Опасное влечение

24

Хантер придумал новую стратегию. Он собирался опять завоевать Кейт — цветами, подарками, шармом и одним или двумя приключениями. Он собирался убедить ее всеми доступными средствами, что она не может жить без него. Это была, он признавал, не особенно вдохновляющая стратегия, но это была стратегия.

Он напомнил себе об этом, сидя в своей комнате в Поллтон-Хаус и уставившись на стакан с бренди. Хантер не помнил четко, как наливал себе бренди. Он предполагал — как может предполагать очень пьяный человек, — что напоминал себе о своей стратегии каждые полчаса за последние восемнадцать часов. С такой же периодичностью он представлял, как садится на лошадь, скачет в Хэлдон и умоляет Кейт не бросать его. Было унизительно сознавать, искушение последовать за ней было насколько сильным. «Но я не собираюсь сдаваться», — сказал он себе и сделал большой глоток. Он не хотел выглядеть круглым дураком — женщин не привлекают дураки, круглые или некруглые, но он ощущал себя таковым, поскольку не мог перестать думать о ней. И поскольку он скучал по ее улыбке, и ее смеху, и чертовой ямочке на кончике ее носа.

Он не хотел ощущать себя дураком, просто потому что ему было очень больно.

Он потер грудь костяшками пальцев. Если не любить женщину, боли будет меньше? Не в этом ли смысл не влюбляться — чтобы не чувствовать боли?

Он сердито посмотрел на свой стакан. Зачем напиваться, если не испытывать боль?

— Пустая трата отличного бренди, — проворчал он и отставил стакан в сторону.

Он обернулся на стук в дверь и голос Уита, раздавшийся за дверью:

— Ты в приличном виде, Хантер?

— Ты разве сомневаешься? — спросил он, откидывая голову на спинку кресла. — Я более чем в приличном виде. Я чертовски хорош.

Уит открыл дверь:

— Что ты сказал?

— Ничего. — Хантер нетерпеливо махнул рукой. — Входи уже.

Уит нахмурился, пересекая комнату, чтобы бросить письмо на колени Хантеру:

— Задание выполнено. Уильям хочет, чтобы ты приехал в Лондон.

— Не могу ехать. Я пьян.

Уит подошел ближе и наклонился, чтобы понюхать:

— Ты пахнешь огнеопасно. Черт, парень, сейчас только восемь часов утра!

Хантер посмотрел в окно. Он не заметил, как встало солнце.

— Ну и что? — проворчал он. — Я поеду в Лондон, когда протрезвею. Что-нибудь еще?

— Да, представь себе. — Уит сел напротив него. — Я хочу поговорить о Кейт.

— Почему? Задание выполнено, как ты сказал.

— Это не относится к заданию, — ответил Уит. — Ты знаешь, чем она оправдала свой преждевременный отъезд?

— Нет.

— Она сказала, что скучает по дому. Сказала, что не может сочинять в непривычной обстановке. — Уит фыркнул и откинулся на спинку стула. — Эта девчонка никогда не скучала по дому.

— Интересно, а почему ты рассказываешь мне это?

— На то есть причина. — Уит постучал пальцем по краю стула. — Выполняя задание, ты проводил много времени с моей сестрой, пока она была здесь. Я видел взгляды, которыми вы обменивались за обедом и за игрой в шахматы в гостиной. Я знаю мою сестру. Я знаю ее сердце. — Он прекратил стучать. — Я знаю, что ты разбил его.

«Требование сатисфакции, исходящее от брата Кейт, — подумал Хантер с глухим раздражением, — это подходящее завершение ухаживаний».

— Долго же ты разыскивал меня!

— Я хотел обдумать все как следует и дать тебе время сделать то же самое.

— Время ничего не меняет.

Уит удивил его: пожав плечами, он сообщил:

— Я уже не так жажду вызвать тебя на дуэль, как восемнадцать часов назад.

— Как великодушно с твоей стороны!

— Дело не в этом. Мирабель пообещала забрать нашего сына и эмигрировать в Америку, если я пойду на это.

— А!

— Хотя она позволила мне разбить тебе нос.

— Тогда давай побыстрее покончим с этим, — поощрил его Хантер взмахом руки.

Он не стал вставать. Какой смысл, если он тут же рухнет обратно в кресло?

Уит выпрямился на стуле и произнес ледяным тоном:

— Есть какая то особая причина, по которой я считал бы себя обязанным это сделать?

Хантер был не настолько пьян, чтобы не понимать, что в интересах их обоих следует дать дипломатический ответ:

— Разбил ее сердце, разве нет?

Уит, видимо, удовлетворенный таким ответом, фыркнул и снова откинулся на спинку стула:

— По-видимому, и она разбила твое.

— У меня нечего разбивать.

— Если бы я поверил в это, даже на мгновение, я бы не подпустил тебя к моей сестре и на сотню ярдов.

— Ты знаешь меня не так хорошо, как думаешь.

— Знаю. — Уит слегка улыбнулся. — Сколько тебе осталось выполнять свои обязательства перед Военным министерством? Пять или шесть месяцев?

Хантер резко выпрямился, подождал, пока перед глазами прояснится, потом спросил:

— Ты знаешь? Ты знаешь и позволил мне общаться с членами твоей семьи?

Улыбка Уита стала шире. Он потянулся к графину с бренди:

— Можно?

— Что? Нет. Да. Мне все равно.

Что, черт возьми, хотел сказать этот человек?

Уит налил себе немного бренди и откинулся на спинку стула, удовлетворенно вздохнув:

— Я долго ждал момента, когда смогу расквитаться с Уильямом.

— Расквитаться?

— Ты захочешь этого же, и очень скоро.

Хантер смутно осознавал, что скрипит зубами.

— Что тебе известно? — спросил он.

Уит сделал глоток:

— Я знаю, что ты финансировал помимо всего прочего, очень успешные контрабандные операции в течение некоторого времени. — Он сделал еще глоток. — Я знаю, что тебя задержали с некими запрещенными товарами и что среди этих товаров обнаружили переписку между одним французским патриотом и шпионом в Англии. — Он сделал еще один глоток. — Я знаю, что эти письма были подброшены.

— Да, черт возьми! — резко выкрикнул Хантер.

Он допускал, что кто-то из его людей взялся их доставить без его разрешения и без его ведома.

Улыбка Уита превратилась в волчий оскал:

— Их подбросил Уильям.

После этого заявления воцарилось молчание. Уит продолжал пить свой бренди. Хантер уставился на него, его вялый мозг пытался осознать то, что он услышал.

— Ты лжешь, — наконец с трудом выговорил он.

Все еще ухмыляясь, Уит пожал плечами и, допив бренди, сказал:

— Спроси у Уильяма сам. Он собирался рассказать тебе через пару месяцев.

Хантер опять уставился на Уита, который отставил стакан и встал со стула, собираясь уйти. Он задержался у двери и обернулся:

— Несмотря на причины, по которым ты работал на Военное министерство, ты был выдающимся агентом, Хантер. Лучшим… не считая Алекса и меня, конечно. И ты был хорошим другом.

— Потому что я помог тебе разбогатеть.

—Ты мог этого не делать. Так же как и не защищать меня от пули.

Хантер подавил желание поерзать в кресле:

— Всего лишь царапина.

— Когда протрезвеешь, поезжай в Лондон. — Ухмылка вернулась на лицо Уита. — Передай Уильяму мое почтение.

Поездка из Поллтон-Хауса в Лондон в седле заняла шесть часов. В висках Хантера отдавался каждый удар копыт. Он подсчитал, что в среднем это примерно триста шестьдесят ударов в минуту, и так в течение шести часов. Это было приблизительно сто тридцать тысяч пульсаций в висках. И он собирался разбить Уильяму нос за каждую из них.

И было неважно, что не Уильям был причиной того, что он напился, и не об Уильяме он думал, полдня пытаясь устранить вред, который бренди причинил его организму, и не об Уильяме он думал в течение этой долгой поездки. Но Уильям за все это заплатит.

Теперь, когда Хантер был совершенно трезв, он решил заставить заплатить и Уита тоже. Этот человек знал о вероломстве Уильяма и столько времени молчал! Разве хороший друг хранит такие секреты? Конечно, Уит мог только недавно узнать о подлоге, но эта незначительная деталь не облегчит его участь.

Кипя от злости и страдая от головной боли, Хантер жаждал как можно быстрее заставить Уильяма заплатить за все. Он поднялся по ступеням городского дома Уильяма, поднял кулак, чтобы постучать в парадную дверь, но помедлил.

Были вопросы, на которые он хотел получить ответы, и если эти ответы будут соответствовать тому, что сказал Уит, он потребует сатисфакции. Последнее можно легко получить с помощью кулаков, но будет проблематично получить ответы на свои вопросы от человека, потерявшего сознание. Даже человека со сломанным носом сложно понять.

Он даст Уильяму шанс объясниться, решил он, стуча в дверь. Возможно, он сначала немного поиграет с ним — позволит ему попытаться увильнуть. Потом он разобьет ему нос.

Служанка впустила его и повела по коридору в кабинет, где Уильям работал за столом, на котором громоздились кипы бумаг.

— К вам мистер Хантер, сэр, — сообщила служанка и удалилась.

—Хантер, мой мальчик! — Уильям едва взглянул на него. — Что так поздно? И выглядишь ты ужасно.

— Я был пьян.

Это заставило Уильяма внимательно посмотреть на вошедшего:

— Правда?

— Сильно пьян — уточнил Хантер и сел на стул, стоявший перед столом.

— Какая-то особенная причина?

— Абсолютно никакой. — Он вытянул ноги перед собой. — Просто обдумывал одну идею.

— Понимаю. А эта идея пришла тебе на ум до или после официального завершения твоего задания?

— До, — солгал он. — Задолго до этого.

— Понимаю, — повторил Уильям и прищурился. — Взялся за старое?

— Я бы не назвал это так, совсем нет. Я, скорее, сильно увлечен. — Он поднял брови. — Это может создать проблемы?

Уильям со стуком положил перо:

— Ты забыл о своих обязательствах передо мной? Перед Военным министерством?

— Нет. Но я решил, что больше не буду выполнять их.

— Ты хочешь оказаться на виселице?

— Нет, — твердо сказал он. — Представьте себе, нет.

Уильям открыл рот, закрыл его и откинулся на спинку стула, недовольно ворча:

— Будь проклят Уит! Мне не следовало говорить ему.

— Будьте прокляты вы! — резко произнес Хантер, выпрямляясь на своем стуле. — Вы солгали мне.

Уильям тяжело, но чересчур наигранно вздохнул:

— Да. Да, я солгал. И не единожды, на самом деле.

— Вы подбросили компромат, чтобы меня обвинили в предательстве?

— Строго говоря, эти письма не были подброшены. Они не покидали моего кармана. Я просто вытащил их… — Он замолчал под пронзительным взглядом прищурившегося Хантера. — Ну хорошо, я подбросил их.

— Я думал, что невольно стал предателем. — Ему не давала покоя мысль, что кто-то одержал над ним верх, что кто-то использовал его. — Я думал, меня повесят.

Это его тоже мучило. И то, что его использовали, особенно не нравилось ему сейчас.

Он погрозил Уильяму пальцем:

— Я должен вызвать вас на дуэль.

— Тебя точно повесят, если ты меня застрелишь.

Хантер снова погрозил ему пальцем:

— Я должен избить вас до бесчувствия.

— Может, отложим это, пока я не объясню, почему я так поступил? Или ты не хочешь знать?

Хантер зарычал, но опустил руку:

— И почему же?

— Потому что я хотел, чтобы ты стал агентом, а в то время это был единственный способ привлечь тебя к сотрудничеству. — Уильям хитро посмотрел на него. — Ты бы стал работать на Военное министерство просто потому, что я попросил бы тебя об этом?

— Нет.

Уильям кивнул:

— Ты мне был нужен. Ты один из немногих людей, которые могут в любом слое общества чувствовать себя своим, потому что в какой-то степени ты принадлежал практически ко всем слоям. Ты был, помимо всего прочего, нищим, вором, торговцем и, к тому времени, когда я тебя заметил, гостем в самых элитных домах Англии.

— Поэтому вы не конфисковали мое имущество? — спросил Хантер. — Потому что знали, что, лишись я его, меня не примут в светском обществе?

— Ну, поэтому, и потому, что я предпочитаю честную игру. Я никогда не собирался наказывать тебя, всего лишь использовать.

— Вы рассчитываете, что я буду вам благодарен за это?

— За это — нет. За то, что дал тебе возможность проявить себя, — да.

— Самодовольный осел! — прорычал Хантер. — Проявить себя ради кого? Ради вас? Принца-регента?

— Ради себя самого, — сказал Уильям. — Признаю, не о твоем благополучии я думал, подбрасывая письма, но это все же пошло тебе на пользу. Твое обязательство передо мной…

— Не было никакого чертового обязательства.

— То, что ты считал обязательством тогда, — поправил себя Уильям, — вынудило тебя перестать заниматься темными делишками. И у тебя появился шанс, стать таким человеком, каким, как ты считаешь, ты только притворялся.

Хантер дал себе минутку, чтобы попытаться уяснить последнюю фразу.

— Что, черт возьми, это значит?

— Это значит, что ты хороший агент, Хантер. Один из самых надежных, работавших у меня.

— У меня ведь никогда не было выбора.

— Конечно был, — пренебрежительно бросил Уильям. — Ты мог уехать. Ничто не могло помешать тебе несколько лет назад просто исчезнуть.

— Чтобы ваши люди подстрелили меня, как убегающую лису?

Уильям отмахнулся:

— Ты знаешь, как оставаться в тени, как ускользать.

— От таких, как Мак-Алистер?

Этот мужчина был убийцей. Очень способным убийцей.

Уильям, видимо, думал о том же, почесывая свой нос, потом он неожиданно ухмыльнулся:

— Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы понаблюдать за этим состязанием. Это было бы грандиозно.

Оно закончилось бы смертью одного из них или обоих.

— Вы любитель жутких зрелищ, не так ли?

Уильям пожал плечами:

— При моем роде деятельности без этого не обойтись. Кстати… Я ухожу в отставку.

— Я… — Хантер наклонил голову, чтобы почесать переносицу. Так-так, этот человек хочет сменить тему. — Я рад за вас. Или выражаю свои глубочайшие соболезнования — на ваш выбор. Можем мы вернуться к неотложному делу?

— Это и есть неотложное дело. Я хочу сделать тебя своим преемником.

Хантер резко вскинул голову:

— Что? Меня? Какого черта?

— Потому что ты хороший человек и надежный агент. Разве я только что не сказал это?

— Я… — Хантер поднял вверх палец. — Минуту!

Ему нужна была эта чертова минута, чтобы его плохо соображающие мозги осознали происходящее. Уильям подбросил компромат, введя его в заблуждение, и использовал его, а сейчас предлагает ему важный пост, который давал исключительную власть. Не слишком ли много сюрпризов за такой короткий промежуток времени? Уильям, несомненно, понимал его состояние.

— Не заблуждайтесь, — сказал Хантер холодным тоном. — Мы не закончили с подброшенными письмами. А что касается вашего предложения, Уит, Алекс и Мак-Алистер — тоже прекрасные агенты. — Они как раз хорошие люди, в отличие от него самого, но он не собирался обсуждать это. — Предложите одному из них.

Уильям покачал головой:

— Эта работа не для пэра. Она требует… скажем, гибкости моральных принципов.

— Мак-Алистер достаточно гибок.

— Ему не хватает дипломатичности.

После того, как Мак-Алистер оставил ремесло убийцы, он был отшельником.

— Это точно.

— Так что ты займешь этот пост.

— Нет. Я… Предложение… — Он провел рукой по лицу. Он понятия не имел, каким еще было это предложение, кроме того, что оно было поразительным. И неприемлемым? — Нет. Я не могу на это пойти. Я не могу рисковать…

Он хотел сказать, что может потерять Кейт, оставшись на работе в Военном министерстве. «Но она ведь не моя, чтобы терять ее?»

— Я не могу рисковать.

— Не такой уж это риск, уверяю тебя. Преимущественно это бумажная работа. — Уильям подтолкнул локтем стопку на своем столе и скривил губы. — Чертовски много бумажной работы. Но моя миссис Саммерс заявила, что у нее больше не будет мужа, работающего в Военном министерстве. Я пообещал уйти в отставку.

— Вы решили пойти на такую жертву ради нее?

— Это не жертва, честно говоря. Это входило в мои планы. Но да, если бы это была жертва, я бы пошел на нее с радостью ради того, чтобы быть с женщиной, которую люблю. — Он наклонил голову. — Я думаю, ты знаешь кое-что о том, что значит быть влюбленным.

— Нет! — выпалил Хантер.

Уильям саркастически фыркнул:

— Ты чертовски хорошо это знаешь. Я вижу по твоим глазам. Они налиты кровью.

— Я был пьян.

— Ба! Да ты влюбился в леди Кейт! — Уильям поморщился и сочувственно покачал головой. — Больно немного, не так ли? Я сам не ожидал этого.

— Самодовольный осел и идиот.

Уильям, похоже, пропустил мимо ушей это оскорбление, задумавшись о чем-то.

— Значит, это сработало, — сказал он.

Можно забыть о разбитом носе. Теперь Хантер собирался задушить этого человека:

— Что сработало?

— Хорошо. — Уильям кивнул и еще раз наигранно тяжело вздохнул. — Не могу выразить словами, как я устал рассказывать это, но… — Он еще раз тяжело вздохнул. — Почти двадцать лет назад покойный герцог Рокфорт перед смертью вынудил меня дать ему обещание. И это обещание я пытался выполнить в течение многих лет.

Хантер не понимал, зачем ему знать об этом.

— Какое обещание?

— Помочь детям, которых он любил, найти свою любовь. — Он внезапно засмеялся. — Твое выражение лица, несомненно, очень похоже на то, что было у меня тогда.

— Это самое нелепое обещание из всех, что я слышал.

— Я думал так же в то время и потом, в течение многих лет. Даже просьба лорда Бакнэма присмотреть за его шестнадцатью гончими показалась разумной по сравнению с этим. Но сейчас… ну, это все еще кажется мне чертовски неразумным, — признал он. — Но Рокфорт хотел счастья своим детям, которых он очень любил, и в этом нет ничего нелепого. Кейт — я уверен, ты догадался — одна из этих детей. И ты ее пара. Ты потом будешь благодарить меня за это.

— Я могу побить вас сейчас и узнать подробности позже, — прорычал Хантер. — Что вы сделали?

— Ничего особенного, уверяю тебя. Я просто преувеличил вероятность того, что Кейт может быть вовлечена в контрабандную операцию, и дал тебе задание приглядывать за ней. Лорд Мартин не представлял для нее никакой опасности. Парень считал, что он ввозит немного бренди и передает любовное письмо, вот и все. Он понятия не имел, что мисс Уиллори использовала его, чтобы получить сообщение о местонахождении французского диверсанта. Кстати, мы схватили их, и мисс Уиллори, и ее сообщника. Я позволю отцу Мартина самому разобраться со своим сыном.

Хантер сказал хмуро:

— Мисс Уиллори чуть не убила Кейт, повредив сбрую ее лошади, чтобы Кейт не контактировала с лордом Мартином.

— Уит упоминал об этом в своем письме, — протянул Уильям, потирая подбородок. — Неудивительно, на самом деле, что Уит решил мне отомстить. В свою защиту могу сказать, что я не ожидал, что мисс Уиллори может быть вовлечена во все это.

— Уит знал об этом… обо всем?

Уильям поморщился:

— И да и нет. Он знал о попытке сватовства. Что касается задания, я был менее откровенен с ним. Он считал, что абсолютно все подстроено.

Это, определенно, объясняло нежелание Уита проводить ночь на пляже Контрабандистов и его удивление, когда они обнаружили настоящих контрабандистов. Но в первую очередь то, почему он позволил Кейт приехать на этот домашний прием и почему мистер Лори получил приказ держать свое участие в операции в секрете. Проклятье!

— Кто еще знал?

— Моя миссис Саммерс, молодая леди Терстон и вдовствующая леди Терстон, хотя последние две проявили меньше… энтузиазма, скажем так, по поводу моего выбора пары для Кейт.

— Разумные женщины.

— Предусмотрительные женщины. Они не знают тебя так, как мы с Уитом.

Хантер и это не собирался обсуждать. Его сознание с трудом принимало то, что они обсуждали сейчас:

— Вы хоть понимаете, что ваша совершенно нелепая уловка была бессмысленной? Я еще раньше запланировал жениться на Кейт.

— Еще раньше, — повторил Уильям, закатив глаза. — Черт, парень, ты чересчур суетишься. Не могу понять, почему ты нервничаешь, если всегда прокладываешь путь прямо через препятствия, как будто не замечаешь их. Судя по твоему виду, эта стратегия не сработала на этот раз, не так ли?

— Я…

— Ну, я сказал, что ты хороший человек. Но я никогда не говорил, что ты не высокомерный недальновидный дурак.

— Я не могу быть одновременно и тем и другим.

— Конечно можешь. Я же могу быть самодовольным ослом, разве не так? Я солгал Уиту. Солгал тебе — подбросил компромат, чтобы воспользоваться твоим уникальным положением в обществе ради собственной выгоды, и все же мне кажется, что мои действия оправданы. Получается, я хороший человек.

Так на самом деле и было. Хантер пришел в замешательство, когда понял это. Уильям Флетчер был настоящим подонком — и хорошим человеком. Он был обманщиком, манипулятором, интриганом… который выполнял обещание, данное другу, многие годы, и всю сознательную жизнь служил своей стране. Хантер осознал, что сказать ему нечего.

Уильям — ну разве не подонок? — тут же принял его молчание за безоговорочное согласие:

— Рад, что ты согласился. Никогда не следует путать мелкие изъяны с крупными недостатками. — Он взял перо одной рукой и указал на дверь другой: — А теперь иди и уладь свои дела с Кейт. Я хочу, чтобы мое обязательство перед покойным герцогом было выполнено.

Все еще пошатываясь, Хантер поднял руки, сам не веря в свое поражение:

— Уверены, что вы больше ни в чем не хотите признаться, прежде чем я уйду?

Уильям посмотрел в потолок, как бы размышляя:

— Нет. Нет, ничего не приходит в голову.

— Вы абсолютно уверены?

— Да, я думаю, я все сказал.

— Отлично!

Хантер приехал домой, пребывая в замешательстве. Он был очень недоволен тем, что позволил Уильяму отвлечь себя от поставленной цели — разбить ему нос. Оставив лошадь на попечение своего конюха, он пошел к боковой двери, хмуро смотрел на нее минуту, потом обошел здание, выйдя к фасаду, стал на боковой дорожке и в свете уходящего долгого летнего дня взглянул на свой дом.

Даже если снести значительную часть здания, оно все равно будет самым большим в этих краях, и это было причиной, по которой он купил его. На самом деле это было единственной причиной, по которой он это сделал. Он хотел иметь самый большой, самый внушительный особняк. Безусловно, он получил то, что хотел. Дом казался неприступным. Даже армия Наполеона не смогла бы пробить массивные парадные двери.

— Он мне не нравится, — сказал Хантер сам себе. — Абсолютно ничем не нравится.

Хантеру не нравился его темный цвет, не нравилась тяжеловатая на вид мансарда, он не понимал, для чего из крыши торчит так много труб. Конечно, в его доме не было столько каминов. Зачем кому-то столько каминов? Дом выглядел так, как будто у него была чертова оспа.

— Прошу прощения, сэр, с вами все в порядке?

— Что? — Он изумился, когда, переведя взгляд с крыши вниз, увидел служанку, которая ждала у открытой парадной двери с обеспокоенным выражением на юном лице. — Да. Да, все хорошо, Энн.

«Не считая того, что все очень плохо», — мрачно подумал он и поднялся по ступенькам, чтобы войти вслед за Энн внутрь. Он рассеянно протянул ей свои перчатки и шляпу, рассеянно отказался от закуски, которую принес лакей, и потом рассеянно принял приветствия прислуги, которая собралась в фойе, чтобы поздороваться с возвратившимся домой хозяином. У него было огромное количество прислуги, понял он спустя некоторое время. Возможно, чтобы управляться со всеми этими каминами.

Когда последний слуга наконец ушел, Хантер остался стоять в гигантском фойе своего громадного, покрытого оспинами дома, и размышлял, что ему с собой делать.

Впервые за всю свою взрослую жизнь у него не было никакого плана. И это было, по его мнению, нелепо. У него было состояние, которое следовало приумножать, предприятия, которыми нужно было управлять, и Кейт, которую он хотел снова завоевать при помощи шарма, полезных подарков и… Проклятье, он все-таки был пьян в стельку, раз думал, что эта стратегия сработает. Это была та же стратегия, которую он использовал в Поллтон-Хаусе. И что из этого вышло? Ничего, кроме того, что ему отказали, кроме ужасной головной боли и ноющей боли в груди.

Он потер грудь. Боль не оставляла его с тех пор, как он протрезвел, он ее ощущал, когда ехал в Лондон и когда говорил с Уильямом. Но теперь его ничто не отвлекало, и она начала превращаться в крепкий, очень болезненный узел.

Возможно, чтобы облегчить ее, нужно просто отвлечь себя чем-то… но чем? Преумножением своего состояния? Своими инвестициями и заманчивыми предприятиями? Разве это могло сработать, если не вызывало у него ни капельки энтузиазма?

В этот момент ничто не могло вызвать у него энтузиазма. Ничто и никто, кроме Кейт, у которой, несомненно, мысли о нем не вызывали никакого энтузиазма.

Он не винил ее. Спустя какое-то время и благодаря огромному количеству кофе его мысли немного прояснились, и вместе с тем он погрузился в океан раскаяния.

Ты мне очень нравишься.

Как яблочный пирог.

О чем он, черт возьми, думал? Он должен был помнить, что пошутил предыдущим вечером по поводу яблочных пирогов. Он должен был помнить множество вещей. Он должен был помнить, что романы, которые она читала, были и про любовь, а не только о приключениях. Он должен был помнить, что все ее подруги и родственницы вышли замуж по любви. Он должен был помнить, как загорелись ее глаза, когда она наблюдала за тем, как Эви танцевала со своим мужем на балу леди Терстон.

Но он был слишком сконцентрирован на том, чтобы получить ее. Он добивался ее руки, а с ней и всего, что Кейт представляла в глазах общества, так же, как он добивался своего состояния, — со слепой решимостью.

Ни разу, ни единого раза с тех пор, как она уехала из Поллтон-Хаус, он не подумал о том, что для него значит этот брак. Для него уже многое было неважно. Она могла быть дочерью рыбака, швеи, посудомойки, и он бы не хотел ее меньше. Он бы не скучал по ней меньше. Он бы не раскаивался меньше в том, что разбил ее сердце. И, разбив, потерял его.

Боль усиливалась.

Проклятье, больно! Ему было так же больно, когда он потерял своих родителей и кузена. Так же больно, как когда тетя бросила его. И так же, как когда ушла Лиззи.

Так же, как было каждый раз, когда он терял того, кого любил.

Он закрыл глаза со стоном:

— О, черт побери.

Он любил ее. Несмотря на то, что поклялся, что никогда никого не полюбит, несмотря на то, что принял все возможные меры, чтобы гарантировать это, он был сильно, безнадежно и бесповоротно влюблен.

И сейчас он платил за это так же, как и в прошлом.

Нет, не так. Это было совсем не похоже на то, что происходило раньше. Кейт не умерла, слава богу. Она не ушла в другую жизнь. Она не бросила и не забыла его, не отказалась от него. Она бы так не поступила. Это было бы против ее природы. Разве не это привлекало его в ней в первую очередь — ее абсолютная преданность тем, кого она любила?

Она просто… немного отстранилась, что было понятно. И ей хватило мужества предложить ему последовать за ней, понял он, вспоминая ее приглашение посетить Хэлдон.

Тогда он не умолял. Он отвернулся.

Но теперь, подумал Хантер со всевозрастающей надеждой и нетерпением, он не был беспомощным маленьким мальчиком, который не знал, как все исправить.

— Снова прошу прощения, сэр, но…

— Нет. — Не поворачивая головы, он погрозил пальцем в направлении голоса Энн. — Больше не нужно просить.

— Э… Да, сэр. Вы просто стоите здесь…

— Не обращайте внимания. Мне нужны мои шляпа и перчатки. Где… — Он посмотрел вокруг, не осознавая, что ухмылка сделала его похожим на простого деревенского парня. — Как, черт возьми, вы находите что-нибудь в этом уродстве? — Он повернулся и снова погрозил пальцем Энн. — Мы купим дом поменьше.

— Я… Да, сэр. — Она медленно отошла. — Очень хорошо, сэр. Я сейчас принесу ваши вещи.

— Мои вещи, да, — рассеянно сказал он и крикнул ей вслед, когда она повернулась и убежала: — И пусть кто-нибудь запряжет моего коня!

Он собирался все исправить.