Ночь после разговора с капитаном Маркусом была самой длинной в жизни Элли. Она не сомкнула глаз, сидя на кухне в полной темноте, прислушиваясь к каждому шороху за окном. Каждый скрип телеги, каждый лай собаки, каждый отдалённый голос заставлял её сердце замирать в ожидании неминуемого вторжения.
Она перебирала в уме варианты, как загнанный зверь, ищущий лазейку в клетке. Бежать? Куда? С Лео, слабым и напуганным, по зимнему лесу? Это было самоубийством. Сопротивляться? Силами кого? Её, Каэла и пары стариков против обученных, наделённых властью охотников? Смешно. Сдаться? Отдать Лео на растерзание? Эта мысль вызывала у неё физическую тошноту.
Рассвет застал её за тем же столом, с пустой кружкой остывшего чая в руках и с тяжёлым, как свинец, ощущением безысходности в груди. Первые лучи солнца, обычно такие желанные, сегодня казались ей безжалостными, освещающими её беспомощность.
Элли механически принялась за работу – растопила печь, замесила тесто. Движения были отработанными, но душа в них не участвовала. Она была пуста.
И тогда, когда она ставила в печь первую партию булочек, её взгляд упал на бабушкину книгу, лежавшую на подоконнике. На ту самую страницу с рецептом «Пирога единства», который она пообещала испечь для «совета мудрецов».
И её осенило.
Они не могли победить охотников силой. Они не могли убежать. Но они могли сделать нечто иное. Нечто, что было в духе Веридиана. В духе её пекарни.
Элли не могла сражаться с тьмой, пытаясь её уничтожить. Но она могла зажечь свет. Такой яркий, такой тёплый, такой неоспоримый, что тьме просто не останется места.
Идея родилась мгновенно, целиком, со всеми деталями, как будто ждала своего часа. Она была безумной. Рискованной. Но она была единственной, что не вело к поражению.
Элли бросилась к задней двери и выскочила во двор, не одевачсь. Несколько улиц девушка пробежала в считанные минуты. Взяв горсть мелких камешков, она начала бросать их в одно и то же окно на втором этаже дома напротив – в окно комнаты Мэйбл. Через несколько минут в окне появилось раздражённое, заспанное лицо старухи.
– Ты с ума сошла, девка? – проскрипела Мэйбл, открывая форточку. – Люди спят!
– Совет! – крикнула ей Элли, стараясь не шуметь. – Срочно! У меня есть план!
Затем она побежала к дому Седрика и постучала в потайную дверь в задней стене его лавки, о которой он однажды упомянул. Дверь приоткрылась, и на пороге появился сам антиквар в ночном колпаке и стёганом халате.
– Во имя всех древних артефактов, Элли, что слу…?
– Совет, Седрик! Немедленно! – прошептала она. – И передай Каэлу. Он где-то рядом, я чувствую.
Через полчаса все четверо собрались на кухне пекарни. Каэл появился бесшумно, как призрак, с запахом ночного леса на одежде. Мэйбл, закутанная в пёстрый платок, ворчала что-то про «ненормальных, которые будят старую женщину на заре». Седрик, уже переодетый в свой привычный камзол, но с заспанными глазами, нервно поправлял очки.
– Ну? – угрюмо спросил Каэл. – Они идут?
– Пока нет, – сказала Элли. – Но они придут. И капитан Маркус не сможет их остановить. У нас есть день. Может, меньше.
Она выложила им свой план. Всю его безумную, отчаянную суть. Она говорила не о защите, не о нападении, а о… празднике. О пире. О том, чтобы показать охотникам не крепость, которую нужно штурмовать, а дом, полный жизни, который нужно защищать.
– Мы не будем их прогонять, – говорила Элли, её глаза горели странным, лихорадочным огнём. – Мы пригласим их. Пригласим весь город. Устроим… праздник урожая. Или день благодарения. Неважно. Главное – чтобы все собрались здесь. Чтобы они увидели, что мы не прячемся. Что нам нечего скрывать. Что мы – одно целое.
Она предложила испечь не просто пирог, а множество маленьких пирожных, кексов, печений. Для каждого жителя – своё, особенное, с тем вкусом и той магией, которая нужна именно ему. Чтобы придать сил слабому, храбрости – робкому, надежды – отчаявшемуся.
– Мы окружим этот дом таким теплом, такой любовью, такой силой общности, что их тёмная магия просто… растает перед ним. Как лёд на весеннем солнце. Они увидят, против чего на самом деле воюют. И… может быть, усомнятся.
Наступило ошеломлённое молчание. Даже Каэл смотрел на неё так, будто она предложила танцевать под дождём из стрел.
– Ты… ты хочешь устроить вечеринку? – с недоверием проскрипела Мэйбл. – Пока эти убийцы рыщут по городу и угрожают детям?
– Я хочу показать им, что мы сильнее, – твёрдо сказала Элли. – Не силой оружия, а силой духа. Они хотят посеять страх и раздор? Мы ответим единством и радостью. Они придут за одним ребёнком? Мы покажем им, что он часть большой семьи.
– Это безумие, – пробормотал Каэл, но в его голосе прозвучало не отрицание, а… изумление. – Рискованное безумие.
– А есть другие варианты? – бросила ему вызов Элли. – Ты можешь убить их всех? Или мы можем спрятаться так, что нас никогда не найдут?
Он не ответил, лишь мрачно смотрел на стол.
– Мне нравится, – неожиданно сказал Седрик. Его глаза за стёклами очков блестели азартом. – Театрально! Грандиозно! Поставить спектакль на пороге апокалипсиса! Это… это по-настоящему героически!
– Героически-смертельно, – проворчала Мэйбл, но уже задумчиво. – Однако… в этом есть своя правда. Удар ниже пояса, но по-нашему. Не ожидают они такого.
– Они ожидают страха, – сказала Элли. – Они ожидают предательства, трусости, разобщённости. Они не ожидают… пирога.
Она посмотрела на Каэла. Её взгляд был просящим поддержки, но и полным решимости. Ей нужен был его ответ. Его вера.
Он долго молчал, глядя куда-то в себя. Потом медленно кивнул.
– Ладно. Попробуем. – Он поднял на неё глаза. – Но тебе понадобится помощь. Много помощи. Ты не сможешь одна испечь столько, да ещё и с… дополнительными ингредиентами.
– Вот именно! – воскликнула Элли. – Я не буду одна. Мы все будем. – Она обвела взглядом всех троих. – Мэйбл, тебе нужно будет собрать самые сильные, самые светлые травы. Для аромата, для энергии. Седрик, тебе – организовать людей. Разнести приглашения. Создать настроение. Сказать, что это… благодарность городу за верность. Каэл… – она посмотрела на него, – тебе нужно будет быть моими глазами и ушами. Следить за ними. Предугадать их ход. И… присмотреть за Лео. Если что-то пойдёт не так…
– Я присмотрю, – коротко кивнул он.
Решение было принято. Безумное, отчаянное, но единственно верное.
Они разошлись, чтобы привести план в действие. Седрик первым ринулся в бой, отправившись будить городских глашатаев и разносчиков сплетен. Мэйбл заторопилась к своим грядкам и закромам, бормоча заклинания над будущими сборами. Каэл исчез, чтобы занять позицию для наблюдения.
Элли осталась одна в пекарне. Перед ней лежала гора работы, неподъёмная для одного человека. Но она не была одна. Она знала это.
Девушка подошла к бабушкиной книге и открыла её на случайной странице. И улыбнулась. Там был рецепт песочного печенья «Радость общения». «Подавать в кругу друзей, – было написано изящным почерком Агаты. – Размешивать, вспоминая лучшие моменты вместе проведённого времени».
Элли принялась за работу. Месила тесто, взбивала сливки, растапливала шоколад. Но теперь это был не просто процесс готовки. Это был ритуал. Каждое движение было наполнено намерением. В муку она вкладывала память обо всех улыбках, что видели эти стены. В масло – благодарность за каждую добрую покупку. В сахар – сладость дружбы и поддержки.
Вскоре в пекарню начали приходить первые помощники. Не потому что знали о плане, а потому что почувствовали призыв. Сначала пришла Агнесса-фермерша с корзиной свежайших яиц и кувшином густых сливок. «Слышала, ты затеяла большую выпечку, дорогая! Держи, пригодится!»
За ней явился Эдгар-рыбак с огромным куском свежего сливочного масла. «Для крепости! Чтобы пироги не подвели!»
Потом прибежали дети с пакетами орехов, собранных в окрестных рощах. Потом соседки принесли сушёные ягоды, варенье, мёд.
Никто не спрашивал, зачем это нужно. Они видели решимость на лице Элли, чувствовали особую, сосредоточенную атмосферу в пекарне, и их руки сами тянулись помочь. Они месили тесто, мыли посуду, начищали до блеска медные кастрюли.
Пекарня, обычно место уединённого труда, превратилась в самый настоящий штаб. Воздух гудел от голосов, смеха, звона посуды. Пахло ванилью, корицей, жжёным сахаром и чем-то ещё – надеждой, единством, готовностью к чуду.
Элли руководила процессом, как дирижёр оркестром. Её усталость куда-то исчезла, сменённая странной, ясной энергией. Она видела, как её идея оживает, обрастает плотью и кровью, как весь город, сам того не ведая, вкладывает свою силу в общее дело.
Она поднялась на чердак, чтобы проведать Лео. Он сидел у окна и смотрел вниз, на кипящую жизнью пекарню. На его лице не было страха – лишь любопытство и лёгкое изумление.
– Готовься, – сказала ему Элли, садясь рядом. – Завтра мы покажем им, кто мы такие. Все вместе.
Он посмотрел на неё и жестом спросил: «Мы сможем?»
Она взяла его руку в свою. Рука мальчика была тёплой и доверчивой.
– Мы сможем, – сказала она с уверенностью, которую чувствовала каждой клеточкой. – Потому что мы не одни.
Она спустилась вниз, обратно в гущу работы, и её взгляд упал на дверь. За ней, в холодном мире, ждали охотники. Но здесь, внутри, творилось нечто большее, чем просто выпечка. Здесь творилась магия. Самая настоящая. И она была сильнее любого страха.