Одной ногой в могиле

32

С нарочитой медлительностью Кости принялся расстегивать рубашку. Я загляделась на его сливочную кожу, открывавшуюся за каждой застежкой. Закончив, он стянул ее и быстро оборвал оба рукава. Причина этого странного поступка открылась, когда он чем-то мягким завязал мне глаза.

Все потемнело, и я впилась ногтями в свои ладони. Он хорошо постарался. Потом я почувствовала, как его руки поднимают меня на кровать и снимают всю одежду.

Что-то обвилось вокруг моего запястья и потянуло руку, прикрепив ее, надо думать, к раме кровати. То же было проделано с другой рукой.

— Не старайся порвать, — шепнул Кости. — Они слишком хлипкие, чтобы тебя удержать. Расслабься. — Он тихо хихикнул. — Не мешай мне работать.

Так, в путах и шорах, я слушала, как он двигается рядом. Кажется, зашел в ванную, порылся в шкафчиках. Я понятия не имела, что он искал. Лежать на постели голой с завязанными глазами было, мягко говоря, неуютно. Впрочем, он скоро вернулся. Руки погладили мне плечи и скользнули ниже, накрыв груди. Губы сомкнулись на соске, и я почувствовала прикосновение клыков. Он ласкал кончик соска языком; потом плоскими человеческими зубами стал его покусывать, пока тот не затвердел. Я резко втянула воздух, когда он вдруг осторожно, чтобы не прокусить, прикусил кожу. И сильнее потянул за сосок, так что сквозь мое тело протянулись ленты дикого желания.

— Я хочу тебя трогать, — простонала я, натягивая мешавшие путы.

Он, не отрывая губ, сжал ладонями мои запястья:

— Позже.

Его английский акцент стал заметнее; по прикосновению бедер я поняла, что он тоже обнажен. Внизу под нами заработал телевизор. Аннет нарочно включила звук на полную громкость, но до меня он почти не доходил. Какое там — Кости усиливал нажим, пока сосок у меня не засаднило, а потом вонзил острый клык в кожу.

У меня вырвался крик, но не от боли.

Он хрипло вздохнул и стал сосать сильнее, наполняя рот моей кровью. Как и прежде, когда он пил мою кровь, по телу растекалось тепло. Грудь просто горела, и в то же время я ощутила трепет предвкушения. Я была готова ко всему, и Кости не тратил времени зря.

— Твое сердце стучит у меня в ушах, но скоро ты успокоишься, — бормотал он, переключаясь на другую грудь. — Я вышибу из тебя страх.

Я задохнулась и выгнулась под ним от нового укуса. Теперь горели оба соска и обе груди налились жаром. Он передвинулся выше, скользнув с меня на бок.

Его язык бережно ощупывал мое запястье под невидимыми путами. Через миг к тому же месту прижались губы, клыки прокололи кожу так быстро, что я даже не успела вздрогнуть. Теперь толчки, бившиеся в грудях, распространились и на запястье. Горячие пульсирующие волны прокатывались в ритм с ударами сердца. «Если наркоманы испытывают что-то похожее, — смутно думала я, пока тепло патокой стремилось к плечу, — я их отлично понимаю».

— Ты сейчас чувствуешь яд моих клыков, — сдавленно проговорил Кости. — Он рассекается по твоим жилам с каждым сердечным толчком. Будь ты человеком, я бы не посмел больше тебя кусать, опасаясь отравить наркотиком. Но ты не человек. Поэтому я могу сделать так…

Я громко застонала от укуса в другое запястье. Теперь неправдоподобно сладостное тепло охватило всю верхнюю половину тела. Боже милостивый, я и не знала, на что способны укусы вампира, не то заставила бы его кусать меня каждый день.

Кости стиснул мои запястья, и я подскочила. Под нажимом тепло проникло еще глубже.

— Не двигайся, милая.

Легко сказать! Мне хотелось натягивать путы, чтобы и их давление вгоняло жар внутрь. Его кожа, потершись о мои губы, отвлекла. Он легко опустился вниз вдоль моего тела и припал к соскам. От удвоившегося огня я извивалась, стараясь прижаться к нему, с криком:

— Еще!

Он негромко рассмеялся:

— Конечно. Еще и еще.

Блаженное предвкушение стало острее. Когда Кости раздвинул мне ноги и втиснулся между, одной рукой поддерживая мне бедра. Его губы оказались так близко… Но он не сделал того, что мне хотелось. Вместо этого он крепко, с силой втянул мой запах.

— Кости, пожалуйста… — прерывисто выдохнула я.

Мне необходимо было ощутить в себе его язык. Ощупывающий, ласкающий…

— Рано…

Дыхание его голоса раздразнило меня, жадная боль усилилась. Я скрипнула зубами, мысленно проклиная его:

— Нет, сейчас!

— Рано!

Я, захваченная вихрем страсти от пробегающих по телу горячих волн, готова была спорить, но тут Кости впился мне в бедро.

Все тело выгнулось дугой, и я нечаянно натянула путы на руках. Снова жидкий огонь обрушился на меня, утроенный новым пламенем в бедре, и я кончила от внутреннего спазма, оставившего после себя дрожь. Дерьмо! Он даже не тронул меня между ног, а я уже трясусь от девятибалльного оргазма.

Кости убрал губы с моего бедра, в котором бился пульс, словно артерия пыталась протолкнуть его сок глубже в вены. Я не успела даже перевести дыхание, как горло снова перехватило от властного движения проникшего вглубь языка. Рука под бедрами прижимала меня плотней, его рот жадно втягивал розовую плоть. Я запрокинула голову и стонала все громче. Приближался новый оргазм, призываемый его языком, вращавшимся и толкавшимся во мне. И вдруг он резко остановился.

— Еще! — вскрикнула я в слепой жажде.

— Жди.

Руки Кости обхватили меня мертвой хваткой. Теперь ниже пояса я была скована. Его губы скользнули по коже, и я задрожала. Он нащупал мой клитор и медленно втянул его в себя. С расчетливой медлительностью. Даже сквозь онемение экстаза пробилась мысль, отозвавшаяся во мне трепетом. Неужели он?…

На долю секунды в голове прояснилось, я ощутила вонзившийся клык, а потом не осталось ничего, кроме белого пламени. Смутное сосущее чувство и оглушающие крики. Я не знала, кто кричит. Меня сотрясали оргазмы, один за другим судорогой прорывавшиеся наружу. Все горело и взрывалось, загоралось вновь.

Наконец сознание вернулась ко мне, и я поняла, что дикие крики рвутся из моей груди.

Повязки на глазах больше не было. От рукавов рубахи, притягивавших руки к раме кровати, остались лохмотья, и простыню под нами, как видно, изорвала я. Кости прижимал меня своим телом. Туман перед глазами совсем растаял, и я отчетливо увидела его лицо. На лице была чисто мужская улыбка удовольствия, вернее сказать, самодовольства.

Я еще дрожала и задрожала сильнее от поцелуя со вкусом крови — и не только крови — на его языке.

— Ох, Котенок, — протянул он, — ты не представляешь, как мне это понравилось. Я уже пролился в тебя. Черти адовы, я думал, ты меня кастрируешь от удовольствия. Знаешь, сколько ты отходила от действия моих укусов?

Ни малейшего представления…

— Пять минут?

Его голос хриплый, почти неузнаваемый, потряс меня. Он хихикнул:

— Умножь на двадцать или около того. Полиция приезжала и уехала. Аннет их отослала. По-моему, соседи решили, что здесь кого-то убивают.

— А? — каркнула я и тут же задохнулась, потому что он сполз пониже и одним толчком до упора вошел в меня.

Вздох перешел в крик, когда его таз потерся о мой искусанный пульсирующий клитор. Как будто молния ударила меня ниже пояса. Он удовлетворенно застонал:

— Разогрелась, а?

Это было слишком слабо сказано!

— Жжет, жжет! Ох, Кости, как хорошо!

В глубине души я дивилась собственной жадности, но кожа просила большего. Требовала большего, и я без стеснения просила его:

— Еще, еще.

Кости задвигался сильнее, быстрее, и я буйствовала вместе с ним. Каждый толчок отзывался во мне жарким взрывом, и я обезумела от желания. Его грудь расплющила мои груди, теснила соски, он сжимал руками мои запястья. Под этим давлением я вошла в новый оргазм, но мне все было мало. Между вскриками я молила его продолжать, а потом уже и говорить не могла. Когда он кончил, я кончила вместе с ним с криком, сорвавшим и унесшим мой голос.

Кости поднялся с меня и исчез из постели, но я едва ли это заметила. Я не могла шевельнуться, а сердце билось так часто, что я не сомневалась — это опасно.

Он очень скоро вернулся и перевернул меня на бок. Его пальцы скользнули между бедрами — их покрывала какая-то густая жидкость. Он поцеловал меня в шею и размазал вещество в лощинке между ягодицами.

Я задрожала. О боже. Я знала, что он собирался сделать. Кости приладился к изгибам моего тела:

— Все хорошо, Котенок. Не дергайся. Расслабься.

Я невнятно заворчала, когда он развел мне ягодицы и я почувствовала, как он рвется в меня. У меня вырвался тихий крик, вернее, хрип. Кости застонал, стискивая мне бедра. Следующий толчок взломал препятствие, и кончик его скользнул внутрь.

Он пульсировал, а может быть, я. В любом случае новое ощущение было странным, почти пугающим. Кости протянул руку и потер мне клитор, быстро раздувая прежний жар. Потом он медленно продвинулся дальше в глубины, прежде недоступные.

Еще один прерывистый звук вырвался из моего горла. Кости сразу остановился:

— Больно?

Его голос был полон страсти, но он не двигался, ожидая ответа. Моя наполненность не была болезненной, а только неописуемо острой. Я не знала, больно мне, или приятно, или то и другое вместе.

Не дождавшись утвердительного ответа, он спросил по-другому:

— Перестать?

Я сумела заговорить, хотя голос царапал горло и звучал еле слышно:

— Нет.

Кости вытянул шею и поцеловал меня. Его пальцы бомбардировали мою кожу, а он начал двигаться, с каждым разом проникая немного глубже.

Я не знала, была ли страсть в его поцелуе, пламя расходится от его пальцев или что-то иное, но когда спина у меня выгнулась, я, к своему ужасу, начала двигаться вместе с ним.

— Да, — прорычал он. — Да…

Мой разум еще возражал против нового способа, но в теле не осталось морали. Кости медленно, неуловимо наращивал движение, создавая нежный ритм, на который я поневоле отзывалась, и при каждом толчке потирал мне клитор. Я вонзила ногти в его предплечья, простонала ему в рот и дала волю потаенным инстинктам.

Я не думала, что такое возможно. Наверное, это бы и оказалось невозможным, задумайся я хоть на миг, но сомнений не оставалось: мой всплеск был такой же истиной, как мое изумление перед тем, что его вызвало. Кости гортанно застонал и резко вышел из меня. Миг спустя теплая влага пролилась мне на бедро.

— Не шевелись, милая, — шепнул он еще вибрирующим после оргазма голосом. — Я нас вытру.

Отдав этот ненужный приказ — в любом случае я едва ли смогла бы шевельнуться, — он достал из стоявшего рядом тазика мыльное полотенце и провел им по моему бедру. Из-под прикрытых век я смотрела, как он, позаботившись обо мне, вторым полотенцем вытирается сам. Потом он бросил полотенца на пол и обнял меня.

Он целовал меня, покусывая свой язык, так что его рот был сдобрен каплями крови, которые я глотала, словно умирала от жажды. Горло перестало саднить — это был плюс, но ослабел и пульсировавший в моем теле жар. Я прервала поцелуй и взглянула на свои груди. Проколы на сосках исчезали на глазах. Кровь Кости вернула мне не только голос, и я невольно почувствовала себя капельку разочарованной.

Он, увидев, куда я смотрю, улыбнулся:

— О Котенок! Пир только начался. Не могу наслушаться этим «поп», с которым лопается твоя кожа. И твоей восхитительной крови мне всегда будет мало…

Он доказал свое утверждение, кусая меня всюду, где кусал прежде, пока я не поняла, что рискую снова сорвать голос. Правда, меня это не волновало, ведь я качалась на нем, и каждое движение тела отзывалась изысканнейшим наслаждением. Голосовые связки? Кому они нужны?

Кости сел, притянул меня к себе и погрузил клыки в мое горло. Господи, я страшно удивлюсь, если доживу до рассвета. Он затянул проколы, одновременно поворачивая меня у себя на коленях, так что мои колени обхватили его талию. Первый толчок отозвался новым сладостным чувством, которое усиливалась с каждым разом, пока я не начала дивиться, как не обугливается кожа в охватившем меня огне.

— Кусай меня, Котенок! Пей меня, как я тебя пил.

Я погрузила зубы в его шею куда грубее, чем это делал он. Кожа подалась — верно, «поп»! — и мой рот наполнился кровью. Кровь, недавно согретая моим телом, была еще теплой, но необратимо изменилась, побывав в его теле. Мы пили друг друга — я жаднее, чем он, — и мы были единым целым: его тело — моим, его кровь — моей, нашей кровью, протекавшей туда и обратно с каждым глотком.

Ноздри мои стали наполняться запахами, цвета проступили ярче и острее. Сердце, и прежде стучавшее громко, едва не оглушило. Меня уже настиг всепоглощающий голод, когда Кости вывернулся из моих рук:

— Хватит.

Я в ярости вцепилась в него ногтями, стараясь добраться до горла. Он бросил меня навзничь на матрас, терзая с ненасытной яростью, но мне было все мало. Кровать со скрипом сломалась под нами.

— Черт побери, Кости, еще! — орала я, сама не зная, требую крови, секса или того и другого.

— На большее ты не способна? — подначивал он меня.

Я вспорола ему спину ногтями и хотела слизнуть с рук кровь из царапин. Он свел мои руки вместе и ушел в меня, дразняще подставив горло. Мне хотелось дотянуться до него зубами, терзать и чувствовать, как льется его кровь, переполняя меня и выплескиваясь. Что-то внутри взяло верх и стремилось вырваться наружу.

— Лучше трахай без остановки, — прорычала я, и его лицо осветила похотливая улыбка, — потому что, если остановишься, я выпью тебя досуха.

Кости дико, возбужденно захохотал.

— Выпьешь досуха, только не из горла! Ты еще будешь умолять меня остановиться, — пообещал он и целиком отдался битве.