Немилосердная

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ РОКОВОЙ АГЕНТ, О КОТОРОМ ПИСАЛА АЙВИ

— Это были вы!

На обустройство под нужды оборотней винного погреба нового дома ушло больше двух часов. Биффи предстояло провести там остаток вечера, не повредив вину, погребу и, что самое важное, себе самому. Но если молодой человек станет жить в городе постоянно, придется придумать кое-что получше. Лорд Маккон остался внизу натаскивать Биффи в оборотничестве: по-отцовски охватив его за плечи, альфа успокоительно говорил что-то сипловатым голосом.

Не откладывая в долгий ящик, Алексия практически затащила Лайалла в заднюю гостиную, отдав Флуту весьма строгое указание, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах их не беспокоил. Теперь она занималась тем, что яростно тыкала своим парасолем в сторону беты.

— Это вы Роковой Агент! Какой же я была простофилей, что не сообразила раньше! Это вы тогда все это подстроили, все покушение Кингэйрской стаи. Разумеется, так, чтобы оно осталось всего лишь покушением. Королеве ничто не угрожало. А затевалось все для того, чтобы натравить Кингэйр на их альфу и заставить того уйти. Вы добивались, чтобы Коналл явился в Лондон и бросил вызов лорду Вулси, альфе, который лишился разума, — в порыве энтузиазма Алексия все сильнее размахивала своим парасолем.

Профессор Лайалл отвернулся и прошел к противоположной стене комнаты, бесшумно ступая по ковру мягкими коричневыми ботинками. Лишь слегка склонив рыжеватую голову, он заговорил, глядя в стенку:

— Вы понятия не имеете, что это за благословение — дееспособный альфа.

— А вы сами — бета, и пойдете на что угодно, лишь бы сохранить стаю. Даже на то, чтобы сманить вожака другой стаи. Мой муж знает, что вы это сделали? — Лайалл окаменел. Алексия сама ответила на свой вопрос: — Нет, конечно же, не знает. Сплошные необходимости. Ему необходимо доверять вам, единственному надежному заместителю. А вам необходим лидер, вожак. Сказать ему означает уничтожить то, ради чего все затевалось, нарушить единство стаи.

Профессор Лайалл повернулся к ней. Его лицо относительно молодого мужчины всегда выглядело свежим, но зеленовато-карие глаза смотрели устало. В них плескалась тоска.

— Вы ему расскажете?

— Что вы двойной агент? Что вы лишили его старой стаи, лучшего друга и родины во имя того, чтобы заполучить для Вулси? Не знаю, — Алексия положила руку на живот, неожиданно ощутив изнеможение от событий последней недели. — Думаю, его уничтожит предательство беты — беты, второго по счету, который должен быть опорой, — она помолчала, глядя в глаза профессора Лайалла. — Но утаить от Коналла правду, стать участницей вашего обмана? Вы должны понимать, что тогда я окажусь весьма неважной женой.

Профессор Лайалл, отводя взгляд, слегка поморщился.

— У меня не было выбора. Вы же должны это понять? Лорд Маккон был единственным оборотнем во всей Британии, способным сразиться с лордом Вулси и победить. Когда альфа идет по дурной дорожке, миледи, это тлетворно: внимание, которое он сосредотачивает на стае и ее связях, защитная энергия — все расползается; ни безопасности, ни покоя! В качестве беты я мог защищать остальных — до поры до времени. Я знал, что душевное расстройство альфы в конце концов заразит всех и в результате стая может взбеситься. Мы о таком не распространяемся, и завывалы не складывают об этом песен. Но так бывает. Я не пытаюсь обелить себя — надеюсь, вы это понимаете, — просто объясняю.

Алексия изо всех сил пыталась справиться с потоком ужасающих сведений, которыми к тому же не располагал ее муж.

— Кто еще знает? Кто еще?

Раздался стук, и сразу за ним дверь распахнулась.

— Во имя всего святого, неужели теперь никто не ждет разрешения войти? — с досадой закричала Алексия, поворачиваясь к нарушителю и держа наготове свой зонт. — Я же сказала, чтобы нас никто не беспокоил!

Незваным гостем оказался майор Чаннинг Чаннинг из честерфилдских Чаннингов.

— Что вы тут делаете? — тон леди Маккон был весьма далек от радушного, но парасоль опустился в безопасное положение.

— Биффи исчез!

— Да-да, только с этим вы опоздали, он явился в соседний дом, устроил потасовку с лордом Акелдамой, и теперь Коналл утихомиривает его в винном погребе.

Гамма замешкался.

— Вы содержите обезумевшего оборотня в своем винном погребе?

— А вы можете предложить место получше?

— Но как же вино?

Леди Маккон внезапно потеряла к гамме всякий интерес и снова повернулась к профессору Лайаллу, выглядевшему смущенным и озабоченным.

— Он знает?

— Я? Что я знаю? — прекрасные льдисто-голубые глаза Чаннинга отражали саму невинность. Однако воинственность Алексии и напряженная поза профессора Лайалла (совершенно нетипичная, в отличие от поведения альфы-самки) заставили его веки дрогнуть. Все привыкли к тому, что профессор держится в тени, но при этом его обычно окружает аура спокойной уверенности, а не тревоги и стыда.

Майор перевел взгляд с леди Маккон на профессора и обратно, но не убрался, как ожидалось, а захлопнул дверь и подсунул под ее ручку спинку стула.

— Лайалл, ты не против достать разрушитель?

Профессор Лайалл полез в жилетный карман, вытащил оттуда упомянутый предмет и швырнул его Чаннингу. Тот приспособил маленькое устройство на установленный перед дверью стул и быстро щелкнул по вилочкам двух камертонов, вызвав нестройный гул. Лишь после этого он подошел к леди Маккон.

— Что я знаю? — спросил он так, будто знал ответ заранее.

Алексия посмотрела на Лайалла.

Чаннинг склонил голову набок.

— Это насчет прошлого? Так и думал, ничего хорошего из вашего вмешательства не выйдет.

Лайалл вздернул подбородок и понюхал воздух. Потом повернулся и взглянул на Чаннинга. Алексия впервые поняла, что эти двое, вероятно, давние друзья. Конечно, порой они враждовали, но исключительно как те, кто провел вместе чересчур много времени — вероятно, счет шел на века. Они знали друг друга куда дольше, чем лорда Маккона.

— Ты знал? — спросил Лайалл у гаммы.

Чаннинг — воплощение патрицианской красоты и аристократического превосходства, не чета представителю среднего сословия профессору Лайаллу с его нарочитой безобидностью — кивнул. Бета опустил взгляд на свои руки.

— С самого начала?

Чаннинг вздохнул, и его красивое лицо исказилось мукой на короткий миг. Столь короткий, что Алексия даже подумала, не померещилось ли ей это.

— И каким же гаммой ты меня считаешь?

Лайалл издал короткий сердитый смешок.

— По большей части отсутствующим, — горечи в его заявлении не было, лишь простая констатация факта. Чаннинг частенько уезжал сражаться на небольших войнушках, которые затевала королева Виктория. — Вот уж не думал, что ты все знал.

— А ты считал меня настолько тупым и бесчувственным? Предполагал, что я не видел, какая беда на нас свалилась? Или что я не замечал, какой груз ты взвалил на себя, чтобы держать безумного альфу от нас подальше? Как думаешь, почему остальные не узнали, как в действительности обстоят дела? Я не одобрял ваши с Сэнди идеи — тебе это отлично известно, — но и того, что творил альфа, не одобрял тоже.

И уверенность Алексии в своей правоте — надо признать, изрядно отдававшая ханжеством — после слов Чаннинга рассыпалась в прах. За манипуляциями Лайалла явно стояло нечто большее, чем она предполагала прежде.

— Сэнди? Кто это?

Губы профессора чуть изогнулись в намеке на улыбку. Затем он сунул руку в жилетный карман — похоже, там всегда оказывалось именно то, что ему нужно, — и вытащил малюсенькую записную книжку в очень простой синей кожаной обложке. В верхнем левом углу стояло: «1848–1850». Книжечка казалась до боли знакомой. Профессор плавной бесшумной походкой пересек комнату и протянул ее Алексии.

— Остальные, начиная с сорок пятого года, тоже у меня. Ваш отец не просто так оставил их мне. И я их хранил подальше от вас не по своему произволу.

Алексия не знала, что и сказать. Молчание затягивалось, и она наконец спросила:

— Это дневники, которые он вел после того, как ушел от моей матери?

— Да, и после вашего рождения, — лицо беты стало абсолютно бесстрастным. — Но этот дневник — самый последний. Мне нравится носить его с собой. Как напоминание, — тень улыбки скользнула по каменному лицу — такие порой видишь на похоронах. — Ему не довелось заполнить этот блокнот до конца.

Алексия раскрыла и принялась перелистывать дневник, скользя взглядом по нацарапанному на страницах тексту. Записи обрывались, не доходя и до середины блокнота. Строчки, повествующие о романе, изменившем жизнь тех, кто оказался в него вовлечен, настойчиво привлекали ее внимание. Истинный масштаб бедствия становился ясен лишь по мере прочтения; ощущения были такими, будто в Алексию с размаху запустили увесистый рождественский окорок.

«Зима 1848 года — он некоторое время прихрамывал, но не сказал почему», — сообщала одна запись. В другой, от следующей весны, было вот что: «Говорили о завтрашнем посещении театра. Я не сомневался, что его туда не пустят. Но мы всё же притворялись, будто он пойдет со мной и мы станем вместе смеяться над глупостью высшего света».

Хотя отец старательно контролировал почерк, Алексия чувствовала за написанными словами его напряжение и страх. Она продолжала чтение, и от жестокой искренности некоторых последующих заметок внутренности будто завязывались в узел.

Алексия подняла глаза на Лайалла, пытаясь осознать все скрытые смыслы. Пытаясь разглядеть синяки, которые сошли почти двадцать пять лет назад. При всей невозмутимости лица беты вполне можно было предположить, что они всё еще там — хорошо спрятанные, но никуда не девшиеся.

— Прочитайте последнюю запись, — мягко предложил профессор. — Давайте.

Алексия закрыла дневник. По щекам у нее текли слезы.

— Он пишет о вас. Вы — тот, с кем жестоко обращались.

Профессор Лайалл ничего не ответил. Да этого и не требовалось. Алексия ведь не задавала вопросов. Она отвела взгляд, неожиданно заинтригованная ближайшей парчовой портьерой.

— Предыдущий альфа и вправду был совершенно безумен.

Чаннинг широкими шагами подошел к профессору Лайаллу и положил руку ему на плечо. Вот и все сочувствие, но и этого казалось достаточно.

— Рэндольф даже не рассказал Сэнди худшего, — проговорил он.

Профессор Лайалл тихо отозвался:

— Альфа был слишком стар. Когда они стареют, у них мутится в голове.

— Да, но он…

Лайалл вскинул взгляд.

— Незачем, Чаннинг. Леди Маккон все же дама, вспомни о манерах.

Алексия крутила в руках тонкую записную книжку с описанием последних дней жизни отца.

— А что с ним случилось в конце концов?

— Он напал на нашего альфу, — профессор Лайалл снял очки, будто чтобы протереть, но, кажется, забыл это сделать. Они остались в его руке, поблескивая в газовом освещении.

Чаннинг, похоже, счел, что объяснения нужно продолжить.

— Ваш отец был хорошим бойцом, очень хорошим. Тамплиеры готовили его к одной и только одной цели — выслеживать и убивать сверхъестественных. Но даже он не смог справиться с альфой. Пусть лорд Вулси стал безумным садистом и негодяем, он тем не менее оставался альфой с целой стаей за спиной.

Профессор Лайалл положил очки на столик и потер ладонью лоб.

— Конечно, я просил его остановиться. Такая бессмыслица! Но он всегда очень избирательно ко мне прислушивался. В нем самом было слишком много от альфы.

Алексия впервые подумала, что в манерах профессора Лайалла и лорда Акелдамы есть нечто общее. Оба они отлично умели скрывать свои чувства. До известной степени такого можно ожидать от вампиров, но чтобы оборотни… Отстраненность Лайалла была практически безупречной. Потом леди Маккон задумалась, не сродни ли эта его тихая сдержанность сдержанности забравшегося в горячую воду ребенка, опасающегося, что от малейшего шевеления обжигающее ощущение боли усилится.

Профессор Лайалл сказал:

— Смерть вашего отца открыла мне одну истину — с нашим альфой необходимо что-то делать. И если для этого придется погубить другую стаю, значит, так тому и быть. В ту пору лишь двое волков в Англии могли убить лорда Вулси: деван и…

Алексия договорила за него:

— И Коналл Маккон, лорд Кингэйра. Выходит, вы не просто пытались сменить вожака стаи, это была самозащита.

Уголок рта Лайалла дернулся кверху.

— Это была месть. Никогда не забывайте, миледи, что я оборотень. На составление плана ушло почти четыре года. Признаю, это скорее в вампирском стиле, но у меня все получилось.

— Вы любили моего отца, не так ли, профессор?

— Он был не слишком хорошим человеком.

Возникла пауза. Алексия листала маленький блокнот, края страниц которого стали потрепанными из-за бесконечного перечитывания.

Профессор Лайалл тихонько вздохнул.

— Вы знаете, сколько мне лет, миледи? — Алексия мотнула головой. — Достаточно много, чтобы соображать, что к чему. Если бессмертные влюбляются, из этого никогда не получается ничего хорошего. Смертные в конце концов так или иначе умирают, а мы снова остаемся одни. Почему, по-вашему, так важна стая? Или рой, раз уж на то пошло. Общество себе подобных не только обеспечивает безопасность, но и помогает остаться в здравом рассудке и избежать одиночества. Мы не доверяем одиночкам и отщепенцам не только в силу обычаев, такое отношение базируется на фактах.

В голове Алексии гудело от этих откровений, но она наконец смогла вычленить из них один вывод:

— Батюшки-светы! Флут. Он знал.

— Кое-что — да. В то время он был камердинером Сэнди.

— Это вы заставили его молчать?

Профессор Лайалл покачал головой.

— Ваш дворецкий никогда не был обязан подчиняться моим приказам.

Алексия снова посмотрела на блокнотик, погладила обложку и вернула его Лайаллу.

— Вы когда-нибудь разрешите мне прочесть все записи?

Бета сощурился и поморщился, будто мог вот-вот заплакать, а потом сглотнул, кивнул и убрал дневник в жилетный карман.

Алексия глубоко вздохнула.

— Итак, вернемся к нынешнему кризису. Полагаю, на этот раз ни один из вас не планирует убить королеву Викторию даже понарошку?

Ответом ей стало почти одновременное покачивание двух голов.

— Значит, вы хотите сказать, что я все время шла по ложному следу?

Оборотни переглянулись: ни одному не хотелось навлечь на себя ее гнев. Алексия вздохнула и извлекла из ридикюля кипу бумаг, которые передала ей мадам Лефу.

— Выходит, все это совершенно бесполезно? И никакой связи между прошлым и нынешним покушением нет? А то, что отравительница, которую вы, профессор, собирались использовать, умерла, будучи на службе ОМО, и возможно, стала призраком, который умудрился меня предупредить, — чистой воды совпадение?

— Судя по всему, так оно и есть, миледи.

— Я не люблю совпадений.

— Тут, миледи, я ничем не могу вам помочь.

Алексия вздохнула и встала, используя парасоль в качестве подпорки.

— Полагаю, ничего не поделаешь, придется вернуться к началу. Нужно отдать эти бумаги мадам Лефу, — от одной этой мысли ребенок внутри у нее сильно взбрыкнул. — Наверно, завтра вечером. Вначале нужно поспать.

— Весьма разумная идея, миледи.

— Вот только не надо этого, профессор, спасибо вам большое. Я все еще вне себя. Мне понятно, почему вы сделали то, что сделали, но я все равно злюсь, — и Алексия медленно двинулась к двери, готовясь карабкаться по лестнице и переходить по мостику между балконами туда, где ее ждала спальня в гардеробной.

Ни один из оборотней не попытался ей помочь. Определенно, она была не в том настроении, чтобы позволить с собой нянчиться. Когда Алексия проходила мимо Лайалла, тот коснулся ее руки. Это на мгновение превратило его в обычного человека. Раньше у леди Маккон никогда не было возможности увидеть его смертным. Он выглядел при этом почти так же, как всегда — разве что прибавилось морщинок в уголках глаз и вокруг рта, однако оставался все тем же бледным, смахивающим на лисицу человеком с рыжеватыми волосами, совершенно непримечательным.

— Вы намереваетесь рассказать Коналлу?

Алексия медленно обернулась и смерила его лишенным колебаний сердитым взглядом.

— Нет, я ему не скажу, прах вас побери.

А потом со всем возможным в ее положении достоинством захромала прочь из комнаты, похожая на перегруженный галеон под всеми парусами…

…Лишь для того, чтобы набрести в коридоре на Фелисити. Это было все равно что вляпаться на полном ходу в патоку: разговор, скорее всего, выйдет таким же липким; а личность сестры могла показаться привлекательной лишь каким-нибудь капустным слизням. Готовой к подобным встречам Алексия никогда себя не чувствовала, тем более что в этакий час ночи сестрице следовало видеть десятый сон. Словом, происходящее совершенно не лезло ни в какие ворота.

Фелисити могла похвастаться сонным взглядом и пышно декорированной ночной рубашкой, которая служила ей единственным одеянием. Излишек ткани она стиснула в кулаках, прижав артистично дрожавшие руки к груди. Буйные золотистые локоны каскадом ниспадали на одно плечо, дурацкий розовый чепец ненадежно сидел на макушке. Фон ночной рубашки с красновато-лиловыми цветами тоже был розовым, а фасон изобиловал рюшечками, оборочками, кружавчиками и внушительным воланом вокруг шеи. Алексия подумала, что Фелисити смахивает на большую розовую елку, которую нарядили к Рождеству.

— Сестрица, — проговорила эта елка, — в винном погребе кто-то ужасно расшумелся.

— Фелисити, возвращайся-ка ты в кровать. Это всего-навсего оборотни. Честное слово, можно подумать, ты никогда не слышала о чудовищах в подвалах.

Фелисити сморгнула. За спиной Алексии возник Чаннинг.

— Леди Маккон, могу я поговорить с вами наедине, пока вы не ушли отдыхать?

Глаза у Фелисити широко раскрылись, а дыхание перехватило. Алексия повернулась к гамме.

— Да, майор Чаннинг, если вы настаиваете.

Во внушительный живот Алексии врезался острый локоток.

— Представь нас друг другу, — прошипела Фелисити. Ее глаза устремились на гамму с тем же выражением, с каким Айви Танстелл порой смотрит на особенно омерзительную шляпку, вследствие чего в ее глазах можно прочесть лишь вожделение и полнейшее отсутствие здравого смысла.

Алексия оказалась основательно захвачена врасплох.

— Но ведь ты в ночной одежде!

Фелисити лишь помотала головой, глядя все такими же распахнутыми глазами.

— Ладно, как хочешь, Фелисити. Это майор Чаннинг Чаннинг из честерфилдских Чаннингов, оборотень, гамма моего мужа. Майор Чаннинг, позвольте представить вам мою сестру Фелисити Лунтвилл. Она человек, хотя вы, возможно, и не поверите в это после десятиминутного разговора.

Фелисити издала смешок, который, вероятно, представлялся ей музыкальным.

— Ах, Алексия, вечно ты со своими шуточками, — она протянула руку стоявшему перед ней красавцу. — Прошу простить меня за неподобающий вид, майор.

Майор Чаннинг взял ее руку в обе свои, с явным интересом отдал поклон и даже осмелился мазнуть губами по запястью.

— Вы просто как с картины, мисс Лунтвилл. Как с картины.

Фелисити покраснела и забрала свою руку несколько медленнее, чем подобало.

— Никогда бы не подумала, майор, что вы оборотень.

— Ах, мисс Лунтвилл, я пошел на это ради бесконечной жизни в качестве бравого воина.

Ресницы Фелисити затрепетали.

— Значит, вы во всех отношениях настоящий солдат, сэр? Как романтично!

— До мозга костей, мисс Лунтвилл.

Алексии показалось, что ее вот-вот стошнит, причем это не имело никакого отношения к беременности.

— Право же, Фелисити, на дворе глубокая ночь. Разве завтра тебе не нужно будет на одно из этих твоих собраний?

— Конечно, нужно, Алексия, но не годится вести себя невежливо в хорошем обществе.

Майор Чаннинг только что каблуками не щелкнул.

— Мисс Лунтвилл, мне не следует и дальше лишать вас сна, так необходимого для поддержания красоты. Хотя для вас он кажется вовсе необязательным. Ваша прелесть уже и без того так близка к совершенству, что не нуждается ни в каких дополнительных средствах.

Алексия потупилась, пытаясь понять, не скрыто ли в этих цветистых фразах какое-нибудь оскорбление. Фелисити снова хихикнула.

— Ну что вы, майор Чаннинг, ведь мы едва знакомы.

— Твое собрание, Фелисити. Отдыхать, — и Алексия многозначительно пристукнула парасолем.

— Да-да, пожалуй, мне все-таки надо вздремнуть.

Леди Маккон устала и была не в духе. Она решила, что при подобных обстоятельствах вправе повести себя несколько неприятно.

— Моя сестра — активная участница Национального союза борьбы за избирательные права женщин, — сладким тоном объяснила она майору Чаннингу.

Тот явно оторопел от такого сообщения. Несомненно, за долгие годы гамма ни разу не встречал барышень того типа, к которому принадлежала Фелисити — а что это за тип, становилось ясно с первых же секунд знакомства, — хоть каким-то боком вовлеченных в политику.

— Неужели, мисс Лунтвилл? Вы должны побольше рассказать мне об этом вашем маленьком клубе. С трудом верится, что леди вашей элегантности нуждается в подобной безделице. Лучше вам выйти за какого-нибудь приятного господина, и он сможет взять на себя всю эту суетную возню вроде голосования.

Алексия совершенно неожиданно ощутила, что и сама не прочь присоединиться к борьбе за избирательные права. Это же уму непостижимо, что такой человек, как майор Чаннинг, считает, будто имеет хоть малейшее представление о том, чего может хотеть женщина! Невероятная заносчивость.

Ресницы Фелисити задрожали будто под особенно свирепым порывом ветра.

— Никто пока не сделал мне предложения.

Леди Маккон обуздала свое неудовольствие.

— Фелисити, в постель, и немедленно. Мне нет никакого дела до твоих высоких чувств, но я нуждаюсь в отдыхе. Чаннинг, помогите мне подняться по лестнице, заодно мы сможем поговорить.

Фелисити неохотно подчинилась распоряжению сестры. Майор Чаннинг еще более неохотно взял Алексию под руку.

— Миледи, я хотел…

— Нет, майор, дождемся, пока она будет достаточно далеко, — предостерегла леди Маккон.

Они в молчании медленно поднялись на следующий этаж. Наконец Алексия сочла расстояние безопасным, но все равно заговорила очень тихо:

— Итак?

— Я хотел сказать кое-что относительно той истории с нашим бетой. Вы ведь понимаете, что Рэндольф отличается от остальных оборотней? Ваш отец был любовью всей его жизни, а мы, бессмертные, такими словами не разбрасываемся. Нет, он любил и до Сэнди — и в основном, доложу я вам, женщин, — кажется, Чаннинг был из числа немногих сверхъестественных, которые придавали большое значение подобным вещам. — Но Сэнди стал у него последним. Я волнуюсь. С тех пор прошло четверть века.

Леди Маккон нахмурилась.

— Сейчас у меня есть более насущные заботы, майор, но я уделю этому вопросу должное внимание, как только смогу.

Чаннинг запаниковал.

— Нет-нет, миледи, я вовсе не прошу вас заняться сводничеством. Я лишь молю о снисхождении. Доверить свои страхи лорду Маккону я не могу, но ведь вы тоже альфа.

Алексия ущипнула себя за переносицу.

— Мы можем обсудить все это завтра? Я действительно вымоталась до предела.

— Нет, миледи. Разве вы забыли? Завтра же полнолуние.

— Проклятье, так оно и есть. Все одно к одному. Тогда попозже. Обещаю не предпринимать в отношении нашего славного профессора никаких поспешных действий, не просчитав возможных последствий.

Чаннинг явно знал, когда следует отступить с поля боя.

— Большое спасибо, миледи. И насчет вашей сестры… она просто прелесть, правда же? А вы ее от меня прятали.

На леди Маккон это не возымело никакого действия.

— По правде говоря, Чаннинг, она практически, — тут ей пришлось сделать паузу, чтобы кое-что прикинуть в голове, — в двадцать раз моложе вас. А может, и больше. Разве вам не хочется впустить в свою жизнь кого-то более зрелого?

— Боже милостивый, нет!

— Ладно, а как насчет человеческой порядочности?

— Ваши слова прозвучали как-то оскорбительно.

Алексия фыркнула, до того это показалось ей забавным.

Чаннинг, дьявольский красавчик, поднял светлые брови.

— Но ведь именно поэтому меня так радует бессмертие. Пусть проходят десятилетия, зато дамы… ну среди них всегда будут встречаться молодые и красивые, не правда ли?

— Чаннинг, кто-то должен вас запереть.

— Леди Маккон, разве вы забыли, что это понадобится только завтра вечером?

Алексия не стала предупреждать, чтобы он держался подальше от ее сестры, — мужчину вроде Чаннинга это только подзадорило бы. Лучше всего притвориться, что ей ни до чего нет дела. Пусть Фелисити разбирается сама, а леди Маккон совершенно обессилела.

Обессилела настолько, что даже не проснулась, когда через некоторое время в их общую постель прокрался ее муж. Ее большой сильный муж, который провел ночь, касаясь парнишки, боявшегося перекидываться. Который помогал этому парнишке проходить через боль, давно забытую самим Коналлом. Который заставил Биффи понять: нужно оставить в прошлом свою любовь или лишиться всего, что у него еще оставалось. Ее большой, сильный муж, который теперь свернулся калачиком за спиной Алексии и плакал, но не из-за страданий Биффи, а из-за того, что он сам, Коналл Маккон, был причиной этих страданий.

На следующее утро Алексия проснулась рано и с незнакомым ощущением умиротворенности. Поскольку что-либо подобное с ней происходило редко, она испытала легкое беспокойство — как и в предыдущих случаях — и перешла в состояние бодрствования резко и окончательно. С минуту поразмышляв над странностями собственного организма, позволившего ей из-за невероятной усталости почти не пробуждаться, Алексия сосредоточилась на внешнем мире. Оказывается, муж все это время спал, прижимаясь к ней, и, похоже, она расслабилась, наслаждалась утешительным присутствием крупного, надежного Коналла. Даже в городе от мужа пахло бескрайними просторами. Лицо его погрубело из-за выросшей за время сна щетины, но раз они теперь живут у лорда Акелдамы, проблема решится мгновенно — среди слуг древнего вампира имеется превосходный цирюльник.

Алексия отпихнула в сторону постельные принадлежности, чтобы хорошенько рассмотреть принадлежащие ей богатства. Она водила руками по могучим плечам и груди мужа, задерживая кончики пальцев в выемке у основания шеи, ласкала его так, будто он в волчьем обличье. Подобную роскошь она позволяла себе редко; обычно ее прикосновение запредельной снова превращало его в человека прежде, чем ей удавалось заполучить хоть одну стоящую царапину. Впрочем, порой (и никто не мог объяснить, почему такое происходит) она могла, надев перчатки, гладить густую пятнистую шерсть альфы и даже дергать его за бархатистые уши, не вызывая превращения. Она думала об этом, как еще об одной тайне своей природы. Такое как-то случилось с ними в Шотландии и потом еще несколько раз зимой.

Впрочем, похоже было, что сейчас ее способности запредельной возросли. Муж становился человеком просто от того, что находился с ней рядом. «Интересно, не связано ли это с моей беременностью, — думала Алексия. — Надо бы поэкспериментировать и посмотреть, удастся ли как-то блокировать это свойство». До замужества она никогда не проводила много времени в обществе сверхъестественных, за исключением лорда Акелдамы, и потому ей сложно было определить границы собственных возможности.

Но пока что Алексия продолжала поглаживать то, что ей подворачивалось. Ее руки скользнули по груди мужа, слегка дернув за растущие там волосы, потом спустились по его бокам. Ответом на такие действия стало раскатистое похрапывание и возглас:

— Щекотно же!

Однако Коналл не сделал ни единого движения, чтобы предотвратить дальнейшие поползновения жены. Напротив, протянул руку и принялся поглаживать выступающий животик.

В ответ дитя-неудобство пнуло его, и граф вздрогнул.

— А он активный щеночек, правда?

— Она, — поправила его супруга. — Можно подумать, мой ребенок осмелится быть мальчиком!

Это был их давний спор.

— Это мальчик, — возразил Коналл. — Ребенок, который с самого начала создает такие сложности, волей-неволей обязан быть мальчиком.

Алексия фыркнула.

— Думаешь, моя дочь может оказаться тихой и послушной?

Коналл ухмыльнулся, поймал руку Алексии и поднес для поцелуя к мягким губам, кольнув щетиной.

— Хороший аргумент, женушка. Очень хороший.

Алексия прижалась к нему.

— Тебе удалось утихомирить Биффи?

Коналл пожал плечами, провел пальцем по коже у нее за ухом.

— Я провел с ним остаток ночи. Думаю, это помогло смягчить травму, но трудно сказать точно. Как бы там ни было, теперь я должен был бы начать его чувствовать.

— Чувствовать? О чем это ты?

— Трудно объяснить словами. Знаешь ощущение, которое бывает, когда в комнате есть кто-то еще, даже если тебе его не видно? Мы, альфы, чуть-чуть похоже воспринимаем членов стаи. В одной комнате или нет, мы просто знаем, что стая рядом. А Биффи еще не стал ее частью. Частью моей стаи.

Алексию вдруг осенило:

— Хорошо, если он станет почаще общаться с Лайаллом.

— Алексия, ты что, сводничеством решила заняться?

— Может, и да.

— Ты же вроде говорила, что Биффи влюбленность во вред и что он должен найти свое место.

— Возможно, в данном случае Биффи — не та часть уравнения, которой нужно влюбиться.

— О-о? И как тебе пришло в голову, что Рэндольф может увлечься… Нет, не говори, не хочу знать. Это ни за что не сработает. Этим двоим не сойтись.

Алексия немного обиделась. Биффи и Лайалл оба такие хорошие люди, такие обходительные и добрые.

— Ну не знаю. Мне кажется, они друг другу подходят.

Лорд Маккон закатил глаза. Он явно искал деликатную формулировку своей мысли.

— Они, если ты поймешь, что я имею в виду, оба, гхм, чересчур беты.

Алексия не поняла.

— Не вижу, чем это может помешать.

Лорд Маккон со всей определенностью осознал, что не может и дальше вдаваться в эту тему, не погубив то немногое, что осталось от женской утонченности его супруги, а потому прибег к методу смены темы, припомнив, какая сегодня ночь:

— Ядреный корень, сегодня же полнолуние, верно?

— Именно так. Хорошо, что мы так уютно устроились, правда, милый?

Лорд Маккон поджал губы, пытаясь решить, как ему поступить. Он вовсе не собирался проспать весь день, а, напротив, намеревался отправиться обратно в подземелье до того, как взойдет луна.

— Я оставил Лайаллу с Чаннингом распоряжение, чтобы они до заката отвезли Биффи назад в Вулси, но на самом деле мне и самому туда надо.

— Теперь уже слишком поздно, луна взошла.

Лорд крякнул, сердясь на самого себя.

— Ты не против съездить со мной? Винный погреб, может, и удержит щенка, но никак не меня. И я должен быть с Биффи, сегодня в особенности. Пусть луна и изменит меня, но мое присутствие его успокоит. К тому же мне не верится, что тебе хочется оказаться прикованной ко мне на всю ночь.

Алексия кокетливо подмигнула ему:

— Знаешь, при других обстоятельствах я бы не возражала скоротать таким образом вечерок, но сейчас мне действительно нужно заняться делом. Я должна отдать мадам Лефу кое-какие бумаги и вернуться к главному, а именно допросить призраков. Такая жалость, что беременность сделала меня ужасно рассеянной! Я постоянно что-то забываю. И увлекаюсь событиями далекого прошлого. Интересно, можно как-то запретить себе подобные экскурсы?

Лорд Маккон даже не стал утруждать себя спорами. С учетом больной ноги и беременности его жена просто не могла продолжать это чертово расследование. Стояло полнолуние. Как он мог обеспечить ее безопасность? Только привязав к себе! Последние пять недель он исключительно этим и занимался. На миг ему даже пришло в голову придумать какой-нибудь предлог, чтобы задержать ее в Вулси на время, когда сам он будет выведен из строя. Но вместо этого он проворчал:

— Ну ладно. Только, пожалуйста, прими меры предосторожности, хорошо?

— Но, любимый, это же так скучно!

Лорд Маккон снова заворчал. Алексия поцеловала его в кончик носа.

— Обещаю, что буду хорошей девочкой.

— Почему каждый раз, когда ты это говоришь, я прихожу в ужас?

Наверху, над призраком, живые праздновали при полной луне, что они еще живы.

Смертные сновали туда-сюда в обуви и корсетах, которые ограничивали их движения, — самая подходящая мода для жертв. Они выпивали (замариновываясь, как корнишоны) и попыхивали сигарами (коптясь, как селедка), ведя себя как пища, коей на самом деле и являлись. Так глупо, думала призрачная дама, что они не способны провести настолько простые параллели.

Бессмертные приветствовали полную луну кровью: кто-то — наливая ее в хрустальные бокалы, кто-то — разрывая мясо и воя. Но призракам, если не считать давние кровавые жертвы древних греков, крови не полагалось. Больше не полагалось.

Призрачная дама услышала собственные рыдания. Плакала не та ее часть, которая еще помнила, что значит быть собой. Нет, то была иная часть — та, что растворялась в эфире.

Она жалела, что так серьезно изучала природу мира технологий, а не природу сверхъестественного. Ей хотелось бы, чтобы ее увлечения привели ее к знаниям, которые позволили бы с достоинством перенести дезанимацию. Но в смерти не было достоинства.

И она была одна. Хотя, возможно, это не так уж плохо при таких позорных обстоятельствах?

Однако где же научные брошюры, которые научили бы женщину прислушиваться к процессу собственного умирания?