Невеста по ошибке

Глава 16

Лучи утреннего солнца, отражавшиеся в только что выпавшем снегу, ослепили Клэя. Боль в глазах отдавалась в голове. Тело его, казалось, весило тысячу фунтов, каждое движение давалось с трудом. Он взял пригоршню снега и сунул в пересохший рот.

Но еще хуже; чем мучительная головная боль и тошнота, было воспоминание о пробуждении. Он проснулся рядом с Бьянкой. Сначала он лишь удивленно смотрел на нее, поскольку думать был не в состоянии.

Открыв глаза, Бьянка охнула, увидев его. Она села и до шеи закуталась в простыню.

— Животное! — процедила она сквозь зубы. — Мерзкое, грязное животное.

Когда она сказала, что он затащил ее к себе в постель и изнасиловал, Клэй лишился дара речи. А потом расхохотался. Не мог же он до такой степени напиться.

Но когда Бьянка встала с постели, он увидел на простынях и на ее ночной сорочке пятна крови. Не дав Клэю сказать ни слова, Бьянка напомнила ему, что она леди и не позволит обращаться с ней как с потаскухой и что если у нее будет ребенок, Клэю придется на ней жениться.

Клэй не проронил ни слова в ответ, вскочил с постели и стал быстро одеваться.

Он отправился на поляну, которую в свое время они расчистили с Джеймсом и Бет, силясь вспомнить, что с ним произошло. Неужели он занимался любовью с Бьянкой? Он помнил, как они с Бьянкой ушли от Николь. А что было потом? В памяти словно образовался провал.

Что, если Бьянка забеременеет? Он постарался прогнать от себя эту мысль.

— Клэй, — послышался голос Николь, — ты здесь?

Она появилась на поляне, и он, улыбнувшись, встал, чтобы поприветствовать ее.

— Ты не сказал, в какое время прийти. Ох, Клэй! На тебе лица нет! Что случилось?

— Лучше не спрашивай, — хрипло произнес он, протягивая к ней руки.

Николь остановилась в двух шагах от него.

— Пахнешь ты не лучше, чем выглядишь.

Он поморщился.

— Говорят, любовь слепа.

— Даже у слепых есть обоняние. Сядь и отдохни или разожги камин в пещере. Я принесла с собой еду. Ты вчера почти ничего не ел.

— Не говори мне о вчерашнем вечере, — простонал Клэй.

Час спустя, когда они позавтракали и в пещере стало тепло, Николь, прислонившись спиной к каменной стене, накинула на ноги одеяло и приготовилась к разговору. Она пока не могла сидеть спокойно в объятиях Клэя.

— Я почти не спала этой ночью, — сказала она. — Размышляла о том, что ты мне рассказал о Бьянке и ее родственниках. Трудно в это поверить. Ведь я твоя жена, а живешь ты с ней. Выходит, ты хочешь нас обеих.

— Ты действительно этому веришь?

— Я пытаюсь не верить. Но я знаю, что Бет оказывала на тебя сильное влияние. Может быть, ты не отдаешь себе отчета в том, как сильно связан со своим домом. Вчера ты говорил, что хочешь уйти отсюда и бросить дом. Но не так давно готов был похитить женщину потому лишь, что она напоминала человека, который жил в этом доме.

— Ты значишь для меня больше, чем плантация.

— В самом деле? — Николь округлила глаза. — Хотелось бы в это верить.

— Но ты не веришь, — сказал он, вспоминая Бьянку в своей постели и ее девственную кровь на простынях. Может быть, Николь права, что не доверяет ему? Повернувшись к нише, где лежал запаянный в стекло единорог, он взял его в руки. — Мы поклялись на этом, — сказал он. — Конечно, мы были детьми и мало что знали о жизни, но клятв своих никогда не нарушали.

— Иногда невинные клятвы бывают самыми искренними, — улыбнулась она.

— Я люблю тебя, Николь, — сказал Клэй, держа в руке стекло, — и клянусь, что буду любить тебя до конца своих дней.

Николь, стоя рядом с ним, положила руку поверх его руки. Что-то ее тревожило. Бет, Джеймс и Клэй прикоснулись к маленькому единорогу, потом Бет запаяла его в стекло, чтобы никто другой никогда не смог прикоснуться к нему. Как ни глупо, Николь не могла забыть фотографию Бет. Они с Бьянкой были похожи как две капли воды. Удостоится ли когда-нибудь Николь чести прикоснуться к тому, к чему прикасалась Бет?

— И я люблю тебя, Клэй, — прошептала Николь. — И буду любить всегда.

Не заметив тревоги на лице Николь, Клэй осторожно положил на место запаянного в стекло единорога и привлек Николь к себе.

— Мы можем уехать на Запад весной. В это время всегда организуются обозы из крытых повозок. Уедем в разное время, чтобы никто ничего не заподозрил.

Клэй продолжал говорить, однако Николь не слушала. До весны далеко, несколько месяцев. Весной пробуждается земля, наступает пора сева. Сможет ли Клэй уехать, бросив на произвол судьбы людей, которые от него зависят?

— Ты вся дрожишь, — сказал Клэй. — Замерзла?

— Мне страшно, — призналась Николь.

— Для страха нет причин. Самое худшее позади.

— Так ли это, Клэй?

— Молчи! — Он закрыл ей рот поцелуем.

Они давно не были вместе — с пикника у Бакесов. Какие бы разумные причины для страха ни имела Николь, они испарились из ее головы, как только Клэй ее поцеловал. Она обвила руками его шею и заглянула в лицо. Клэю не терпелось смыть с себя грязь ночи, проведенной с Бьянкой, и изгнать воспоминания о Бьянке, розовой шелковой сорочке и каплях крови на простыне.

— Клэй, — шепнула Николь, — что-то не так?

— Все в порядке. Просто я слишком много выпил вчера. Не уходи, — взмолился он, прижимая ее к себе. — Ты мне очень нужна. Ты теплая и живая, а меня преследуют призраки. — Он поцеловал ее в шею. — Заставь меня их забыть.

— Постараюсь, — шепнула Николь.

Расстелив одеяло, Клэй лег вместе с ней на пол. В маленькой комнате было тепло и пахло свежестью. Клэй медленно расстегнул ей платье, взял ее груди в ладони и стал ласкать большим пальцем соски.

— Я так истосковался по тебе, — прошептал Клэй, прижимаясь губами к ее груди.

Николь повозилась с застежками на его жилете, но не смогла с ними справиться, потому что его губы и руки делали ее неспособной выполнять даже простейшие задачи.

Улыбнувшись ее неумелости, Клэй с нежностью вгляделся в ее лицо. Глаза у нее были закрыты, густые ресницы полукружьями лежали на щеках. Он ласково провел пальцем по ее щеке, затем по губам, и на смену нежности пришло страстное желание. Он быстро расстегнул жилет, снял рубашку, сапоги и брюки.

Николь лежала на спине, положив под голову руку, и смотрела, как в свете горящего камина играют его мускулы. Она провела пальцем по его спине.

Клэй повернулся. Его тело казалось отлитым из бронзы.

— Ты прекрасен, — прошептала Николь, и он, улыбнувшись, снова поцеловал ее, потом спустил с плеч ее платье и медленно провел рукой по гладкому, упругому телу. Когда он посадил ее на себя, она приподняла бедра и направила его жезл туда, куда следует.

Клэй начал двигаться. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока Николь, насытившись, в полном изнеможении не упала на него.

— Насколько я понял, вы хотите, чтобы я сделал вам ребенка? — уточнил коренастый молодой мужчина, сплюнув жевательный табак ей под ноги. — А может, отдать вам одного из моих?

Бьянка стояла в напряженной позе, спокойно глядя ему в глаза. Ей не пришлось долго разыскивать Оливера Хоторна, человека, который за хорошую цену готов сделать все, что угодно, и держать рот на замке. Сначала она хотела заплатить ему, чтобы он спровадил Николь во Францию, но Хоторны в отличие от Симмонсов не совершали бесчестных поступков.

После неудачной попытки забеременеть от Клэя Бьянка поняла, что надо что-то делать, иначе все ее мечты пойдут прахом. Клэй скоро поймет, что у нее нет над ним никакой власти. Она должна забеременеть во что бы то ни стало!

— Да, мистер Хоторн, я хочу ребенка. Я навела справки о вашей семье. Говорят, вы чрезвычайно плодовиты.

— Навели справки, говорите? — усмехнулся Хоторн, окинув женщину оценивающим взглядом. Его не смущала ее полнота, наоборот. Оливеру нравились женщины крупные, жадные до плотских утех, необузданные в постели. Однако, судя по виду, Бьянка не относилась к такому типу женщин. — Хотите сказать, что Хоторны умеют делать детишек, но не умеют выращивать табак?

Бьянка кивнула, не произнеся ни слова. «Меньше скажешь, меньше пожалеешь», — подумала она.

— Все это, конечно, должно быть строго конфиденциально. Мы будем вести себя так, чтобы никто не заподозрил, будто мы с вами знакомы.

У Оливера заблестели глаза. Этому приземистому здоровяку со сломанным передним зубом казалось, что все это происходит во сне, а не наяву. Перед ним стояла женщина, предлагавшая заплатить ему за то, что он ее трахнет, причем не один раз, а столько, сколько потребуется, чтобы она забеременела. Хоторн почувствовал себя жеребцом-производителем, и это ему понравилось.

— Разумеется, леди, как скажете. Я буду вести себя так, словно никогда раньше не видывал ни вас, ни ребенка, но вы должны знать, что все мои детишки как две капли воды похожи на меня.

Поделом Клэю, думала Бьянка. Пусть признает своим ребенка, который похож на другого мужчину. В отличие от изящного высокого Клэя ребенок будет низеньким и коренастым.

— Это меня устроит, — улыбнувшись, сказала Бьянка, и на ее левой щеке появилась ямочка. — Вы можете встретиться со мной завтра в три часа позади сыромятни на плантации Армстронгов?

— Армстронгов, говорите? Неужели у Клэя проблемы с производством собственных детишек?

Бьянка насторожилась:

— Я не намерена отвечать на ваши вопросы.

— Понял, — сказал Оливер, с опаской оглядевшись. Они встретились на дороге в четырех милях от плантации Армстронгов. Место это она сама указала в записке к нему. Протянув руку, он прикоснулся к ее плечу, но она отскочила от него, будто обожглась.

— Не прикасайтесь ко мне! — процедила Бьянка сквозь зубы.

Он озадаченно наморщил лоб, глядя, как она удаляется по дороге к повороту, за которым ее ждала коляска. Странная женщина. Не хочет, чтобы он к ней прикасался, но хочет от него забеременеть. Воротит от него нос, как будто он ей противен, но хочет встретиться с ним во второй половине дня, чтобы заняться любовью. Средь бела дня! При мысли об этом Оливеру стало жарко, и пришлось сунуть руку под брюки, чтобы поудобнее уложить свое хозяйство. Дареному коню в зубы не смотрят, решил Оливер. Возможно, его услуги потребуются еще каким-нибудь богатым леди, у которых мужья слабаки. Оливер сможет зарабатывать себе этим на жизнь и пошлет ко всем чертям выращивание табака.

Он распрямил плечи и отправился домой.

Весь следующий месяц Николь чувствовала себя если не счастливой, то довольной жизнью. Они с Клэем часто встречались на поляне у реки. Встречи были радостные, полные любви и планов относительно отъезда на Запад. Они, словно дети, говорили о том, что нужно взять с собой, сколько комнат будет в их будущем доме, сколько у них будет детей, и даже придумывали им имена. Они решили во что бы то ни стало взять с собой близнецов и Джейни и в ближайшее время сообщить им об этом.

Однажды вечером в конце февраля небо угрожающе потемнело, а молния, казалось, расколет маленький домик пополам.

— Чего ты боишься? — спросила Джейни. — Это всего лишь гроза.

Николь положила рукоделие в корзинку. Работать сейчас она была не в силах. На нее нахлынули воспоминания. В такую грозовую ночь схватили ее дедушку.

— Ты расстроилась, потому что не сможешь увидеться с Клэем?

Николь с удивлением посмотрела на нее.

Джейни усмехнулась:

— У тебя на лице все написано. Рано или поздно ты сама обо всем рассказала бы мне.

Николь села на пол у камина.

— Ты так добра ко мне и терпелива.

— Уж кто терпелив, так это ты, — хмыкнула Джейни. — Ни одна женщина не удовольствовалась бы тем, что дает тебе Клэй.

— Для этого есть причины… — начала было Николь.

— Когда дело касается женщин, у мужчин всегда находятся причины. — Она вдруг замолчала. — Впрочем, я многого не знаю. Возможно, у Клэя действительно есть причина встречаться с женой тайком.

Николь улыбнулась:

— Тайком? Может быть, когда мы будем жить вместе, я с нежностью вспомню это прекрасное время.

— Ты веришь этому не больше, чем я. Ты сейчас должна жить в Арундел-Холле, а не эта жирная…

Молния прочертила небо, и Николь, вскрикнув от страха, схватилась рукой за сердце.

Джейни вскочила, уронив шитье, обняла Николь за плечи и снова усадила в кресло.

— Сядь и расслабься. Я сейчас заварю чай, а тебе в чашку добавлю немного бренди.

Николь расслабиться не смогла. Ветви дерева скребли по крыше, завывал ветер. Ночь была беззвездной, и кромешная тьма нагоняла на Николь ужас.

— Вот, держи, — сказала Джейни, подавая ей чашку горячего чая. — Выпей и ложись в постель.

Николь пила чай с бренди, чувствуя, как бренди согревает ее, однако нервы по-прежнему были на пределе.

Услышав громкий стук в дверь, Николь вздрогнула, выплеснув половину чашки на платье.

— Это, должно быть, Клэй, — улыбнулась Джейни, бросив ей полотенце. — Он знает, что ты боишься грозы, и пришел успокоить тебя. Ты должна встретить его с милой улыбкой.

Николь трясущимися руками промокнула залитое чаем платье и заставила себя улыбнуться.

Джейни открыла дверь, намереваясь отчитать Клэя за то, что пренебрегает женой.

Однако за дверью стоял не Клэй, а незнакомый мужчина, невысокий, субтильный, с жидкими белокурыми волосами, ниспадавшими на воротник зеленого бархатного костюма. Шея обмотана шелковым белым платком, наполовину скрывавшим подбородок. У него были маленькие глаза, тонкий, как лезвие ножа, нос и толстые губы.

— Здесь живет Николь Куртелен? — спросил незнакомец.

Он говорил с таким сильным акцентом, что Джейни с трудом понимала его.

— Женщина! — воскликнул человек. — Ты что, немая? Или ничего не соображаешь?

— Это я Николь Куртелен-Армстронг, — спокойно произнесла Николь.

Окинув ее оценивающим взглядом, мужчина сбавил тон.

— Да. Вы, несомненно, ее дочь. — Он повернулся и скрылся в темноте.

— Кто это? — спросила Джейни. — Я его с трудом понимала. Он твой друг?

— Я его впервые вижу. Джейни, смотри! С ним женщина.

Они выбежали из дома. Николь обняла женщину с одной стороны, мужчина — с другой. Джейни, подхватив чемодан, последовала за ними в дом.

Они усадили женщину в кресло у камина, Джейни налила ей чаю, добавив бренди, а Николь достала из сундука одеяло. Передавая чашку женщине, Джейни пристально вглядывалась в ее лицо. Она была копией Николь, но гораздо старше ее. Кожа у нее была чистая и ухоженная, губы — точь-в-точь как у Николь. Глаза тоже. Только они были безжизненными.

Николь, укутав ноги женщины одеялом, взглянула на Джейни и заметила странное выражение на ее лице. Затем взглянула на женщину, и глаза ее наполнились слезами.

— Мама, — прошептала она, — мама. — И, наклонившись вперед, уткнулась лицом в колени женщины.

Джейни заметила, что та никак не отреагировала на слова Николь.

— Я надеялся, — произнес мужчина, — что когда она увидит дочь, к ней вернется память.

Теперь Джейни наконец поняла, в чем дело.

— Может быть, уложить ее в постель? — спросил мужчина.

— Да-да, конечно, — сказала Джейни, опускаясь на колени рядом с Николь.

Николь молча поднялась. Она не сводила глаз с матери. Лицо ее было влажным от слез. Словно в полусне, она помогла матери подняться по лестнице, вместе с Джейни раздела ее, не обратив внимания на то, что мать все время молчит.

Джейни, спустившись вниз, приготовила еще чай с бренди, нарезала ветчину и сыр для сандвичей, чтобы накормить мужчину.

— Я думала, что и мать, и отец убиты, — тихо произнесла Николь.

Мужчина, который с жадностью набросился на еду, сказал:

— Вашего отца казнили. Я видел это собственными глазами. — Гримаса боли исказила лицо Николь. — Я и мой отец пошли посмотреть на казнь, как и все остальные. Других зрелищ в Париже теперь нет. Это помогает забыть о голоде. Но мой отец — романтик. Каждый вечер, возвращаясь к себе в сапожную мастерскую, он говорил матери и мне, что ему жаль, что зря пропадает столько красивых женщин. Ежедневно в корзину под гильотиной скатываются прелестные головки.

— Не могли бы вы рассказывать, опуская подробности? — сказала Джейни, положив руку на плечо Николь.

Мужчина взял керамический горшочек с горчицей.

— Дижонская горчица. Приятно видеть французские вещи в этой варварской стране.

— Кто вы такой? И каким образом вы спасли мою мать? — осторожно спросила Николь.

Он откусил кусок сыра, предварительно намазав его толстым слоем горчицы, и улыбнулся:

— Я ваш отчим, доченька. Ваша матушка и я состоим в браке. — Он встал и протянул ей руку. — Меня зовут Жерар Готье, и теперь я принадлежу к семейству могущественных Куртеленов.

— Куртелен? Я думала, это девичья фамилия Николь, — сказала Джейни.

— Так оно и есть, — заявил Жерар, снова усаживаясь за стол. — Это одна из самых старинных, самых богатых и самых могущественных фамилий в Европе. Если бы вы только видели самого старика, отца моей жены! Я видел его однажды, еще будучи ребенком. Он был большой, как гора, и, говорят, очень сильный. Я слышал, сам король дрожал, когда он гневался.

— Короля заставили дрожать простолюдины, — с горечью промолвила Николь. — Расскажите лучше, как вы познакомились с моей матерью.

Жерар свысока взглянул на Джейни.

— Как я уже говорил, мы с моим отцом отправились смотреть, как отрубают головы. Адель, ваша матушка, шла позади вашего отца. Она была так прекрасна, так величественна. В белом платье, с распущенными волосами, она казалась ангелом, сошедшим с небес. Толпа замолкала, когда она проходила мимо. Все видели, что ее муж гордится ею. Руки у них были связаны за спинами, и они не могли прикоснуться друг к другу, но их глаза встретились, и в толпе зарыдали, потому что эти двое явно очень любили друг друга. Мой отец подтолкнул меня и сказал, что смотреть, как такое великолепное создание будет предано смерти, выше его сил. Я попытался его остановить, но… — Жерар пожал плечами. — Отец всегда делает то, что хочет.

— Как ему удалось ее спасти? — спросила Николь. — Как он провел ее через толпу?

— Не знаю. Настроения толпы менялись каждый день. Когда катились головы, люди иногда плакали, иногда смеялись и криками приветствовали происходящее. Думаю, это зависит от погоды. В тот день толпа была настроена романтически, как мой отец. Я наблюдал, как он протиснулся сквозь толпу и, схватив Адель за веревку, стягивающую за спиной запястья рук, втянул ее в толпу.

— А стражники?

— Толпе понравился поступок отца, и люди его защитили. Пропустив его, они смыкали ряды. Когда стражники хотели за ними последовать, люди наводили их на ложный след. — Он замолчал и улыбнулся, допив до последней капли большой бокал вина. — Я стоял на стене, откуда было видно все. Толпа задержала стражников, а отец и Адель тем временем добрались до нашей мастерской.

— Вы спасли ее, — прошептала Николь. — Как мне вас отблагодарить?!

— Вы могли бы позаботиться о нас, — сказал он. — Мы проделали такой длинный путь.

— Я сделаю все, что в моих силах, — ответила Николь. — Вы, должно быть, устали и хотите отдохнуть?

— Подожди минутку! — сказала Джейни. — У этой истории есть продолжение. Что случилось с матерью Николь после того, как ваш отец спас ее? Почему вы покинули Францию? Как узнали, что Николь находится здесь?

— Кто эта женщина? — спросил Жерар. — Я не люблю, когда слуги так обращаются со мной. Моя жена — герцогиня де Левро.

— Революция ликвидировала все титулы, — сказала Николь. — А в Америке все равны, и Джейни — моя подруга.

— Жаль, — сказал он, окинув взглядом комнату, и широко зевнул. — Я очень устал. Найдется ли в этом доме подходящая спальня?

— Не знаю, как насчет «подходящая», но место, где спать, найдется, — сердито бросила Джейни. — Наверху спят близнецы и три женщины. Но на мельнице есть свободные спальные места.

— Близнецы? — насторожился он, отметив про себя высокое качество темно-серой шерстяной ткани ее платья. — Какого возраста?

— Шести лет.

— Это не ваши дети?

— Они находятся на моем попечении.

Жерар улыбнулся:

— Ладно. Придется удовольствоваться мельницей. Не хочу, чтобы меня будили дети.

Увидев, что Николь направилась к двери, Джейни ее остановила:

— Иди к своей матушке, узнай, как она себя чувствует. А о нем позабочусь я.

Николь пожелала Жерару спокойной ночи и поднялась наверх, где спала ее мать. Гроза за окном утихла, и повалил снег. Николь взяла теплую руку матери, и на нее нахлынули воспоминания. Ей вспомнилось, как мать брала ее на руки и кружила, перед тем как отправиться на бал при дворе, как читала ей. Когда Николь было восемь лет, Адель заказала им обеим одинаковые платья. Король тогда сказал, что они когда-нибудь станут близнецами, потому что Адель не будет становиться старше.

— Николь, — сказала, возвратившись, Джейни, — надеюсь, ты не собираешься сидеть всю ночь? Твоей матушке нужен отдых.

— Я ее не потревожу.

— Но если не выспишься, завтра будешь чувствовать себя усталой и не сможешь ей помочь, если понадобится.

Николь вздохнула, неохотно встала, поцеловала мать и начала раздеваться.

За час до рассвета всех обитателей маленького дома разбудили пронзительные крики. Близнецы вскочили с постелей и помчались к Джейни. Николь бросилась к матери:

— Мама! Это я, Николь, твоя дочь. Успокойся, ты в безопасности.

Широко раскрытые от ужаса глаза женщины говорили о том, что она не понимает того, что говорит Николь, хотя Николь говорила по-французски. Адель, дрожа от страха, кричала так, словно ее тело рвали на части.

Близнецы, зажав руками уши, спрятались в складках фланелевой ночной сорочки Джейни.

— Позовите месье Готье! — крикнула Николь, держа мать за руки, которыми та отбивалась от дочери.

— Я здесь, — отозвался он, стоя у подножия лестницы. — Я ожидал, что с ней может такое случиться, когда она проснется. Адель! — окликнул он ее. Она не ответила. Тогда он ударил ее по щеке. Женщина сразу умолкла, поморгала и, зарыдав, упала на грудь Готье. Он положил ее на постель. — Теперь она проспит часа три, — сказал он и направился к лестнице.

— Месье Готье, — обратилась к нему Николь, — надо что-то сделать. Нельзя уйти и оставить ее одну.

Жерар повернулся к ней:

— Ничего нельзя сделать. Ваша мать полностью потеряла рассудок. — Пожав плечами, он стал спускаться с лестницы.

Схватив с вешалки халат, Николь помчалась за ним.

— Вы не можете уйти просто так. Моя мать прошла через тяжкие испытания. Она наверняка поправится, когда отдохнет и почувствует себя в безопасности.

— Возможно.

В комнату вместе с близнецами, которые не отходили от нее ни на шаг, вошла Джейни. По молчаливому согласию обсуждение этого вопроса отложили до тех пор, когда все позавтракают и близнецы отправятся на прогулку.

Когда Джейни убрала со стола посуду, Николь обратилась к Жерару:

— Расскажите, пожалуйста, что произошло с моей матерью после того, как ваш отец ее спас.

— Она так и не пришла в себя, — ответил Жерар. — Все считали ее очень смелой, потому что она спокойно шла на казнь, на самом же деле она давно утратила связь с реальностью. Ее долго держали в тюрьме, она видела, как ее друзей одного за другим уводили на казнь, и у нее помутился рассудок.

— Но когда ее спасли, — сказала Николь, — разве она не воспрянула духом?

— Моему отцу не следовало ее спасать. Прятать в своем доме аристократку было слишком опасно. Когда он спас ее, толпа была за него, но позднее кто-нибудь мог донести на нас в гражданский комитет. Мы очень рисковали. Моя мать по ночам плакала от страха. Крики Адель будили соседей. Они молчали о женщине, которую мы прячем, но в конце концов могли соблазниться вознаграждением, предложенным за герцогиню.

Жерар небольшими глотками пил кофе, внимательно разглядывая Николь. При утреннем свете она была особенно хороша.

— Когда мы узнали, что герцога убили, — продолжил Жерар, — я пошел на мельницу, где он прятался. Хотел узнать, остался ли в живых кто-нибудь еще из этого семейства. Мельничиха была очень зла, потому что ее мужа убили вместе с герцогом. После долгих уговоров она рассказала мне о дочери Адель и о том, что вы уехали в Англию. Узнав о том, что случилось с мельником, мои родители очень испугались. Мы понимали, что Адель не может оставаться у нас, что это рискованно.

Николь поднялась и подошла к огню.

— У вас практически не было выбора. Вам оставалось либо отдать ее в руки комитета, либо вывезти из страны, разумеется, под другим именем.

Жерар обрадовался, что Николь сразу поняла ситуацию.

— А что может быть более надежной маскировкой, чем правда? Мы с Адель поженились и отправились за границу, чтобы провести медовый месяц. В Англии я отыскал месье Мейлсона, который рассказал, что вы работали горничной у его дочери и что обе уехали в Америку. Мейлсон — странный человек, — заметил Жерар. — Он рассказал мне невероятную историю, из которой я и половины не понял. Сказал, что вы вышли замуж за мужа его дочери. Разве такое бывает? Неужели в этой стране мужчине разрешается иметь двух жен?

Джейни презрительно фыркнула:

— В этой части страны Клэйтон Армстронг сам устанавливает свои законы.

— Армстронг? Да, именно это имя называл Мейлсон. Значит, это ваш муж? Почему же он не здесь? Уехал по делам?

— По делам! — воскликнула Джейни. — Как бы не так! Клэй живет за рекой в большом красивом доме с жирной жадной мерзавкой, тогда как его жена ютится в домике мельника.

— Джейни! — одернула ее Николь. — Придержи язык.

— Правда глаза колет, да? Что бы ни сказал тебе Клэй, ты лишь киваешь в ответ: «Будет исполнено, Клэй! Пожалуйста, Клэй! Как пожелаешь, Клэй!»

— Джейни, я не желаю больше этого слушать. Надеюсь, ты не забыла, что у нас гость.

— Я ничего не забыла! — в сердцах крикнула Джейни, повернувшись спиной к Николь и Жерару. Она приходила в ярость всякий раз, когда думала о Клэе и о том, как он обращается с Николь. Джейни чувствовала, что Клэй недостоин Николь, что ей следовало бы, расторгнуть брак и найти другого мужчину. Но всякий раз, когда Джейни заводила об этом разговор, Николь отказывалась ее слушать, говоря, что она не только любит Клэя, но и верит ему.

Мать Николь снова стала кричать.

Жерар устало поднялся.

— Ее пугает новое место. Привыкнет, будет реже кричать. — Он направился к лестнице.

— Как вы думаете, она узнает меня? — спросила Николь.

— Трудно сказать. Раньше она приходила в себя, а теперь всегда пребывает в страхе. — Пожав плечами, он поднялся на чердак, и через некоторое время крики прекратились.

Николь осторожно поднялась за ним следом. Жерар сидел на краешке кровати, небрежно поддерживая Адель за плечи, а она прильнула к нему, озираясь по сторонам. Увидев Николь, она округлила глаза, но не закричала.

— Мама, — тихо произнесла Николь, — это я, твоя дочь. Помнишь, как папа однажды принес мне кролика? А потом кролик удрал из клетки. Мы обыскали весь замок, но так и не нашли его.

Взгляд Адель стал спокойнее.

Взяв в руки руку матери, Николь продолжала:

— А помнишь, как ты принесла в замок трех крольчих? Чтобы подшутить над отцом. А потом отец обнаружил в своих охотничьих сапогах выводок крольчат? Ты тогда так смеялась! А потом смеялся отец, когда второй выводок был обнаружен в сундуке, где хранилось твое подвенечное платье. А дедушка сказал, что вы играете, словно малые дети?

— Он устроил охоту, — прошептала Адель.

— Да, — шепотом ответила Николь, на глаза ей навернулись слезы. — В ту неделю у нас гостил король. Он, дедушка и пятнадцать человек из свиты оделись так, будто шли на войну, и решили выловить всех кроликов. Помнишь, что было потом?

— Мы все переоделись солдатами, — ответила Адель.

— Да. Ты и меня переодела в одежду моего кузена. Ты и несколько придворных дам тоже переоделись в солдатскую форму. Помнишь старую тетушку королевы? Она так смешно выглядела в мужских брюках!

— Да, — прошептала Адель, вспоминая. — И у нас была рыба на ужин.

— Правильно, — улыбнулась Николь. — Дамы выловили всех кроликов и выпустили на волю. А ты, чтобы наказать мужчин за то, что оказались нерадивыми солдатами, приказала подать к ужину только рыбу. Помнишь, какой был паштет из лосося?

Адель с улыбкой ответила:

— Шеф-повар приготовил его в виде сотен маленьких крольчат.

Николь со слезами ждала, что будет дальше.

— Николь, почему на тебе надето такое ужасное платье? — вдруг спросила Адель. — Леди не следует носить шерсть. Надень шелковое платье. Шелк делают бабочки, а шерсть получают от мерзких старых овец.

— Хорошо, мама, — сказала Николь, целуя мать в щеку. — Хочешь есть? Я принесу тебе завтрак?

Адель сидела, прислонившись спиной к стене, и, казалось, не замечала Жерара.

— Пришли мне что-нибудь легкое. И пусть сервируют завтрак на голубом с белым лиможском фарфоре. После завтрака я отдохну, а потом пришли ко мне шеф-повара, мы с ним обсудим меню на следующую неделю. У нас в гостях будет королева, и я хочу заказать что-нибудь особенное. И еще: если прибудут итальянские актеры, скажи, что я поговорю с ними позднее. Ах, я совсем забыла о садовнике. Надо поговорить с ним о розах. Дел очень много, а я так устала. Николь, не могла бы ты помочь мне сегодня?

— Конечно, мама. Отдыхай, а я принесу тебе что-нибудь поесть. И сама поговорю с садовником.

— Вы ее успокоили, — сказал Жерар, спускаясь следом за Николь по лестнице. — Я давно не видел ее такой.

Николь была в смятении. Ее мать все еще верила, что у нее есть слуги, в частности горничные, которые помогают ей одеваться. Николь была достаточно молода, чтобы приспособиться к жестокому окружающему миру, где ее никто не баловал, но мать была далека от реальности.

Николь медленно взяла маленькую сковородку и принялась разбивать яйца для омлета. «Клэй, — думала она, утирая слезы тыльной стороной руки, — разве смогу я теперь уехать с ним?» Здесь ее мать, которая в ней нуждается. В ней нуждается Джейни, нуждаются близнецы, за Айзека она тоже несет ответственность, а теперь добавился еще Жерар. Ладно, нечего себя жалеть. Она должна быть благодарна судьбе за то, что не одинока в этом мире.

Резкий стук, донесшийся с чердака, оповестил о том, что Адель теряет терпение, ожидая завтрака. Неожиданно распахнулась входная дверь, впустив струю морозного воздуха.

— Извини, Николь, — сказал Айзек, — я не знал, что у нас гости, но там пришел человек с новой тканью для просеивания. Он хочет, чтобы ты сама ее посмотрела.

— Я приду, как только освобожусь.

— Он говорит, что торопится, потому что, судя по всему, скоро пойдет снег. Он хочет добраться до Бакесов до начала снегопада.

Стук на чердаке становился все настойчивее.

— Николь! — громко крикнула Адель. — Где моя горничная? Где мой завтрак?

Николь положила пищу на поднос и поспешила к матери.

Адель взглянула на простой плетеный поднос, глиняную посуду и горячий омлет с сыром и, взяв двумя пальчиками ломтик поджаренного хлеба, удивленно воскликнула:

— Что это такое? Хлеб? Крестьянский хлеб? Мне нужен круассан!

Николь и слова не успела сказать, как Адель швырнула хлеб в омлет.

— Шеф-повар оскорбил меня! Отошли это обратно и скажи, что, если он дорожит своим местом, пусть не подает мне помои! — Взяв чайник с чаем, она вылила в омлет его содержимое. Горячий чай, просочившись сквозь плетеный поднос, залил покрывало.

Николь почувствовала себя очень усталой. Постельное белье придется стирать. Заново готовить завтрак и заставить мать поесть. Айзеку нужна ее помощь на мельнице.

Николь спустилась вниз.

— Николь! — крикнула Джейни, которая вбежала в комнату, едва не сбив с ног Айзека. — Близнецы пропали! Они сказали Люку, что собираются убежать, потому что приехала сумасшедшая дама, которая будет жить здесь.

— Почему же Люк не остановил их? — спросила Николь, ставя поднос на стол. В этот момент Адель снова стала стучать в пол.

— Люк подумал, что это шутка и что никакая сумасшедшая дама здесь не живет.

Николь в отчаянии всплеснула руками.

— Айзек, собери мужчин, пусть отправятся на поиски детей. Сейчас слишком холодно, и они могут простудиться. — Николь повернулась к Жерару: — Приготовьте маме что-нибудь поесть.

Он удивленно вскинул бровь:

— Я не смогу, это женская работа.

— Послушай, ты! — возмущенно воскликнула Джейни.

— Джейни! — остановила ее Николь. — Сейчас нам важнее всего отыскать близнецов. Я отнесу маме хлеб и сыр. А потом тоже отправлюсь на поиски близнецов. — Увидев, как сердито Джейни смотрит на Жерара, Николь добавила: — Мне нужна помощь. Прошу тебя, не усугубляй мои проблемы.

Джейни и Айзек вышли из дома, а Николь стала нарезать хлеб и сыр. Адель продолжала стучать.

Николь заметила обиженный взгляд Адель, когда сунула ей еду, и почувствовала себя виноватой. Ей жаль было оставлять мать одну, но необходимо было найти близнецов. Николь выбежала из дома и тут увидела этих озорников, которые бежали ей навстречу.