Опасное влечение

26

Хантер посмотрел на стену и на окно комнаты Кейт и резко выдохнул.

Можно было предположить, учитывая романтичность натуры этой женщины, что на ее окнах должны быть решетки или что-то подобное, ну или хотя бы балкон, чтобы ее принц мог взобраться наверх. Но, возможно, решетки и балконы предназначались только для белых рыцарей и обреченных возлюбленных. Вероятно, принцы должны пользоваться парадной дверью. Однако же принцы не должны пользоваться парадной дверью в полночь. И это означало, что он полезет по стене.

Ничего, у него было больше практики прокрадываться через окно, чем у большинства людей. Кроме того, стены Хэлдона были выложены из грубо обтесанного камня. Ему будет легко найти опору для рук и ног… относительно легко. Правда, Хантеру всегда лучше удавалось открывать запертые двери, чем забираться в помещение через окно.

Он изучал стену еще пару минут, потом резко выдохнул и нашел выступ для руки. Подниматься, как он вскоре обнаружил, было не таким простым делом, как ему казалось вначале. Камень местами откалывался и царапался или был абсолютно гладким, так что у Хантера возникало ощущение, как будто он то пытается взобраться, на розовый куст, то ползет вверх по водопаду.

К тому времени, когда он преодолел две трети стены, он уже тяжело дышал и сердился на себя за то, что не додумался поискать лестницу в конюшне. Конечно, взбираться по лестнице — не такой романтический жест, как лезть по стене, но Кейт, возможно, предпочла бы первое, обнаружив его с поломанными костями и в крови под своим окном. Хотя, если она была очень сердита на него…

Он отбросил эту мысль и сконцентрировался на продвижении вверх. Когда он наконец достиг окна, то с облегчением вздохнул, обнаружив, что оно не только не заперто, но и широко распахнуто. Он отодвинул в сторону штору, тихо скользнул через подоконник, выпрямился, а потом, шокированный тем, что увидел, замер на месте, не в состоянии даже пошевелиться.

Во время поездки из Лондона он бесчисленное количество раз воображал, чем может закончиться его проделка. Он воображал, что найдет Кейт крепко спящей в своей постели, укрытой одеялом до подбородка, с разметавшимися по подушке белокурыми волосами. Он представлял себе, как тихо прокрадется к ней и разбудит ее поцелуем. Он представлял, как она откроет свои голубые глаза, и дымка сна, затуманивающая взгляд, медленно растает.

Но ни разу в его мечтах Кейт не стояла посреди комнаты, в накидке, перчатках и шляпке и не смотрела на него так, как будто у него было две головы и хвост.

Также в своих мечтах он не задавал ей вопрос:

— Куда ты, черт возьми, собралась?

Но это слетело с его языка, потому что это была середина чертовой ночи. Куда, черт возьми, она собралась?

Ее рука взлетела к сердцу:

— Хантер? Что ты здесь делаешь? Что-то случилось? Мисс Уиллори…

— Нет, нет. Мы схватили и ее, и ее сообщника. Все кончено. Я… — Она была прекрасна в лунном свете, струящемся из окна. — Я…О, черт!

Он пересек комнату в три шага, чтобы обнять ее.

— Я скучал по тебе, — отрывисто прошептал он за секунду до того, как наклонил голову и стал целовать ее — в губы, щеки, лоб, нос.

Он даже снял ее шляпку, чтобы коснуться губами ее волос. Он не мог совладать с собой. Волна паники, угрожавшая захлестнуть его с тех пор, как он уехал из своего дома, теперь накрыла его. Он был так близок к тому, чтобы получить то, чего искренне хотел! Кейт была рядом, в его объятиях. Но если он сделает ошибку, если он сделает еще что-нибудь не так, если он не сможет убедить ее, если она уйдет от него…

— Все хорошо, Хантер.

Он дрожал. Он чувствовал, что его руки дрожат так же, как и после того, как он стащил ее с Уистлера у обрыва. Но он не собирался обманывать себя, сочтя это следствием физической нагрузки. Не в этот раз. Не тогда, когда его ноги подгибались, а его дыхание было неровным, как будто весь путь из Лондона он проделал бегом.

Кейт медленно провела руками вверх по его спине, потом вниз:

— Все хорошо, — повторила она.

Нет. И не будет хорошо, если он ошибался и бессилен все исправить.

— Я хочу все исправить.

Она немного отстранилась, чтобы видеть его лицо.

— Я уверена, тебе это удастся, — мягко сказала она.

«Не только абсолютная преданность тем, кого она любит, — понял он, когда паника начала рассеиваться, — но абсолютная вера». Хантер не был убежден, что сможет оправдать ее доверие, и точно знал, что не сделал ничего, чтобы заслужить его. Но будь он проклят, если у него не хватит мужества попытаться удержать ее сейчас!

Немного успокоившись, но не чувствуя себя увереннее, он взял Кейт за руку и повел к стульям, стоявшим перед камином. Он усадил ее и сам сел рядом. А потом резко поднялся и стал расхаживать по комнате.

—Хантер?

— Минуту.

Слишком поздно он понял, что, пока ехал в Хэлдон, должен был не мечтать о том, как разбудит Кейт поцелуем, а поразмышлять над тем, что скажет ей, когда она проснется. Потому что знать, что он должен попытаться заслужить ее любовь и веру, и знать, как попытаться, — совершенно разные вещи. Он просто хотел сказать ей, что любит ее. Но теперь ему было необходимо рассказать ей все. Ему было необходимо, чтобы она знала, каким человеком он был.

Эта мысль испугала его. Мало того, что он влюбился и готов отдать ей свое сердце, так ему еще понадобилось открыть Кейт, почему ей следует отказаться от него. Этому противились его инстинкты, которые он начал оттачивать еще будучи мальчиком. И хотя чтобы получить возможность жить с женщиной, которую он любил, а не ради самосохранения, Хантер приехал в Хэлдон, он не мог не потянуть время, прежде чем приступить к осуществлению этой цели.

Он остановился, чтобы зажечь несколько свечей, а потом кивнул в сторону шляпки, которую он отбросил:

— Куда ты собиралась?

— Э… — Она заерзала на стуле, сильно покраснев. — В Лондон. Чтобы увидеть тебя. Я была… Я шла на обдуманный риск. Я хотела… сказать тебе, что я люблю тебя. Несмотря на то, что я уехала из Поллтон-Хауса. Я хотела, чтобы ты знал, что я всегда буду любить тебя.

Хантер глубоко вздохнул и почувствовал, что паника больше не сковывает его.

— Прекрасно! — воскликнул он.

— Да, действительно. Я рада, что ты так думаешь. — Румянец с ее щек довольно быстро исчез. — Ты сказал, что хочешь все исправить? — подсказала она.

— Точно. Точно. Я… — Проблема постоянного самосовершенствования, понял он с отвращением, состоит в том, что человек не может отвечать за того, каким он был раньше. — Я хороший человек, — попытался он начать и кивнул, как будто чтобы убедить в этом их обоих. — Я, возможно, не великий человек, но я хороший человек.

Она, в свою очередь, кивнула, явно пребывая в замешательстве:

— Да, я знаю. Почему…

— Есть кое-что, некоторые моменты моего прошлого, о которых ты не знаешь. Были в моей жизни периоды, когда я был… менее хорошим.

— Это неважно, главное — какой ты сейчас.

— Нет, это важно. — Для него было невероятным то, что он смог сказать это и сам в это поверить. — Это может повлиять на твое отношение ко мне, что…

— Нет, — решительно прервала она его. — Не может. Ничто не может повлиять.

— Я был лжецом, жуликом и вором.

Он быстро произнес эти слова, боясь, что ему не хватит мужества.

— Я понимаю, — медленно сказала она. — Что ты делал?

— Я лгал, я жульничал, я воровал, — ответил он сухо, и в то же время осторожно. — Преимущественно я воровал. В буквальном смысле.

— О! — Она нахмурилась. — Что ты крал?

— Еду, деньги, все, что мог. Все, что мне было нужно. — Раз или два это было просто то, чего ему очень захотелось, но не было необходимости признаваться сразу во всех грехах. — Жизнь у меня была тяжелая в течение некоторого времени, а после того, как я ушел из Бэнтона, в течение долгого времени я делал то, что мне было нужно… что, как я чувствовал, было необходимо для выживания. Потом и для процветания. Я обчищал карманы, прокрадывался в дома, брал…

— Ты забирался в дома людей?

— Да.

— Господи! — прошептала она. — Как часто?

Хантер искренне надеялся, что она не стремилась узнать, сколько именно раз. Ему как-то не очень хотелось подсчитывать в этот момент:

— Настолько часто, насколько мне было нужно, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы получать то, что мне было нужно, другими путями.

— Какими другими путями? — спросила Кейт таким тоном, который говорил, что она не была вполне уверена, что хотела это знать.

— Я занимался легальной работой, — заверил он ее, — Я также жульничал, играя в карты, и использовал выигранные нечестным путем деньги, чтобы финансировать различные предприятия. Некоторые из них были уважаемыми, а некоторые — менее уважаемыми, но преимущественно более прибыльными, такие как контрабанда, например.

— Ты был контрабандистом.

— Был, пока Уильям не схватил меня.

— Поэтому ты пошел работать в Военное министерство? Поэтому тебя могли повесить? — Она вздохнула. — Что же ты перевозил?

— Вывозил шерсть и ввозил бренди, этим занимается большинство контрабандистов. Еще несколько часов назад я думал, что случайно доставлял сообщения шпионов. На самом деле… я просто не так все понимал.

— Это существенное непонимание.

— Да. Но все… прояснилось.

Почти. Оставалось только придумать, каким должно быть возмездие.

— Ну… хорошо. — Она покачала головой, явно пребывая в замешательстве. — Есть еще что-то, что ты хотел бы рассказать мне?

Он почти жалел, что ему больше нечего сказать, так ему хотелось продолжать говорить. Он бы говорил и говорил, чтобы отсрочить момент вынесения приговора. Хотя чем дольше он говорил, тем меньше была вероятность того, что решение будет в его пользу.

Он покачал головой.

Она молчала несколько секунд — несколько мучительно долгих секунд, как ему показалось, — как будто переваривая услышанное.

— Ты чувствуешь себя лучше, рассказав мне все это? — наконец спросила она.

— Я не знаю.

Как он мог ответить на этот вопрос утвердительно, пока Кейт не скажет, что она об этом думает?

— Ты рассказывал мне, думая, что тебе станет лучше?

Он взъерошил рукой волосы:

— Я не знаю.

— Ну, зачем ты рассказал мне?

— Я… я думал, что тебе следует знать. Мне нужно было, чтобы ты знала. И я предполагаю, мне нужно было произвести впечатление.

— Для этого ты и взобрался по стене и влез сюда через окно?

— Я боялся, что слов будет недостаточно.

— Это зависит от слов, — тихо сказала она.

Хантер пересек комнату, чтобы поставить Кейт на ноги и взять ее лицо в свои руки. Глубоко вздохнув, чтобы набраться мужества, он потом пошел на самый большой риск в своей жизни:

—Я влюблен в тебя. Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Я мог бы произнести целую речь, если тебе это нужно. Что-то поэтическое, наподобие того, что ты читала в своих книгах…

— Нет. Нет, это необязательно, — сказала она срывающимся голосом.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, слегка дрожа, потом еще раз, дрожа уже сильнее.

Когда первая слеза покатилась по ее щеке, он обнял ее со стоном:

— Милая, не надо! Мне жаль. Мне так жаль!

Ему было больно видеть, как слезы ненадолго затуманили ее глаза, когда она разбила вазу лорда Брентворта, но ее сердечная боль, которая сейчас тихо изливалась со слезами, была его и только его виной. Он не мог вынести этой мысли. Он держал Кейт в своих объятиях, убаюкивал, хриплым голосом просил прощения и, вопреки собственному утверждению, что он больше не будет умолять, он как раз это и стал делать:

— Перестань, милая. Пожалуйста, перестань!

Она кивнула, прижимаясь к его груди, но прошла еще минута, прежде чем ее дыхание стало ровнее.

Хлюпая носом, она отстранилась, чтобы посмотреть на него:

— Ты уверен? Ты готов?

Он смотрел на ее лицо. Ее веки припухли, нос был красным, а щеки покрылись пятнами. Она была исключительной женщиной.

— Ради тебя, с тобой, я готов на что угодно.

— О! — Она снова закрыла глаза. — О, это прекрасно!

— Я рад, что ты тоже так думаешь. — Он поцеловал ее в лоб и нежно вытер пальцами слезы со щек. — Это значит, что ты прощаешь меня?

Она снова всхлипнула и открыла глаза:

— За то, что причинил боль нам обоим, — да. За то, что ты был тем человеком? Если тебе это нужно, я, безусловно, прощаю. Но я не знала того человека, так что… — Она замолчала, снова всхлипнула и посмотрела на него с любопытством. — А ты случайно не был пиратом на одном из этапов своего яркого прошлого?

— Пиратом? — переспросил он, придя в замешательство от этого странного вопроса.

Теперь Хантер испытывал невероятное облегчение и радость, которая переполняла его.

Кейт простила его. Она готова была простить его за все!

— Этот образ очень тебе идет, — пояснила она.

— Нет. — Он достал носовой платок из кармана и дал ей. — Пиратство — это грех, которым я не могу похвастаться.

— Жаль. — Она вытерла со щек оставшиеся следы слез и улыбнулась. — Я думаю, было бы здорово выйти замуж за пирата, пусть даже бывшего.

— Что ты думаешь о том, чтобы вместо этого выйти замуж за главу Военного министерства?

Медленно, очень медленно она опустила руку с носовым платком:

— Ну, э… Уильям Флетчер очень хороший человек, но…

— Я имел в виду себя, милая, — сказал он, усмехнувшись. — Уильям уходит в отставку. Он видит меня своим преемником.

Улыбка осветила ее лицо:

— Хороший и очень мудрый человек.

— Ты, пожалуй, изменишь свое мнение, когда я расскажу тебе о том, какую роль… — Хантер вспомнил, с каким отвращением Уильям упомянул о том, что уже устал рассказывать историю об обещании, данном им покойному герцогу Рокфорту, когда тот был на смертном ложе. — Нет, нет, я думаю, пусть лучше он сам расскажет о некоторых нюансах нашего задания. Я уже и так слишком много сказал.

И с этими словами он наклонился к Кейт. Когда их губы встретились, он подумал, что именно так он должен был целовать ее с самого начала. В этом поцелуе не было ничего, кроме чувств, и Хантер не думал при этом, контролирует ли он ситуацию. Этот поцелуй не был ни проверкой или уроком, ни безумной попыткой облегчить боль или унять страх. Это была просто любовь — которую он отдавал и получал и которой было суждено длиться вечно.