Обмененные души

ГЛАВА 24

Филис легла в клинику на операцию, и запретила мужу находиться там при ней.

— Я буду иметь страшный вид, не хочу, чтобы ты видел меня такой. Вот когда всё пройдёт, вернусь домой красивой, тогда…

— Ты — моя женщина. В любом виде.

— Когда состарюсь, я порадуюсь таким словам. А сейчас я тут собираюсь наводить красоту, и лучше тебе этого не видеть, поверь мне. Будем по телефону разговаривать.

Таким образом супруги разлучились на некоторое время. Каждый их них посвятил свободные часы просматриванию разного видео в сети — добрались, наконец. О них обоих в Интернете накопилось очень много материала. Многие ролики Филис не просматривала, ей достаточно было видеть названия. Комментарии к ним тоже были самые разные, но большинство — доброжелательных или шутливых. Кто-то уже всерьёз рисовал комиксы про Жаргала, и после их свадьбы в них стали рисовать и её. В этих комиксах их семейная пара справлялась со всеми несчастьями человечества, и даже Жаргаловский конь был у них говорящим и тоже вносил свою лепту в общее дело. Филис так понравились эти комиксы, они так развеселили её, что она отправила некоторую сумму денег художнику, который оставлял под видео ссылку на донаты — счёт для финансовой помощи.

С хирургом Филис договорилась о том, что ей не только уберут оставшиеся от нападения шрамики возле глаза, но и придадут глазам миндалевидную форму и вообще в целом подтянут кожу на лице. Так Филис прислушалась к словам Ярика, которые от него исходили в виде шутки. Но она сама… Она помнила, как даже в Бразилии мечтала походить на обычных бразильянок на улицах — смуглых и крупных женщин. Точно так же в Монголии она хотела походить на тамошних женщин, и если чем-то выделяться, то ухоженностью, красотой и манерами — но не явной принадлежностью к другой национальности. Здесь, в этом мире у неё национальности просто не было, и даже внешность Ольги для неё не была родной, собственной, поэтому она ею и не очень-то дорожила. Соответствовать внешне своему мужу — неплохая идея, спасибо, Ярик.

Жаргал в это время тоже просматривал в сети то, что ему интересно. Посольство Монголии в Москве, оказывается, направило ноту Правительству России о клевете, моральным и физическим нападкам, которым подвергается их гражданин. Российские СМИ про эту ноту молчали, но Жаргал-то читал по-монгольски. Его соотечественники, оказывается, были возмущены тем, что Жаргала представили общественности как мошенника и, как стало уже известно, тем самым спровоцировали бандитов-отморозков на нападение. В результате у него попросил об интервью один из государственных телеканалов, для того, чтобы, как они пояснили через переводчика, полностью убрать негатив с его имени в России.

На этот раз уже Жаргал давал своё интервью рядом с "карнавальным" постером Филис. Вернее, он сидел между двумя постерами — на втором был рисунок их строящегося дома. С изображённого на них и начала задавать свои деликатные вопросы журналистка. Всю мистику их знакомства и пришествия из другого мира было решено опустить. В сухом остатке знакомство Филис и Жаргала выглядело так — она его увидела по телевизору, написала в больницу, прислала фото, он влюбился. Всё выглядело абсолютно естественным.

Придали вид естественности и уж совсем выдающемуся событию — находке клада Даян-хана. Узнал человек об этом откуда-то, вот и заявил. Ничего такого. А откуда узнал — история умалчивает. Сам Жаргал при этом ссылается на своё прошлое воплощение, но если смотреть только факты — человек провёл в состоянии летаргического сна полтора года. И у нас, дорогие телезрители, просто нет ответа на вопрос — откуда находившийся в коме человек получил такие знания. А нагромождать одну невероятную версию на другую — ещё более невероятную — мы не станем.

Ясно одно — и Жаргал, и его жена Филис искренне считают себя не теми, кем они были раньше. Такое бывает, наш эксперт по психиатрии это подтвердит. Для общества такое нарушение психики не опасно, а в Монголии вообще эта версия полностью укладывается в религиозно-философские представления, так что жить им там и не тужить. Супруги сделали немало добрых дел — Жаргал осчастливил свою Родину и всё человечество великой реликвией и драгоценным кладом, Филис из убыточной танцевальной секции создала крупную школу бального танца, вложив в это немало своих собственных средств. Так что уважать их вполне есть за что. Пожелаем же Филис Дариановне поскорей оправиться в больнице после жестокого нападения, а обоим супругам — счастья и дальнейшего процветания в доме своей мечты, который они строят.

Посольство Монголии должно быть удовлетворено, — мысленно усмехнулся Жаргал, когда просмотрел готовую передачу по телевидению с монгольскими субтитрами. Сегодня домой должна вернуться Филис, и Жаргал даже пошёл на подвиг — прибрался в квартире немного. Сгрёб всю грязную посуду с недоеденной пищей в раковину и накрыл это дело чистой скатертью. Чтобы красиво было. На первый взгляд хотя бы. Ну привык человек, что мытьём посуды всегда занимается кто-то другой.

Знакомый звонок в дверь, Жаргал открывает и удивлённо обозревает стоящую за дверью черноволосую женщину с миндалевидными глазами:

— А где моя жена? — по-монгольски спрашивает он.

— Я — это она, муж мой, — отвечает женщина по-плиссандрийски, — Как ты там говорил? Я — твоя женщина в любом виде. Принимай.

— Мне требуется особая проверка, чтобы поверить.

— Это какая такая "особая"?

— Кровать — там.

— Придётся развеять твои подозрения.

Степь после битвы при Далан-Терджине была красной от пролитой крови. Казалось, что кровь парила в самом воздухе, заполняя краснотой, искажая всё видимое пространство. Жаргал устало слез с коня и попытался вытереть железный наконечник копья о траву. Но не нашёл он вокруг себя травы, не окроплённой кровью. Тогда попытался стереть кровь о свою одежду. И не нашёл ни единого места на ней, что не была бы забрызгана кровью врагов.

— Не ищи, тебе этого больше не нужно, — прозвенел в тишине мальчишеский голос за спиной.

— Оружие заржавеет, если его не вытереть, — возразил Жаргал, оборачиваясь.

Перед ним стоял юноша лет шестнадцати-семнадцати в совершенно неуместной здесь одежде — туфлях с квадратными пряжками, белых чулках, штанишках чуть ниже колен, светлой рубашке и коричневой курточке. И ни одного красного пятнышка на нём. Откуда он взялся тут? И почему больше никого нет, кроме них?

— Это копьё всё равно больше тебе не понадобится, — продолжил юноша, — Ведь я поменял местами наши с тобой души.

— То-то я смотрю, внешность будто знакомая. Уже и забыл, как я выглядел после перемещения, — усмехнулся Жаргал.

При этом он опустил глаза на своё тело и увидел то, что уже ожидал — свою нынешнюю худощавость. Сон.

— Так что? — испытующе глядя на него, спросил парнишка, — Разве ты не хочешь убить меня сразу, на месте?

— Раньше хотел. Очень. Отыгрался на твоих дружках, с которыми вы выкрали артефакт у Рониуса и провернули эту затею с обменом душ.

— Раньше хотел… а сейчас?

— Нет, — подумав, покачал головой Жаргал, — Я прожил долгую и насыщенную жизнь, а теперь вернулся в родной мир, нашёл в нём своё новое место и свою женщину. И жду от будущего ещё много хорошего.

— Это радует, — легко улыбнулся мальчишка, — Я молился за тебя и твою душу. И теперь спокоен.

— Думаю, ты не успел молиться достаточно долго, чтобы боги услышали тебя. Предполагаю, что ты, в отличие от меня, прожил совсем недолго. Воин, который ничего не понимает и не умеет…

— Ошибаешься, я прожил до глубокой старости. Ушёл в монастырь, и Даян-хан отпустил из уважения к твоим заслугам. Меня в конце жизни почитали как перерождённого, ведь магия жила в моей душе, и я иногда мог её применять. Моё имя до сих пор помнит Монголия.

— А я не помню твоего имени, — признался воин, — Сразу после перемещения называл себя Жаргалом.

— Это не имеет значения. Прощай, Жаргал.

Парень развернулся и пошёл прочь, ступая по напоённой кровью степи, но его белые чулки и обувь так и оставались чистыми.

— Прощаю, — отпустил воин главную обиду своей судьбы и воткнул копьё в землю. Просто чтобы не бросать его тут, как палку.

— Уже не спишь? — спросила проснувшаяся Филис, — Почему ты задумчив, муж мой?

— Сон интересный приснился. Будто и не сон. Тот мальчишка, с которым мы обменяли души.

— Ерден?

— Нет, первый, который применил артефакт. Сказал, что он после перемещения в этот мир прожил жизнь монахом.

— И… что ты по этому поводу думаешь?

— Что возвращаться нам пора, — повернулся Жаргал, — В Монголию. Скучаю я по ней. Всегда скучаю, когда я не там.

— Значит, собираемся и едем.

— Повезло же мне с женой.

— Знаешь, а я иногда с ужасом думаю — что, если б в моей жизни был бы кто-то другой, не ты? Для меня ты — самый лучший мужчина во всех мирах. И нет большего счастья слышать, что ты, в свою очередь, высоко ценишь меня.

— Ценю. Но я знаю, какое слово больше всего хочет слышать в свой адрес каждая женщина и которого я до сих пор не сказал тебе.

Филис хихикнула.

— Жаргал, если женщина недостаточно верит тому, что видит, не верит своему сердцу и захочет непременно услышать то самое слово, она найдёт способ заставить мужчину произнести его. А мне, видишь, заставлять и не пришлось. Ты сам заговорил об этом. Захотел сказать, что любишь.

— А если я возьму и не скажу?

— Только попробуй не сказать! Куда ты встаёшь с постели? Вернись и договаривай, раз начал!

— Женщина, отпусти мои трусы! — смеялся Жаргал.

— Да, чтобы ты удрал?

— Ладно, ты меня победила. Люблю. Теперь отпустишь?

— Никогда.

За пару дней Филис закончила все оставшиеся дела, подписала нужные документы о сотрудничестве школы с министерством культуры, отписалась в "серый дом" и подготовила квартиру к своему длительному отсутствию. На год. А может, и на большее время, если её подозрения, которыми она пока не поделилась с мужем, подтвердятся. Надо тесты в аптеке купить.

Когда они вернулись в Монголию, выяснилось, что в дом уже можно заселяться. Ещё шло возведение хозяйственных построек и благоустройство земли вокруг, но сам дом был полностью готов.

С благоговением Филис взошла на крыльцо и дотронулась до ручки входной двери.

— Входите. Обувь можете оставить прямо тут, мы вам сделали полы с подогревом, — похвастался главный строитель позади неё.

Филис сделала большой вдох и вошла вместе с мужем в дом своей мечты.

Через несколько месяцев супругам сказали, что их будущий ребёнок — мальчик.

— А как мы его назовём? — спросила Филис.

— Ты хочешь дать ему монгольское имя?

— Да, конечно. Тут есть какие-нибудь традиции при наречении?

— Тут дают имена из разных традиций. Есть, например, из тех, что пришли из Индии.

— Нет, я хочу выбрать чисто монгольское имя.

— А в Монголии была традиция давать ребёнку такое имя, чтобы злой дух, который придёт забрать его, запутался и ничего не понял.

— Вот я сейчас ничего не поняла.

— Духи, по поверью — они же не люди, поэтому не различают толком живых существ. А дети в древней Монголии умирали часто, вот люди в надежде, что злой дух, придя за их ребёнком, станет искать нужного человечка и задастся вопросом — кто это? И ему будет дан ответ с именем ребёнка, который его запутает. Люди давали новорожденным имена вроде "не тот", "собака", "волк" и тому подобное.

— Шона… — задумчиво повторила Филис последнее перечисленное Жаргалом имя, поглаживая уже явно очерченный живот, — Сыночек, ты не возражаешь против имени "волк"?