Невеста по ошибке

Глава 19

Год спустя, в августе 1796 года, Николь стояла на вершине холма и смотрела вниз на свои земельные угодья. Положив руки на поясницу, она помассировала уставшие мускулы. Жаркое августовское солнце освещало высокие табачные растения. Скоро начнут раскрываться коробочки хлопка. Почти созрела золотая пшеница, по которой мягкими волнами пробегал ветерок. Издали доносился равномерный звук мельничных жерновов. Что-то крикнул один из близнецов, и Николь улыбнулась, услышав, как Джейни отчитала озорника.

Прошло более года с тех пор, как был расторгнут ее брак. Она сознавала, что начала новый отсчет времени с того момента, как побывала в кабинете судьи. С того судьбоносного дня она с головой ушла в работу. Поднималась до рассвета и занималась мельницей или осматривала засеянные или готовые к уборке урожая поля. Первое время она сама возила свою продукцию на рынок. Мужчины посмеивались, надеясь скупить у нее товар по низкой цене. Но Николь не позволяла себя обманывать. Она умела торговаться. Уезжая с рынка, улыбалась, а покупатели-мужчины хмурились, покачивая головами. Возвращаясь вместе с ней, Уэсли хохотал.

В этом году Николь расширила площадь своих земельных угодий. А вырученные от продажи прошлогоднего урожая деньги потратила на приобретение новых участков земли. Теперь она владела ста двадцатью пятью акрами на высоком берегу реки. Там был хороший дренаж и плодородная почва. У нее не было проблем с эрозией почвы, и Айзек в зимние месяцы строил каменные заграждения. Тем самым они еще и новые участки земли расчищали. Это была тяжелая, изнурительная работа, но они ее сделали и ранней весной высадили здесь рассаду табака, а потом засеяли другие поля. Возле дома был огород, они также держали дойную корову и кур.

Сам дом не изменился. Каждый грош шел на улучшение земли. Адель и Жерар занимали одну половину чердака, Джейни и Николь — другую. Близнецы спали на тюфяках внизу. Тесновато, конечно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Джейни и Жерар почти не разговаривали, стараясь не замечать друг друга. Адель по-прежнему жила, грезя о дореволюционной Франции. Николь удалось убедить мать в том, что близнецы ее внуки и что Адель должна позаботиться об их образовании. Адель оказалась отличной наставницей. Она оживляла уроки потрясающими историями о своей жизни при дворе. Рассказывала о своем детстве, о некоторых причудах короля и королевы Франции — в основном о тех, которые могли показаться забавными детям. Однажды Адель рассказала им о том, как королева приказала каждый день приносить ее одежду в плетеных корзинах, подбитых новой зеленой тафтой. Тафта никогда не использовалась повторно. Ее отдавали слугам. И вот близнецы нарядились в костюмы из зеленых листьев и стали изображать слуг Адель. Она была в восторге.

Но иногда какой-нибудь пустяк нарушал хрупкое душевное равновесие Адель. Как-то Мэнди повязала себе на шею красную ленточку. Это напомнило Адель о казнях друзей, и она долго кричала. Близнецов больше не пугали крики Адель. Они просто пожимали плечами и уходили прочь или звали Николь. Через несколько дней Адель успокаивалась, возвратившись в мир грез. Она так и не осознала, что находится в Америке, далеко от Франции. Она признавала только Николь и близнецов, терпела присутствие Джейни, а на Жерара глядела так, словно его вовсе не было. К ней не допускали незнакомых людей, они ее пугали.

Судя по всему, Жерар был доволен тем, что жена понятия не имеет о том, кто он такой. Как только она увидела Николь, она, казалось, навсегда позабыла о своем пребывании в тюрьме и жизни в доме родителей Жерара. С Николь она говорила о своем муже и ее отце так, словно они были живы.

Жерар сторонился людей, проживавших в доме Николь. Его вполне устраивала роль стороннего наблюдателя. Он очень изменился с тех пор, как Николь дала ему пощечину. Где-то пропадал на несколько дней, возвращался среди ночи, никому ничего не объясняя. Находясь дома, он чаще всего сидел у огня, наблюдая за Николь, что приводило ее в замешательство. Она то спускала петлю в вязании, то укалывала палец иглой. Он больше не заводил речь о женитьбе на Николь, только пристально смотрел на нее. Это действовало ей на нервы. Хотелось к чему-нибудь придраться и задать ему хорошую головомойку.

Что бы ни говорили о Жераре, но на мельнице он пользовался авторитетом. Его изысканные манеры, целование ручек и сильный акцент способствовали привлечению клиентов не меньше, чем низкие цены, назначенные Николь. Мужчины, привозя на мельницу зерно, часто брали с собой дочерей. Жерар обращался с ними как с французскими аристократками — с молодыми и старыми, толстыми и худенькими, некрасивыми и хорошенькими. Женщины жеманничали и хихикали, когда он брал их под локоток и вел прогуляться возле мельницы.

Только раз Николь удалось случайно узнать, что думает Жерар по этому поводу. Она увидела, как очень некрасивая молодая женщина закатывает от восторга глазки, а Жерар целует ее ладонь, что-то бормоча при этом по-французски. Ветерок принес его слова. Жерар улыбался, при этом называя женщину «свиным потрохом». Николь содрогнулась и отошла на почтительное расстояние, чтобы ничего больше не слышать.

Она выпрямилась и посмотрела за реку. Она не видела Клэя с того самого дня, когда он сказал ей о беременности Бьянки. Иногда казалось, что это было давно, а иногда — что с тех пор прошло всего несколько минут. Ночи не проходило, чтобы она не думала о нем, не тосковала. Ее тело вело себя предательски, и Николь была готова попросить Клэя о встрече на поляне, забыв о гордости и высоких идеалах. Она хотела лишь ощутить прикосновение его сильного, горячего тела к своей коже.

Лучше не думать о прошлом. Жизнь у нее наладилась. Ее окружают люди, которых она любит. Надо за это благодарить судьбу.

Николь посмотрела в сторону плантации Армстронгов. Даже с такого расстояния было видно, что плантация в полном запустении. Урожай прошлого года сгнил. Ей было больно смотреть на это, но она ничего не могла сделать. Айзек регулярно информировал ее о том, что там происходит. Почти все слуги покинули Арундел-Холл. Большинство рабов были проданы.

Весной была засажена табаком некоторая часть низинных земель, но тем дело и ограничилось. Верхние поля стояли незасеянные, там гнили стебли прошлогоднего урожая. Айзек сказал, что Клэю это безразлично, а Бьянка продает все, что можно, чтобы накупить новых нарядов и в который уже раз изменить интерьер дома. И еще Айзек сказал, что единственный человек на плантации, у которого всегда есть работа, — это повариха.

— Неприглядное зрелище, не так ли?

Николь повернулась и увидела Айзека. Он тоже смотрел за реку. За месяцы, прошедшие после похищения, она и Айзек очень сдружились. Людей, которые работали у нее, даже Джейни, Николь считала людьми Клэя. Только Айзека взяла на работу она. Бесконечно преданный ей, он был готов ради Николь на все.

— При хорошем урожае он мог бы решить проблему, погода пока что стоит отличная, — сказала Николь.

— Вряд ли у Клэя хватит сил даже на то, чтобы собрать урожай табака, не говоря уже о том, чтобы отвезти его на рынок.

— Глупости. Трудолюбию и энергии Клэя Армстронга можно только позавидовать.

— Это все в прошлом, — возразил Айзек. — А теперь он день и ночь пьет. Его жена тратит столько, что ей не хватило бы доходов и с четырех плантаций. Каждый раз, когда я отвожу туда близнецов, Клэя разыскивает сборщик налогов. Если и этот урожай сгниет на корню, он потеряет все. Его плантацию за долги выставят на аукцион.

Сердце Николь болезненно сжалось.

— Мне надо подписать кое-какие документы. Кстати, привезли Мориссоны ячмень?

— Сегодня утром, — ответил Айзек, следуя за ней. Хоть бы она немного расслабилась, подумал Айзек. Только Уэсли может уговорить Николь немного отдохнуть. Но он не приедет. Трэвис отбыл в Англию, и Уэсу одному приходится управляться с плантацией.

Прислонившись спиной к дереву, Жерар наблюдал, как Айзек следом за Николь возвращается на мельницу. Он не раз задумывался над тем, какие отношения их связывают. Они много времени проводили вместе. За последний год Жерар познакомился с множеством людей, причем большинство из них были готовы рассказать ему все, что он захочет знать. Он узнал, например, что Николь — женщина страстная. Не менее сотни людей рассказали ему, как она вела себя на пикнике у Бакесов. Как настоящая потаскуха. Однако Жерару дала пощечину, стоило ему прикоснуться к ней.

А как посмотрела на него! Словно он был не мужчиной, а ползучим гадом. Не проходило дня, чтобы Жерар не вспоминал об этом. Теперь он знал причину. Николь считает, что он недостоин ее. Она одна из Куртеленов и тесно связана с историей королей и королев Франции, а он кто? Сын сапожника. Хотя и Жерар не забыл, что за последний год ему пришлось поступиться своими принципами и всячески обхаживать этих грубых американок. Невоспитанных, необразованных, не знающих французского. Ему доставляло удовольствие наблюдать за выражением их глаз, когда он говорил им по-французски самые ужасные вещи, но при этом улыбался.

Ночью его начинала дразнить Николь. Их комнаты были разделены всего лишь занавеской. Он лежал в темноте рядом с похрапывающей Адель и затаив дыхание прислушивался, как Николь раздевается. Вот она стоит голая. Потом надевает ночную сорочку. Он представлял себе ее золотистое тело, как она бросается в нему в объятия. Он заставил бы ее пожалеть о той пощечине.

Жерар отошел от дерева. Он представлял себе все, что с ней сделает. Заставит ее валяться у него в ногах, умолять его. Она страстная, но он и пальцем к ней не прикоснется, если она не приползет к нему на коленях. Он покажет ей, что сын сапожника ничем не хуже ее чванливых французских родственников.

Продираясь сквозь кустарник, Жерар пошел прочь от мельницы. Он сыт по горло всеми обитателями этого дома. Они разговаривают, чему-то смеются. Наверняка перемывают ему косточки. Однажды он услышал, как двое мужчин в разговоре называли его «субтильным французишкой». Он тогда схватил камень, но вовремя одумался. Есть и другие способы отомстить им. Той осенью, чуть позднее, у обоих сгорели амбары, в которых хранился весь урожай табака. Один из них даже разорился.

Жерар улыбнулся, вспомнив об этом. Его внимание привлекло какое-то движение на противоположном берегу. Он увидел крупную женщину верхом на лошади и, пораженный, остановился. Жерара никогда не интересовали отношения Николь с Армстронгом. Он знал, что она одно время была за ним замужем и вела себя как потаскуха на пикнике у Бакесов. Жерар не раз представлял себе Николь, которая так ведет себя с ним. Когда она расторгла брак вскоре после его приезда, Жерар обрадовался. Это был добрый знак. Жерар вообразил, что Николь развелась, чтобы выйти замуж за него. Выждав некоторое время, он дал ей понять, что она была бы желанной гостьей в его постели.

Однако Николь не только не оправдала его надежд, но еще и оскорбила, дав ему пощечину.

Женщина на противоположном берегу ударила лошадь хлыстом по крупу. Лошадь подскочила, наклонила голову и в ярости сбросила всадницу. Та шлепнулась задом о землю, и вверх взметнулись тучи пыли и мелких камешков.

Жерар, помедлив мгновение, помчался к причалу.

— Вы ушиблись? — спросил он, быстро подойдя к женщине.

У Бьянки все болело. И от падения, и от поездки верхом на этой проклятой лошади. Увидев Жерара, она вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял настоящий джентльмен, но почему-то одет он был по французской моде. Зеленый суконный сюртук с бархатными манжетами и воротником. Сорочка из белого шелка, галстук завязан так, что его узел закрывал нижнюю часть подбородка. Желтовато-коричневые бриджи с шестью жемчужными пуговками возле колена облегали его стройные ноги, обтянутые шелковыми чулками в зеленую и желтую полоску.

Бьянка тяжело вздохнула. Приятно видеть мужчину в одежде не из оленьей кожи. Стройного, а не широкоплечего верзилу, похожего на обрабатывающего землю работника.

— Чем я могу вам помочь? — снова спросил Жерар, поскольку женщина продолжала молчать.

Жерар протянул ей руку. Женщина была крупная, слишком крупная. Из глубокого выреза красного атласного платья виднелась огромная, вздымающаяся от волнения грудь. Ее лицо, когда-то, возможно, миловидное, заплыло жиром. Ее платье давно вышло из моды, но стоило немало.

— Позвольте вам помочь, — произнес он вкрадчиво. — У вас великолепный цвет лица, а солнце может его испортить.

Бьянка, зардевшись от удовольствия, взяла протянутую руку.

Когда он помог ей подняться, то, что он увидел, заставило его призвать на помощь всю свою храбрость. Стоя рядом с ним, женщина оказалась еще более громоздкой. Она была на два дюйма выше его ростом и весила фунтов на шестьдесят больше, чем он.

Держа ее за руку, Жерар осторожно отвел ее в тень, снял с себя сюртук и расстелил на траве.

— Прошу вас, — галантно поклонившись, сказал он. — После такого падения надо отдохнуть. Такой нежной молодой леди, как вы, следует быть осторожнее. — Он направился к реке.

Бьянка неуклюже опустилась на сюртук и посмотрела ему вслед.

— Надеюсь, вы вернетесь?

Жерар взглянул на нее через плечо, всем своим видом показывая, что вернется, что не может не вернуться, что слишком много она для него значит.

Подойдя к реке, Жерар достал носовой платок, принадлежавший Адель. Это был единственный из оставшихся у нее платков — шелковый, отделанный брюссельским кружевом с вышитой монограммой «АК». Жерар аккуратно спорол «А», оставив только «К» — Куртелен.

Смочив платок в воде, Жерар вернулся к Бьянке и опустился рядом с ней на колени.

— У вас испачкана щека, — тихо произнес он и добавил: — С вашего разрешения. — После чего взял ее за подбородок и принялся осторожно стирать грязь.

Бьянка подумала, что, как ни странно, она не испытывает отвращения, когда к ней прикасается Жерар. Но ведь он тоже мужчина.

— Вы… испачкаете свой платок, — запинаясь, произнесла Бьянка.

Жерар снисходительно улыбнулся:

— Что значит шелк в сравнении с кожей прекрасной женщины?

— Прекрасной? — Она с изумлением посмотрела на него. Голубизна ее глаз была почти не видна за пухлыми щеками. Ямочка на левой щеке тоже исчезла. — Меня очень давно никто не называл прекрасной.

— Странно, — промолвил Жерар. — Я полагал, ваш муж — такая красивая леди наверняка замужем — говорит вам это каждый день.

— Мой муж меня ненавидит, — равнодушно призналась Бьянка.

Жерар на мгновение задумался. Он чувствовал, что этой женщине необходимо дружеское участие, что она хочет кому-нибудь излить душу. Жерар пожал плечами. Что ж, он готов ее выслушать. Быть может, узнает что-нибудь полезное для себя. Так уже бывало.

— А кто ваш муж?

— Клэйтон Армстронг.

Жерар вскинул бровь:

— Владелец этой плантации?

— Да, — со вздохом подтвердила Бьянка. — По крайней мере того, что от нее осталось. Он не желает работать, потому что ненавидит меня. Говорит, что не намерен убивать себя для того, чтобы я покупала всякую чепуху. Но я покупаю только самое необходимое. Несколько простеньких платьев, экипаж, кое-какую мебель для дома, то, что требуется леди моего социального статуса.

— Жаль, что у вас такой эгоистичный муж.

Бьянка посмотрела на противоположный берег.

— Во всем виновата она. Если бы она не вешалась на шею моему мужу, ничего подобного не произошло бы.

— Но я слышал, что Николь в свое время была замужем за мистером Армстронгом. — Жерар не стал притворяться, будто не знает, о ком идет речь.

— Была. Но я поставила ее на место. Она думала, что сможет взять то, что принадлежит мне, чего я с таким трудом добивалась, но ей это не удалось.

Жерар окинул взглядом табачные плантации, расположенные слева от него.

— Чем именно владеет Армстронг?

Бьянка оживилась.

— Он богат. Вернее, мог бы быть богатым, если бы работал. У него очень хороший дом, но небольшой.

— И Николь от всего этого отказалась? — удивился Жерар.

Бьянка побагровела от гнева.

— Она не отказалась. Мы играли в одну игру, и я выиграла. Вот и все.

Жерара разобрало любопытство.

— Расскажите поподробнее об этой игре. Вы меня заинтриговали.

Выслушав Бьянку, Жерар был потрясен ее сообразительностью. Он хорошо ее понимал. Жерар хохотал, когда она рассказала, как подговорила Эйба похитить Николь, а через некоторое время легла в постель к Клэю.

В Америке Бьянку еще никто не слушал с таким интересом. Она всегда считала, что очень умно манипулирует Клэем и Николь, но никому до этого не было дела. И когда Жерар, судя по всему, проявил интерес к ее рассказу, она поведала ему о том, как заплатила Оливеру Хоторну, чтобы он заделал ей ребенка. Содрогаясь при воспоминании об этом, она рассказала, с каким трудом заставила себя выдержать прикосновение мужчины.

Жерар снова расхохотался.

— Значит, отец ребенка не Армстронг? Великолепно! Представляю себе, как неистовствовала Николь, узнав, что ее дражайший муженек спит с другой женщиной и сделал ей ребенка.

— Да уж, — мечтательно произнесла Бьянка. — Я хотела бы выставить его дураком, как он часто делал это со мной.

— Вы никогда не будете выглядеть дурочкой. Дураки те, кто вас не ценит.

— О да, — прошептала она. — Вижу, вы это понимаете.

Бьянка почувствовала, что нашла наконец друга, который интересуется ее судьбой. Остальные были на стороне Клэя или Николь.

Что касается Жерара, то он пока не решил, как использовать откровения Бьянки, хотя был уверен, что рано или поздно они ему пригодятся.

— Позвольте представиться. Меня зовут Жерар Готье, я принадлежу к фамилии Куртеленов.

— Куртеленов? — охнула Бьянка. — Но это фамилия Николь.

— Да, мы с ней состоим в родстве.

Глаза Бьянки наполнились слезами.

— Вы меня использовали, — в отчаянии прошептала она. — Выпытали у меня все, а сами на ее стороне! — Бьянка попыталась подняться с земли, но с ее комплекцией это было не так просто.

Жерар снова усадил ее.

— Тот факт, что я связан с ней родственными узами, еще не означает, что я на ее стороне. Дело обстоит совсем не так. Я гость в ее доме, но она ни на минуту не позволяет мне забыть, что я живу у нее из милости.

— Значит, вы понимаете, что она далеко не ангел, за которого все ее принимают. Она вышла замуж за моего жениха. Пыталась отобрать у меня Арундел-Холл и плантацию. Но все почему-то осуждают меня. А ведь я взяла то, что принадлежит мне по праву.

— Понятно, — кивнул Жерар. — Вы говорите, что все вас осуждают, имея в виду американцев? Но чего можно ожидать от таких неотесанных людей?

Бьянка улыбнулась:

— Они просто недоумки! Никто даже не заметил, что Николь вовсю флиртует с этим ужасным Уэсли Стенфордом.

— Или с Айзеком Симмонсом, этим подонком! — с отвращением добавил Жерар.

Вдали зазвонил колокол, созывая рабочих плантации на обед.

— Мне пора, — сказала Бьянка. — Не могли бы мы встретиться снова?

Жерар напрягся и помог ей встать, после чего надел сюртук.

— Именно об этом я и хотел вас попросить. Впервые с тех пор, как я приехал в Америку, встретил настоящего друга.

— Я тоже, — тихо сказала Бьянка.

Он взял ее руку и нежно поцеловал.

— Значит, до завтра?

— В обеденное время, здесь же. Я принесу еду.

Жерар кивнул и удалился.