Невеста по ошибке

Глава 3

Было начало августа 1794 года, когда надраенный небольшой пакетбот вошел в гавань Виргинии. Джейн и Николь, опираясь на поручень по правому борту, с замиранием сердца смотрели на причал, расположившийся на опушке густого леса, и чувствовали себя так, словно их только что освободили из тюрьмы. Всю последнюю неделю путешествия они говорили о свежей пище. Об овощах и фруктах, которые, наверное, успели созреть к этому времени, и о том, с каким наслаждением они будут их есть, разумеется, приправленные свежими сливками или маслом. Джейни мечтала о черной смородине, а Николь просто хотелось увидеть живую зелень, растущую на плодородной почве.

Целыми днями они занимались шитьем, и почти все отрезы роскошных тканей превратились в платья либо для Джейни, либо для Николь. Сейчас на Николь было муслиновое платье с вышитыми на нем крошечными фиалками, подол отделан несколькими рядами фиолетовой ленты. Платье было без рукавов, и она наслаждалась ощущением теплых лучей заходящего солнца на обнаженных руках.

За шитьем женщины разговаривали. Николь предпочитала слушать. Ей не хотелось рассказывать о том, как забрали ее родителей или дедушку. Она рассказала Джейни о своем детстве в фамильном замке, который в ее рассказе был похож на обычный загородный дом, а также о том, как они с дедушкой целый год жили в семье мельника. Джейни очень развеселило, когда Николь принялась со знанием дела рассуждать о качестве помола.

Но чаще всего в роли рассказчика выступала Джейни. Она рассказала о своем детстве на бедной маленькой ферме, расположенной в нескольких милях от Арундел-Холла, как он назывался до Клэйтона. Ей было десять лет, когда родился Клэй, и она возила его на закорках. Во время Войны за независимость Джейни было около восемнадцати лет. Ее отец, как и многие виргинские фермеры, выращивал табак. Когда английский рынок для них закрылся, отец остался не у дел. Несколько лет Джейни прожила с отцом в Филадельфии, а когда отец умер, вернулась в Виргинию, которую всегда считала своим домом.

Она сказала, что по возвращении обнаружила в Арундел-Холле большие изменения. За несколько лет до этого умерли от холеры отец и мать Клэя. Старший брат Клэя, Джеймс, женился на Элизабет Стрэттон, дочери надсмотрщика на плантации Армстронгов. А потом, когда Клэй был в Англии, произошел несчастный случай и Джеймс с Элизабет погибли.

Того маленького мальчика, каким знала Клэя Джейни, уже не было. Вместо него появился самоуверенный, требовательный молодой мужчина, отличавшийся необычайным трудолюбием. В то время как в Виргинии одна за другой разорялись плантации, Арундел-Холл процветал и разрастался.

— Посмотри-ка, — сказала Николь, указывая на воду, — не капитан ли это? — В небольшой гребной шлюпке с одним матросом на веслах сидел грузный мужчина. — Думаю, он направляется вон на то судно.

В нескольких ярдах от пакетбота стоял огромный фрегат с двумя рядами пушек по обоим бортам. Вверх и вниз по широким сходням множество людей тащили грузы. Женщины увидели, как капитан ступил на причал, на несколько минут опередив пакетбот, который все еще медленно входил в гавань. Капитан взобрался по крутым сходням на палубу фрегата и направился в кормовую часть судна.

Женщины находились довольно далеко, и людей на палубе было трудно разглядеть.

— Да это Клэй! — вдруг воскликнула Джейни.

Николь с любопытством всматривалась в мужчину, с которым разговаривал капитан, но на таком расстоянии не могла его разглядеть.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

Джейни рассмеялась. Она была счастлива, что вернулась домой.

— Когда узнаешь Клэя, сама поймешь, — сказала она и вдруг умчалась.

Николь, напрягая зрение и нервно вертя обручальное кольцо на пальце, пыталась разглядеть человека, который стал ее мужем.

— Держи, — сказала Джейни, сунув ей в руку подзорную трубу.

Даже в подзорную трубу человека трудно было разглядеть, однако мужчина, беседовавший с капитаном, сразу бросался в глаза. Одну ногу он поставил на тюк хлопка, другая стояла на палубе. Он наклонился вперед, опершись руками на согнутое колено. Даже согнувшись, он оказался выше капитана. На нем были обтягивающие светло-коричневые брюки и черные кожаные сапоги до колен. На талии черный кожаный ремень шириной в три дюйма. Ворот рубахи был распахнут, рукава засучены до локтей. Правда, лицо невозможно было рассмотреть, однако Николь заметила, что его каштановые волосы стянуты назад и завязаны на затылке.

Опустив подзорную трубу, девушка обернулась к Джейни.

— О Господи, и ты туда же! — взмолилась Джейни. — Слишком часто мне приходилось видеть это выражение на лицах женщин. Совсем не обязательно капитулировать перед мужчиной потому лишь, что он большой и красивый. Он придет в бешенство, когда узнает, что произошло, и если его с самого начала не поставить на место, во всем обвинит тебя.

— Ты никогда не говорила, что он большой и красивый, — улыбнувшись подруге, поддела ее Николь.

— Но о том, что он безобразный, я тоже не говорила. А теперь отправляйся в каюту и жди, потому что, насколько я знаю Клэя, он появится здесь через несколько минут. Я хочу подойти к нему первая, чтобы рассказать, каким негодяем оказался капитан. Ну, быстро!

Николь возвратилась в тесную каюту, с которой ей было грустно расставаться. За последние сорок дней они с Джейни очень подружились.

Дверь распахнулась, и в каюту вошел мужчина, несомненно, Клэйтон Армстронг. Он заполнил все пространство каюты, и Николь показалось, будто она вместе с ним находится в шкафу.

Клэй не стал ждать, когда глаза привыкнут к полутьме. Он видел лишь контуры тела своей жены и привлек ее к себе.

Николь начала было протестовать, но его губы закрыли ей рот, так что ни о каких протестах не могло быть и речи. У него было свежее дыхание и твердые, требовательные, но нежные губы. Николь попыталась оттолкнуть его. Но он еще крепче прижал ее к себе и слегка приподнял. У Николь учащенно забилось сердце.

Армстронг запрокинул ей голову, и она почувствовала, что теряет сознание, тонет, пропадает. Обняв его руками за шею, она привлекла его к себе, чувствуя на щеке его дыхание.

Оставив ее губы, он легонько куснул ее за мочку уха, и у нее подкосились ноги.

Он быстро подхватил ее под колени и взял на руки. Ошеломленная, Николь понимала лишь, что ей хочется продолжения, и снова подставила ему губы.

Он целовал ее жадно, и она отвечала на его поцелуи. Когда он, не выпуская ее из рук, сделал шаг к койке, это казалось естественным. Ей хотелось прикасаться к нему. Он уложил ее на постель и лег рядом. Не отрываясь от ее губ, закинул на нее тяжелую, сильную ногу и стал поглаживать обнаженное плечо. Когда он прикоснулся сквозь платье к ее груди, она застонала и выгнулась ему навстречу.

— Бьянка, — прошептал он. — Милая, милая Бьянка.

Николь не сразу пришла в себя, она была слишком возбуждена. Однако постепенно осознала, где находится, кто она такая и кем она не является.

— Прошу вас! — Голос ее дрогнул. Она попыталась вырваться из его объятий.

— Все в порядке, любовь моя. — У него был глубокий низкий баритон. Его теплое дыхание касалось ее щеки, а волосы пахли землей, по которой она так скучала. Она на мгновение закрыла глаза. — Я так долго ждал тебя, любовь моя. Многие месяцы, годы, столетия. Но теперь мы навсегда вместе.

Эти слова заставили Николь очнуться. Это были слова любви, предназначенные другой женщине. Она еще могла поверить, что ласки, от которых она едва не лишилась сознания, предназначались ей, но эти слова явно предназначались другой.

— Клэй, — тихо сказала она.

— Да, любовь моя, — ответил он, целуя нежную кожу вокруг ее ушной раковины. Его большое сильное тело было рядом, почти на ней. Николь вдруг показалось, будто этого мужчину она ждала всю жизнь. Все происходящее казалось таким естественным, что у нее даже мелькнула мысль рассказать ему правду только утром. Но Николь с ходу отмела ее.

— Клэй, я не Бьянка. Я Николь. — Она не решилась сказать ему, что она — его жена.

Он еще некоторое время продолжал целовать ее, потом вскинул голову, тело его напряглось, он уставился на нее в темноте. И в мгновение ока вскочил с низкой койки. Николь с ужасом подумала о том, что может произойти в ближайшие несколько минут.

Похоже, он хорошо знал, что где находится в каюте, потому что сразу же нашел свечу и зажег.

Николь села на койке и впервые как следует разглядела мужа. Джейни не ошиблась. Он действительно самонадеян. Это видно по выражению его лица. Волосы у него несколько светлее, чем она полагала, — видимо, выгорели на солнце. Брови густые, глаза темные, довольно крупный точеный нос. Он сердито сжал губы, на скулах заиграли желваки.

— Ладно. В таком случае, черт возьми, скажи, кто ты такая и где моя жена? — потребовал он.

Николь все еще плохо соображала. Он, видимо, без труда вышел из роли страстного любовника, Николь же не удалось это сделать.

— Произошла ужасная ошибка. Видите ли…

— Я вижу лишь, что вместо моей жены в ее каюте находится другая женщина. — Он поднял свечу и взглянул на стоявшие вдоль стены сундуки. — Надеюсь, это собственность Армстронга?

— Да, именно так. Если позволите, я вам все объясню. Бьянка и я были вместе, когда…

— Она здесь? Ты говоришь, вы путешествовали вместе?

Армстронг не давал ей сказать и слова.

— Бьянки здесь нет. Она не приехала со мной. Если вы выслушаете меня…

Поставив свечу на шкафчик, он подошел ближе, расставил ноги и подбоченился.

— Она не приехала с тобой? Что, черт возьми, это значит? Я только что заплатил капитану этого судна за совершение церемонии бракосочетания по доверенности и за проезд моей жены в Америку. И теперь хочу знать, где она находится!

Николь тоже встала. Ее не страшило, что она едва доставала ему до плеча, а крошечная каюта буквально прижимала их друг к другу: но они были теперь скорее врагами, чем любовниками.

— Я пыталась объяснить вам, но вы настолько плохо воспитаны, что с вами невозможно поддерживать разговор. Поэтому…

— Я желаю получить объяснение, а не нотацию от школьной учительницы!

Николь разозлилась:

— Вы грубый, неотесанный тип! Ладно. Я объясню вам. Я являюсь вашей женой. Если, конечно, вы Клэйтон Армстронг. Я даже этого не знаю, потому что ваша грубость не позволяет поддерживать разговор.

Клэй шагнул к ней.

— Но ты не моя Бьянка.

— Рада, что я — не она. Не понимаю, как она могла согласиться выйти замуж за такого невыносимого… — Она замолчала, опасаясь, что может потерять над собой контроль. Ведь у нее было больше месяца, чтобы привыкнуть к мысли, что она миссис Клэйтон Армстронг, а он поднялся на борт судна, ожидая увидеть Бьянку, а вместо нее увидел незнакомку. — Мистер Армстронг, я действительно сожалею о том, что произошло. И я могла бы объяснить.

Он сел на сундук.

— Как ты узнала, что капитан никогда не видел Бьянки? — спросил он.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Прекрасно понимаешь. Ты, должно быть, случайно услышала, что капитан ее не знает, и решила выдать себя за Бьянку. Видимо, думала, что все женщины одинаковы. Надо отдать тебе должное, ты умеешь оказать гостеприимство мужчине. Предлагая мне свое привлекательное миниатюрное тело, ты хотела заставить меня забыть мою Бьянку? — Клэй смерил ее оценивающим взглядом. — Насколько я понимаю, ты уговорила капитана обвенчать нас.

Николь едва сдерживала слезы.

— На тебе новое платье? Ты заставила Джейни поверить тебе? Уж не обновила ли ты свой гардероб за мой счет? — Клэй вскочил на ноги. — Ладно. Считай этот гардероб своим. Потеря денег научит меня не быть в следующий раз таким наивным и доверчивым. Но я не дам тебе больше ни цента. Ты поедешь со мной ко мне на плантацию, и этот, с позволения сказать, брак будет аннулирован. После этого тебя посадят на первое судно, отправляющееся в Европу. Ясно?

Николь судорожно сглотнула.

— Я предпочту ночевать на улице, чем провести еще хотя бы мгновение рядом с вами, — спокойно произнесла она.

Осветив свечой ее лицо, он внимательно посмотрел на нее и провел пальцем по ее верхней губе.

— Видимо, там ты всегда и ночевала, — бросил он и, не дав ей возможности возразить, вышел из каюты.

Николь со слезами на глазах и бешено бьющимся сердцем прислонилась спиной к двери. Когда Фрэнк обшаривал ее грязными руками, она сохранила чувство собственного достоинства, но когда к ней прикоснулся Клэй, она вела себя как уличная девка. Дедушка всегда напоминал ей о том, кто она такая, и говорил, что в ее жилах течет королевская кровь. Она научилась держаться прямо, ходила с высоко поднятой головой, даже в тот момент, когда толпа уводила ее мать. Того, чего не смог сделать с членами древнего рода Куртеленов весь ужас французской революции, сделал один грубый, самоуверенный американец. Николь со стыдом вспомнила свою готовность остаться с ним в постели.

Но несмотря ни на что, она вернет себе чувство собственного достоинства, чего бы это ей ни стоило. С горечью взглянув на сундуки, полные одежды, сшитой специально для нее, Николь решила, что уж если не сможет вернуть Армстронгу все ткани, то когда-нибудь расплатится за них с этим наглецом.

Быстро сняв с себя тонкое муслиновое платье, Николь надела более практичное, миткалевое, а муслиновое убрала в один из верхних сундуков. Платье, в котором ее притащили на судно, Джейни выбросила после того, как Фрэнк его разорвал.

Взяв листок писчей бумаги, она написала письмо.

Дорогой мистер Армстронг!

Надеюсь, что к этому времени Джейни нашла вас и объяснила некоторые обстоятельства, приведшие к заключению этого брака.

Насчет одежды вы, конечно, правы. В том, что я позволила себе взять не принадлежащие мне вещи, виновато мое тщеславие. Я сделаю все возможное, чтобы возместить вам стоимость тканей. Мне потребуется время, но я постараюсь как можно скорее расплатиться с вами. В качестве первого взноса в счет выплаты всей суммы оставляю вам медальон. Это единственная вещь, которая имеет какую-то стоимость в денежном выражении. Простите, что она недорогая.

Что касается нашего брака, то я постараюсь его как можно скорее аннулировать и пришлю вам уведомление.

С уважением

Николь Куртелен.

Перечитав письмо, Николь положила его на шкафчик, потом дрожащими руками сняла с себя медальон. Даже в Англии, когда она очень нуждалась в деньгах, Николь не продала филигранный золотой медальон с овальными фарфоровыми пластинами внутри, на которых были портреты ее родителей. Она никогда с ним не расставалась.

Поцеловав портреты — единственное, что осталось у нее от родителей, — она положила медальон поверх письма. Может быть, оно и к лучшему, если она окончательно порвет с прошлым, поскольку отныне ей придется совсем одной пробивать себе дорогу в жизни в незнакомой стране. Николь беспрепятственно пересекла палубу и спустилась по сходням; матросы, занятые разгрузкой фрегата, не обратили на нее внимания. Противоположный конец причала был погружен в пугающую тьму, но Николь смело направилась туда. Дойдя до опушки леса, она увидела Джейни и Клэйтона, стоявших под факелом. Джейни что-то сердито говорила Клэю, а тот молча слушал.

Нельзя терять ни минуты. Ей нужно добраться до ближайшего городка, найти работу и жилье. Как только освещенный причал остался позади, темный лес, казалось, поглотил ее. Ей вспомнились рассказы об Америке, о диких, безжалостных индейцах, о невиданных зверях, которые уничтожают людей.

Тишину леса нарушали не только ее шаги: скользили какие-то тени, что-то попискивало, постанывало, кто-то, крадучись, пробирался сквозь заросли.

Николь все шла и шла. Через некоторое время она начала мурлыкать себе под нос французскую песенку, которой научил ее дедушка. Но вскоре выбилась из сил и поняла, что ей необходимо отдохнуть. Но где? Она шла по узкой тропинке в непроглядной тьме.

«Николь, — сказала она себе, — нечего трусить. Лес всегда одинаковый. Что днем, что ночью».

Наконец Николь села на землю под деревом. Мох был влажным, и платье сразу промокло. Но девушка слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Прижав колени к груди, она положила голову на согнутую руку и заснула.

Утром Николь проснулась от чьего-то пристального взгляда. Охнув, она села, до смерти напугав любопытного кролика, который ее разглядывал. Посмеявшись над своими глупыми страхами, девушка огляделась вокруг. Сейчас, когда сквозь кроны деревьев пробивались лучи утреннего солнца, лес казался дружелюбным и гостеприимным. Потерев затекшую шею, Николь попыталась встать, но обнаружила, что все тело у нее болит, платье насквозь промокло, а руки озябли. Вчера она не заметила, как растеряла почти все шпильки. Волосы растрепались, и девушка торопливо заколола их оставшимися шпильками.

Несколько часов сна восстановили силы, и она снова энергично зашагала по узкой тропинке. Если вчера вечером у нее и были кое-какие сомнения, то этим утром она была уверена в том, что поступила правильно. Теперь она сможет расплатиться с мистером Армстронгом и по-прежнему жить с гордо поднятой головой.

Вскоре она почувствовала, что сильно проголодалась. За последние два дня перед прибытием в Америку и она, и Джейни почти ничего не ели, и сейчас желудок напомнил ей об этом урчанием.

К полудню она дошла до какого-то забора, которым был обнесен небольшой яблоневый сад. На некоторых деревьях плоды еще только созревали, но в середине сада с деревьев свешивались сочные, зрелые яблоки. Николь почти перелезла через забор, но ей вспомнились слова Клэйтона Армстронга, обвинившего ее в присвоении чужой собственности, и она замерла на месте. Что с ней происходит после приезда в Америку? Она становится воровкой?

Она неохотно спустилась с забора. Морально ей стало легче, но голод стал терзать с удвоенной силой.

После полудня она вышла к протекавшему между крутыми берегами ручью, чувствуя невыносимую боль в ногах. Казалось, она шла уже несколько дней, но так и не приблизилась к цивилизации. Забор был единственной приметой присутствия человека на этой земле.

Николь осторожно спустилась к ручью, села на камень, сняла туфли и опустила ноги в холодную воду. Вода приятно успокаивала натруженные ноги.

За ее спиной выскочил из кустов и бросился к ручью какой-то зверек. Николь испуганно вздрогнула и оглянулась. Маленький енот, испуганный не меньше, чем она, мгновенно скрылся в лесу, а Николь рассмеялась над собой. Обернувшись, чтобы взять туфли, она увидела, как они уплывают вниз по ручью. Задрав юбки, она отправилась за ними следом, но ручей был более глубоким, а течение более быстрым, чем казалось. Не прошла она и десяти шагов, как поскользнулась и упала. Юбки облепили ноги, и она, наткнувшись на что-то острое, поранила внутреннюю поверхность бедра.

С трудом высвободив юбки, она попыталась встать, однако ноги не слушались. Ухватившись за нависшую над водой ветку, девушка выбралась на берег, задрала юбки и осмотрела рану. На внутренней стороне левого бедра была длинная рваная рана, которая сильно кровоточила. Оторвав низ от сорочки, Николь осторожно промокнула рану, стиснув зубы от боли. Другой кусок сорочки она крепко прижала к порезу, и через несколько минут кровотечение прекратилось. После этого она забинтовала ногу.

Боль в ноге, усталость и головокружение от голода лишили ее последних сил. Она легла прямо на песок и мелкие камни на берегу ручья и заснула.

Ее разбудил дождь. Солнце почти зашло, и в лесу снова стало темнеть. Николь приподнялась, села и, обхватив руками голову, подождала, пока пройдет головокружение. Она чувствовала слабость, все тело у нее болело. Встать было трудно, но холодный дождь заставлял искать какое-нибудь укрытие. Израненные ноги невыносимо саднило, но она понимала, что искать туфли в темноте под дождем бесполезно.

Николь долго шла, едва передвигая ноги. Хорошо еще, что холодный моросящий дождь не перешел в ливень, а пошел на убыль. Девушка давно потеряла все шпильки, и теперь масса холодных, мокрых волос свешивалась до талии.

К ней приблизились два крупных животных. Они оскалили зубы, глаза у них горели. Попятившись, Николь прижалась спиной к стволу дерева и в ужасе прошептала: «Волки!»

Животные подошли ближе, и она, еще плотнее прижавшись к стволу, подумала, что жить ей осталось недолго, что умрет она совсем молодой и что очень многого не успела сделать.

Неожиданно из темноты появился всадник. Николь попыталась понять, действительно ли это человек или всего лишь плод ее воображения, но голова так кружилась, что она плохо соображала.

Всадник — а может быть, привидение — спешился и подобрал с земли несколько камней.

— А ну убирайтесь отсюда! — заорал он, швыряя камнями в собак. Собаки сразу же повернули назад и удрали.

Мужчина подошел к Николь.

— Почему, черт возьми, ты не прогнала их?

Николь взглянула на него. Даже в темноте Клэйтона Армстронга трудно было с кем-нибудь спутать благодаря его властному тону.

— Я думала, это волки, — прошептала она.

— Волки! — фыркнул он. — Как бы не так. Просто дворняжки, которые выпрашивают подачку. Ладно. Я сыт по горло всем этим вздором. Поедешь со мной! — Он повернулся, уверенный, что она последует за ним. У Николь не было сил возражать ему. По правде говоря, у нее ни на что не было сил. Она сделала шаг, оторвавшись от дерева, и тут же рухнула на землю.