Отдам любовь в хорошие руки

ЖЕСТКИЙ МЯГКИЙ УГОЛОК

Как по-разному мы воспринимаем мир — в зависимости от того, по какую сторону витрины находимся. Я всегда любила заглядывать в окна домов и смотреться в витрины магазинов. Представляла, что за каждым окном течет своя, спрятанная от чужих глаз жизнь. На самом деле окна могут очень многое сказать о хозяине. У одних они чистенькие, сверкающие, с вазонами цветов и пышными гардинами. У других — современные пластиковые, прикрытые жалюзи. А у некоторых — пыльные, заброшенные, нелепо прикрытые газеткой. И жизнь за каждым окном такая же разная: где-то бедно-пыльная, а где-то сверкающе-пышная.

Обычно, скользя взглядом по невыразительным манекенам, я всегда вижу в витринах свое отражение. Я в том возрасте, когда у каждого зеркала, каждой витрины и в глазах каждого прохожего хочется прочитать ответ на вопрос: я ль на свете всех милее? И хотя мой бойфренд Корней регулярно утверждает, что я самая-пресамая, мне хочется и других доказательств. Красивая женщина требует красивой упаковки. Это родителей волновал вопрос: что же будет с родиной и с нами. А у нас, поколения победившего капитализма, совсем другие заботы: как стать успешным, заработать миллион и перестать беспокоиться.

— Ты слышала новость? — с налета начинает грузить Корней.

— Озвучь.

— Кто-то из пиарщиков придумал нестандартный ход: поселить в витрине мебельного магазина живых людей. Условия сделки просты, как таблица умножения: надо неделю прожить в витрине магазина. Рекламируется мягкая мебель. Потом эта мебель дарится «моделям», плюс путевка в теплые страны.

— Ну и?

— Агенты ищут влюбленную парочку, и мы могли бы пригодиться. А чего думать? Ну перетолчемся недельку в витрине, зато обставим квартиру новой стильной мебелью и на курорт смотаемся.

— Опять же — на людей посмотрим, себя покажем.

Идея мне нравилась.

— Что тут особенного? Справимся, — убежденно произнес Корней.

— А если мы передумаем? — засомневалась я.

— Мы ничем не рискуем. Передумаем — уйдем, — успокоил любимый.

Перед началом рекламной кампании нам с Корнеем пришлось пройти инструктаж и подписать трудовое соглашение. По договору, если мы не дорабатывали до конца срока, то ни мебель, ни путевку не получали. В наши обязанности входило сидеть, лежать, ходить, короче, жить в витрине магазина на протяжении недели. Еду нам будут доставлять туда же. Свет гасят в 22.00. После этого времени мы можем принять душ (там же, в магазине) и укладываться спать или смотреть телевизор. В течение же дня мы можем читать, целоваться, танцевать — все, что угодно, только не покидать витрину.

Дома мы сказали, что отправляемся на преддипломную практику. Собрали вещи — в самом деле, не в одной же одежде сидеть целую неделю. Косметика, журналы, плейеры, сладости — сумки получились внушительные. Настроение было приподнятое — особенно радовала мебель, которую надо было отработать. Вся такая авангардная, мягкая, нарядная, обитая светлым велюром. Раскладывается, увеличиваясь в два раза. И к ней совершенно очаровательный журнальный столик.

Итак, понедельник, девять часов утра. Мы на своем рабочем месте, то есть на диване. В ушах — наушники, на журнальном столике — горячая пицца и кофе — первый завтрак. За окном редкие прохожие, спешащие по своим делам, пялятся в витрину. Мы с Корнеем поедаем пиццу и радуемся жизни.

— Слушай, тут про нас говорят! — кричит мой избранник и протягивает мне наушники.

— В городе началась необыкновенная акция. С целью привлечения покупателей мебельная фирма поселила в витрине молодую парочку, которая должна будет прожить там целую неделю! — услышала я и со злостью сказала: — Вот уроды. Они что, считают, будто мы будем привлекать публику?

— Ну да. А ты что думала, тебе мебель за красивые глаза подарят? — спокойно отозвался Корней. Как будто он каждый день что-то рекламировал.

До обеда мы кое-как досидели. Солнце светило прямо на нас, оно безжалостно жарило и палило, а укрыться было негде. После еды нас совсем разморило, и мы улеглись спать. К вечеру у витрины стали собираться зеваки. Они рассматривали нас, словно зверушек в зоопарке. Показывали пальцем, обсуждали. Мы с Корнеем стали целоваться. Это вызвало оживление. Зрители не уходили, а весело улюкали и откровенно развлекались. Я никогда не думала, что это так тяжело — быть все время в замкнутом пространстве под неустанным наблюдением десятков глаз. Мы были в неравных условиях. Зрители могли уйти, когда захотят, нам же спрятаться было некуда. Мы устали, нам хотелось уединиться, помыться, расслабиться. Когда наконец стемнело и толпа нехотя разошлась, мы смогли сбросить с себя напряжение.

— Мне не нравится, что они на нас пялятся.

— Мало ли что тебе не нравится. Мы сами выставили себя на обозрение. Не переживай, один день мы уже пережили. Дальше будет легче и время пойдет быстрее. — Мой мальчик пытался успокоить то ли меня, то ли себя.

На следующее утро перед витриной уже было множество зевак. Слухи распространяются быстро, развлечений в городе мало, поэтому народ ломанулся смотреть бесплатное шоу. Я вырядилась в яркую майку и облегающие шорты, навела марафет и приготовилась играть на публику. Честно говоря, настроение было задорное. Мы с Корнеем неплохо провели ночь на новой мягкой мебели. Представляете, два манекена в витрине кувыркаются на белых диванах! Да, мы живем в витрине, потому что классные, молодые и нам за это много платят!

Мы уселись на кресла, положили ноги на столик, включили музыку и стали разглядывать толпу за окном. В первом ряду я увидела Стасика из параллельного потока. Он пытался за мной ухаживать, но скромные очкарики не в моем вкусе. И меня не интересует, что его папашка — владелец бензоколонки. Стасик держал за руку свою девушку, и они беззастенчиво рассматривали нас, как будто мы не живые люди, а экспонаты. Меня это вывело. Чего уставились! Я показала им фак. Публика оживилась. Стасик с девушкой развернулись и пошли прочь. Только сейчас я заметила, что он хорошо сложен и красиво, со вкусом одет. И его девушке не приходится торчать за стеклом, зарабатывая мебель.

— Перестань паясничать, — строго велел Корней, имея в виду мой жест.

— Только не надо нас учить! — Я завелась с полоборота.

— Ты чем-то недовольна, крошка? — Он попытался перевести все на шутку.

— Крошка — это твоя кошка. — Я перешла на банальный крик. — Я перестаю понимать, что здесь делаю!

— Ты здесь зарабатываешь мебель и свадебное путешествие. — Корней еще надеялся повернуть разговор в мирное русло.

— А я вот начинаю задумываться, стоит ли мне выходить замуж за человека, который не в состоянии обеспечить меня всем необходимым, — сказала я безжалостно.

— Девочка моя, тебе бы не истерики устраивать, а улыбаться, ведь на тебя смотрят. — И он, помахав рукой толпе, надел на себя голливудский оскал.

Толпа за окном радостно взревела. Я вдруг увидела себя со стороны: глупая девчонка сидит в стеклянной витрине на потеху публике. Я вскочила и принялась танцевать и отвешивать поклоны, словно клоунесса.

— Да! Я продалась за диван, потому что «это рынок, детка!». Да! Ты или продаешься богатому любовнику, или с молодым зарабатываешь все сама! — кричала я, продолжая кланяться и танцевать.

Потом упала навзничь на диван и громко расплакалась. Толпа за стеклом притихла, но не расходилась.

— Наша Саша громко плачет, за окном толпа маячит, — как ни в чем не бывало декламировал Корней.

— Ты или дурак, или прикидываешься. — Я посмотрела на него с ненавистью.

— Александра, запомни, за каждым успешным мужиком стоит настоящая женщина.

— А за каждой настоящей женщиной никто не стоит. Потому что это хороший стимул кем-то стать. — Я уже почти успокоилась.

Он не успел ответить, так как нам принесли еду. Есть не хотелось, но пришлось. Мы жевали казавшуюся пресной пищу, продолжали тихонько переговариваться.

— У меня такое чувство, что я сижу не за стеклом, а за решеткой, — сказала я.

— А за решеткой соседей не выбирают. Поэтому придется тебе недельку потерпеть мое общество.

— Ничего страшного, зато теперь мне не придется терпеть его всю оставшуюся жизнь.

— О, девочка уже начала язвить, значит, дело пошло на поправку. — Корней делал вид, будто не понимает, что я не шучу.

— Единственное, что меня волнует, — как мы будем делить мебель.

— Очень просто: мебель тебе, а путевку мне. Прокачу на острова более благодарную подружку. А ты в это время будешь становиться настоящей женщиной.

— Ага, значит, я буду париться под стеклом, а кто-то поедет…

— Пока еще никто никуда не едет. И если ты не будешь хорошо себя вести, то контракт будет расторгнут и все, что мы уже заработали за сутки тяжкой пращ, аннулируется.

— Что будет с акцией?

— Ее продолжит кто-то другой. Посмотри, сколько желающих оказаться на нашем месте. — И он кивнул на толпу.

— Буржуины проклятые заставляют продаваться потомков советского народа, — произнесла я и сдалась.

До вечера мы с Корнеем не разговаривали. Каждый сидел в своих наушниках и слушал музыку. Когда стемнело, мы приняли душ и улеглись спать. На разные диваны.

На следующее утро к витрине пришла моя мама. Она откуда-то узнала, где мы проходим «преддипломную практику». Мама просила передать нам домашние пирожки.

— Нам уже передачи начали носить, — заметила я.

— Скоро уже амнистия, — успокоил «милый друг».

— А ты узнай, может, где-то надо посидеть за машину или за квартиру…

— Кому-то посидеть, а кому-то полежать. И он, повалив меня на диван, стал целовать.

Толпа за окном зааплодировала.

— Что ты делаешь, дурак!

— Отрабатываю свою долю.

Мы помирились, смирились и продолжили жить на виду у всех.

— Я где-то читал, что в Швеции столичная тюрьма была настолько комфортабельной, что преступники со всего СНГ предпочитали отсиживаться именно там. Они во время отсидки даже получали высшее образование. Бесплатно! Так вот, власти посчитали, что содержать столь комфортабельный казенный дом для иностранных преступников им невыгодно, и на месте тюрьмы открыли… гостиницу. Тюремный дворик, окна с решетками и посуду сохранили. Там сейчас останавливаются богатые туристы-экстремалы. Как говорится, почувствуйте себя преступником, — рассказывал Корней.

— Знаешь, я почему-то подумала про этих тетечек, которые сидят в метро в стеклянных будках возле эскалаторов. Представляешь, весь день сидеть в прозрачной будке под землей. Как кроты. Причем по собственному желанию, за скромную зарплату.

— Но на них, кстати, никто не смотрит, — заметил он.

— Если бы акцию продлили на месяц или в соседние магазины посадили бы живых манекенов, то на нас бы тоже никто не смотрел.

— Слушай, а это мысль! Давай поиграем в манекенов! — Корней вскочил, подбежал к краю витрины и замер в позе истукана.

Я встала рядом, как в детской игре «замри». Корней движением робота снял с себя рубашку, я, подражая заведенной кукле, скинула майку и осталась в шортиках и бюстике. Мы сделали несколько шагов друг к другу и снова замерли. В витрине было темно, только тусклый уличный фонарь освещал скудным светом двух сумасшедших, которые среди ночи развлекались столь странным образом. На пустынной улице показалась влюбленная парочка. Они шли, держась за руки, то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Неожиданно они остановились прямо возле витрины, нас разделяло только прозрачное стекло. Мы с Корнеем стояли, не шевелясь, боясь спугнуть влюбленных. Парочка зашлась в долгом поцелуе. Столь долгом, что мы слегка устали стоять без движения.

Нацеловавшись, молодые люди принялись разглядывать себя в витринном отражении. И вдруг девушка пристально посмотрела на меня и капризно сказала своему спутнику:

— Хочу такие шорты, как на манекене.

Корней с трудом подавил смех, а я просто рассвирепела. Ах шорты ей захотелось, ах как на манекене, щас! И я медленно-медленно подняла руку, затем как робот скрутила дулю и торжественно поднесла прямо к изумленным лицам офигевшей парочки. При этом я продолжала стоять, словно статуя. Корней со смехом рухнул на диван. А девица от ужаса, что манекены в витрине ожили и зашевелились, отключилась, благо спутник успел ее вовремя подхватить.

— Знаешь, чем мы заплатим за эту акцию? Нашей любовью, — сказала я, когда парень, бережно обнимая свою девушку, повел ее прочь от злобных манекенов.

— Хочешь, прямо сейчас встанем и уйдем отсюда? Мы же свободные люди. — Корней тоже почувствовал себя неуютно.

— Хочу!

«Рекламная акция известной мебельной компании провалилась. Через три дня и три ночи живые манекены покинули витрину. По условиям сделки они были лишены премии в виде мягкого гарнитура и поездки на экзотические острова. Герои рекламного шоу покинули витрину глубокой ночью. Давать какие-либо объяснения они категорически отказались». Эта заметка вышла в центральной газете на следующий день.