ГЛАВА 11

— Женщина, я тебе ясным монгольским языком говорю — мне нужна другая женщина, та, которая приносила мне письмо в больничную комнату от ещё одной другой женщины. Которая мне больше нужна. А ты мне совсем не нужна.

— Велено не пускать журналистов!

— Так и не пускай их, раз тебе велено.

— А они за вами везде ходят. Вот избавьтесь от них сначала…

— Я должен выполнять твою работу? Ты плату за свою работу тоже мне отдашь?

— Двенадцать тугриков с вас за халат и бахилы! — нашлась вахтёрша, — В обычной одежде не положено проходить.

— Вот сама себе и купи их. А мне не нужен халат, мне нужна женщина, которая приносит письма. Пойди и приведи её сюда.

Жаргал невозмутимо выслушал всё, что думает о нём и о его требовании эта не для того поставленная сюда госпожа и продолжил беседу. В итоге его взяла — секретарь главного врача больницы была извещена о цели визита их бывшего пациента и спустилась уже с листочком бумаги, на который был выписан электронный адрес Филис Кадней. После этого Жаргал отправился в подсказанный ему вежливой секретаршей книжный магазин, чтобы довести до белого каления тамошних продавщиц, но выбрать и купить самые удобные для себя пособия по обучению буквам и чтению.

Все эти встречи с обслуживающим персоналом снимались на камеры и становились короткими заметками в новостях или популярными видеороликами в сети с кликбейт-заголовками, навроде "Жаргал за минуту сломал мозг официантке", "Жаргал троллит продавщицу мороженного" или "Таксиста бомбануло, когда к нему в машину сел Жаргал". О нём в сети даже начали появляться первые комиксы, пока, правда, не героического содержания, а обыгрывающие непонимание самим проснувшимся парнем их обычаев и новых реалий, в которых, впрочем, он был скорее положительным персонажем.

Сам Жаргал потом тоже просматривал некоторые из этих роликов. И даже ставил под ними лайки. Показанному в них себе, естественно. Помимо этого, он постоянно был на связи по телефону с Октаем и с чиновником, руководящим подготовкой экспедиции в горы, поторапливая последнего угрозой, что если тот не будет готов ко времени возвращения Октая, они уйдут с братом вдвоём — сопровождающие им не очень-то нужны.

С письмом Филис ему пришлось помучиться. Попытался было набирать его на монгольском языке, потом понял, что наделал кучу ошибок и что вообще вряд ли она поймёт его слова, потом исчеркал несколько черновиков письма по-плиссандрийски на бумаге, и в результате этого долгого титанического труда написал пару ровных строчек. Хоть за это спасибо Ердену — чертить и писать его рука была хорошо приспособлена. Потом сфотографировал и отправил девушке письмо такого содержания: "Скоро я построю себе хороший дом в степи. Ты приедешь и станцуешь для меня, леди? Воин, маг вероятностей Жаргал". В ответном письме на следующий день содержалось: "Я приеду поговорить. Вы нашли в этом мире магию? Насчёт танцев ничего обещать не могу. Леди Филис Кадней". Жаргалу письмо понравилось. Было бы странно, если бы аристократка вот так сразу согласилась потанцевать для незнакомого мужчины. Хотя знавал он и таких аристократок… Но Филис, к счастью, не такая. Дальнейшее общение он решил отложить на то время, когда ему будет куда пригласить женщину, достойную лучшего, чем номер недорогой гостиницы.

Наконец, приехал Октай и Жаргал сразу известил правительственного чиновника по имени Унур о том, что они готовы выехать за кладом. Тот попросил ещё пару дней для оформления всех бумаг. Эти два дня братья тоже потратили с пользой, купив Жаргалу одежду, обувь и кое-какую экипировку для похода — об остальном обещал позаботиться Унур.

Экспедиция собралась во внушительном составе — помимо братьев и Унура с ними выехал профессор Данзай с молодым помощником, ещё пара непонятных человек — то ли от власти, то ли от тайной службы, решил Жаргал — и охрана в количестве аж шести мужчин. Не говоря уж о журналистах, к которым Жаргал уже привык и не замечал их.

Сначала все они выехали на поезде из Улан-Батора до города Баянхонгор. Не заезжая в сам город, они на нескольких джипах проехали мимо его окраин, уставленных юртами за загороженными забором земельными участками, и направились на юго-запад, к горам Монгольского Алтая.

Дальше путь для машин стал совсем неудобным и наконец-то, к радости Жаргала, экспедиция пересела на лошадей. Жаргал, сверявшийся с картой и не назвавший прежде точного места, куда нужно идти, сообщил, в каком направлении они выдвигаются.

— Если б мы знали сразу, что нам надо к Долине озёр, могли бы проехать туда другим путём, на машинах, — пробурчал чиновник Унур, не очень обученный управляться с лошадью.

— Я иду так, как мы шли с Даян-ханом. И без того наш путь прошёл в неге большого трамвая и колясок, — ответил ничуть не обескураженный чьим-то недовольством Жаргал, — И потом, мы идём не к Долине озёр, мы идём мимо и дальше.

На удивление, профессору Данзану конная экспедиция тоже пришлась по вкусу. Он принялся рассказывать о многих подобных походах, в которых побывал, когда был молодым и с воодушевлением делился знаниями об исторических событиях, некоторым из которых их нынешний предводитель экспедиции сам был свидетелем.

Ну а Жаргал наслаждался. Ни с чем не сравнимая для него красота летней монгольской степи, мелкие дикие зверьки, полёт знакомых очертаниями пернатых обиталей в огромном куполе неба, холод горных возвышенностей — как же он тосковал по всему этому! Его даже посетила поэтическая мысль о том, что если бы тогда, после битвы при Далан-Терджине, его спросили — что он выберет — пятьсот лет жизни в ином мире или один день здесь, он выбрал бы этот день. Но, впрочем, получилось тоже неплохо — и пятьсот лет там, и, как он надеялся, гораздо больше дней здесь.


Вечером, сидя у костра и растерев непривычные к конному походу мышцы, Жаргал пел. Его голос звучал красиво, громко, вызывая эхо и, казалось, вибрацию окружающих каменистых гор. Он спел старинную уже во время его молодости песню воинов, а потом просто издавал тянущиеся горловые звуки. Все сопровождавшие слушали завороженно — молча, почти никто не двигался, кроме оператора с телевидения. В это пение Жаргал вложил всю свою душу, всю многолетнюю тоску, свою верность Родине и радость её нового обретения. На лицах некоторых мужчин даже появились слёзы — настолько его пение было выразительным и как нельзя более всего подходящим именно такому месту и времени.

— Вот шайтан, — высказал профессор Данзан общее мнение, стирая кулаком слезинку со щеки, когда последние звуки пения Жаргала медленно растворились в ночном воздухе, — жизнь стоит того, чтобы жить, когда порой в ней можно услышать такое.

Утром Жаргал, лежащий в спальном мешке, проснулся от щекотки на лице. Не желая открывать глаза, он резко поморщился, чтобы этим движением отогнать докучливых насекомых. Но щекотка не исчезла. Более того, он почувствовал на своём лице нечто вроде… дыхания? Чутко прислушался к ощущениям. Вот опять — охлаждающий вдох и влажный выдох. Дыхание это издавал отнюдь не маленький зверёк. Открывать глаза Жаргал сразу не решился. Тут водится мазалай — медведь с голубой или светло-коричневой шерстью, и встретиться с ним взглядом, вплотную лицом к морде, когда ты не вооружён и беспомощен, очень опасно. Можно вмиг остаться без лица или другой части головы.

Дыхание напротив его лица не прекращалось. Унимая сильное сердцебиение, Жаргал всё-таки приоткрыл глаза. Чтобы встретиться с холодным взглядом серо-голубых глаз. Ирбис, снежный барс щекотал лицо человека своими усами.


— Зачем ты пришёл ко мне, ирвэс? — шёпотом спросил его Жаргал, дыша в пятнистый розово-коричневый нос, — Ты же не нападаешь на людей первым. Мы на твоей территории? Тут проходит твоя тропа? Или ты слышал мою ночную песню и пришёл посмотреть на певца? Тогда, если насмотрелся, будь добр, отодвинься, я встану и сойду с твоего пути.

Словно поняв его, дикий зверь немного фыркнул и отпрянул. Но не ушёл. Жаргал медленно высвободил руки из спального мешка и сел. От его возни проснулся один из мужчин-охранников.

— Это ирвэс! — воскликнул он очевидное, — Не шевелитесь.

Зверю не понравилось увеличившееся внимание к нему, он грациозно развернулся и неторопливо ушёл. Проснувшаяся экспедиция воодушевлённо обсуждала произошедшее весь остаток пути. "Невидимый дух гор", так называют в Монголии ирбиса. "Мы не видим его, а он видит всё", говорят о нём.

— Встретить на пути ирвэса — к большой удаче, — радовался Октай, — Наверное, клад Даян-хана до сих пор сохранился. Неспроста ведь дух гор подошёл именно к тебе, брат.

— Жаль, я снял зверя, когда он уже отошёл далеко, — сокрушался оператор с телевидения.

— Вставим в фильм запись ирбиса из другого видео, — утешил его коллега-журналист.

Жаргала и самого воодушевила эта встреча. Если раньше в этом походе он просто наслаждался самим походом, то теперь больше думал о цели их пути. Мог ли Даян-хан оставить своё сокровище там, в пещере, и не забрать его на склоне своей жизни? Времена в то время были опасные, военные конфликты происходили постоянно. Мог, наверное, и побояться хранить реликвию при себе — это только спровоцировало бы завистников на нападение.

Нужная гора за пятьсот лет несколько изменила свои очертания, так что Жаргал даже не сразу узнал её. Более того, вход в небольшую тайную пещеру, которую приближённые воины Даян-хана заваливали большим камнем, оказался засыпан каменным крошевом и даже покрыт небольшим слоем почвы с травой. Жаргал ещё раз огляделся на окружающие горы, сверился со своими воспоминаниями и объявил:

— Надо копать здесь.

Лопат и кирок было меньше, чем людей, к тому же порода была тяжёлая, и члены экспедиции поочерёдно сменяли друг друга. Вход медленно, но неуклонно освобождался от наслоений веков. Жаргал наметил ширину входа так, чтобы было куда откатить камень, закрывающий вход. Раскопки закончились только на третий день работы. Закрывающий камень был на месте. Почему-то никто не спешил отодвигать его, предоставляя начать это делать Жаргалу. А тот тоже медлил — волновался.

— Давайте лучше отдохнём немного, пообедаем, тогда уж и вскроем вход, — понял его уставший Октай.

На том и порешили. Разложили неподалёку костёр из привезённых с собой дров, заварили чай и порезали козий сыр с хлебом. Обедали неторопливо, нет-нет, да и кидая всё же взгляды на ожидающий их вход в пещеру.

Наконец все члены экспедиции собрались у запирающего камня. С собой собрали инструменты, приготовили фонари… Профессор с помощником даже притащили тару для находок — какие-то светлые мешки и коробки. Оператор приготовился к съёмке исторического момента.

— Начали, — скомандовал Жаргал, первым ухватившись руками, защищёнными рукавицами, за камень.

Им пришлось некоторое время раскачивать камень, словно больной зуб у каменного великана, помогая себе кирками. А когда камень всё-таки отвалили, он раскололся на две части. В лицо Жаргалу повеяло спёртым сухим воздухом. Он взял в руку фонарь и сделал шаг вперёд, в ожидающую его тьму пещеры.

Первым радостный возглас издал профессор Данзан — он увидел большой пузатый сундук, окованный металлом. Жаргал подошёл к сундуку и сдвинул с него тяжёлую крышку. Затаив дыхание, мужчины смотрели на содержимое сундука.

— Перчатка должна быть в той шкатулке, — оповестил всех Жаргал.

— Никому ничего не трогать! — воскликнул Данзан, — от прикосновений и тряски старые кожаные вещи могут рассыпаться.

Дрожащими от волнения руками профессор достал указанную шкатулку, положил её на накрытые мягким тканевым мешком руки помощника и приоткрыл. Латная перчатка лежала там.

— Ура! — издали присутствовавшие исконно монгольский возглас радости.

Шкатулка с перчаткой была трепетно упакована в мешок.

Жаргал нагнулся к сундуку и поднял хранящееся там оружие — длинный меч-палаш в инкрустированных камнями металлических ножнах.

— Привет, дружище, — сказал он, доставая слегка взвизгнувший клинок, — Я помню, как тебя дарили Даян-хану, откупаясь от разграбления селения, как мы забавлялись, подбрасывая над тобой лёгкие предметы, и ты легко разрезал их на половины. А ты помнишь меня?

— Так, вытаскиваем весь сундук наружу, — скомандовал профессор, — Будем там упаковывать каждую вещь отдельно. Здесь всё-таки темно и тесно.

Мужчины, кроме помощника профессора, держащего шкатулку с великой реликвией и Жаргала, любующегося мечом, послушались и ухватили сундук с разных сторон. Все двинулись к выходу. Профессор, поправляя очки, бегал вокруг них и давал советы. Снаружи он окликнул помощника:

— Чагатай, шкатулку с перчаткой сразу в коробку упакуй!

Тот стал выполнять распоряжение начальника, как вдруг от тёмной каменной горы отделились две тени. Одна из них скользнула к Чагатаю, и тот, дёрнувшись, стал заваливаться набок. Человек в чёрном комбинезоне с закрытым лицом выхватил у него мешок со шкатулкой и быстро побежал с ним в сторону. Его сообщник побежал следом.

Пока профессор пытался понять, что происходит, пока охранники тянули руки к кобурам пистолетов, висящих у них подмышками, к телу бегущего со шкатулкой человеку метнулась светлая сияющая стрела. Палаш, брошенный рукой Жаргала, вонзился в позвоночник человека в чёрной одежде и пронзил того насквозь, отчего он, влекомый инерцией быстрого бега, сразу упал вперёд. Второй нападавший мог бы уйти, пробеги он мимо. Но он, подбежав к телу своего товарища, затратил драгоценные секунды на то, чтобы нагнуться, немного приподнять его и выхватить окровавленный мешок из ослабевших рук умирающего.

Подбежавший Жаргал быстро вытащил меч из лежащего тела и замер напротив нападавшего. А тот, чуть пригнувшись, держа мешок левой рукой, правой нацелил кинжал с зачернённым лезвием на Жаргала. Сквозь прорези маски на воина смотрели холодные карие глаза профессионального убийцы. Немая сцена, соревнование взглядов, длилась всего несколько мгновений, но Жаргалу показалось, что он узнал о человеке напротив очень многое — за тем годы тренировок в смертельном боевом искусстве, разработанная до предела ловкость и сила… И поклон господину, поручившему ему эту миссию. Незнакомец сделал мягкий шажок назад, потом ещё один, и стал разворачиваться, чтобы продолжить убегать. Короткое пение меча, отсекшего от тела голову, и грохот нескольких выстрелов прозвучали практически одновременно.

Пока красно-чёрный комок головы тяжело катился по камням, а прошитое пулями тело оседало на землю, Жаргал шагнул вперёд и подхватил мешок с драгоценным содержимым. И остался стоять так. За ним была мёртвая тишитна. Затем дрожащий голос журналиста спросил у кого-то:

— Ты… ты всё снял?

Загрузка...