Отдам любовь в хорошие руки

ТРЕСКА В ШАМПАНСКОМ

Я с детства была хорошенькой и всегда об этом знала. Если другим девочкам, чтобы привлечь внимание, надо было приложить много усилий, то мне достаточно было слегка пококетничать. Я знала, чего хочу: соблазнять, блистать, восхищать. Я не просто этого хотела, я для этого старательно трудилась. Иностранные языки, верховая езда, танцы — моему образованию могли бы позавидовать даже аристократы. Родители для единственного чада не жалели ни сил, ни времени, ни денег. Мама не работала, чтобы иметь возможность ездить со мной по элитным школам и курсам. Папа трудился, не щадя живота своего.

Их труды не пропали даром, и к восемнадцати годам я была красивой и хорошо воспитанной барышней. Что касалось «верхнего» образования, как сейчас говорят, то я легко поступила на романо-германский факультет. Чего не хватает привлекательной девушке? Правильно — любви. И она пришла ко мне в образе сильного, мужественного мужчины.

К противоположному полу у меня было одно пожелание: меня надо ценить и содержать не хуже, чем это делали родители. Володя был достаточно состоятельным: двухэтажный особняк, роскошный автомобиль и полный бумажник денег. Чем он занимается, я не интересовалась, но держал он себя очень значительно. Володя сразу очертил круг моих с ним интересов — ресторан, постель, досуг. Меня это устраивало, потому что я училась и на будничные отношения времени не оставалось.

Володя относился ко мне как к хорошей машине или породистой лошади. Но к сожалению, я поняла это только со временем. Тогда же любое его обращение типа «крошка», «детка», «куколка» приятно ласкало слух. Я выросла. И у меня свои взрослые отношения со взрослым мужчиной.

Когда я наконец решилась представить Володю своим родителям, они были очень разочарованы.

— Неужели ты не видишь, что он бандит! — кричала мама.

— С чего ты взяла, что он бандит?

— Да ты на лицо его посмотри! Мало того что не обезображено интеллектом, так еще глаза стеклянные. — Мамин голос предательски дрожал.

— Мама, это всего лишь ни к чему не обязывающая связь, — попыталась я ее успокоить.

— Запомни, Ната, в этой жизни не бывает ничего не обязывающего, особенно связей.

Сказала как в воду глядела. Володя, а вернее, Вован, как звали его друзья, быстро прибрал меня к рукам. Я даже не заметила, когда стала бояться и беспрекословно подчиняться ему. А после того как наступила беременность, отступать стало некуда. Свадьба была шумная и пьяная, «братва» веселилась до упаду, и я окончательно поняла свое место. Я — жена бандита. Вначале страх смешивался с любопытством, и было интересно. Как будто участвуешь в каком-то детективном сериале. Но одно дело, когда тебе ничего не угрожает, и совсем другое, когда на кону — твоя собственная жизнь.

Никогда не забуду тот животный ужас, который пришлось испытать, будучи на третьем месяце беременности. Я имела неосторожность возразить своему мужу. Был женский праздник — Восьмое марта, и мой благоверный целый день ездил поздравлять жен своих дружбанов и своих подружек. Я должна была находиться рядом, сидеть смирно и молчать. После пятого посещения я заикнулась о том, что тоже женщина и имею право на отдых.

— Не понял… — тихо произнес он.

— Что ты не понял? Я устала и хочу отдохнуть! И хватит меня уже выгуливать, как породистую собачку! — не выдержав, закричала я в ответ.

Он тихонечко взял меня под руку, посадил в машину и на полной скорости помчался по трассе. Я молча смотрела в окно. Но когда жилые постройки остались позади, закралось первое сомнение. Когда же мы въехали в лес, я дрожащим голосом спросила:

— Ты куда меня привез?

— Вылезай, сука! — приказал он, выталкивая меня из машины.

Потом хладнокровно подвел меня к краю оврага. Я наконец увидела его холодные стеклянные глаза и отчетливо поняла, что он не остановится ни перед чем. Меня охватил животный ужас за себя и еще не рожденного ребенка. Я упала перед ним на колени и, захлебываясь от плача, сказала:

— Прости, я все поняла, я буду слушаться, я больше никогда…

— Запомни, я — твой хозяин, и если ты только еще раз… — Он не договорил, но я все и так поняла.

Затем мы сели в машину и… отправились поздравлять остальных его подружек. Как я дожила тот ужасный день, не помню, но с тех пор Восьмое марта — самый ненавистный день в моей жизни.

Мы жили в его двухэтажном особняке, очень обособленно от людей. Общаться с родителями мне было запрещено. «Привыкай к семейной жизни!» В институте пришлось взять академотпуск, потому что нужно было уделять внимание мужу. О подружках тоже пришлось забыть. Я вставала в шесть утра, шатаясь, брела на кухню, готовила завтрак, накрывала на стол, приводила себя в порядок, а потом шла будить своего «ненаглядного». И не дай Бог, чтобы кофе оказался остывшим или слишком горячим. Потом он уезжал на встречи, а я должна была безвылазно сидеть в этом проклятом доме.

Покидать без разрешения особняк мне было запрещено. Я и не пыталась. Урок усвоила хорошо. О том, чтобы убежать к родителям, тоже речи не было. Как меня могут защитить два пожилых интеллигентных человека?

Во мне боролись два чувства: страх и отчаяние. Иногда они сливались в одно и превращались в беспросветную тоску. Выхода я не видела. Когда малыш давал о себе знать, мне становилось еще хуже. Что нас ждет?

Сидя долгими, скучными днями в особняке, я пыталась представить свое будущее — и не могла.

Спасение пришло неожиданно. Я стала замечать, что у мужа что-то случилось. Он вдруг почти перестал выходить из дома, все время о чем-то думал, даже ко мне не придирался по пустякам. Окна дома были весь день занавешены. К телефону он не подходил и мне запрещал. Конечно, было понятно, что он здорово кого-то боится. Но ведь этот «кто-то» мог угрожать и мне. Было ощущение, что мы забаррикадировались в убежище и неизвестно, когда снова выйдем на белый свет. Благо запасов еды у нас было достаточно.

Спустя три дня рано утром я услышала какие-то странные звуки за окном. Шорохи, бряцание, тихие переговоры. Собака почему-то не лаяла. Затем начался ужасный шум, и в дом со всех сторон стали врываться люди в камуфляже. Мне приказали стать к стене, а Володю грубо уложили на пол, обыскали, надели наручники и увезли. Он бросил на меня затравленный взгляд зверя, но ни слова не сказал на прощание.

Между тем мужики в камуфляже перевернули вверх дном весь дом. Они явно что-то искали. Я сидела в углу и наблюдала за событиями как будто со стороны. Мне было все равно, что будет с домом и что будет с Володей. Один-единственный вопрос, который волновал меня в данный момент: когда я смогу уехать к родителям.

— А вам придется поехать с нами, — неожиданно сказал один из мужчин.

Я обреченно кивнула. За эти полгода, прожитые с мужем, я уже со всем смирилась, похоронив чувство собственного достоинства. Остался один лишь инстинкт самосохранения.

В кабинете следователя меня допросили. Я рассказала всю правду: что была лишь приложением к этому страшному человеку, понятия не имела, чем он занимается, и страшно его боялась. Следователь посмотрел на меня сочувственно, велел подписать какие-то бумаги и в конце концов отпустил.

Когда я добралась до родительского дома, меня ждала ошеломляющая новость. Отец находится под следствием вместе с мужем. Оказалось, что Володя «выбивал» деньги из какого-то должника, а отца поставил «на шухер». Когда их всех взяли, то инкриминировали групповое нападение. Мама была в тихом ужасе от всего происходящего. Самое страшное, что все нажитое родителями за долгие годы было под угрозой конфискации. Я оказалась у разоренного гнезда. Причем разорено оно было по моей вине.

— Господи, где ты только откопала этого урода? — Мама даже не скрывала своей ненависти к нему.

— Кто мог подумать… — неуверенно начала я оправдываться.

— А ведь я тебя предупреждала! Что теперь будет? — И она безудержно заплакала.

Ребенок беспокойно заворочался в животе, я стала ходить по комнате, чтобы хоть как-то унять дрожь в руках.

— Ты посмотри на себя, во что ты превратилась! — Мама перешла на крик. — Ты же как зомби ходишь! Где твоя осанка? Твой гордый взгляд? Что с тобой стало за полгода?

Я смотрела на себя в зеркало и с грустью констатировала: она права. Я действительно почти потеряла себя.

А потом случилось страшное: посадили не только Володю, но и отца. Имущество конфисковали. Я вернулась из роддома на руины. Пусто, голо, бедно.

Моя малышка оказалась очень понимающей и деликатной. Она не орала, не требовала пристального внимания, она даже не болела, словно пыталась сделать так, чтобы я не тратилась на лечение. Моя крошка была очень похожа на меня. «Хоть бы она не унаследовала ни одной черты ненавистного мужа», — думала я, глядя на маленькую девочку. Я назвала ее Кристиной и разве что не молилась на нее.

Теперь нам с мамой жилось очень тяжело. Во-первых, не вдовы, не жены, а непонятно кто. Самим помощь нужна, да еще и в тюрьму кое-что послать надо. Друзья и знакомые от нас сразу же отвернулись. Это вполне можно объяснить: с нами стало неприлично иметь дело. Мама смотрела за Кристиной, а я восстановилась в институте. Все свободное время уходило на поиски заработка. Я не брезговала ничем. И косметикой приторговывала, и рекламой занималась. Да что там греха таить, иногда и себя приходилось предлагать в качестве товара.

Я давно уже к мужчинам относилась потребительски. А что он мне сможет предложить, кроме себя, любимого? Мне позарез нужны были деньги. Много денег. Чтобы хватило на Кристину, и себя в «товарном» виде содержать, и чтобы было что покушать и чем за квартиру заплатить. Да и на черный день отложить не мешало бы.

Но мужики мне попадались сплошь какие-то «недоделанные». Или жмот, или извращенец, или старикашка, годящийся в дедушки. И главное, пока не объяснишь доходчиво, что ты женщина дорогая, он и не додумается в портмоне заглянуть.

Я-то женщина молодая, видная. Да и неглупая к тому же. Любому стоящему мужику достойную партию составить могу. Но стоящие почему-то женились на серых мышках, а меня предпочитали лишь в качестве любовницы. Да и не любовницы даже, а так, легкого «десерта» под кофе. Я очень долго и упорно не хотела замечать этого очевидного факта. Пока однажды не познакомилась с Виктором. Это было в кинотеатре. Я поймала на себе заинтересованный взгляд немолодого лысоватого мужчины. Улыбнулась ему. После сеанса он подошел ко мне и предложил посидеть в кафе. Мужчина представился дизайнером одного популярного издания, угостил меня кофе и пригласил продолжить знакомство у него дома.

Не знаю, почему я согласилась. Может, хотелось доказательства моей привлекательности, может, соскучилась по приключениям. Так или иначе, прелюдия была недолгой. Виктор уложил меня прямо на свой обеденный стол. «Полюбив» меня на скорую руку, он сказал напоследок:

— У меня в машине в багажнике осталась открытая бутылка шампанского, можешь ее забрать.

— Зачем оно мне? — Я задохнулась от унижения и обиды.

— Допьешь, — невозмутимо ответил мужчина.

— В недопитом шампанском я обычно треску замачиваю, — со злостью сказала я.

— Сама ты как треска в шампанском, — скривился он.

Я проплакала всю ночь, потому что вдруг поняла, что опустилась уже очень низко. Утром в институт не поехала, а взяла Кристину и пошла с ней гулять. Глядя на свою дочку, я поняла, что ее будущее зависит только от меня. Одну большую ошибку я уже совершила. Цена этой ошибки — свобода моего отца и нищета моей Матери. Кристина как будто все понимала, она смотрела на меня совсем не по-детски: очень внимательно и серьезно.

— Девочка моя, не бойся, у нас все будет хорошо, обещаю! — сказала я дрожащим от слез голосом.

И моя малышка в ответ вдруг улыбнулась мне своей смешной детской улыбкой. Она мне поверила.