Идея родилась у Мэйбл. После заседания «совета мудрецов» она вернулась в пекарню, нагруженная охапкой сушёных трав, корешков и маленьким глиняным горшочком с тёмной, дурно пахнущей мазью.
– На, – сказала она, водружая всё это на прилавок перед Элли. – Для порогов и оконных рам. От незваных гостей с дурными намерениями. Старый рецепт, ещё моя прабабка использовала. – Она поморщила нос. – Пахнет, конечно, навозом и прокисшим молоком, зато эффективно. Ни одна нечисть не пройдёт.
Элли с благодарностью приняла дар, хотя запах и впрямь был ошеломляющим.
– Спасибо, Мэйбл. Я сегодня же всё обмажу.
– Обмажешь, обмажешь, – отмахнулась старуха, но её острый взгляд скользнул по пекарне, выискивая слабые места. – Но это для грубой силы. Для отражения прямого вторжения. А есть вещи тоньше. Хитрее. – Она прищурилась. – Им ведь не обязательно в дверь ломиться. Они могут попытаться подслушать. Навести сглаз издалека. Просочиться через сны.
Элли почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она не думала о таком.
– И что же делать?
– Нужен барьер другого порядка, – важно изрекла Мэйбл. – Не просто отпугивающий, а скрывающий. Чтобы они смотрели на этот дом и видели… ничего. Пустоту. Обычную, ничем не примечательную пекарню. Чтобы их взгляд соскальзывал, мысли путались. – Она выдержала драматическую паузу. – Для этого нужен мох. Особенный. Лунный мох. Растёт на северной стороне старых валунов, в самых глухих частях леса. Впитывает в себя тишину и невидимость. Его нужно собрать в полнолуние, но так как полнолуние было два дня назад, ещё есть шанс, что сила не совсем ушла.
Элли с надеждой посмотрела на лестницу, ведущую наверх. Каэл был там, с Лео.
– Я спрошу Каэла. Он знает лес.
– Его и надо просить, – кивнула Мэйбл. – Только смотри, не ходи одна. Места те самые… дикие. И не только зверьём. Там тропы старые, забытые. Заблудиться можно. А ему, – она мотнула головой в сторону потолка, – только дай повод тебя спасти, совсем зазнается.
Когда Каэл спустился, Элли, краснея, изложила ему просьбу. Он выслушал молча, кивнул.
– Лунный мох. Да, я знаю такие места. – Он посмотрел на её лёгкое платье и городские ботинки. – Переоденься. Во что-то плотное. И обувь попрочнее. Болото там местами встречается.
Через полчаса они выходили из города через восточные ворота. Элли была одета в старые штаны Агаты, заправленные в прочные сапоги, и просторную тёплую кофту. За спиной у неё была небольшая котомка с едой и водой. Каэл шёл впереди, его силуэт на фоне утреннего неба был привычно суровым и молчаливым.
Это, конечно, не было свиданием. Это была экспедиция. Миссия. Но с того момента, как городские дома остались позади и их окружили высокие, молчаливые сосны, атмосфера между ними начала меняться.
Сначала они шли молча. Элли старалась не отставать, её глаза с любопытством разглядывали лес, так непохожий на ухоженные рощицы вокруг Веридиана. Здесь всё было диким, первозданным, полным скрытой жизни. Воздух пах хвоей, влажным мхом и грибами. Под ногами мягко хрустела прошлогодняя хвоя, а над головой пели невидимые птицы.
Каэл шёл не просто быстро – он двигался с той особой, неслышной плавностью, которая выдавала в нём часть этого мира. Он не ломал ветки, не шумел, его ступни будто сами находили твёрдую землю среди кочек и корней. Элли же чувствовала себя неуклюжим слонёнком, её шаги казались ей громоподобными, а дыхание – слишком шумным.
Вскоре она начала уставать. Каэл, не оборачиваясь, почувствовал это и сбавил шаг.
– Здесь, – сказал он, останавливаясь у небольшого ручья. – Передохни. Попей.
Элли с благодарностью опустилась на замшелый валун и зачерпнула ладонями ледяной, чистейшей воды. Она была вкусной, с лёгким земельным привкусом.
– Спасибо, – сказала она, вытирая рот. – Ты… ты как будто знаешь каждый камень здесь.
Он пожал плечами, прислонившись к сосне и следя за окрестностями.
– Это мой дом. Единственный, который у меня остался. Когда живёшь в месте долго, начинаешь чувствовать его… дыхание.
Они снова двинулись в путь, но теперь Каэл время от времени что-то показывал ей. Не как экскурсовод, а скорее как… как хозяин, посвящающий в тайны своего владения.
– Вот здесь, – он указал на примятую траву под большой елью, – ночевал лось. Недавно. Час-два назад еще был здесь.
– А здесь, – он ткнул пальцем в странный, похожий на шишку гриб на стволе дерева, – трутовик. Если растереть и приложить к ране – кровь остановит.
– Смотри, – он внезапно схватил её за руку, заставив замереть. Элли затаила дыхание, ожидая опасности. Но он лишь указал вверх, на ветку старого клёна. Там, почти сливаясь с корой, сидела сова. Большая, серая, с огромными жёлтыми глазами. Она смотрела на них с невозмутимым спокойствием, затем бесшумно взмахнула крыльями и исчезла в чаще. – Филин, – сказал Каэл. – Редко показывается днём. К удаче.
Элли смотрела на него, и её сердце билось чаще уже не от усилий, а от чего-то другого. Она видела его в новом свете. Не угрюмым отшельником, а хранителем. Человеком, чья сила и знания были не для разрушения, а для понимания и защиты этого хрупкого мира.
Они углублялись в лес, и тропа становилась всё уже, пока совсем не исчезла. Теперь Каэл шёл первым, отодвигая ветки и придерживая их для Элли. Он делал это автоматически, не задумываясь, и в этом простом жесте было больше заботы, чем в любых громких словах.
Наконец они вышли на небольшую, залитую странным, серебристым светом поляну. Посередине её лежал огромный, поросший мхом валун, похожий на спящего великана. Воздух здесь был особенно тихим и звонким.
– Вот, – сказал Каэл, подходя к валуну. – Лунный мох.
Элли подошла ближе. Мох и впрямь был необычным – не зелёным, а серебристо-серым, и он словно светился изнутри, отражая солнечный свет миллионами крошечных капелек росы.
– Какой красивый, – прошептала она, боясь нарушить торжественную тишину этого места.
– Собирай только с северной стороны, – проинструктировал он. – И бери немного. Он восстанавливается медленно.
Элли достала из котомки небольшой деревянный скребок и бережно начала соскабливать тонкий слой мха в заранее приготовленный холщовый мешочек. Работа требовала терпения и аккуратности.
Каэл отошёл в сторону, давая ей пространство для работы, и сел на корточки у ручья, протекавшего по краю поляны. Он не смотрел на неё, но Элли чувствовала его внимание, его готовность в любой момент прийти на помощь.
Когда мешочек был наполнен, Элли завязала его и подошла к ручью, чтобы помыть руки. Вода была ледяной, но действенно освежала. Она подняла глаза и встретилась со взглядом Каэла. Он смотрел на неё не как на объект своей миссии или обузу, а… с тихим уважением. С признанием.
– Спасибо, что привёл меня сюда, – сказала она. – Это место… особенное.
– Немногие видят его, – ответил он. – И ещё меньше ценят. Для большинства лес – это просто дрова и дичь.
– Для тебя – нет, – сказала Элли.
– Для меня – нет, – подтвердил он. – Для меня лес… убежище. Учитель. Друг.
Они помолчали, слушая шелест листьев и журчание ручья. И в этой тишине что-то перевернулось между ними. Исчезли последние остатки неловкости и подозрительности. Осталось лишь глубокое, безмолвное понимание двух людей, которые, несмотря на всю разницу, говорили на одном языке – языке тишины, уважения и верности тому, что им дорого.
– Мы должны идти обратно, – наконец сказал Каэл, поднимаясь. – Пока солнце высоко.
Обратная дорога показалась Элли короче и легче. Она уже лучше понимала язык леса, улавливала его ритм. Она даже сама заметила следы зайца и указала на них Каэлу. Он кивнул, и в его глазах мелькнуло одобрение.
Когда они вышли на окраину Веридиана, уже клонилось к вечеру. Первые огни в окнах казались особенно тёплыми и приветливыми после лесной глуши.
Остановившись на последнем пригорке перед городом, они обернулись. Лес стоял перед ними тёмной, могучей стеной, полной тайн и тишины.
– Спасибо, – снова сказала Элли. Уже не за помощь проводника, а за нечто большее.
Каэл посмотрел на неё, и в его обычно холодных глазах тлел тёплый огонёк.
– Если что… если снова понадобится в лес… я отведу.
Это было больше, чем предложение помощи. Это было приглашение. Приглашение в свою жизнь. В свой мир.
Элли кивнула, чувствуя, как по её щекам разливается тёплый румянец.
– Я… я буду иметь в виду.
Они молча спустились с пригорка и пошли по улицам спящего города. Возле пекарни Каэл остановился.
– Я пойду своей дорогой. – Он посмотрел на мешочек с мхом в её руках.
– Используй его с умом.
– Обязательно, – пообещала она.
Он кивнул и повернулся, чтобы уйти, но затем остановился и, не оборачиваясь, сказал:
– Элинор?
– Да?
– Ты сегодня была… стойкой.
И прежде чем она успела что-то ответить такой комплимент, мужчина растворился в вечерних сумерках, оставив её одну с бешено колотящимся сердцем и тёплым мешочком лунного мха в руках.
Элли зашла в пекарню, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Запах хлеба и корицы показался ей сегодня особенно дорогим. Она поняла, что произошло что-то важное. Не громкое, не страстное, а тихое и глубокое, как корни старых деревьев. Что-то, что изменило всё.
Она поднялась на чердак. Лео спал. Его лицо было спокойным. Она повесила мешочек с мхом над его изголовьем, и серебристый свет, исходящий от него, смешался с лунным светом из окна, окутав мальчика мягким, защитным покрывалом.
Спустившись вниз, Элли села у потухшей печи и смотрела на тлеющие угли. Она думала о лесе. О тишине. О его руке, придерживающей ветку для неё. О его словах: «Ты сегодня была стойкой».
Это не было свиданием. Но это было началом чего-то гораздо более важного. Началом доверия. Началом понимания. И, возможно, началом чего-то, что было похоже на самое тихое и прочное чувство на свете.