Мы спрятали золото в подвале церкви. Темное, влажное место, куда не заглядывал ни один благочестивый прихожанин. Я смотрел на Начо, его руки двигались быстро и уверенно, как всегда, когда дело касалось денег. Он был моим союзником, моим другом и, может быть, единственным человеком, которому я мог доверять в этом чертовом городе. Да и вообще в моей дрянной, никчемной жизни, в которой было место только деньгам, грязи и разврату.
– Чезаре, нам нужно затаиться, – сказал он, его голос был низким и напряженным. – Я найду перекупщика, но пока лучше не высовываться. По городу уже ходят слухи, что здесь объявилась банда.
Я кивнул, чувствуя, как внутри меня закипает злость. Мы сделали это дело чисто, но всегда находились те, кто любил болтать. Эти ублюдки не понимали, что каждый слух мог стать для нас смертным приговором. Банда, блядь. Одна кража, и уже гребаная банда. Это слишком лестно для двух оборванцев, вычистивших сейф со слитками золота. Подвал церкви был идеальным местом для наших дел. Мрак, сырость, запах старой плесени и гниющей древесины – все это создавало атмосферу, которая бы напугала любого случайного свидетеля. Но не меня. Для меня это было убежище, место, где я мог быть собой. Где я мог скрываться от своих демонов. Я привык жить в подворотне, жрать дерьмо и скрываться.
– Мы не можем позволить себе ошибки, – продолжал Начо, запихивая последний мешок с золотом в темный угол подвала. – Они ищут нас, Чезаре. И если найдут, нас ждет ад.
Я знал это. Я знал, что любой наш шаг мог стать последним. Но внутри меня кипело чувство, что я контролирую ситуацию. Я привык к риску, привык к жизни на грани. Это была моя стихия. Когда мы вышли из подвала, город уже начинал просыпаться. Люди спешили на работу, не подозревая, что рядом с ними разыгрывается опасная игра. Мы с Начо поднялись наверх, в церковь. Но даже здесь, в этом святом месте, я чувствовал, как на меня смотрят. Чувствовал, что слухи о банде начали распространяться, как ядовитый туман.
Пройтись по городу, понять настроения. Что кому известно. Никто не обратит внимания на священника в рясе и плаще с капюшоном. Это одеяние делало меня невидимкой.
Я услышал, как двое мужчин обсуждают ограбление. Они стояли у дверей маленького магазинчика и говорили вполголоса, но их слова резали мой слух, как ножи.
– Слышал, что дом господина Морино обокрали? Говорят, это была банда. Вытащили все подчистую, – сказал один из них, высокий, с седыми волосами и усталым лицом.
– Да, слышал. Говорят, что эти парни – настоящие профессионалы. Работают чисто, без следов, – ответил второй, более молодой, с нервным взглядом.
– Ничего, этот кретин тянет из нас деньги похлеще любого вора. Сколько он платит своим людям? Копейки. Все вкалывают на лесопилке как проклятые, а видят гроши. Розетто погиб в прошлом году, мерзавец даже компенсацию его жене не выплатил. Если бы кто-то из этой банды захотел спрятаться в моем доме – я бы укрыл его.
– Я тоже. Все правильно сделали. Пусть теперь потрясет своим жирным задом и отыщет свои денежки.
Я почувствовал, как во мне закипает адреналин. Они говорили о нас. Но они не знали, что это мы… что мы настолько близко и они видят нас каждый день, когда приходят утром молиться в церкви. И это давало мне преимущество. Я сделал вид, что просто прохожу мимо, но мои мысли крутились вокруг их слов.
Когда я вернулся в церковь, я почувствовал странное облегчение. Это место, которое раньше вызывало у меня лишь презрение, теперь стало моим укрытием. Я смотрел на алтарь и чувствовал, как внутри меня борются два чувства – ненависть и покой. Начо подошел ко мне и положил руку на плечо:
– Ну что там в городе?
– Мы ограбили мерзавца, которого никто не жалеет. Люди злорадствуют и говорят, что так ему и надо, ублюдку.
– Мы должны быть осторожны, Чезаре. Эти слухи могут нас погубить.
Я знал это. Но я также знал, что у нас есть план. И этот план включал в себя не только деньги, но и выживание. А мы сейчас в правильном месте.
Мы сели в задней части церкви, где никто не мог нас услышать. Начо начал рассказывать о своих планах. Он знал, где найти перекупщиков и избавиться от золота. Но он также знал, что нам нужно время. Время, чтобы все улеглось и слухи затихли.
– Нам нужно подождать. Пусть все утихнет. Пусть они забудут.
– Когда заберем бриллианты?
– Пока что нам туда не добраться. Везде снуют люди Лоретти.
– Конечно, мы же спрятали камушки у него под носом, – усмехнулся я.
– Я подозреваю, что пройдет не меньше года, прежде чем мы сможем взять оттуда нашу добычу.
Я кивнул, понимая, что он прав. Мы должны были быть терпеливыми. Терпение не было моим сильным качеством, но сейчас оно было необходимо.
Я встал и подошел к окну, посмотрел на город. Люди спешили по своим делам, не подозревая, что рядом с ними находятся преступники. Я чувствовал, как во мне закипает злость. Эти люди жили в своей наивной уверенности, что их мир безопасен. Но я знал правду. Я знал, что мир полон опасностей. Мир – это прибежище дьявола, это его логово… И я знал, что во мне самом живет этот самый дьявол. Он жаждет наживы, но еще больше он алчно жаждет женщину. До дрожи, до трясучки во всем теле.
Мои мысли снова вернулись к Анжелике. Я не мог выбросить ее из головы. Ее зеленые глаза, ее улыбка – все это заставляло мое сердце биться быстрее. Но я знал, что наши пути никогда не пересекутся. Она была слишком чиста для такого, как я. Мои чувства к ней были реальны. Я смотрел на нее с алтаря и чувствовал, как внутри меня разгорается огонь. Я знал, что должен был держать себя в руках, но это было невозможно. Она была моим проклятьем и моим спасением.
– Эта девка затянет нас в кучу проблем. Держи свой член под замком… Чезаре, блядь!
– Закройся! Я и так знаю.
– Ты хочешь ее. Ты хочешь ее так сильно, что у тебя рвет крышу.
– Да, рвет. Да, хочу. Но сюда ты вмешиваться не имеешь права.
– Я буду вмешиваться, пока это касается и меня. Спалишь нас обоих!
Он прав. Мы должны были быть осторожными. Мы должны были выждать. Но внутри меня кипела злость и возбуждение. Я знал, что этот город не даст нам покоя. Я знал, что нам придется бороться за свое выживание. А еще я знал, что получу Анжелику. Обязательно получу. И Начо не будет в это лезть!
Когда вечер опустился на город, я чувствовал, как внутри меня закипает адреналин. Мы спрятали золото, но это был только первый шаг.
Я ощущал, как холодный ночной воздух обжигает мои легкие. Мои мысли метались, создавая все больше и больше страхов. Я знал, что этот город полон опасностей. Но я так же знал, что у нас есть план. Я сидел в исповедальне, ожидая, когда придет кто-то из прихожан, чтобы облегчить свою душу. В голове крутились мысли о последней ночи, когда я и Начо прятали сворованное золото в подвале церкви. Я помнил, как Начо уверенно говорил, что найдет перекупщика и как важно сейчас затаиться. Весь город был на ногах, слухи о банде распространялись, и мне приходилось играть роль святого падре Чезаре, когда внутри меня кипел дьявол.
Звук шагов прервал мои размышления. Я почувствовал ее кожей. Анжелика. Моя проклятая страсть. Ее лицо, ее глаза – все это заставляло мое сердце биться быстрее, вызывая волнение и ярость одновременно. Мой член твердел, стоило мне только на нее посмотреть, буквально сводило яйца. Я хотел прикоснуться к ней, хотел тронуть ее кожу своими пальцами, своим языком. Она зашла в исповедальню и встала на колени. Я услышал ее вздох, полный тревоги и неуверенности.
– Падре Чезаре, мне нужно с вами поговорить, – ее голос был тихим, но я чувствовал в нем смесь страха и возбуждения. Она начала рассказывать о незнакомце, который стоял под ее окнами. Обо мне, блядь. Обо мне! Мне!
– Этот человек… он пугает меня, но одновременно привлекает. Я нашла розу на подоконнике, и это… это сводит меня с ума. Я не знаю, что мне делать. Каждый раз, когда я вижу его, мое сердце начинает биться быстрее, и я не могу понять, откуда этот страх и одновременно это желание. Это такой грех, падре… Такой грех. Я это понимаю. Но ничего не могу с собой поделать. Странник… он похож на странника, и я про себя называю его именно так. Странник смотрит на меня сквозь темноту, и мне кажется, это сам дьявол искушает меня.
Моя ревность вспыхнула, как огонь. Как она может чувствовать это к нему, когда он – это я? Я хотел раскрыть ей все, сказать, что этот незнакомец, этот Странник – это я, но не мог. Я был заперт в этой роли, как в клетке.
– Вы должны быть осторожны, Анжелика, – сказал я, стараясь говорить спокойно. – Этот человек может быть опасен.
Ее ответ был как удар под дых:
– Я не хочу, чтобы его схватили. Он… Странник слишком важен для меня.
Мои руки сжались в кулаки. Она называла его Странником. Моей кличкой. Как будто она знала. Внутри меня все кипело. Она чувствовала ко мне что-то, даже не зная, что этот он – я. Я боролся с желанием раскрыть ей все, но знал, что не могу.
– Почему он важен для тебя, Анжелика? – спросил я, надеясь услышать ответ, который мог бы успокоить мою ревность.
– Я не знаю, – ее голос дрожал. – Это странное чувство, смесь страха и адреналина, возбуждения. Как будто он притягивает меня к себе, несмотря на весь ужас, который я чувствую. Я знаю, что это безумие, но не могу ничего с собой поделать.
Я хотел закричать, разорвать эту исповедальню на части. Она не должна чувствовать этого. Я был влюблен в нее, и она была моей. Но я не мог открыть ей свое лицо, не мог сказать, что Странник – это я, тот, кто стоял под ее окнами и оставил розу. Это было наше проклятие.
– Не подыгрывай ему, перестань вести себя так, будто ждешь его, и он исчезнет, – сказал я, чувствуя, внутри меня все разрывается от ревности. К самому себе, блядь! – Этот человек может быть опасен. Ты не знаешь, что у него на уме.
Я перешел с ней на «ты» и сам не заметил. Наверное, потому что меня трясло и какая-то часть меня ощущала триумф, а какая-то злилась до исступления.
– Я не могу, – ответила она тихо. – Я не могу просто так от него отказаться. Он как часть меня, темная и опасная, но притягательная.
– Тогда молись, Анжелика. Молись, чтобы у тебя хватило сил устоять перед соблазном.
И почувствовал, как во мне закипает ярость. Она не могла так говорить, не могла чувствовать это к Страннику. Не ко мне. Но я должен был оставаться падре Чезаре, священником, который заботится о своей пастве. А мне хотелось выдрать ее из исповедальни и, зарывшись пальцами в ее волосы, жадно впиться поцелуем ей в губы, засунуть руку под ее скромное платье и проверить, мокрые ли у нее трусики, когда она говорит о Страннике.
– Я молюсь, падре. Молюсь изо всех сил. Но как мне устоять?..
– Бог поможет тебе. Просто держись подальше от этого мужчины, Анжелика.
Когда она ушла, я остался один в исповедальне. Мои мысли метались, как дикие звери. Я не мог выбросить ее из головы. Ее слова, ее чувства – все это сводило меня с ума. Я хотел быть с ней, но не мог. Моя жизнь была полна лжи, и эта ложь разрывала меня на части.
Я вышел из церкви и направился к подвалу, где мы прятали золото. В голове крутились мысли о том, как все могло быть иначе. Как я мог бы жить, если бы не эта чертова кличка, не этот двойной образ. Я был Архангелом, Странником, но также и падре Чезаре. И эта двойственность убивала меня. В подвале я нашел Начо. Он смотрел на меня, его глаза сверкали от азарта.
– Вот, считаю наше добро. Здесь около пятисот тысяч евро. Эй, что случилось, падре Чезаре? – спросил он, заметив мое напряжение.
– Анжелика была здесь, – ответил я, чувствуя, как внутри меня все кипит. – Она говорила о Страннике. О розе, которую нашла на подоконнике. Она чувствует что-то к нему.
Начо усмехнулся:
– Ну и что? Она не знает, что это ты. Мы играем свои роли, и она должна верить в это. Если хочешь ее полапать или трахнуть, то пусть это будет Странник, а не падре Чезаре. Странник всегда может исчезнуть.
– Блядь! Я не могу быть одновременно и тем, и другим. Это убивает меня.
Начо посмотрел на меня серьезно:
– Ты должен держаться, Чезаре. Мы в любой момент можем оказаться на грани. Один неправильный шаг, и все закончится. Ты не можешь позволить себе слабость.
Я знал, что он прав. Но мои чувства к Анжелике разрывали меня на части. Я не мог выбросить ее из головы, не мог избавиться от этой проклятой ревности. А еще… еще я не мог держать себя в руках. Я слишком ее хотел.
Когда ночь снова опустилась на город, я почувствовал, как внутри меня нарастает напряжение. Я знал, что должен держать лицо, должен оставаться падре Чезаре. Но мои мысли снова и снова возвращались к Анжелике. Ее слова, ее чувства – все это сводило меня с ума. Я думал о том, как она сидит там, в своей спальне, в своей тонкой ночнушке с распущенными волосами и ждет меня у своего окна.
И я ее не разочарую… Я вышел на улицу и направился к ее дому. Мои шаги были тихими, как у призрака. Я знал, что не могу показаться ей, но не мог удержаться. Я должен был увидеть ее, хотя бы издалека.
Когда я подошел к ее окну, то увидел ее силуэт в свете луны. Она стояла, глядя в окно, ее глаза влажно блестели. Моя ревность снова вспыхнула, как огонь. Она действительно ждала. Его. Меня, блядь. И вот он я, пришел. Вышел из тени и увидел, как она вздрогнула, выпрямилась как струна. Сегодня я хочу попробовать ее на вкус, и пусть все горит синим пламенем.