ГЛАВА 5

— Ох, слава тебе, Господи, ты там, — сказала Селена в ухо Саншайн, как только та ответила на телефонный звонок. — Где ты была? Я звонила весь день, пытаясь застать тебя. Я знала, что ты можешь никогда не найти эту проклятую вещь, но черт возьми, девочка… я собиралась сама отправиться к тебе и удостовериться, все ли в порядке, или этот неизвестный парень убил тебя на твоем чердаке. — Селена, наконец, вздохнула после своей тирады. — Пожалуйста, скажи мне, что он все еще не у тебя.

Зажав трубку между плечом и ухом, и отчищая руки от краски, Саншайн улыбнулась заинтересованному и обеспокоенному голосу Селены, и ее, похожей на материнскую, лекции:

— Нет, Селена, мистер Смельчак ушел. Он должен встретить каких-то друзей.

— Хорошо, когда он ушел?

— Несколько минут назад.

— Саншайн!

— Что? — спросила та с притворной невинностью.

— Ах, милая, — задохнулась Селена, — только не говори мне, что провела с ним весь день, играя в «Парчизи»[21] или что-то в этом роде.

Саншайн прикусила губу, когда с точностью вспомнила, как они провели день. Это заставило ее снова ощутить тепло и покалывания во всем теле.

— У нас не дошло до «Парчизи», но мы сделали это несколько раз на столике для трик-трака[22]. И на кушетке, и на кухонной стойке, и на полу, и на кофейном столике, и…

— О, боже, СМИ — то есть, слишком много информации. Скажи мне, что ты пошутила.

— Ну, не совсем. Хочу сказать тебе, Селена, забудь о кролике Энерджайзере, этот парень превзошел их всех.

Селена застонала:

— О чем ты думала? Ты же только что познакомилась с ним?

— Я знаю, — ответила Саншайн, полностью согласная со своей подругой в том, что она была сумасшедшей, сделав кое-что очень глупое. — Это так не похоже на меня, но я не смогла остановить себя. Это было так, как будто какая-то сверхъестественная сила магнетизма захватывает меня, когда я иду мимо кафе «Фростбайт», и заставляет меня свернуть туда и получить три ковша мороженого Чанки-Манки[23].

Это был один из ее главных недостатков. Саншайн никогда не могла пройти мимо Чанки-Манки.

— Власть искушения была слишком велика, Селена. Я не могла сопротивляться этому. Он был контейнером с Чанки-Манки, и все, что я тогда подумала, это «кто-нибудь, дайте мне ложку».

— О, хорошенькое дело, — сказала Селена.

— Да, это было сверхъестественно. Я была здесь, он был здесь, он сказал «Давай сделаем это», и все, что я помню потом — это ложка в моей руке и я готова на все.

Селена издала возмущенный звук.

— Скажи мне, что никто не пользовался ложкой.

Саншайн озорно улыбнулась:

— Нет, никаких ложек, но было много облизываний.

— Ох-ох-ох! Ты меня убиваешь. Не продолжай.

Саншайн рассмеялась.

— Я не могу остановиться. Он был так горяч, что я не могу не поделиться его захватывающей горячностью с тобой.

Селена фыркнула:

— Ты, по крайней мере, собираешься встретиться с ним снова?

— Нет, к сожалению нет. Я даже не знаю его фамилии.

— Саншайн! Девочка, ты точно чокнутая.

— Да, я знаю. Это было свидание типа один-раз-в-жизни.

— Вот черт! Ты хотя бы в порядке? Он не обидел тебя или что-то в этом роде?

— Нет, нисколько. Это был лучший день в моей жизни. Странно, правда?

— Бог ты мой, Санни! Я не могу поверить, что ты сделала это. Вокруг тебя всегда так много этих сверхъестественных личностей, что ты подхватываешь их плохие привычки. Приводишь домой беспризорных мужчин, даже не зная их. Следующее, что ты сделаешь — будешь танцевать голая на столе. О, подожди, что это я…

Саншайн засмеялась.

— Не волнуйся, это никогда снова не произойдет. Я, иногда назначаю свидания, и обычно провожу с парнем несколько длинных, скучных дней, прежде чем мы начинаем раскачивать дом. Конечно, никто никогда не раскачивал мой дом так, как этот парень. Он раскачал его до основания.

Селена завопила:

— Я не могу поверить, что ты продолжаешь мне это рассказывать.

Саншайн рассмеялась, услышав страдальческую тоску в голосе Селены, и продолжила дразнить ее.

— Я не могу поверить, что я провела весь день в постели с этим парнем, и я запросто сделаю это снова. Могу сказать, что это были лучшие восемнадцать часов в моей жизни.

— Здорово, ты даже не знала его и одного дня?

— Ну, я знаю его теперь. До последнего аппетитного дюйма. Кстати, у него было много дюймов.

— Остановись, Санни, — попросила Селена, ее голос дрожал от смеха. — Я не могу больше слушать. Мне не нужно знать, что сексуальный атлет все время ходит где-то здесь, в Новом Орлеане, а я замужем за адвокатом. Это очень жестоко.

Саншайн снова рассмеялась:

— Вообще-то, Билл славный, лучший среди всех Биллов.

— О, господи, спасибо, теперь ты подшучиваешь над моим Биллом.

— Прости. Ты знаешь, что я люблю Билла, но это парень был вправду очень-очень большой.

Саншайн пересекла кухню, неся за собой тяжелый яркий телефон, и направилась к холодильнику, чтобы достать сок из гуавы. Шутить с Селеной было приятно, но вот что странно: отчасти, ей было грустно оттого, что Тэлон ушел.

С ним действительно было приятно развлечься, и не только в кровати, или на полу, или в других пяти тысячах мест, где они могли бы заниматься сексом. С ним было просто приятно говорить.

Самый лучший из всех, и с ней он не потерял терпения.

Она открыла холодильник и опять засмеялась.

— Что? — спросила Селена.

Саншайн смотрела на вожделенный Снупи-диспенсер Тэлона, который оттуда смотрел на нее. Она не могла в это поверить.

Что, интересно, Тэлон делал в ее холодильнике, когда она была в душе? Неудивительно, что он выглядел смущенным, когда она поймала его.

Как прелестно.

— Здорово, он оставил мне своего Снупи на соевом сыре.

— Что? — спросила Селена.

— Ничего, — сказала Саншайн, беря холодную пластмассовую игрушку в руки. — Ты не поймешь.

— Ох, только не говори мне, что вы что-то делали с сыром.

— Нет, мы просто съели его. Бог ты мой, Селена, достань свои мозги из сточной канавы. Не все имеет отношение к сексу.

— Ну, с вами двумя все возможно. Основа всех ваших отношений не что иное, как секс… О, постой-ка, прошло всего лишь восемнадцать часов с вашего знакомства. Как называются такие отношения?

— Поверь, то, как он занимался сексом, этого стоит. Кроме того, он оставил мне свой Пез-диспенсер.

— О-о-о, — поддразнила ее Селена, — он смелый и щедрый. Какой парень.

— Эй, будь справедлива к моему храброму байкеру. Это ценный диспенсер. Тысяча девятьсот шестьдесят-какого-то там года, коллекционный экземпляр.

— Да, но он оставил свой телефонный номер?

— Ну хорошо, нет, но он действительно поставил Снупи на верхней полке, чтобы я могла найти его.

— Хватит слов. Дело закрыто. Поезд ушел, а Снупи превратился во что-то ценное.

— О’кей, прекрасно, Селена, ты оторвала меня от моего любимого праздника, и я потеряла все настроение. Прошло десять месяцев с тех пор, когда я спала с парнем, и этого, возможно, больше не будет. А за день до этого кое-кто тоже не такой уж веселый омрачил мой порог. Поэтому, позволь мне вернуться к работе, где я могу насладиться своими великолепными ощущениями от прошедшего дня.

— Хорошо, сладкая. Я позвоню тебе попозже. Я была очень обеспокоена. Возвращайся к работе, завтра увидимся.

— О’кей, спасибо. Пока.

Саншайн повесила трубку и посмотрела на Снупи в своей руке. Она засмеялась.

Тэлон мог и не быть полным совершенством, он мог даже переспать с ней и смыться, как та фестивальная платформа, но он оказался замечательным парнем, а замечательные парни упорно проходили до того вечера мимо.

Жаль, что она снова его не увидит. А потом, она не была из той породы женщин, которые хандрят по тому, что могло бы быть. Она была художником с хорошей карьерой, ради которой упорно трудилась.

Серьезные отношения с кем-то не были тем, что она сейчас искала.

Ей нравилось жить одной. Нравилось иметь свободу собраться и пойти когда угодно и куда угодно, как только ей захочется. Ее короткий брак, когда ей было двадцать с небольшим, хорошо научил ее тому, что мужчина ожидает от жены.

У нее не было никакого желания повторить это опять.

Тэлон был приятным дневным развлечением, но это было все, чем он для нее останется. Ее жизнь будет идти так, как всегда.

На сердце стало легче при мысли о нем, она принесла Снупи в спальню и посадила его на тумбочку.

Саншайн улыбнулась. У нее прежде не было сувениров. Снупи будет для нее именно им. Символическое напоминание о прекрасном дне.

— Желаю тебе хорошей жизни, Тэлон, — сказала она, выключая свет у кровати, прежде чем вернуться к работе. — Возможно, однажды мы встретимся снова.

Только что перевалило за полночь, когда Тэлон обнаружил себя стоящим позади клуба Раннивульф на Канал-стрит. Он попытался сказать себе, что был здесь, потому что даймоны очень часто околачивались внутри и вокруг клубов, когда пьяные становились легкой добычей.

Он пытался сказать себе, что он просто выполняет свою работу.

Но когда он вглядывался в темные окна поверх клуба, и задавался вопросом, была ли Саншайн в своей постели или за мольбертом, он все прекрасно осознал.

Он был здесь из-за нее.

Тэлон выдохнул проклятие. Ашерон был прав. Она проникла в него так, как никто другой за истекшие столетия.

Не имеет значения, что он пытался сделать, он не мог выбросить ее из своих мыслей. Он мог чувствовать ее, снова и снова. Чувствовать ее тело под своим, ее дыхание на своей коже. Слышать звук ее голоса с мягким южным акцентом, шепчущем ему на ухо.

А когда она прикасалась к нему…

Это походило на райскую песню.

Физический комфорт и дружеское общение, которые она подарила ему сегодня днем, глубоко затронули его.

Он чувствовал, что ему рады не только из-за секса.

Что она сделала с ним? Почему после всех этих столетий женщина прокралась в его чувства? Его мысли?

Еще более расстроенный, он точно знал, что если бы он был человеком, он был бы сейчас с ней.

Ты не человек.

Он не нуждался в напоминании. Слишком хорошо Тэлон знал, кем он был. И ему нравилось, кем он являлся. Он получал особое удовлетворение от выполняемой работы.

И все же…

— Спирр? Что ты делаешь?

Он напрягся от голоса Кеары, появившейся из темноты, и от факта, что кто-то застал его делающим то, что он не должен делать.

— Ничего.

Она появилась рядом с ним. На ее лице появилась знающая улыбка.

Он отпустил дыхание. Почему он старался скрыть что-то от того, кто мог смотреть прямо в его мысли?

— О’кей, — признал он неохотно, — я хотел проверить, как она и чем занимается.

— У нее все прекрасно.

— И это действительно раздражает меня. — Слова выскочили прежде, чем он понял это.

Кеара засмеялась над этим.

— Ты ждал, что она будет грустить?

— Конечно. Она могла бы, по крайней мере, на секунду-другую почувствовать сожаление или что-то подобное.

Кеара прищелкнула языком.

— Бедный Спирр. Ты нашел единственную живую женщину, которая не думает, что ты заменил луну и звезды.

Он округлил глаза.

— Да, возможно я немного самонадеян…

Она выгнула бровь, и он поправился:

— Хорошо, я очень самонадеян, но проклятье, я не могу выбросить ее из своих мыслей. Как она может не чувствовать ничего?

— Я не говорила, что она ничего не чувствует, я сказала только, что она не грустит.

— Значит, она чувствовала что-то ко мне?

— Если хочешь, я могу разузнать побольше.

— Nae, — сказал Тэлон быстро.

Это было последней вещью, которую он хотел, чтобы Кеара сделала и узнала, чем они с Саншайн занимались весь день.

Его сестра была наивна, и он хотел оградить ее от этого.

Кеара обвилась вокруг него маленьким кружком. По каким-то причинам ей всегда это нравилось. Как маленькая девочка, она закружилась вокруг него в сильном вращении, вызывая у него головокружение, и захихикав, отошла.

Даже при том, что перед ним была молодая женщина, в своем сердце он всегда видел ее толстеньким малышом, который часами сидел на его коленях, играя его косичками, пока лепетала что-то невнятное на детском языке.

Точно также, как Дэр…

Его живот скрутило при этом воспоминании.

Кеара не была его единственной сестрой. Между ними родились еще трое детей. Фиа умерла в первый год жизни. Трисс было пять лет, когда она умерла от той же болезни, которая забрала их мать.

И Дэр…

Она умерла в четыре года.

Она вышла из дома на рассвете, желая увидеть фей, которыми дразнил ее Тэлон. Он сказал ей, что часто видел их из окна, когда встает солнце, пока девочка спит.

Тэлону было пять лет. Он услышал, что кто-то вышел из их хижины. Сначала он подумал, что это его отец. Но когда он снова начал проваливаться в сон, до него вдруг дошло, что Дэр не было в их кровати.

Он немедленно вскочил и выбежал, чтобы найти ее.

Дэр заснула на скале на краю крутого обрыва над морем, где, как он сказал ей, феи резвились в свете раннего рассвета.

Он услышал ее крик и понесся так быстро, как мог.

Но к тому времени, когда он достиг ее, было слишком поздно. Ее маленькие ручки не могли держаться так долго, пока он добирался к ней.

Она лежала внизу на камнях, и волны перекатывались через ее тело.

Даже сейчас он видел ее, лежащую там. Мог видеть глаза своих родителей, когда он разбудил их эти известием.

Самое ужасное, он мог видеть обвинение в глазах своего отца.

Никогда ни один из его родителей не произнес слов обвинения вслух, но в сердце он знал, что они винили в происшедшем его.

Это не имело значения. Он сам обвинял себя. Всегда.

Вот почему он так защищал Кеару и Трисс. Вот почему он был так уверен, что ничего не случится с его самой младшей сестрой.

Сегодня он увидел нерешительность в шагах Кеары.

— Итак, какие новости из мира даймонов? — спросил он ее.

Кеара сделала паузу.

— Как ты узнал?

— Ты странно тиха сегодня. Не похоже на тебя, чтобы прятаться от меня, когда я охочусь, если ты в это время не совещаешься с другими.

Ее глаза светились теплом.

— Я никогда не смогла бы прятаться от тебя. — Она обняла себя руками. — Здесь был разговор. Здесь присутствует какая-то сила. Не от даймона.

— Гоблин? Вампир? Демон? Кто?

— Кажется, никто из них, будь уверен. Вокруг источника силы — даймоны, но это не один из них. Это что-то еще.

— Бог?

Она сердито подняла глаза вверх.

— Я пытаюсь найти кого-нибудь, кто знает, но пока еще… — она сделала паузу развела руками. — Я хочу, чтобы ты был осторожен, Спирр. Независимо от того, что это за сила, в ней таится много зла. Ненависть.

— Ты можешь определить его местонахождение?

— Я пробовала, но оно меняется всякий раз, как я приближаюсь. Это выглядит так, как будто источник знает это и скрывается от меня.

Это было плохо, да еще и с Марди Гра как раз прямо за углом. Когда Вакх приезжал в город, даже сама сдержанность становилась неистовством. Для Тэлона это выглядело так, как будто что-то или кто-то рассчитывал на эксцессы во время карнавала, чтобы привести в действие какой-то имеющийся план.

Он отвлекся от своих мыслей, когда перед ним вниз по улице проехал автомобиль. Это был старый фольксваген-жук. Кто-то выкрасил у него крышу темно-синей краской с горящими в темноте звездами, а ниже ярко светились желтые с красным символы мира.

Тэлон улыбнулся, увидев машину. Она стояла за клубом, когда он уезжал. Инстинкт подсказал ему, что машина принадлежит Саншайн. Никто больше не мог быть пойман в этом монстре.

Подтверждая его подозрения, машина свернула в переулок позади клуба Раннивульф.

Острым взглядом Темного Охотника он увидел ее, выходящей из автомобиля и остановившейся, чтобы вытащить с заднего сиденья запечатанную коробку. Его тело немедленно напряглось.

Сегодня ночью ее волосы были заплетены в две косы. Она была одета в длинное пальто цвета фуксии, которое не скрывало линий ее тела, близкого к совершенству.

В своих мыслях он мог представить, как он идет к ней, прижимается к ее спине и вдыхает исходящий от нее теплый аромат пачули. Позволяет своим рукам пройтись вниз по ее груди, по черному свитеру в обтяжку с маленькими кнопками. Расстегивает эти кнопки, пока она не предстанет перед ним обнаженной.

Его тело загорелось от страстного желания.

— Спирр?

Голос Кеары резко вырвал его из мечтаний.

— Прости, я отвлекся.

— Я сказала, пойду и разузнаю побольше. Или тебе нужно, чтобы я осталась и удержала тебя на земле?

— Нет, спасибо, я приземлился.

— Я ощущаю в тебе конфликт. Ты уверен, что хочешь, чтобы я ушла?

Уверен, как и в том, что миру настанет конец через пятнадцать минут. Нет, он не был уверен. Потому что, каждый раз, когда он смотрел на Саншайн, то имел плохую привычку забывать все остальное.

Не хотел ничего другого, а только смотреть на нее. Касаться ее.

— Я уверен.

— Очень хорошо. Я буду прислушиваться к тебе. Если я буду нужна, позови.

— Позову.

Кеара исчезла и оставила его в темноте одного.

Саншайн захлопнула дверцу машины и вошла в заднюю дверь клуба.

Он сделал шаг к ней прежде, чем осознал то, что сделал.

Тэлон провел рукой по лицу. Он должен забыть о ней. В этом не было никакого смысла. Темные Охотники не назначали свиданий и они чертовски надежны, не имея подруг.

Хорошо, никто, за исключением Кела, но он был совсем другим сверхъестественным существом, и его подруга была постоянным источником раздражения для Ашерона.

Не то чтобы Тэлон не хотел раздражать Ашерона. Было бы приятно уязвить Атланта, но он не мог влиять на жизнь Саншайн таким способом.

Темные Охотники не назначали свиданий, и особенно не он. Он уже выучил свой урок и выучил его твердо.

В отличие от других, он был проклят собственными богами. Поэтому он отказался иметь оруженосца. Поэтому он отказался иметь вообще кого-то рядом с собой.

За то, что ты отнял у меня, Спирр Морриганский, ты никогда не будешь знать мира или счастья быть любимым кем-то. Я проклинаю тебя, чтобы ты шел через вечность один. Проклинаю тебя, чтобы ты потерял каждого, кого ты любишь.

Один за другим, они будут страдать и умирать, а ты будешь бессилен остановить это. В своей агонии ты будешь знать, что они обречены из-за твоих действий, задаваться вопросом, когда, где и как я нанесу удар. Я потребую их всех и буду жить только для того, чтобы смотреть, как ты мучаешься.

Даже после прошедших веков слова разозленного бога звенели в его ушах.

Тэлон застонал от боли, вспомнив свою жену, умирающую в его объятиях: «Я боюсь умирать, Спирр…»

Это все было его ошибкой.

Каждая смерть.

Каждая трагедия.

Как могло быть так много жизней разрушено из-за одной ошибки? Он позволил своим эмоциям управлять собой и в конце концов разрушил не только свою собственную жизнь, но и тех, кого любил.

Он вздрогнул от этой правды.

Мука иссушала его так глубоко, что он сыпал проклятиями от ее силы.

«Вы все родились проклятыми, — дрожащий старческий голос Гары шептал в его голове, — Рожден бастардом в союзе, которого не должно было быть. Теперь уходите и заберите малыша с собой прежде, чем гнев богов падет на мою голову».

В возрасте семи лет он в беспомощном недоверии смотрел на старую каргу, на которую работала его мать. Когда мама и Трисс заболели, Гара позволила ему работать за нее.

После смерти его матери старуха отвернулась от него.

«Но Кеара умрет, если я уйду. Я не знаю, как заботиться о младенце».

«Все мы умираем, мальчик. Это не мое дело, что случиться с ребенком шлюхи. Теперь уходи и помни, как быстро меняются наши судьбы. Твоя мать была королевой. Самой возлюбленной из Морриганов. Теперь она — мертвая крестьянка, как и каждый из нас. Не измерить грязи, которая покрывает ее»

Жестокие слова больно укололи детское сердце. Его мать никогда не была шлюхой. Ее единственной ошибкой была любовь к его отцу.

Феара Морриганская стоила всех сокровищ на земле. Она была бесценна…

— Отбрось это, — сказал он, глубоко дыша, чтобы успокоиться.

Ашерон был прав, он должен хранить свои эмоции спрятанными. Они были тем, что возвращало его к началу. Единственным способом, чтобы жить, было не вспоминать. Не чувствовать.

И все же он не мог спастись от чувств. Казалось, он не мог подавить воспоминания, которые похоронил полторы тысячи лет назад…

«Итак, сын шлюхи возвратился, чтобы просить об убежище тебя, мой король. Скажи мне, король Идиаг, должен ли я отрубить ему голову, или только вырвать его ноздри и выставить этого жалкого негодяя в бурю, чтобы он сдох, как ничего не стоящий навоз, чем он и является?»

Тэлон все еще слышал смех людей клана матери. Чувствовал страх своего юного сердца при мысли, что его дядя, как и все остальные, отвернется от него и Кеары. Он прижимал сестру к груди, когда она плакала, желая пищи и тепла, которые он не был способен ей обеспечить.

Ей было всего два месяца, и Кеара отказывалась сосать пузырь, из которого он пытался кормить ее.

В течение трех дней, когда они шли без остановки, она только плакала и кричала.

Что бы он ни делал, Кеара не затихала.

Идиаг смотрел на него так долго, что Тэлон был уверен, что тот отправит их умирать. Огонь в зале потрескивал, а люди затаили дыхание, ожидая решения своего короля.

В это момент Тэлон ненавидел свою мать. Ненавидел за то, что она заставляла его просить за жизнь своей сестры. Заставляла страдать, как сейчас, когда он был всего лишь невинным мальчиком, которому хотелось убежать и скрыться от оскорблений.

Скрыться от кричащего ребенка, который похоже никогда не сжалится над ним.

Но он дал обещание и никогда не нарушит его. Без помощи его дяди сестра умрет.

Когда Идиаг наконец заговорил, его глаза были спокойны. Бесчувственны.

«Нет Пат, — сказал он своему стражнику, — он сильно пострадал, путешествуя зимой, чтобы добраться до нас, особенно с этими тряпками на ногах. Мы дадим им убежище. Вызовите кормилицу для малышки.

Тэлон хотел упасть от облегчения.

«А мальчик?»

«Если он переживет наказание за бегство своей матери, он также сможет остаться».

Скрипя зубами, Тэлон вспомнил жестокую пытку, которую они назначили. Дни избиений и голода.

Его поддерживала только мысль, что если он умрет, Кеару выгонят из дома.

Он жил только для нее.

Теперь он не жил ни для чего.

Тэлон заставил свои ноги идти по улице прочь от клуба Саншайн и ее тепла. Прочь от всех воспоминаний, которые как-то были выпущены на свободу.

Он должен обрести свой мир.

Он должен забыть прошлое. Похоронить его.

Но пока он шел, подавленные воспоминания и мысли вырывались, не смотря на его намерения.

Против своего желания, он вспомнил день, когда узнал свою жену…

Нинья.

Даже сейчас простого упоминания ее имени было достаточно, чтобы он упал на колени. Она была всем для него. Его лучший друг. Его сердце. Его душа. Она единственная давала ему утешение.

В ее объятиях его не заботило то, что думают о нем другие. В мире существовали только они одни.

Смертный мужчина, он взял ее как первый и единственный любовник.

Как я смогу когда либо положить руки на другую женщину, Нин, когда у меня есть ты?

Эти слова часто приходили к нему теперь вместе с памятью о том, с каким количеством женщин он спал, начиная со дня своей смерти. Женщины, которые не значили для него ничего. Они только предавались с ним разгулу, и предназначались для ослабления его физической тяги.

Он никогда не хотел знать что-нибудь о них.

Никогда по-настоящему не хотел знать другую женщину, кроме своей жены.

Нинья и чудесная любовь, которую она отдала ему, коснулись чего-то у него внутри и подарили ему крылья. Она показала ему вещи, которых он никогда не видел от других.

Доброта.

Поддержка.

Одобрение.

Она смущала его, раздражала его и делала его безумно счастливым.

Когда она умерла, она забрала его с собой. Он выжил, а его сердце — нет.

Оно тоже умерло в тот день.

И он никогда не желал так же узнать женщину снова. До тех пор, пока не почувствовал тепло изящных рук художницы на своей коже.

Простой мысли о Саншайн было достаточно, чтобы заставить почувствовать себя коротышкой-молокососом.

— Убирайся из моей головы, — сказал он сквозь сжатые зубы.

Он не позволит себе снова открыться для такой мучительной боли. Никогда снова он не будет держать в объятиях кого-то дорогого и смотреть на ее смерть.

Никогда.

Он испытал достаточно боли в своей жизни. И больше вынести не смог бы.

Саншайн была для него незнакомкой, таковой и останется. Ему не нужен никто.

И у него не было никого.

Тэлон застыл на месте, когда в его мысли вторгся странный шум, принесенный ветром. Звук был смутно похож на то, как кормится даймон.

Он вытянул из кармана куртки наладонник и включил программу поиска. Эта программа работала на основе выявления следов нейронной активности даймонов, определяемой их особенными способностями, и позволяла точно выявить их присутствие и количество после наступления темноты. Днем, когда даймоны отдыхали, деятельность их мозга была слишком схожа с человеческой, для того, чтобы пытаться найти их.

Но когда солнце садилось…

Их маленькие мозги начинали оживать и излучать сигналы.

Тэлон, хмурясь, глядел на результаты поиска.

Радар не показал ничего и его собственные сенсоры Темного охотника не улавливали присутствия даймонов, но интуиция была сильнее поисковика.

Он направился к темной аллее. И столкнулся с вышедшей оттуда спотыкающейся женщиной. Когда она посмотрела на него, ее глаза были остекленевшими. Маленькая ранка от укуса на шее заживала прямо на глазах, а на воротнике блузки виднелись следы крови.

— С вами все в порядке? — спросил он, поставив ее прямо.

По ее губам скользнула неуловимая и слегка безумная улыбка:

— Я в порядке. Как никогда. — Ковыляющей походкой она пошла прочь и вошла в здание справа.

В этот миг он понял, что произошло.

Охваченный сильной злостью, Тэлон направился по аллее к месту, откуда вышла женщина. Он увидел темную тень и сразу узнал ее хозяина.

— Черт тебя возьми, Зарек. Лучше воздержись от своей дерьмовой кормежки, пока ты в этом городе.

Зарек рукой вытер кровь с губ.

— Или что, Кельт? Ты собираешься ударить меня?

— Я вырву твою глотку.

Зарек рассмеялся над этим:

— И в процессе сам убьешь себя? Ты не способен на это.

— Ты понятия не имеешь, на что я способен. И лучше помолись богу, которому ты поклоняешься, чтобы никогда этого не узнать.

Лицо Зарека приняло дьявольское выражение, и он со смаком облизал губы. Тэлон понял намерение Зарека взбесить его.

Это сработало.

— Я не причинил ей вреда. Через три минуты она не вспомнит ничего. Они никогда не вспоминают.

Тэлон бросился на него и попытался схватить, но тот отбросил его руку.

— Я бы попросил тебя не прикасаться ко мне, Кельт. Никто не касается меня. Никогда.

Тэлон проигнорировал его предупреждение:

— Ты поклялся, как и все мы. Я не потерплю, чтобы ты охотился на невинных в моем городе.

— О-о-о, — выдохнул Зарек, — как избито, мой маленький партнер. Хочешь сказать, чтобы я убрался с восходом, или еще лучше, что этот город слишком мал для нас двоих?

— Какие-то проблемы?

Зарек попытался пройти мимо него.

Не желая позволить ему охотиться на кого-то еще, Тэлон толкнул его к стене. Его собственная спина так запульсировала от боли, как будто это его ударили о стену, но это его не заботило.

Он не собирался предоставлять свободу действий Зареку в отношении ни в чем не повинных людей.

Глаза Зарека вспыхнули ненавистью.

— Отпусти меня, Кельт, или я оторву тебе руку. И знаешь что? Меня не волнует, потеряю ли я обе своих в процессе. В этом наше различие. Боль — мой друг и союзник. А ты боишься ее.

— Как и преисподнюю, которую я тебе устрою.

Зарек отпихнул Тэлона далеко от себя.

— Тогда где она? Хм? Ты спрятал свою боль в ту ночь, когда оставил свою деревню в пожарах.

Тэлон замер от этих слов, задаваясь вопросом, как Зарек узнал об этом, но гнев возобладал при мысли, что тот посмел судить его:

— По крайней мере, я не валяюсь в грязи, как ты.

— Похоже, что я валяюсь? Я развлекался с нею, пока ты не появился. — Он снова облизнул губы, как будто смаковал еду.

— Ты должен как-нибудь попробовать это, Кельт. Нет ничего похожего на вкус человеческой крови. Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему даймоны пьют ее, прежде чем забрать душу? Почему они просто не уничтожают человека по-быстрому? Потому что это — лучше, чем секс. Ты знаешь о том, что можно смотреть прямо в их мысли, когда ты пьешь их кровь? Чувствовать их эмоции? На мгновение ты по-настоящему соединяешься с их жизненной силой. И это чертовски опьяняет.

Тэлон впился в него взглядом:

— Ник прав. Ты психопат.

— Правильнее будет — социопат, и да, я такой. Но я, по крайней мере, не заблуждаюсь на свой счет.

— В смысле?

Зарек пожал плечами:

— Засунь себе подальше свое «в смысле».

Этот человек внушал отвращение. Он был невыносим.

— Почему ты заставляешь ненавидеть себя?

Зарек фыркнул.

— Что? Ты теперь хочешь стать моим другом, Кельт? Если я исправлюсь, ты будешь моим приятелем?

— Ты — настоящая задница.

— Да, но я знаю, кто я есть. А ты знаешь, кто ты — Темный Охотник, друид или плейбой? Ты потерял себя давным-давно в черной дыре, где похоронил ту часть себя, которая делала тебя когда-то человеком.

Тэлон был ошеломлен подобной скверной, служащей собственным эгоистическим интересам, жизненной позицией Зарека, пытающегося поиграть с ним в мудреца.

— Ты читаешь мне лекцию о человечности?

— Чертовски нелепо, правда?

У Тэлона от злости затряслась челюсть.

— Ты ничего обо мне не знаешь.

Сверкнув серебром когтей, Зарек достал из кармана сигарету и прикурил ее от стилизованной под старину золотой зажигалки.

Положив зажигалку обратно в карман, он сделал длинную затяжку, выпустил дым и послал Тэлону сардоническую кривую ухмылку:

— Ты тоже.

С последней прощальной гримасой Зарек медленно пошел прочь из аллеи по направлению к улице.

— Давай кончай с этим, Зарек, или я собственноручно уничтожу тебя. Я клянусь.

Зарек поднял когтистую лапу и показал ему средний палец, даже не пытаясь изменить скорость шагов, и не обернувшись.

Когда Зарек исчез в ночи, Тэлон издал низкое горловое рычание. Как Ашерон выдерживал общение с ним? У Атланта было ангельское терпение.

Однажды Артемида собиралась приструнить Зарека. По правде говоря, Тэлон был изумлен тем, что приказ о наказании Зарека еще не отдан. Но может быть, именно поэтому Артемида и послала его сюда. На Аляске Зарек был на домашней территории, где он знал местность лучше, чем кто-либо другой и был способен скрыться от палача.

Здесь же Зарек был во власти Ашерона, который знал улицы города как свои пять пальцев. Если бы поступил приказ, Зарек не смог бы спрятаться.

Над этим стоило подумать.

Тэлон тряхнул головой, чтобы избавиться от Зарека. Бывший раб был последним человеком, о котором он хотел думать сегодня ночью.

Зазвонил его сотовый. Тэлон ответил и услышал низкий голос Ашерона.

— Эй, я иду вниз по Коммерс-стрит в Вархауз Дистрикт[24]. Здесь произошло убийство, которое я хотел бы обсудить с тобой.

— Я еду. — Тэлон дал отбой и пошел на стоянку за мотоциклом.

Дорога до нее не заняла много времени, и он схватил мотоцикл и поехал к Ашерону. Повсюду были полицейские, опрашивая свидетелей, ограждая территорию, делая заметки и зарисовки.

Вокруг собралась большая толпа туристов и местных жителей, чтобы поглазеть на происходящее.

Его глаза заболели от яркого вспышек полицейских мигалок. Тэлон припарковал мотоцикл и проложил путь к Ашерону, волосы которого сейчас были белокурыми.

Бог ты мой, этот мужчина менял цвет волос чаще, чем большинство людей — носки.

— В чем дело, Ти-Рекс?

Ашерон скривился, услышав прозвище, но не прокомментировал это. Он кивнул головой на тело, укрытое похоронным мешком, который еще не был застегнут.

— Эта женщина умерла час назад. Скажи мне, что ты чувствуешь.

— Ничего. — Как только это слово слетело с его губ, Тэлон понял.

Каждый раз, когда кто-то умирал, его душа задерживалась около тела на некоторое время, прежде чем идти дальше. Из этого было только одно исключение — когда душа была поймана в ловушку кем-то еще.

— Это убитый даймон?

Ашерон отрицательно мотнул головой.

— Она — новый Темный Охотник?

Снова отрицательное покачивание.

— Кто-то кормился на ней, пока жизнь не ушла и они смогли захватить ее душу. После этого они порезали ее чем-то похожим на коготь. Полицейские пытаются убедить себя, что это было животное, но глубина и определенность ее ран слишком точны.

Тэлон похолодел.

— Когти, подобные тем, что носит Зарек?

Ашерон повернул голову и посмотрел прямо на него. Все, что Тэлон увидел — самого себя в темных стеклах его очков.

— Что ты думаешь?

Тэлон потер челюсть и оглядел территорию, где работали полицейские. Картина была тревожной.

— Слушай, Ти-Рекс, я знаю, что у тебя слабость к Зареку, но я должен сказать, что нашел его питающимся несколько минут назад около клуба. Было похоже, что он слишком наслаждался, если ты понимаешь, что я имею ввиду.

— Итак, ты думаешь, что это Зарек убил женщину?

Тэлон заколебался, вспомнив, что сказал ему Зарек, когда он поймал его в аллее. Я не причинил ей вреда. Было ли это признанием того, что он травмировал кого-то еще, или это в действительности было утверждение, что он никогда не наносил повреждений женщинам, на которых кормился?

— Я не знаю, — ответил Тэлон честно. — Если ты спрашиваешь меня, способен ли он на такое, я определенно ответил бы — да. Но я уверен, что не хотел бы отправить человека в Шэйдом не имея более веских доказательств.

Шэйдом был адом, куда отправлялись Темные Охотники, умершие и так и не сумевшие вернуть себе душу. Поскольку теперь они не имели ни тела, ни души, их сущность оказывалась навечно в ловушке между этим миром и миром духов. Как говорили, такое существование было самой жестокой пыткой из всех возможных.

— Как ты думаешь? — спросил Тэлон. — Ты полагаешь, что это его рук дело?

Медленная улыбка скользнула по лицу Ашерона, но он не ответил на вопрос. Волосы на затылке у Тэлона встали дыбом. Что-то во всем этом казалось неправильным. Впрочем, в Ашероне тоже что-то казалось не совсем правильным.

Ашерон пошел прочь от Тэлона.

— Я пойду и поговорю с моим хорошим приятелем Зареком, и посмотрю, что скажет он.

Тэлон нахмурился. Это совершенно определенно было неправильно. Ашерон никогда никого не называл своим приятелем.

— Между прочим, — сказал Эш. — Ты как? Ты кажешься напряженным. Обеспокоенным.

Он таким и был. Это походило на то, что кто-то открыл шлюз на его гормонах и эмоциях, и он не знал, как его опять закрыть.

Но Тэлон не хотел обременять этим Ашерона. Он сможет управлять собой.

— Я в порядке.

Тэлон на секунду перевел взгляд на прибывшего коронера.

— Между прочим, Ти-Рекс, что случилось с твоим гвоздиком в носу и…

Он замолчал, когда повернулся и увидел только пустое место. Оглянувшись вокруг, он понял, что Ашерон ушел. Единственным признаком его присутствия были кровавые следы на бетоне, где мужчина стоял секунду назад.

Что за дьявол?

Ашерон никогда не делал так прежде. Приятель, эта ночь с каждым часом становилась все более странной.

— …на Канал-стрит волнения. В клубе Раннивульф…

Сердце Тэлона остановилось от слов, услышанных им на полицейской волне.

Саншайн.

Каждое из чувств, которыми он обладал, говорило ему, что она там. Он побежал к мотоциклу и быстро поехал назад к клубу.

Загрузка...