По лезвию грани

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— СВЕТ, — произнес Ричард.

На стенах зажглись бледно-желтые фонари, заливая хижину своим успокаивающим светом. Изящные матовые шары свисали с дерева, как гроздья светящегося винограда. Планировка хижины была открытой и простой: в центре два больших дивана стояли друг против друга, сбоку расположилось мягкое кресло, все в красивом, мужественном коричневом цвете. Между диванами оказалась классическая адрианглийская костровая яма — прямоугольная каменная конструкция с решеткой, частично затененная вытяжным колпаком, ведущем наружу.

Слева деревянная лестница вела в небольшой лофт, где находилась кровать. Под лестницей стоял письменный стол, заваленный стопками бумаг. На стене висела большая карта Адрианглии с нарисованными от руки стрелками и примечаниями, написанными рукой Ричарда.

У правой стены в дальнем углу располагалась кухня с красиво украшенным холодильником и небольшой плитой.

Ричард прошел мимо нее, чиркнул спичкой и бросил ее в костровую яму. Пламя тут же взметнулось вверх. Должно быть, он разложил костер перед уходом.

Из длинных окон открывался вид на лес, пропитанный серым потоком холодного дождя. Каждый дюйм стены, свободной от окон, был заставлен книжными шкафами. На полках стояли тома всех форм и размеров, прерываемые странными предметами. Он любил книги. И она тоже.

Пространство было теплым и уютным, потрескивание поленьев успокаивало в противовес дождю. По какой-то странной причине она ожидала, что дом будет строгим, почти мрачным, но он был уютным и гостеприимным. Он впустил ее в свое личное пространство, в свой дом.

— Полотенце? — спросил он, протягивая ей зеленое полотенце.

— Спасибо. — Она взяла его и осталась стоять, глядя на полотенце, как идиотка.

— Не хочешь ли принять душ? Вода нагрелась, поэтому должна быть горячей, — сказал он ей. — Это через ту дверь справа. В шкафу есть чистая одежда.

Она могла бы смыть с себя Исла Дивайн На.

Ванная комната была оборудована стандартным адрианглийским душем. Когда на нее упали первые капли воды, Шарлотта выдохнула.

Десять минут спустя она порылась в шкафу и нашла тунику, которая была ей слишком длинна, и пару мягких шерстяных штанов, которые плотно облегали ее бедра. Она скрутила полотенце в тюрбан на голове и выскользнула из ванной. Ричард подождал, пока она устроится на диване у камина, и пошел в ванную со своим полотенцем.

Она смотрела на пламя и старалась не думать. Если бы она не чувствовала себя такой разбитой, то прошлась бы вдоль полок, лаская корешки кончиками пальцев. Она хотела знать, что ему нравится, какие книги он читал, но поражение окутывало ее, как толстое, тусклое одеяло, и она не могла бороться с ним.

Жар огня согревал ее кожу, и она заставила себя наслаждаться простым, скудным удовольствием быть чистой, в тепле и безопасности, по крайней мере, на данный момент. Когда она подняла глаза, Ричард уже вышел из ванной и направлялся к ней. Она стянула полотенце с волос и позволила им упасть.

Он сел напротив нее. Несколько минут они сидели молча, между ними потрескивал огонь.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Мы проиграли, — сказала она, ненавидя обреченность в своем голосе.

— Мы проиграли битву. Я намерен выиграть войну.

— Как? — спросила она.

— Мы знаем, кто управляет работорговцами. У нас есть имена пяти человек. Мы изучим их, а потом пойдем за ними, — сказал он.

Пойдем за ними? За голубокровными с деньгами, за пэрами королевства с властью, за кузеном короля…

— Ты так просто это говоришь.

— Шарлотта? — тихо спросил он. — Ты сдаешься?

— Нет. Я должна довести дело до конца. Я просто… Я чувствую себя опустошенной. Я думала, что все закончилось.

— Но это не так.

— Нет. — Она повернулась к нему. — Правда в том, что я слаба, Ричард. Несмотря на всю свою решимость, как только я увидела выход, я прыгнула в него. Когда мы нашли бухгалтерские книги, я почувствовала огромное облегчение. Я почувствовала надежду. Я еще не переступила черту. Я могла остановиться и никогда больше не использовать ту сторону своей магии. Я усмотрела новый шанс данный жизнью, но теперь он растворился.

— Это сила, а не слабость. Несмотря на все, что ты видела и делала, ты сохранила свою человечность. Я восхищаюсь этим.

Она покачала головой.

— Здесь нет ничего достойного восхищения. Я просто очень эгоистичная женщина. У нас отняли победу, и хотя я едва начала сражение, я уже в отчаянии от первой неудачи. Как ты можешь продолжать? Я думала, ты будешь более подавлен.

— Так и есть. Я уже привык к неудачам, но эта сокрушительная. — Его влажные волосы, почти черные от влаги, падали на лицо. Свет пламени костра играл на его коже. — Я борюсь с этим, но я к тому же очень эгоистичный человек.

— Что это значит?

Он взглянул на нее.

— Я понял, что если все это закончится, ты уйдешь.

Работорговцы, Бреннан и непреодолимые препятствия на пути к их правосудию выскочили из головы. Он был прямо здесь. Все, что ей нужно было сделать — это встать и сделать два шага вперед или позвать его к себе. Он мог бы принадлежать ей.

Шарлотта вздернула подбородок.

— Ну вот я здесь. В твоем доме.

Ричард замер. Она полностью завладела его вниманием.

Она наклонилась вперед и провела рукой по своим длинным светлым волосам, позволив им упасть на плечи, обрамляя лицо. Он полностью сосредоточился на ней. Она прочла в его взгляде восхищение, желание и оттенок жесткого мужского собственничества. У нее закружилась голова.

— Вопрос в том, Ричард, собираешься ли ты что-нибудь предпринять?

Ричард одним быстрым движением преодолел разделявшее их расстояние, а затем обнял ее. Она увидела, как он наклонился, и закрыла глаза. Первое же прикосновение его губ заставило ее вздрогнуть, но не от страха или возбуждения, а от отчаянного, всепоглощающего желания. Его губы сказали ей все, что ей нужно было знать, не издав ни единого звука: что он хочет ее так же отчаянно, что он надеется, что не будет принуждать ее. Что он считает ее прекрасной.

Его язык коснулся ее губ, и она наклонила голову и приоткрыла рот, давая ему понять, что тоже хочет его. Он попробовал ее на вкус, углубляя поцелуй, соблазняя обещанием большего, но сдерживаясь. Ее тело напряглось. Ее груди прижались к его груди. Глубоко сидящее желание вспыхнуло в ней. Внезапно она почувствовала себя опустошенной, и ей захотелось наполниться им. Он почувствовал это, словно они были идеально настроены друг на друга, и притянул ее ближе, по-собственнически.

Его руки гладили ее спину под туникой, и шероховатость мозолей на его пальцах, слегка царапающих ее кожу, заставляла дрожать чувствительные мышцы ее спины. Окутанная его горячей силой, она отпустила слова и самосознание и просто целовала его, наслаждаясь простым удовольствием обладать им. От него пахло сандалом, дымом и обещанием блаженства.

— Ты так прекрасна, — прошептал он ей на ухо и проложил дорожку поцелуев от губ к щекам и шее, уговаривая ее растаять. Это было слишком медленно. Внезапно ее охватил страх, что он передумает.

— В кровать, — прошептала она.

Он подхватил ее на руки, словно она ничего не весила, и понес наверх по лестнице в лофт, уложив на одеяло.

Кровать была огромной.

Полная реальность того, что она собиралась сделать, обрушилась на плечи Шарлотты, как тяжелая ноша.

Она сглотнула. Брызги крови на ее одежде замелькали перед ее глазами. Она хотела забыть об этом. Одежда, которую она носила сейчас, была чистой, но она все же хотела избавиться от нее, потому что знала, что ее кожа была очищена от крови.

Она начала стягивать с себя тунику, когда его руки коснулись обнаженной кожи ее живота и скользнули вверх, вдоль спины, поглаживая места, которые она никогда не считала возбуждающими, но которые теперь посылали небольшие импульсы желания через нее. Он поцеловал ее в шею, стянул с нее тунику и поцеловал грудь, двигаясь вниз в медленном, уверенном соблазнении. Так делал ее муж.

Она сглотнула и отстранилась.

Ричард остановился.

Ее уверенность испарилась. Она чувствовала себя такой уязвимой, сидя без туники, мучительно смущаясь.

Ричард сглотнул. Она почувствовала, что он собирается отступить, и схватила его за руку.

— Нет.

Он остановился.

— Я хочу тебя, — сказала она. — Я… — Она попыталась разобраться в запутанном клубке чувств.

Ричард присел на корточки у кровати.

— Одна женщина однажды сказала мне, чтобы я использовал слова.

— Я бесплодна, — сказала она с ожесточенной честностью. — Секс — это создание детей. Я хочу, чтобы меня любили. — В ее голосе звучала такая нужда и отчаяние. — Я боюсь.

— Меня?

— Близости. — Она сглотнула. — Мне нужно, чтобы все было иначе, чем с ним.

Она разрушила атмосферу. Она все испортила, она привнесла в спальню тень своего бывшего мужа, и теперь Ричарду придется нести бремя непохожести на него, не зная, каково это. Это было несправедливо и эгоистично. Он уйдет от нее.

— Ты хочешь меня? — спросил Ричард.

— Да. — Он понятия не имел, как сильно.

Ричард стянул с себя тунику. Под ним его тело было покрыто стальными, резными мышцами, а бронзовая кожа была покрыта застарелыми шрамами. Она молча смотрела, как он снимает ботинки. Штаны последовали за ними. Он был возбужден.

О боги, он был так возбужден.

Ричард сел на кровать, прислонился к резному деревянному изголовью и положил мускулистые руки на его верхний край. Его худощавое, твердое тело выглядело почти декадентским на фоне простыней.

— Иди сюда, — пригласил он.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Ты хочешь, чтобы все было по-другому. Давай, сделай все по-другому.

— Я?

— Ты.

Он отдавал ей контроль. Она не знала, что ей с этим делать.

Она что-нибудь придумает.

Шарлотта разделась, тряхнула головой, позволив своим светлым волосам упасть вокруг нее облаком, и села на кровать.

Он смотрел на нее с таким безудержным, почти диким желанием, что она покраснела. Он отпустил все свои тормоза. Это был Ричард без манер, без должного этикета, без сдержанности. Она думала, что он лед. Она и понятия не имела, что он огонь.

Неловкость исчезла, оставив только возбуждение.

— Что я могу делать? — спросила она.

— Все, что пожелаешь.

Все, что она пожелает. Она подняла руку и коснулась его груди, проведя пальцами по узкой впадинке между твердыми пластинами грудных мышц. Он напрягся, его тело напряглось под ее прикосновением, но руки остались на спинке кровати. Она чувствовала себя такой свободной и… распутной. Да. Это было подходящее слово.

Шарлотта скользнула пальцами ниже, лаская твердые выпуклости его брюшных мышц, скользнула рукой ниже, мимо пупка, прослеживая длинную линию дорожки волос, направляясь вниз.

— Ричард?

Его голос был напряжен.

— Да?

— Насколько хорош твой контроль?

— Насколько хорошим он должен быть? — отрывисто спросил он. Его бицепсы вздулись, когда он схватился за спинку кровати.

— Сможешь ли ты держать руки на спинке кровати?

— Если ты этого хочешь, то да.

Она коснулась гладкой головки его члена, и он согнулся в ответ, слегка приподнявшись с одеяла.

— Давай это выясним, — прошептала она.

Она погладила его по всей длине и наклонила голову, чтобы поцеловать в шею. Его щетина царапнула ее язык. Она почувствовала легкий привкус пота и мыла. Он застонал. Она улыбнулась и снова поцеловала его — губы, грудь, провела языком по соскам, по твердому животу. Настойчивый, жидкий жар скопился между ее ног. Она действительно могла делать все, что угодно. Он позволит ей. У нее был полный контроль. Ее возбуждение усилилось.

Кончиком языка она провела линию вниз от его пупка, чувствуя, как напрягаются мышцы, словно закаленная сталь под кожей.

Она заглотила его член своим ртом.

Его спина выгнулась, когда он согнул руки, поднимая себя и ее. Заскрипела спинка кровати.

Она лизнула его, проверяя его самоконтроль. Его тело содрогнулось. Он снова застонал.

— Возможно, ты не захочешь… делать… это. Я давно этим не занимался.

— И я тоже. — Она оседлала его, ее грудь оказалась в нескольких дюймах от его губ. Она почувствовала, как он прижался к ней между ног. Он смотрел на нее, его взгляд был подобен горячей ласке. Все в нем было таким невероятно эротичным, от его сильного мускулистого тела, до того, как его кожа, согретая огнем, горела под ее прикосновениями, до того, как он смотрел на нее.

Она стала покачивать бедрами. Горячий твердый член скользнул в нее в порыве наслаждения, растягивая ее изнутри. Шарлотта ахнула, выгибая спину, ощущая, как он входит в нее. Она чувствовала себя напряженной, но гибкой, податливой, теплой и такой нетерпеливой.

— Боги, я хочу тебя, — прорычал он.

Она начала раскачиваться, скользя по нему. Это было похоже на рай, но она хотела большего.

— Прикоснись ко мне сейчас, — прошептала она. — Пожалуйста.

Он оттолкнулся от кровати, обхватив ее бедра, вжимаясь в нее все глубже. Его рот нашел ее грудь, потом сосок, все еще прохладный после душа. Его язык скользнул по ней, и она напряглась в ответ, прилив ощущений был настолько сильным, что почти причинял боль. Он сосал ее, и она задрожала на нем, откинувшись назад, увеличивая темп. Ее суставы стали жидкими.

Он скользнул рукой между ее ног и коснулся чувствительного узелка нервов. Блаженство пронзило ее.

— Да, — простонала она. — Да.

Он продолжал ласкать ее, его пальцы были умелыми, добавляя нужное количество давления, подстраиваясь под ее движения. Объединенное ощущение переполняло ее, поднимая все выше и выше. У нее кружилась голова, но она чувствовала каждое мгновение, каждую ласку, словно парила над пропастью.

Ее дыхание вырывалось быстрыми всхлипываниями. Его тело было таким твердым под ней, каждый мускул был напряжен. Он издал мужское полурычание, рожденное чистой похотью. Это вызвало какой-то глубокий женский инстинкт внутри нее, который сказал ей, что его удовольствие было таким же сильным, как и ее.

А потом волны эйфории поднялись в ней, встретились, и она рухнула с обрыва. Вся сила покинула ее позвоночник. Она подалась вперед, широко раскрыв глаза, погруженная в эротическое блаженство.

Он перевернул ее спиной на одеяло. Она поцеловала его, проводя руками по его спине. Он прижал ее к кровати, делая вид, что не даст ей пошевелиться, и посмотрел на нее, на ее рот, грудь, округлость бедер. Было что-то очень приятное в выражении мужского удовлетворения на его лице. Она поняла, что он, должно быть, давно хотел ее, и теперь, наконец, получил.

— Я хочу тебя, — прошептала она.

— Ты моя, Шарлотта?

— Да.

— Тебе следовало сказать «нет». Теперь ты моя, и я тебя не отпущу.

Он вошел в нее, двигаясь в плавном, быстром ритме. Она таяла, подстраиваясь под его толчки, снова отчаянно желая этого пика наслаждения. Она не закрыла глаз. Она смотрела на его лицо, упиваясь каждым мгновением его удовольствия. Он продолжал толкаться, все его тело напряглось от напряжения, мышцы спины под ее пальцами были напряжены, как жесткие канаты. Он упивался ею. Через несколько мгновений она снова кончила, ее сотрясали толчки оргазма. Его тело напряглось, когда его охватила дрожь, и он опустошил себя в нее с удовлетворенным мужским стоном.

Она держалась за него, не желая отпускать. Он повернулся, перенеся свой вес на кровать, и они лежали, завернувшись друг в друга. Она чувствовала себя такой счастливой, такой душераздирающе счастливой.

— Неужели это может повториться? — спросила она.

— Все будет так, как ты захочешь, — сказал он и поцеловал ее в губы.

Она закрыла глаза и улыбнулась.

— ТЫ никогда не говорил мне, зачем ты это делаешь. Почему ты стал преследовать работорговцев.

Ричард повернул голову и посмотрел на нее. Шарлотта лежала на животе на одеяле, все еще обнаженная и полностью принадлежавшая ему. Эти великолепные волосы рассыпались по ее спине шелковым водопадом. Ее лицо, шея и руки были загорелыми, но грудь и выпуклость ягодиц были бледными, и интимная обнаженная часть этой бледной кожи казалась очень сексуальной. Она лежала рядом с ним, довольная, возможно, даже счастливая, совершенно непринужденная, глядя на него своими серебряными глазами. Словно солнечный свет, пробивающийся сквозь дождь, подумал он.

Ммм, Моя. Моя Шарлотта.

Он сделал ее счастливой, заставил стонать и просить о большем. Если бы это было в его власти, он сделал бы так, чтобы так было всегда.

«Так может быть всегда», — прошептал тихий голос внутри него. Он мог взять ее с собой и исчезнуть. Просто уйти. Никто не осудит его. Никто, кроме призраков в его воспоминаниях.

Ричард протянул руку и погладил ее по плечу.

— Ты помнишь девушку в особняке Камаринов? Ту, что встретила нас?

— Вы похожи. Она твоя дочь?

— Она моя племянница. Ее зовут Софи.

— Та самая Софи? Та, которую ты спасал, когда бредил?

Он кивнул.

— У моих бабушки и дедушки было несколько детей. Мой отец был старшим сыном, а Густав, мой дядя, вторым. Наша семья была вовлечена в междоусобицу. В Трясине каждый с кем-то враждует. Наша вражда была давней, с глубокими корнями.

— Так вот почему твоего отца застрелили на рынке?

— Да. Я был слишком молод, чтобы заботиться о семье, еще ребенком по меркам Трясины, поэтому Густав стал главой нашего клана. У него было две дочери: Сериза, которая теперь замужем за лучшим другом графа Камарина, и Софи.

— Так ты ее кузен?

— Технически. Наши отношения всегда были больше похожи на отношения дяди и племянницы. Я достаточно взрослый, чтобы быть ей как отец. Густав часто бывал занят. Однажды он ушел, взяв с собой жену и Серизу, и ко мне пришла Софи. Она хотела спуститься на лодке вниз по реке до Сиктри, ближайшего города. Приближался день рождения ее матери, и она хотела продать немного вина, чтобы купить ей подарок.

Рассказывать эту историю было все равно, что вскрывать старую рану глубоко внутри него. Он был удивлен, что это все еще было так больно, после стольких лет.

— Селеста, моя троюродная сестра, поехала с ней. Я не видел в этом ничего страшного. Селеста была способной молодой женщиной и хорошим стрелком. В Трясине все друг друга знают, а у нашей семьи была опасная репутация. Никто, кроме враждующей семьи, не посмел бы их беспокоить, да и наша вражда тогда остыла до тлеющего уголька. Я дал им добро.

— Минут через двадцать их обнаружила шайка работорговцев. Они всадили пулю в голову Селесте. Она упала в воду, и Софи последовала за ней. Когда Софи вынырнула на поверхность, работорговцы ударили ее веслом по голове и втащили в лодку.

Шарлотта придвинулась ближе к нему, обхватив его пальцы своими.

— О работорговцах в Трясине и слыхом не слыхивали. Граница с Луизианой единственное место, откуда они могут проникнуть, но она слишком тщательно охраняется. Кто-то со стороны герцогства должен был впустить работорговцев в этот рейд. Мы так и не узнали, кто и почему. Девочки не вернулись домой, и в тот же вечер мы вышли на реку и нашли тело Селесты. Мы начали прочесывать болото, но понятия не имели, кто и зачем похитил Софи.

— Куда они ее увезли? — спросила Шарлотта.

— В лес. Особенно им нужны были дети. Они посадили ее в яму в земле. Софи сказала, что на второй день к ней спустился мужчина. Он ощупал ее и попытался сорвать с нее одежду.

Глаза Шарлотты вспыхнули гневом.

Софи умеет вспыхивать. Она хорошо обучена, как и большинство из нас. Ее обучение тогда еще не было закончено, но она защищалась. Она вспыхнула в глаза мужчины и убила его. В наказание ее перестали кормить и поить. Нам потребовалось восемь дней, чтобы найти ее. Я помню этот лагерь таким, будто видел его вчера. Полузатопленные ямы, голодные дети, одни мертвые, другие умирающие. Мы перебили всех работорговцев. Я залез в яму, чтобы вытащить Софи. Я встал на труп работорговца, чтобы поднять ее. Кое-чего из него не хватало.

— Мать Рассвета, она его ела?

— Я не знаю. Я никогда не спрашивал. Она не знала, когда мы придем за ней, и делала все, чтобы выжить. Но она больше на стала прежней. Во-первых, она перестала расчесывать волосы. Потом она перестала носить красивую одежду. Она решила, что ей не нравится ее имя и она хочет, чтобы ее звали Ларк. Она проводила большую часть времени в лесу и перестала разговаривать. Она охотилась на мелкую дичь или просто находила падаль и вешала ее на дерево в лесу, потому что была убеждена, что она чудовище, и мы прогоним ее в лес.

Шарлотта села.

— Вы нашли людей, которые могут ей помочь?

— В Трясине нет целительских колледжей, — сказал он. — Каждый раз, когда я пытался заговорить с ней, она убегала, словно я был одним из них. Один из моих кузенов врач. Не то что ты, но она по-своему талантлива. Она несколько раз осматривала Софи. Физически с ней все было в порядке. Но Софи всегда была близка с матерью, и до тех пор, пока сохранялась какая-то связь между ней и ее семьей, я думал, что со временем она постепенно исцелится. Но пришла «Рука».

— Луизианские шпионы? — Глаза Шарлотты расширились.

— Они хотели получить то, что было у нашей семьи. Ты помнишь, я упоминал про Вернарда?

— Да.

— Его фамилия была Дюбуа. Ты слышала о нем?

Шарлотта нахмурилась.

— Вернард Дюбуа был известным ученым-медиком в герцогстве Луизианы за несколько десятилетий до меня. Я читала некоторые его работы, он сосредоточился на прикладной медицинской ботанике. Вопреки тому, что думают некоторые люди, целители Колледжа не ограничивают свое медицинское образование только использованием магии. Мы изучаем фармакологию, гербологию и другие дисциплины, как и любую другую медицину… Это один и тот же человек?

— Да. Он дедушка Софи.

Шарлотта моргнула.

— Луизиана сослала его в Трясину, потому что он пересек границу запретной территории магического изменения.

— Забавно. — Шарлотта фыркнула. — Они превращают своих шпионов в магических чудовищ. Ты не поверишь, что они делают с человеческим телом.

— Поверю, — ответил он. — Я убил многих из них.

Она наклонилась и поцеловала его в губы.

— Какое отношение ко всему этому имеет Дюбуа?

— Он создал устройство. Он хотел, чтобы это был целительный аппарат, но вместо этого он превратил человеческое тело в несокрушимое чудовище. «Рука» жаждало устройство. Луизиана отправила отряд своих магически измененных шпионов в Трясину во главе с человеком, который называет себя Пауком. Они похитили родителей Софи. Это стоило нам две трети нашей семьи, но мы разобрались с ними.

— А что с родителями Софи?

— Паук слиял ее мать.

Шок отразился на лице Шарлотты. Именно так отреагировал Ричард, когда впервые узнал об этом. Процесс слияния состоял в соединении человеческой ткани с растительной, создав симбиотическую сущность со всеми воспоминаниями человеческого существа, но без воли. Необратимый и мучительный процесс лишил и Серизу, и Софи их матери.

— Густав выжил, — продолжил он. — У Софи остался один родитель. Когда «Зеркало» перевезло нашу семью в Адрианглию, я надеялся, что она оставит Ларк позади. Она поменяла тряпки на платья, а теперь берет уроки этикета. Все остальное время она тренируется.

— С мечом? — догадалась Шарлотта. Она начала понимать, как устроена их семья.

Ричард кивнул.

— Я никогда не видел ее такой преданной делу. Она постоянно практикуется. Три года назад ее это не интересовало. Если бы ты спросила меня тогда, я бы сказал тебе, что она в лучшем случае будет посредственным бойцом. Сегодня у меня кончаются приемы, которым я могу ее научить. У нее развился инстинкт убийцы, она безжалостна, и я беспокоюсь о ее несдержанности. Что-то движет ею.

— Ты думаешь, она хочет охотиться на работорговцев?

— Я не знаю. Я рассказывал тебе о своем брате. У меня был еще один, наш сводный брат Эриан. Он был совсем ребенком, когда умер наш отец. Он стоял совсем рядом с ним в тот момент. Это нанесло ему непоправимый ущерб. Он скрывал это годами, но, в конце концов, ненависть поглотила его. Я не хочу такого для нее.

— Ты думаешь, убив работорговцев, ты сможешь исцелить ее? — спросила Шарлотта.

— Нет. Но я могу избавить ее от необходимости мстить самой. Она хороший боец, но еще ребенок. Если она пойдет за работорговцами, то умрет. Даже если она этого не сделает, жажда мести повредит ее еще больше. Рабство — это отклонение. Оно не должно существовать в наше время, но оно существует, и я решил, что не позволю этому продолжаться. Я не могу остановить его на всем континенте, но я остановлю его здесь, в Адрианглии. Софи никогда не увидит того, что видел я. Я не позволю, чтобы их зверства еще больше ранили ее. — Его голос превратился в рычание. Он спохватился. — Я отпустил ее на той лодке. Я был тем, кто сказал: «Я не вижу в этом ничего страшного. Давайте».

— Ты не мог знать.

— Это не отменяет того факта, что это произошло.

— Ричард, это не твоя вина. Она тоже ни в чем не виновата. Я могу отвести ее к леди Августине. Она стала моей приемной матерью в Ганерском Колледже. Она успокаивает разум, и она так же хороша в исцелении души, как я в исцелении тела. Если кто и может помочь Софи, так это она.

— Я не уверен, что ей нужна помощь. — Это было не в их стиле. Нельзя полагаться на чужаков.

Шарлотта подняла руки.

— Конечно, ей не нужна помощь. Никто из нас не хочет помощи, когда нам пятнадцать и мир сделал из нас жертву. Вот почему в нашей жизни есть взрослые, которые принимают такое решение за нас. Она может не хотеть этого, но ей это нужно. Обещай мне, что как только мы закончим, так или иначе, ты отвезешь ее в Колледж. Если никто из нас не выживет, ее сестра или Роза должны позаботиться о том, чтобы она навещала его. Я напишу письмо. Если ты возьмешь его с собой, леди Августина примет вас. Обещаешь?

— Обещаю, — сказал Ричард.

— Ловлю тебя на слове.

Печальный вой эхом разнесся по дому.

Шарлотта моргнула.

— Это та самая собака?

— Не может быть. Мы оставили ее с мальчиками. — Ричард соскользнул с кровати. — Я сейчас вернусь.

Он спустился по лестнице и открыл дверь. Мимо него пронеслось черное тело, пахнущее мокрой шерстью и капающее дождевой водой.

— Я думал, что избавился от тебя, — проворчал он.

Пес затрясся, отчего очаг зашипел.

— Он решил, что он наш, — крикнула Шарлотта сверху.

Ричард взял полотенце, которое она оставила на диване, и расстелил его для собаки. Большая дворняга плюхнулась на него.

Ричард поднялся по лестнице, растянулся на кровати и притянул ее к себе.

— Твоя очередь.

Она удивленно подняла брови.

— Скажи мне, почему ты хотела убить своего бывшего мужа?

Шарлотта легла на спину, посмотрела в потолок и вздохнула.

— Что посеешь, то и пожнешь, да?

— Да.

— Меня забрали в Колледж, когда мне было семь. Это единственная жизнь, которую я знала до двадцати семи лет. Я читала книги о приключениях и любви. Я флиртовала. Я даже целовалась с парнями.

— Шокирует.

— О, ты даже не представляешь. В последние годы моего пребывания там мне не терпелось сбежать. Я собиралась путешествовать. Я мечтала, чтобы у меня было столько приключений, сколько я только смогу пожелать. — Она снова вздохнула. — В двадцать семь лет я получила землю, дом и аристократический титул за десять лет службы. Я переехала туда и вскоре поняла, что понятия не имею, насколько велик мир на самом деле. Я собиралась путешествовать, действительно собиралась, но дом нуждался в заботе, за садом нужно было ухаживать, и там были хорошие книги…

Она сделала большие глаза.

— Ты испугалась, — догадался он.

Она кивнула.

— У меня была должная подготовка и уверенность, которые мне когда-либо понадобятся, но я просто не могла заставить себя что-либо с этим сделать. А потом в мою жизнь вошел Элвей Леремин. Он был голубокровным, безупречным, красивым…

— Я уже его ненавижу, — сказал он.

Шарлотта печально улыбнулась, приоткрыв губы.

— Я была одержима идеей влюбиться и завести семью. И вот у меня появился собственный принц, такой внимательный, такой собранный. Все это казалось идеальным кратчайшим путем к счастью. Вместо того чтобы перебирать мужчин и иметь дело с отказами, я сразу же нашла идеального мужа и вышла за него замуж, потому что была абсолютно глупа. Он стоял в очереди на наследование земли своей семьи, и до тех пор мы решили, что будет лучше, если он переедет жить ко мне. Он сразу заговорил о детях. Мы пытались зачать в течение шести месяцев, и он все больше и больше тревожился, когда я не беременела. Потом, наконец, я решилась на обследование. Следующие полтора года я отрицала неизбежное. Я ходила к лучшим целителям, которых знала. Я проходила процедуру за процедурой… воспоминания до сих пор вызывают у меня кошмары. Я отказывалась сдаваться. Меня всегда учили, что если достаточно упорно стремиться, то достигнешь того, чего хочешь. Я читала все эти романтические книги, где женщина не может зачать, а потом встречает подходящего мужчину, и сила любви или его волшебная мужественность, или что там у вас, преодолевает ее проблемы, и у нее появляются великолепные тройняшки. Мое волшебное лекарство было не за горами, я была в этом уверена.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Я бесплодна, Ричард. Необратимо. У меня никогда не будет ребенка. Нет никакого лекарства.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Она помедлила.

— А для тебя это имеет значение? Я никогда не смогу подарить тебе ребенка.

Она думала о том, чтобы остаться с ним. Не придавай этому слишком большого значения, предупредил он себя. Они пришли из совершенно разных миров. Она была голубокровной, а он мошенником, у которого почти ничего не было.

— В моей семье шестнадцать взрослых, все, что осталось от пятидесяти, и почти двадцать детей, большинство из них с одним умершим родителем или с обоими, — сказал он ей. — У меня много детей, о которых нужно заботиться. Я не зацикливаюсь на том, чтобы у меня был свой собственный.

Шарлотта вздохнула и погладила его по щеке. Она провела пальцем по его губам.

— Забавно, если бы ты спросил меня об этом до того, как я вышла замуж за Элвея, я бы ответила тебе то же самое. Но каким-то образом стремление иметь ребенка стало самым важным в моей жизни. Я чувствовала себя ущербной. Словно я не женщина, если не могу забеременеть. Где-то в середине всего этого я поняла, что Элвею нужен ребенок, чтобы он мог унаследовать семейное поместье. Он соревновался со своим младшим братом и пытался добежать до финиша первым, произведя на свет прыгающего ребенка, чтобы претендовать на свою землю, дом и лидерство в семье.

— Похоже, он полный идиот. — Кто, черт возьми, будет заботиться о землях и доме, когда она будет у него?

Шарлотта пожала плечами.

— Я была очень наивна. И мои шоры прочно сидели на месте. Элвей всегда был внимателен. Он сопровождал меня на некоторые процедуры. Этот путь к рождению ребенка мы проделали вместе. Это был наш общий квест, и я думала, что он сблизит нас. На самом деле мы оба были виноваты. Он должен был прояснить свою позицию до свадьбы, а я не должна была принимать его вежливость и внимание за любовь. Думаю, это сказалось и на нем. Он стал одержимым. Мы должны были заниматься сексом в определенной позе, потому что кто-то сказал ему, что так, скорее всего, приведет к зачатию. Он помог бы мне составить график овуляции. Это было какое-то безумие, охватившее нас обоих. Оглядываясь назад, все это кажется… жутким.

Ричард молча уставился на нее. Ее муж был настоящим ослом. Он хотел найти его и содрать с него кожу живьем. Однако произнести это вслух, вероятно, было не лучшей стратегией.

— В конце концов, когда все варианты были исчерпаны, я пришла к нему с новостями. Я ожидала, что он обнимет меня и скажет, что все будет хорошо, и что он все равно любит меня. Он подал мне заявление об аннулировании брака.

Шарлотта горько рассмеялась.

— Мой мир рухнул. Мне хотелось причинить ему боль, и я почти сделала это. Я была так близко. — Она раздвинула указательный и большой пальцы на волосок.

— Что тебя остановило? — спросил он.

— Это было неправильно, — просто сказала она. — Я была целителем. Я должна была исцелять людей, а не причинять им боль, потому что они сокрушили мое сердце.

И именно поэтому она всегда будет лучом света в его темноте. Он должен держаться за нее. Он не мог отпустить ее. Он не должен все испортить.

Шарлотта закрыла глаза.

— У нас, целителей, есть две стороны нашей силы: одна продлевает жизнь, другая сокращает ее. Мы привыкли пользоваться только одной. Нам это вдалбливается и к тому времени, когда достигаешь подросткового возраста, у тебя в голове будет высечено: не навреди. Исцеление — это тяжкий труд. Ты чувствуешь, как магия покидает тебя. Но причинять вред легко. Ты чувствуешь себя сильным и могущественным. Это почти эйфория. Ты не осознаешь, сколько магии потратил, пока она не исчезнет. А еще ты резко теряешь сознание и выставляешь себя полным дураком.

— Можешь падать в обморок, сколько тебе угодно. Я всегда буду рядом, чтобы поймать тебя.

Она рассмеялась.

Он ухмыльнулся.

Шарлотта повернулась на бок и посмотрела на него.

— Когда целитель перестает быть целителем, могут произойти две вещи. Во-первых, ты умираешь, высосав из себя всю свою магию. И во-вторых…

Она медлила.

— Во-вторых? — подсказал Ричард.

— Ты становишься ходячей чумой. Ты тратишь свою магию, понимаешь, что нужно больше, и начинаешь питаться теми, кто тебя окружает, превращая другие жизни в топливо для дальнейшего убийства. Ты перестаешь быть человеком. В первый раз, когда я убила, когда заразила Вошака и его банду работорговцев, я не была уверена, что у меня хватит сил убить их всех. Поэтому я подпитывалась ими. Ты даже не представляешь, как это было чудесно.

Ее голос дрожал.

— Ты боишься этого, — догадался он. Тревога завыла у него в затылке. Он был уверен, что несколько лет назад читал статью, описывающую нечто очень похожее. Книга утверждала, что это был смертный приговор магу.

— Да. С тех пор я этого не делала. Как только начинаешь, соблазн продолжать слишком силен. В особняке бухгалтера, когда я была близка к своему пределу, я почувствовала тебя. Я ощутила твою жизненную силу. Это заставило меня проголодаться. — Она коснулась его лица. — Страшно?

— Нет, — он не боялся ее, он боялся за нее.

Она прочистила горло. Ее голос стал тихим.

— Некоторые люди думают, что они лучше других в том, что они делают. Я не думаю, я знаю. Я самая могущественная целительница своего поколения. Я не стану просто чумой, я спровоцирую пандемию в этом мире. Я стану живой смертью. Поэтому я скорее потрачу всю свою магию и умру, чем убью тысячи людей.

Она закрыла глаза.

— Мне не следовало этого делать. Пойми, там, на поляне, я увидела тебя в клетке, избитого и в синяках, а они расположились, словно на пикнике. Это меня так разозлило. Осушить их казалось единственным способом, и я сделала это. Я знала о риске, просто не понимала, насколько сильно притяжение магии.

— Ты была в шоке, — сказал он. — Поверь мне, я там был. Я видел твое лицо.

— Это не оправдание. Многие целители исчезают через несколько лет. Я всегда думала, что это потому, что они выгорают. А может, и нет. Может быть, вместо этого они сдаются, и их приходится усмирять, как бешеных собак.

— Остановись, — сказал он. — Не делай этого с собой. Тебя не посадят. Я никому не позволю прикоснуться к тебе.

— Ричард, если я когда-нибудь потеряю себя, ты должен остановить меня. — Ее губы коснулись его, теплые и податливые, и он наслаждался ее вкусом. — Я знаю, что прошу слишком многого, но обещай мне.

Что-то внутри него замерло при этой мысли.

— Я позабочусь об этом.

Он сделает это, потому что она его попросила. По крайней мере, он попытается. Он обнял ее и притянул к себе, желая защитить от всего, желая, чтобы она была в безопасности. Люди, твари, звери — он мог покончить с ними. Но как можно бороться с магией? Он не мог разрезать ее, не мог убить, и если она отнимет у него Шарлотту, он ничего не сможет с этим поделать.

Она прильнула к нему.

— Какой-то извращенный роман мы тут затеяли.

Он выдавил из себя улыбку.

— Уж не знаю. Могло быть и хуже.

— Как?

— Мы все еще ведем нашу войну. Мы могли бы просто сдаться.

— Мы не можем сдаться, — сказала она. — Если бы мы это сделали, все, что мы делали до сих пор, было бы напрасно.

— А тебя она тянет? Твоя магия?

— Это почти как если бы у нее была своя собственная жизнь. Я представляю ее темным зверем или гнездом змей. Иногда она спит, как сейчас, совершенно довольная. А потом я использую ее, и зверь просыпается и царапается изнутри, пытаясь вырваться наружу.

— Жаль, что ты не сказала мне раньше. — Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в губы. Она была такой сладкой на вкус. — Мне не следовало просить тебя убивать команду. Мне не следовало отпускать тебя с корабля и точка.

— Ты не имеешь права указывать мне, что я должна или не должна делать, — улыбнулась она.

— Имею. Ты обещала повиноваться мне.

Она перевернулась и забралась на него с озорным выражением на лице.

— А если я ослушаюсь тебя, могучий сэр Ричард, что ты сделаешь?

— Понятия не имею. Наверное, я буду свирепо рычать, по-мужски так. — Он закинул руки за голову. Распущенные волосы прикрыли ее левую грудь. Ее правая грудь, будучи совершенной, великолепной с маленьким темным соском, почти розовым на фоне ее мягкой, бледной кожи была обнажена.

Она была так прекрасна. Он был поражен, что она позволила ему прикоснуться к себе. То, что она была здесь с ним, было каким-то чудом Вселенной.

— Ты пялишься на мою грудь.

Он поднял брови.

— Ну еще бы.

Она склонилась над ним, ее локоны рассыпались вокруг них, словно мерцающий занавес. Ее соски касались его груди, холодные вершины против тепла его тела. Он почувствовал нежный аромат цитрусовых, исходящий от ее влажных локонов.

— Ты боишься, что любовь ко мне сделает тебя слабее, Ричард? — прошептала она.

— Нет. — Она понятия не имела, как сильно он хотел ее. Если бы кто-то прямо сейчас дал ему гарантию, что она останется с ним, в обмен на отказ от его миссии, он не был уверен, каким был бы его ответ. Дурачок, ты слишком быстро и слишком сильно влюбился.

Нет, любовь к ней не делала его слабее. Она приводила его в отчаяние.

— Ты моя, — сказал он и обнял ее. — Я не собираюсь отпускать тебя.

Она хитро улыбнулась сексуальной улыбкой.

— Я серьезно, — сказал он. — У тебя не получится.

Логическая сторона его натуры предупреждала, что надежда на совместное будущее только помешает им. Это заставило бы их колебаться. Это заставило бы их избегать опасности и отказаться от осторожности ради друг друга. Они смогли сделать то, что должны были сделать именно потому, что каждому из них нечего было терять. Но это уже не было правдой. Он отключил логику. Но это не помогло.

— Может, я не хочу сбегать. — Она поймала его нижнюю губу зубами, мягко потянула и отпустила. Ее глаза светились. — Мой смертоносный, благородный мечник.

Он был таким твердым, что это сводило с ума.

— Я снова хочу тебя, — прошептала она. — Можно я снова возьму тебя?

Он перевернул ее на спину и прижал к матрасу. Она широко раскрыла глаза.

— О-о-о, я в ловушке. Что со мной будет?

Он наклонился, наслаждаясь мягкостью ее тела.

— Позвольте мне показать тебе…