман своих стильных брюк. Пятиться спиной к двери, торкается в неё, но та не поддаётся: — Открой дверь немедленно! Лёва, это же шутка, просто шутка…
Ольга прерывисто дышит, голос звучит надрывно, глаза растерянно бегают, на лбу испарина.
— Я слушаю. Ты не выйдешь отсюда, пока не расскажешь для чего и для кого ты сейчас переснимала эти документы именно после того, как я их подписал, — я беру в руку карандаш и начинаю постукивать им по полированному столу. — Не тяните время, Ольга Васильевна, у нас с вами стоит работа, ко мне могут придти сотрудники и просто посетители.
— Откройте дверь, Лев Романович, иначе… — выдавливает она из себя, криво усмехаясь.
— Иначе что?
— Иначе я начну кричать, что ты… вы… что вы хотели меня изнасиловать, — выпаливает Ольга Васильевна и вдруг рывком рвёт на себе правый рукав своей шёлковой блузки.
— Стоп! Дальше не нужно, — я машу её рукой и указываю на часы на стене и на рамку, стоящую у меня за спиной на окне: — Здесь установлены видеокамеры, и они работают с того самого момента, как я вышел из своего кабинета, якобы для прогулки в морг.
Секретарша непонимающе смотрит то на меня, то на часы. Потом до неё быстро доходит сказанное мной, и она бешенной фурией кидается на меня:
— Подонок! Рыжая мразь! Да я тебя сейчас на клочки порву!!! Ой, больно, больно!! Отпусти, скотина! Больно же!!! — ничинает визжать она, когда я, перехватив её руку, занесённую для удара, фиксирую в болевом приёме.
— Сядь и успокойся! Ты не с тем связалась, Ольга Васильевна, — отшвыриваю её от себя. Она кубарем летит к двери, теряя свои шпильки, но быстро, как кошка, вскакивает и, подхватив туфли, непонимающе смотрит на меня: — Ты ударил женщину?!!
— Ну, во-первых, не ударил, а отшвырнул, — без улыбки усмехаюсь я и добавляю: — А надо будет и ударю! А ты думаешь, что звание женщины тебе выдаёт какую-то индульгенцию⁈ Ничего подобного! Забудь эти романтические бредни! Если женщина будет представлять реальную угрозу для меня или кому-то из моих близких, то я не задумываясь не только ударю её, но и убью.
— Это хорошо, что ты сейчас всё записываешь! — злорадно воскликнула она. — Это называется угроза убийством и карается по закону. Держать меня ты здесь не имеешь права и как только наши обнаружат, что меня нет в приёмной, то сразу же вызовут полицию и тогда тебе конец! А дальше мои друзья постараются размазать тебя так, рыжая тварь, что тебя не возьмут на работу не только главным врачом какой-нибудь поликлиники в тьмутаракани, ты даже санитаром никуда не устроишься, мразь!
Секретарша была хороша в своём «праведном» гневе. Глаза блестели, щёки горели румянцем, причёска дыбом, грудь бурно вздымалась в частом дыхании. Картину бы писать с неё…
— Всё! Концерт окончен! Села быстро за стол! — стукнув по столу кулаком я рявкнул так, что стёкла задребезжали на окне. — И прекрати нести всякую чушь. Ваши сотрудники уже давно привыкли к тому, что, если дверь в приёмную закрыта, то означать это может только одно — что главврач жарит свою секретаршу и мешать им не стоит. Вы с Дмитриевым приучили к этому народ. Так что сядь и быстро пиши вот на этом листке — кому и для чего ты передаёшь эти сведения.
Я кинул на стол белый лист бумаги и ручку.
Ольга растерянно посмотрела на меня: — Но…
— Никаких «но»! — опять рявкнул я: — Ты что, не читала моей биографии?
— Читала, — уже поникшим тоном выдавила из себя она.
— Тогда должна понимать, что у меня связей не меньше твоего. И, если я дам ход делу, то ты, дорогуша, очень быстро встретишься с ребятами из спецотдела по промышленному шпионажу и получишь реальный уголовный срок. И никто из твоих заказчиков не станет тебе помогать, потому что ты для них всего лишь мелкий исполнитель. Тебе это нужно?
— Н-нет, — помотала она опущенной головой и направилась ко мне. Я внутренне напрягся, ожидая от неё ещё какой-нибудь выходки. Но Ольга Васильевна опустилась передо мной на колени и потянулась руками к моему ремню на брюках.
— Нет, — вновь оттолкнул я её от себя: — Ты меня больше не интересуешь ни как женщина, ни как человек. Я не люблю предателей. Сейчас напишешь то, что я тебе сказал. Потом с завтрашнего дня возьмёшь больничный и сразу напишешь заявления по собственному. Так тебе не придётся появляться здесь для отработки.
— А… — подняла она голову, желая что-то спросить.
Я взял её двумя пальцами за подбородок и прямо в лицо негромко сказала: — А, если ты, начнёшь мне сейчас дурочку включать, то я разозлюсь и передумаю, и ты тогда сильно пожалеешь, что не послушалась меня. Пиши давай быстро и вали отсюда, Мата Хари недоделанная.
— Что? — непонимающе посмотрела она на меня, садясь за стол напротив меня.
— Ни что, а кто, — поправил я её на автомате. — Пиши уже быстрее! Не хочу тебя больше видеть.
Прочитав ею написанное, я опять достал из внутреннего кармана пиджака тоненькую бумажную трубочку, снял с неё резинку и, развернув листки, показал ей: — Ты ведь это потеряла? Думала, что я их подмахну ничего не понимая.
Увидев эти листки, секретарша было дёрнулась, но потом, видимо, осознав всю безысходность ситуации для себя, сжалась в комок и зарыдала: — Прости меня, Лёва! Они меня заставили… я слабая женщина… прости меня, пожалуйста…
Я доложил к этим листкам лист с её признанием, вновь свернул и скрепив резинкой, убрал в тот же внутренний карман пиджака.
Я поднялся с кресла и подойдя к двери, открыл её ключом: — Идите, Ольга Васильевна, переоденьтесь, а то и вправду подумают, что я тут вас насилую против вашей воли с утра пораньше.
Я набрал по внутреннему телефону отдел кадров: — Светлана Борисовна, это Лев Романович. Зайдите, пожалуйста ко мне в кабинет.
Черноволосая, быстроглазая кадровичка лет сорока пяти залетела в приёмную через минуту, словно она уже ждала этого звонка. Она кинула оценивающий взгляд на нас и без лишних вопросов посмотрела на меня: — Слушаю вас, Лев Борисович.
— К сожалению, Ольга Васильевна решила уйти от нас по собственному желанию. К тому же она себя неважно чувствует и берёт на две недели больничный. Поэтому отрабатывать ей ничего не придётся.
— Я всё поняла, Лев Романович, — быстро проговорила кадровичка.
— Очень хорошо. Тогда прямо сейчас примите у неё заявление на увольнение и раз уж она сейчас едет в поликлинику за больничным, подскажите, пожалуйста, кто из сотрудниц может её заменить на время поиска новой секретарши?
— Ну, Ольгу Васильевну на время отпуска обычно заменяла наша девочка Дина Аркадьевна. Она хорошо справлялась, — тем же деловитым тоном пояснила кадровичка Светлана Борисовна.
— Вот и хорошо, давайте её сюда. Думаю, что удастся быстро найти новую секретаршу.
— И не сомневайтесь, Лев Романович! — воскликнула кадровичка, глядя на меня. Потом она перевела взгляд на собиравшую вещи Ольгу. Мне показалось, что в этот момент в глазах кадровички запрыгали чёртики.