Утро в Сан-Лоренцо началось как обычно. Я проснулся рано, провел утреннюю молитву и начал готовиться к новому дню. Черт возьми, как же все это мне не нравилось. Какой из меня на хер священник. Но мысли о вчерашней проповеди и встрече с Анжеликой не давали покоя. Анжелика. Блядь. Это имя сводило меня с ума. Я произносил его про себя по слогам и меня накрывало.
Ее картина… Эти красные розы на фоне черной надгробной плиты. Сколько боли и надежды в этих мазках. А ее глаза? Полные страдания и глубины. Мне хотелось знать, о чем она думает…Что происходит в ее голове, что скрывается в этих глазах… Я не мог их выкинуть из головы.
Нет, не так. Все это проклятым ножом вонзилось в мое сердце и словно прокручивалось там снова и снова.
Я купил ее картину… Взял деньги из сейфа с пожертвованиями, который успел вскрыть за пару минут, не зная кода, и купил. Да, я чертов вор, который вернул эти деньги, когда девчонка пожертвовала их церкви. А потом до хрена времени рассматривал то, что она нарисовала. Черта с два я понимал что-то в живописи, но это было красиво. Визуально.
Я знал, что должен продолжать свою миссию здесь, в этом городке, где каждое утро будет начинаться с молитвы и новых надежд. Черт, если бы кто знал, что на самом деле творится у меня в голове. Молитвы… Пустые слова. Но для них они значат все. А для меня? Для меня они стали средством выживания. И если честно, я сам начинаю верить в эти слова. Особенно когда смотрю на Анжелику.
Я шагал по комнате, размышляя. Черт, я никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Притворюсь священником. Но, кажется, я хорошо справляюсь. Даже слишком хорошо. Люди верят мне, как будто я действительно могу их спасти. Как будто я действительно могу спасти самого себя.
Анжелика. Ее лицо постоянно перед глазами. Ее глаза, ее голос. Ее тело. Все это пронизывало меня насквозь. Как я мог так вляпаться за какие-то несколько дней. Я не знал ответа. Но знал одно: я должен быть здесь, рядом с ней. Может, для нее я смогу стать кем-то большим, чем просто лжецом в сутане.
Я снова взглянул на часы. Время идти. Время снова надеть маску святого отца и играть свою роль. Время снова увидеть Анжелику и, возможно, хотя бы на мгновение забыть о том, кто я на самом деле.
Я вышел из своей комнаты и направился к церкви. По дороге встретил несколько прихожан, которые приветствовали меня с уважением. Каждый их взгляд, каждое слово были для меня напоминанием о том, какую игру я веду. Но также они были и напоминанием о том, что у меня есть цель. Пусть все уляжется… и я должен буду найти способ достать свои бриллианты. А потом уехать.
Когда я вошел в церковь, первым, что я увидел, была она. Анжелика стояла у алтаря, погруженная в свои мысли. Ее красота была ослепительной. Свет, проникающий сквозь витражные окна, играл на ее волосах, придавая им синеватый оттенок. Я остановился, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Представил, как запускаю пятерню в ее волосы, сгребаю в кулак и заставляю ее запрокинуть голову, чтобы впиться в ее губы.
– Доброе утро, Анжелика, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
Она обернулась и улыбнулась. Эта улыбка была для меня лучшим началом дня.
– Доброе утро, падре Чезаре, – ответила она, ее голос был мягким и мелодичным. Меня бросало в дрожь от него. Я представлял, как этим голосом она стонет мое имя совсем при других обстоятельствах, и нервно сглотнул.
Подошел ближе, чувствуя, как мое сердце начинает биться быстрее. Ее присутствие с самого начала действовало на меня так.
– Вы великолепно пели вчера, – сказал я, надеясь, что она не заметит, как сильно она меня волнует. – Ваш голос – это настоящий дар Божий.
Какую хрень я несу. Слышал бы меня Начо. Он бы ржал как конь. Но мне не смешно.
Анжелика опустила глаза и смущенно улыбнулась. Черт меня подери, у меня останавливается сердце от ее улыбки. И я не понимаю, что происходит. Вас когда-нибудь било током? Так, чтоб пришпилило к полу, так, чтоб по всему телу прошла судорога? Вот так меня срывало от ее близости.
– Спасибо, падре. Я уже очень давно не пела…
Я хотел сказать ей больше, сказать то, что сказал бы бабник Альберто, то, что он умел говорить женщинам… Но ни хрена. Падре Чезаре не может этого сказать. Вместо этого я просто стоял, наслаждаясь моментом, когда она была рядом. В горле пересохло, потому что я чувствовал запах ее тела и духов. Безумно хотелось зарыться лицом в ее волосы и вдохнуть этот аромат еще сильнее.
Она начала рассказывать о планах на сегодняшний день, о том, что нужно сделать в церкви и как она будет помогать с предстоящим благотворительным ужином для нуждающихся прихожан. Я слушал ее, наслаждаясь каждым словом, каждым движением ее губ. Ее голос был как музыка, и я не мог насытиться им.
– Падре Чезаре, у вас есть особый дар вдохновлять людей, —продолжала она. – Ваша проповедь вчера была невероятно трогательной. Вы заставили многих задуматься о своих поступках и о том, как важно прощать.
– Спасибо, Анжелика. Я всего лишь говорил то, что заповедовал нам Всевышний. Иисус умел прощать и прощал, он отдал свою жизнь за нас, – ответил я, чувствуя себя полным идиотом. – Я рад, что мои слова находят отклик в сердцах людей. Особенно в Вашем.
Добавил и понял, что это было лишним… Она вскинула голову, и наши взгляды встретились. Разве глаза могут быть настолько зелеными? Такой цвет существует?
Мы продолжили обсуждать дела церкви, и я не мог не восхищаться ее преданностью и стремлением помочь. Ее доброта и забота о других были настолько искренними, что я чувствовал себя грязным демоном с самыми похотливыми помыслами.
– Анжелика, вы делаете этот мир лучше, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Ваша забота о других— это делает вас по-настоящему особенной.
Я бы прямо сейчас убрал твои волосы назад и, схватив тебя за подбородок и впился в твой рот.
Она снова смутилась и улыбнулась.
– Спасибо, падре. Для меня это важно. Моя семья уделяет много внимания благотворительности.
Я знал, что не могу больше оставаться рядом с ней, иначе рискую сказать что-то, что выдаст мои чувства.
– Простите. Мне нужно идти, есть дела, которые требуют моего внимания, – сказал я, пытаясь сохранить спокойствие.
Она отвела взгляд, заправила непослушную прядь за ухо, и у меня скулы свело от желания впиться зубами в эту маленькую мочку.
– Конечно, падре. Я тоже должна приступить к работе, – ответила она.
Я пошел к выходу. Внутри меня бурлили эмоции. Ее присутствие, ее голос, ее улыбка – все это наполняло меня какой-то бешеной, адской энергией и одновременно мучило. Я знал, что пока должен продолжать свою игру здесь, в этом маленьком городке, рядом с ней. Даже если это означало скрывать свои настоящие чувства. И выдать себя – это дьявольский провал. Лоретти станет искать. Он не поверит в мою смерть. Только не он. Должно пройти время прежде, чем он убедится, что я мертв. Любая брешь в репутации, сплетни, слухи, – все может дойти до него.
Выйдя из церкви, я сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Мое сердце все еще билось быстрее, чем обычно. Я должен был найти способ справиться с этим, продолжать играть свою роль и не позволять чувствам захлестнуть меня. Но как же это было трудно, когда каждый день начинался и заканчивался мыслями о ней.
Но кто удержится… Кто сможет устоять? Падре Чезаре? Да… он на это способен. Но не Странник, который жаждет увидеть ее как можно скорее.
Погруженный в свои мысли, я вдруг услышал странные звуки за дверью своего дома. Это был тихий шорох, будто кто-то осторожно перемещался за порогом. Ощущение тревоги охватило меня. Вспомнив о своей прошлой жизни, я инстинктивно насторожился и подошел к двери. Моя рука замерла на ручке, когда я прислушался еще раз. Звук был едва уловимым, но достаточно явным, чтобы вызвать подозрение.
Я резко распахнул дверь и увидел знакомое лицо – Начо. Его щека была обожжена, и он выглядел усталым и изможденным. Этот человек когда-то был моим союзником, и теперь он стоял передо мной, уставший, измученный и потасканный.
– Из какой сраной канавы ты вылез? – спросил я, закрывая дверь и помогая ему пройти внутрь.
– Ого-го, как выражается наш красавчик падре!
Начо опустился на стул, его дыхание было тяжелым и прерывистым. Он потер обожженную щеку и посмотрел на меня с какой-то смесью боли и облегчения.
– Как ты меня нашел?
– Это долгая история, Альберто…
– Чезаре! – оборвал его я.
– Да… Чезаре… – начал он, его голос был хриплым от усталости. – После той аварии я думал, что это конец. Но мне удалось выбраться. Меня отшвырнуло далеко за кусты. Я пришел в себя, услышал вой полицейских машин и уполз к чертовой матери куда подальше от того места.
Я прятался где попало. Сбирро меня не волновали, больше – ублюдок Лоретти. Его шавки облазили все вокруг. Я передвигался только ночами, жрал что попало. Воровал в деревне курей и яйца.
– Пригодилась наша с тобой школа выживания на улице. Это было, как в старые времена, – сказал он с горькой усмешкой. – Только на этот раз я был не охотником, а добычей.
Он продолжил рассказ о своих приключениях, упоминая, как однажды чуть не попался, когда остановился в маленькой деревне, чтобы найти еды. Ему пришлось убежать, оставив все свои припасы. Засранец, а ведь ему круто повезло вытащить свой тощий зад из западни. И при этом не остаться голодным.
– И вот, когда я уже почти потерял надежду, я услышал от одного крестьянина, что в Сан-Лоренцо появился новый священник, красавец-блондин, по которому вздыхают все женщины городишка, – сказал Начо, его глаза блестели. – Я понял, что это должен быть ты. Решил рискнуть и добраться сюда.
– Ты охрененно везучий сукин сын.
– Да ладно. А ты у нас, значит, помазанник Божий? Не иначе сам Иисус тебя спас.
– Кто знает. Неисповедимы пути Господни, сын мой.
Мы оба рассмеялись.
– Мы должны быть осторожными, – сказал я. – Здесь нас никто не знает, и это наше преимущество. Мы должны использовать его с умом. Теперь ты – второй дьяк, который был в машине и выжил. Мы скажем, что ты чудом избежал смерти.
Начо усмехнулся, его глаза заблестели.
– Ты, смотрю, неплохо устроился, Чезаре. Этот городок – настоящий кладезь. Люди тут доверчивые и добрые. Ты можешь использовать это в своих интересах.
Я не мог не согласиться с ним. Сан-Лоренцо действительно был местом, где люди легко верили в доброту и честность, но в каждом омуте есть свои черти, и я уверен, что в этом городишке есть немало скелетов, спрятанных в шкафах добропорядочных граждан. И я не мог здесь расслабляться. Мое прошлое все еще следовало за мной, и любое неверное движение могло разрушить все, что я пытался построить.
– Мы не можем рисковать разоблачением. Твоя новая личность должна быть безупречной. Люди здесь доверяют мне…
– Да уж знали б они, кому доверяют.
– Заткнись. Есть действительно нормальные люди, верующие, открытые.
– Это ты на исповедях узнал? Неужели здесь ни у кого нет тяжких грехов? Или тебе не торопятся признаться? Знай, что я здесь не только для того, чтобы прятаться. У меня тоже есть свои цели.
Начо всегда был человеком с планом, и его появление здесь не было случайностью. Но пока что нам нужно было сосредоточиться на сохранении нашего прикрытия и обеспечении безопасности.
Мы продолжили обсуждать детали его новой личности, планируя каждый шаг. Я чувствовал облегчение от того, что он жив и рядом. Я любил Начо. Мы много дерьма сожрали вместе. Начо был ключевой фигурой в нашей игре, и его присутствие могло изменить многое.
– Ты должен остаться в тени, – сказал я, глядя на него серьезно. – Пока что никаких выходок.
– Ну для начала я осмотрюсь. А уж потрясти этих толстосумов надо обязательно.
– Позже… Сначала нужно немного времени на адаптацию. И чтоб не было подозрительно, что с нашим появлением где-то и что-то пропало.
– Как ты заговорил интересно. Что такое? Понравилось быть святошей?
– Иди отоспись. Завтра поговорим. Начинай вспоминать все, чему нас учили в приходской школе.
– В меня это вбили розгами. Хрен забуду.
Я провел Начо во вторую пристройку. Там было несколько комнат, туалет, ванная, шкафы с постельным бельем и одеждой. Два раза в неделю приходила Эрина и прибирала здесь совершенно бесплатно. Когда я попытался отблагодарить ее, она упала на колени и целовала мне руки. Потом мне рассказали, что Эрина страдает слабоумием и лишь вера спасает ее и помогает жить дальше.
– Да… Реально неплохо. Эдакий неплохой трехзвездочный отель.
– Прекрасно, учитывая, что мы в полной заднице.
– Согласен. Черт, спать хочу, умираю. Есть что пожрать?
– Прими душ и поройся в холодильнике. Мне каждый день приносят что-то прихожане. Так что голодным не останешься.
– Прихожане или прихожанки?
– Иди на хер!