Песня любви

25

Очень сложно было играть роль юнги Джорджи Макдонелла, когда Джорджина оказывалась с Джеймсом за пределами каюты. Однако по мере приближения к Вест-Индии он все чаще выражал желание, чтобы она вместе с ним, более того, рядом с ним или хотя бы неподалеку, в пределах видимости, бывала на палубе. Самым же трудным для нее, как она поняла, было не выказывать свои чувства — выражением лица, особенно глаз, которые при одном взгляде на Джеймса наполнялись нежностью и страстью.

Да, это было непросто, но она справлялась, по меньшей мере, полагала, что справляется. Впрочем, порой и задавалась вопросом, так ли уж ничего не знает и не подозревает ни о чем ни один из членов команды — когда теперь, проходя мимо, многие улыбались, кивали ей или иным образом приветствовали ее, хотя прежде вообще едва замечали. Даже сварливый Арти и любитель побрюзжать француз Генри теперь были с ней гораздо обходительнее. Конечно, время способствует сближению людей, а ведь она уже почти месяц находилась на корабле. По ее разумению, вполне резонно было ожидать, что за эти недели экипаж к ней попривыкнет. Нынешнее ее притворство, как она надеялась, главным образом призвано пойти на благо Маку... в сущности, ей на благо, поскольку она отчетливо себе представляла, какова могла бы быть его реакция, узнай он, что она допустила, чтобы Джеймс Мэлори стал ее любовником. Он до потолка будет прыгать, как выражался Джеймс, и не без причины. Порой у нее, однако, еще возникали сомнения, с ней ли все это происходит.

Но нет, именно с ней. Джеймс был теперь ее любовником во всех смыслах этого слова, за исключением того, что, по сути дела, влюблен в нее не был. Но желал ее, и весьма. Сомневаться в том не приходилось. И она столь же сильно его желала. Вновь стараться отрицать это после того, как вторично поддалась его мягкому убеждению, она даже и не пыталась. Недвусмысленно сказала себе, что подобный мужчина на жизненном пути девушки встречается лишь однажды, если вообще встречается. Так отчего же, хвала Всевышнему, ей им не наслаждаться, коли ей ниспослано такое? Вскоре, по завершении плавания, им предстоит расстаться: он станет улаживать свои дела на островах, она отправится домой на первом же судне «Скайларк», случившемся на Ямайке. Но что будет ждать ее дома? Просто прозябание, как она существовала последние шесть лет, проживала день за днем без всякой радости, имея мужчину не рядом с собой, а лишь в своей памяти. По крайней мере, теперь воспоминания об этом мужчине заполнят ее мечтания и сны.

Так она говорила себе, однако на самом деле гнала мысль об их расставании, неумолимо приближавшемся.

Думать об этом значило омрачить, разрушить происходившее сейчас, а этого ей никак не хотелось. Вместо этого она хотела смаковать каждый миг, проводимый с «ужаснейшим распутником».

Смаковала она и этот миг: стоя сейчас на юте и прислонясь спиной к поручням, просто следила за ним взглядом. Склонившись над картами, он обсуждал маршрут их движения с Конни, на какое-то время как бы позабыв о ней. Предполагалось, что она там находится, чтобы передавать его распоряжения, однако он очень редко посылал ее куда-нибудь с подобным поручением, попросту отдавая распоряжения Конни, а тот уже в свою очередь зычным голосом через всю палубу переадресовывал эти приказы тому, кому их следовало выполнять.

Она вовсе не возражала, что на нее сейчас не обращают внимания. Это давало ей возможность прийти в себя после того, как Джеймс бросил в ее сторону взгляд, столь пламенный и многообещающий относительно того, что он с ней станет делать, как только они возвратятся в каюту, что любой увидевший ее в этот момент решил бы: она в то утро обгорела на солнце — столь пунцовым от грядущих удовольствий стал цвет ее кожи. Утро, день, ночь — для их любви не существовало расписания. Когда он ее желал, то в недвусмысленных выражениях давал об этом знать, и вне зависимости от времени дня она в высшей степени охотно соглашалась.

Джорджина Эндерсон, ты превратилась в бесстыдную шлюшку.

Услышав голос совести, она лишь усмехнулась. Я знаю об этом и наслаждаюсь этим непрестанно, благодарю тебя.

Она наслаждалась и теперь, и как! Она обожала просто наблюдать за ним, чувствуя нарастание ее «тошноты» до нестерпимого предела, зная, что вскоре он излечит ее только ему известными средствами. Он сбросил свою куртку. Свежий, но теплый ветер, возвещая, что они приближаются к карибским водам, трепал его пиратскую рубашку, и она подумала: как он все же любит эти рубахи с пышными рукавами, спереди отороченные кружевами, в сочетании с золотой серьгой в ухе, обтягивающими короткими штанами и сапогами до колен, придающими ему порочно-привлекательный вид. Сам ветер был в него влюблен, ласкал его крупные руки и ноги. Как ей хотелось самой это делать... Неужели можно предполагать, что она способна быть спокойной?

Ища спасения от соблазна утащить его в каюту, подобно тому, как в последние дни не раз поступал он, Джорджина обернула лицо в сторону моря и увидела в отдалении корабль, и в тот же момент предупреждение об этом прокричал с верхушки мачты впередсмотрящий. Впрочем, в самом событии не было ничего особенного. Они уже видели несколько других судов. Одно из них, подобно вот этому, пыталось их преследовать, но во время разразившегося недолгого шторма они потеряли из вида своего преследователя. Между тем нынешнее судно, по словам, донесшимся с мачты, отличалось от всех предыдущих. Пираты.

Вцепившись в поручни, Джорджина замерла в надежде, что наблюдатель прокричит, что он ошибся. У всех ее братьев за годы их плаваний в то или иное время были столкновения с пиратами. Однако ей не хотелось, чтобы это сделалось неким семейным обычаем, не знающим исключений. Но, о, Господи, у Джеймса не имелось никакого груза, только балласт. Ничто не способно привести в большую ярость кровожадных пиратов, чем известие, что на захваченном ими судне трюмы пусты.

—Вынуждают нас немного поразвлечься, а? — донеслись до нее адресованные Джеймсу слова Конни. — Ты хочешь с ними сперва поиграть или сразу же замедлить ход и подождать их?

—Ты не думаешь, что если мы станем их дожидаться, это собьет их с толку? — сказал на это Джеймс.

—Сбить с толку значит получить кое-какое преимущество.

—Вот именно.

Джорджина медленно повернулась. Ее ошеломили даже не сами слова, а полнейшая невозмутимость, которой те сопровождались. У обоих имелись подзорные трубы, нацеленные на приближающееся судно, но их послушать — их вообще не волновало происходящее. В этом случае чертова английская невозмутимость заходила слишком далеко. Они что, не понимали, что грядет опасность?

В этот момент Джеймс опустил подзорную трубу и взглянул на нее, но прежде чем он, увидев ее озабоченность, поспешил придать лицу обычное выражение, она успела заметить, что он вовсе не был так уж невозмутим. Она уловила на его лице некое вдохновение, даже удовольствие от того, что они преследуемы пиратами. Ее осенило, что для его вдохновения необходим был вызов, возможность применить против врага свое искусство управления судном, невзирая на то, что данный противник, вероятно, намеревается тебя прикончить, если возьмет верх, а не пожелать тебе удачи в следующий раз.

—Знаешь что, Конни, — проговорил он, не отрывая глаз от Джорджины, — думается, нам следует воспользоваться опытом юного Идена и натянуть им нос, уйдя от них.

—Уйти от них? Ни разу не пальнув?

В голосе первого помощника звучало недоверие. Джорджина не перевела на него взгляда, чтобы убедиться, что то же самое выражало и его лицо. Ее взгляд был прикован к зеленым глазам, не дававшим ей отвести своих.

—И должен ли я напомнить тебе, что ты едва не убил этого юного щенка Идена за тот же поступок в отношении тебя?

Джеймс лишь пожал плечами, все еще устремив взгляд на Джорджину, и его слова были словно предназначены ей:

—И тем не менее, у меня нет настроения предаваться игре... с ними.

Проследив за направлением его взгляда, Конни в итоге хмыкнул.

—Мог бы и о нас всех подумать. Сам же знаешь, что у нас-то на судне возможности поразвлечься нет.

Это было произнесено столь недовольным тоном, что Джеймс рассмеялся, однако это не помешало ему, схватив Джорджину за руку, двинуться к трапу.

—Скройся от них, и все, Конни. И постарайся при этом обойтись без меня. Идет?

Джеймс не стал дожидаться ответа. Покинув ют, он уже стремительно спускался с трапа, когда Джорджина смогла обрести способность дышать и поинтересовалась его намерениями. Но ей бы следовало знать о них. Втащив ее в каюту, он стал осыпать ее поцелуями, когда дверь еще только закрывалась за ними. Он нашел выход для взбудоражившего ему кровь возбуждения, мгновенно охватившего его при одной мысли о возможном сражении. Выход этот ему казался не менее приятным, и он устремился к нему с той же одержимостью, как если бы действительно участвовал в морской схватке.

Схватка? Ради всего святого, их же настигают пираты! Как ему даже мысль могла прийти заниматься любовью теперь?

—Джеймс?

Она оторвала от него губы, однако он не перестал целовать ее. Просто в другие места. В шею. А затем ниже.

—Ты мог бы бросить вызов этим пиратам! — осуждающе сказала она, в то время как на пол позади нее полетел ее толстый жилет. — Знаешь, как бы это было великолепно, смело с твоей стороны? Нет, подожди, не снимай рубашку!

Рубашки она лишилась. За ней последовала повязка с груди. С такой стремительностью! Ей не приходилось видеть его таким... таким пылким, нетерпеливым.

—Джеймс, это серьезно!

—Извини, любовь моя, но я думаю иначе, — проговорил он, подняв ее, чтобы рот его находился на уровне ее груди, и уже неся ее к кровати. — Все то — досадная ерунда. Вот это — серьезно.

Его губы не отрывались от ее груди, не оставляя у нее сомнений относительно того, что означало «это». Не отрываясь от нее, он сбросил ее оставшуюся часть одежды и свою собственную. У него был чудесный рот, Бог тому свидетель. Никто не взялся бы утверждать, что Джеймс Мэлори не являлся великолепным любовником, который точно знал, чего он хочет. Конечно, не всякому было дано это знать, но нынешнее ее положение позволяло это утверждать, весьма, кстати, завидное положение.

—Но, Джеймс, — сделала она еще одну слабую попытку напомнить ему о пиратах.

Язык его в этот момент отдавал дань ее пупку и, лишь на секунду прервав эту работу, Джеймс произнес:

—Черт возьми, Джордж, больше ни одного слова, если это не слова любви.

—Какие слова любви?

—«Мне нравится то, что ты делаешь, Джеймс. Еще, Джеймс. Пониже... Джеймс». — Она задохнулась, когда он действительно двинулся ниже и добавил: — Это тоже подходит. Любовь моя, ты уже разгорячена и увлажнена для меня, так ведь?

—Это... что, твои... слова любви? — Ей едва удалось это произнести, столь сильным и приятным было ощущение.

—Заставляют ли они тебя желать, чтобы я оказался внутри тебя?

—Да!

—Тогда они выполняют свою роль. — Он затаил дыхание, входя в нее, быстро, глубоко, обеими руками обхватив ее попку, он помогал ей принять его всего. — Пока что.

К счастью, пираты остались далеко позади, однако менее всего Джорджину это сейчас заботило.