По лезвию грани

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ШАРЛОТТА подметала пол хижины, собирая пыль и крошечные частички пепла в аккуратную кучку. Прошло уже три дня с тех пор, как они прибыли в хижину. Ричард называл ее своим Логовом, но даже логовам требовалось уборка. Три дня ничего, кроме разговоров, вкусной еды и секса. Безудержного, потрясающего секса. Она улыбнулась про себя.

Из кухни доносился восхитительный аромат жарящегося мяса, сопровождаемый шипением масла на раскаленной сковороде. Она не была уверена, что Ричард готовил на завтрак, но что бы это ни было, пахло оно божественно. Она обнаружила, что он любит готовить.

Слабый шелест возвестил о прибытии фаэтона. Они ждали его.

— Мы пришли с миром, — объявил снаружи мужской голос. — Не стреляйте в нас.

Ричард отодвинулся от плиты.

— Это мой брат.

— Я впущу его, — сказала она.

Шарлотта отперла дверь и распахнула ее. На крыльце стоял мужчина лет тридцати с небольшим, держа в руках толстую кожаную папку. Сходство определенно было: похожие волосы, за исключением того, что Ричард причесывал их, а Кальдар оставил в беспорядке; похожие лица, оба красивые, с четко очерченными подбородками и ярко выраженными скулами; одинаковый рост. И все же они были разными. Черты лица Ричарда были благородны и горды, в то время как Кальдар был красив по-плутовски, с диким блеском в глазах и очаровательной улыбкой. У нее было ощущение, что он часто улыбается и легко лжет, в то время как каждая из редких улыбок Ричарда была подарком.

Кальдар моргнул.

— Ты кто?

— Я Шарлотта, — сказала она.

— Очень приятно. Скажи, Шарлотта, ты не видела Ричарда? Такой задумчивый парень, примерно с меня ростом, но гораздо уродливее и не имеющий чувства юмора?

— Уродливее?

— Ну, может, не уродливее как таковой, но определенно более меланхоличный. Его беда в том, что он слишком много думает. Это мешает ему наслаждаться жизнью. Ты его видела?

— Он внутри, готовит.

— Готовит? Он терпеть не может готовить.

Кальдар переступил через порог и дернулся влево. В дверном косяке проема, где только что была его голова, торчал нож. Кальдар щелкнул пальцами по лезвию.

— Видишь? Никакого чувства юмора.

— О чем ты говоришь? — Ричард поднял брови. — Мне показалось, что выражение твоего лица было чертовски смешным.

— Кто ты и что сделал с моим братом?

Вслед за Кальдаром в дверь вошел юноша. Безупречно сшитый пиджак облегал его стройную фигуру. Он двигался с непринужденной элегантностью, которой многие голубокровные стремились достичь на уроках танцев. Он шел не только с гибкой грацией, но с определенной уверенностью, не танцор, а скорее фехтовальщик. Его светлые волосы были отращены, что обычно указывало на мага, и подчеркивали четкий разрез его лица все еще тронутого мальчишеской мягкостью. Он повернулся к ней. Знакомые голубые глаза смотрели на нее с лица, которое уже привлекало внимание, что означало, что через несколько лет этот эффект будет разрушительным.

— Джордж? — ахнула она.

— Доброе утро, миледи. — Он взял у нее метлу. — Я домету.

Она попыталась соизмерить грязного мальчишку с безупречным принцем голубой крови и потерпела неудачу. Пазл никак не складывался.

— Ужасно, не правда ли? — Кальдар покачал головой в притворном смирении. — Взгляните на уровень конкуренции, с которой мне приходится иметь дело. Знаете ли, женщины моложе двадцати пяти даже не замечают меня, когда я таскаю его с собой.

Джордж закатил глаза.

— Ты женат, — напомнил ему Ричард.

— Я жаловался в чисто гипотетическом смысле. — Кальдар повернулся к Ричарду. — Что ты готовишь? На всех хватит?

— Ты не останешься без еды, не волнуйся. — Ричард резким движением поднял сковородку. Блин взлетел в воздух и снова упал на сковородку.

— Самое меньшее, что ты можешь сделать, это накормить меня. Я принес тебе информацию. — Кальдар потряс папкой. — Моя жена украла ее для тебя у нашего прославленного шпионского агентства, и мы провели всю ночь, переписывая ее вручную, а потом отнесли обратно в «Зеркало»…

— У него дома есть сканер, — сказал Джордж. — Ему потребовалось меньше получаса, чтобы все «переписать».

— Ребенок-предатель. — Кальдар бросил папку на стойку. — Подарок для тебя, мой всегда такой серьезный старший брат. — Он замысловато взмахнул рукой, и в его пальцах из ниоткуда возник листок бумаги. Ричард положил деревянную ложку и развернул бумагу. Его лицо ничего не выражало. Он долго смотрел на нее и передал ей.

Это было изображение Ричарда, сделанное с помощью визулятора и напечатанное на бумаге с надписью «ОХОТНИК» сверху. Фотография застала его в момент схватки. Он взмахнул мечом, а тело перед ним все еще падало. Брызги крови запятнали его кожу. Его волосы воспарили по инерции от его разворота. Его лицо выглядело безмятежным.

— Где ты это достал? — спросил Ричард.

— Пока я добывал для вас информацию, я случайно оказался рядом с Родерой. Адский городишка скажу я тебе. Я совершил экскурсию в его сточные канавы и залез, чтобы увидеть исподнее. Работорговцы передают это фото по кругу. Ты попался. Сколько раз я говорил тебе носить маску? Почему ты никогда не слушаешь меня?

Полчаса спустя, когда они доели омлет, приготовленный Ричардом, Кальдар отпустил по меньшей мере десять шуток, рассказал им забавную историю о своей жене и высмеял посла Луизианы, она поняла, почему Ричард слегка напрягался, когда упоминал о своем брате. Они были полярными противоположностями. Кальдар, будучи душой компании, не испытывал ни малейшего желания излучать холодное достоинство и сдержанность, в то время как Ричард не имел ни малейшего желания развлекать других своим остроумием или привлекать к себе внимание.

— Думается, пора заняться делом, — сказал Кальдар.

Джордж вытащил большую, пробковую доску, которую можно было поставить на ножки.

Веселье исчезло с лица Кальдара.

— Тогда начнем.

Он открыл кожаную папку и начал прикреплять к доске изображения в количестве пяти штук. Шарлотта почувствовала укол сожаления. Она все еще видела Тюли во сне, но теперь, когда она просыпалась, Ричард обнимал ее, и ощущение его тела рядом было неописуемым. Он никогда не говорил этого, но то, как он смотрел на нее, то, как он слушал, то, как они доставляли удовольствие друг другу, заставляло ее чувствовать себя любимой, и глубоко внутри нее возрождалась маленькая жалкая надежда. Она ненавидела себя за эту надежду. Она подрывала ее решимость и его тоже. Этот путь требовал жертв. Они оба это знали. Они оба согласились принять его. Но каждый миг, когда он был в ее распоряжении, она ощущала как подарок. Теперь эта надежда умирала, и ее предсмертные муки принесли ей одновременно облегчение и тошнотворный страх.

— Лорд Кэссайд.

Кальдар указал на первое изображение. На них смотрел темноволосый мужчина с решительным профилем.

— Мелкий аристократ, из менее известной ветви рода Двеллеров. Он единственный наследник мужского пола и человек, который сделал себя сам. Около пяти лет назад он тихо начал ликвидировать свои активы и вкладывать все свои деньги в «Блек Вольф Импорт и Экспорт».

— «Блек Вольф»? — Ричард поморщился.

— Не очень-то у него богатое воображение. — Кальдар постучал пальцем по фотографии. — Кстати, ты был прав. Рост, вес, цвет кожи и глаз. Все составляющие. Если бы не нос и подбородок, он мог бы оказаться членом семьи.

— Какой семьи? — спросила Шарлотта.

— Нашей семьи, — сказал Ричард. — Я объясню через минуту.

— Затем у нас следует граф Маэдок.

Кальдар постучал пальцем по второму снимку. На нем сердито глядел пожилой мужчина с суровыми чертами лица и прямым взглядом. Его седые волосы были коротко подстрижены, а глаза с опущенными веками смотрели недружелюбно.

— Ветеран Адрианглийской армии, награжденный, прославленный, уважаемый. Он курирует вербовку. Он также поставляет новые силы работорговцам.

— То, что он отвечает за вербовку, позволяет ему отсеивать тех, кто непригоден к военной службе, — сказал Джордж. — Тех, кто склонен к садизму, например. Он направляет их к работорговцам.

— Леди Эрмайн.

Кальдар коснулся следующего изображения. Женщина лет под тридцать. Хрупкая костная структура, завитки карамельных волос, узкие глаза, но с редким, высоко ценимым цветом: полупрозрачным светло-зеленым.

— Еще один инвестор. Леди Эрмайн проявляет особый интерес к женщинам-рабыням. Каждый сезон она выбирает несколько штук и тренирует их, чтобы повысить их ценность.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Ричард.

— У «Зеркала» лежит список в ее личном деле, который она забыла в своей комнате на одном из государственных приемов. В нем подробно описываются покупки личных вещей, включая обтягивающую одежду и различные неподходящие, но занимательные вещи для семи женщин с разными размерами одежды и подробные рецепты для создания «Проклятия акушерки»…

Вот ублюдки.

— …что, по-видимому…

— Используется как средство контроля над рождаемостью, — в ярости выдавила Шарлотта. — Если доза достаточно велика, она может вызвать повреждение слизистой оболочки матки, делая женщину бесплодной. — Они отнимали у рабынь плодородие, чтобы предотвратить появление неудобного потомства. Она была бесплодна и понимала всю чудовищность их потери. Она раздавит эту женщину Эрмайн, как червяка под башмаком.

— Именно так, — ответил Кальдар. — Имена в списке имеют отголоски Сломанного. Там числится имя Бритни, которое здесь встречается не так уж часто, но есть еще и Кристина, имя которой точно принадлежит Сломанному.

Верно подмечено.

— Почему? — спросил Джордж.

— Потому что оно происходит от слова «христианин», — сказала Шарлотта. — В Сломанном мире Божьим сыном считается Иисус Христос, а его последователи зовутся христианами. В Зачарованном — это Иоанн Назарет, последователей которого называют назаретянами. В Зачарованном Кристину назвали бы Иоанной или Джоанной.

Кальдар пожал плечами.

— Ясно, что, по крайней мере, некоторые женщины в этом списке пришли из Грани, если не из самого Сломанного. Нет никакой логической причины, по которой Анжелия составила этот список, и когда тайный агент «Зеркала», выдававший себя за слугу, попытался вернуть его, леди Эрмайн заявила, что никогда не видела его раньше. «Зеркало» поместило его в ее досье как «странность». Теперь, когда мы знаем, что она связана с работорговлей, он имеет гораздо больше смысла.

Ричард смотрел на изображение учтивого, ухоженного блондина с резкими чертами лица и чересчур сложной стрижкой. В его взгляде было что-то сосредоточенное, хищное.

— А что с ним?

— Барон Олег Рене. — Кальдар скрестил руки на груди. Его лицо приобрело неожиданное злобное выражение. — Ты не поверишь, с кем он связан. Замечаешь семейное сходство?

— С Пауком. — Ричард выплюнул это слово, словно оно было ядовитым.

— Дальний родственник. Как тебе это?

Двое мужчин уставились на эту фотографию, ненависть на их лицах сделала их похожими настолько, что они стали выглядеть как близнецы.

— Тот самый Паук, который убил маму Софи? — спросила Шарлотта.

Кальдар кивнул.

— Рене — сын младшей сводной сестры Паука, адрианглийская ветвь семьи. Из-за этой неудобной связи он был занесен в черный список военной службы Министерства внутренних дел и Дипломатического корпуса.

— А чем он занимается? — спросил Джордж.

— Искусством, спортом и развлечениями, — ответил Кальдар. — Он путешествует по стране, работая прославленным организатором мероприятий. Организует фестивали, турниры и так далее. Министерство внутренних дел не имеет с ним никаких проблем, пока кто-то другой обеспечивает его безопасность. По-видимому, у него это очень хорошо получается.

— Значит, он может передвигаться по стране наугад, — сказал Ричард.

Кальдар кивнул.

— Я думаю, они используют его как покупателя, разведчика, исправителя неприятностей. Все через слеш.

Он повернулся к последней фотографии. На ней мужчина лет сорока пяти смотрел на мир карими глазами. Он был красив, мужской красотой, которая была слишком грубой, чтобы быть совершенной, и эта легкая грубость только добавляла ему привлекательности. Выражение его лица излучало достоинство, но без притворства. Обаятельная улыбка играла на его губах и в глазах, громко заявляя, что этот человек достоин верности, потому что он хороший и поступает правильно. Его сила была столь очевидна, что Шарлотта невольно улыбнулась в ответ.

— Виконт Роберт Бреннан, — сказал Кальдар. — Главная голова этой извращенной гидры.

Он сел.

— И как ты собираешься это сделать?

— Нам нужно признание, — сказал Ричард. — Или, по крайней мере, признание вины.

— Бреннан — крепкий орешек. — Лицо Кальдара помрачнело. — Дело не только в том, что он кузен короля. Он также популярен. Леди голубой крови считают его милым, а мужчины настоящим мужчиной. Он спортивный, обаятельный, веселый, и все его любят. Вам придется бороться с волной общественного мнения.

— Тогда нам придется обратить ее против него, — сказал Ричард.

— Как, черт возьми, ты собираешься это сделать?

— Почему мы не можем просто исключить его из уравнения? — спросил Джордж.

— Потому что, если мы убьем его, организация не умрет, — ответил Ричард. — Подумай о монархии. Один король умирает, другой занимает его место, и институт выживает.

— Ричард прав. — Шарлотта встала.

Двое мужчин и юноша тут же встали следом.

— Почему ты встал? — спросила она Джорджа.

— Вы женщина, — ответил Джордж.

— Да, но в чем причина?

— Я не знаю.

— Ты поднялся, потому что сотни лет назад, когда женщина входила в комнату, полную мужчин, она не была в полной безопасности. Особенно если она была красива или имела имущество. Наша магия столь же смертоносна, но физически средний мужчина сильнее средней женщины, поэтому, когда женщина входила в комнату, мужчины, которые знали ее, вставали, чтобы показать, что они защитят ее от опасности. Вы трое только что объявили себя моими защитниками.

Они посмотрели на нее.

— Современной женщине вряд ли грозит прямое нападение, — сказала Шарлотта. — Так почему же мужчины все еще встают?

Джордж нахмурился.

Шарлотта улыбнулась Кальдару.

— Ты ведь знаешь, не так ли?

— Мы встаем, потому что женщинам это нравится. — Кальдар похлопал Джорджа по плечу. — Ты же не хочешь выглядеть неотесанным мужланом перед девушкой. А если ты встанешь, и она заметит тебя, она может сесть рядом.

— Вот именно. Нет закона, который говорит, что мужчины должны подниматься, но вы все еще делаете это, потому что женщины наслаждаются этим проявлением внимания. Это настолько укоренилось в вашей натуре, что, когда мы впервые встретились, Ричард отказался сесть, пока я не сделаю этого, хотя в то время был полуживым.

Ричард откашлялся.

— Это дикое преувеличение. Я был мертв на четверть, самое большее.

Кальдар повернулся к нему и вгляделся в лицо брата.

— Это две шутки меньше чем за час. Ты хорошо себя чувствуешь? — тихо спросил он. — Лихорадит, да?

— Я в порядке. Убирайся с глаз моих долой.

Кальдар посмотрел на нее, потом снова на Ричарда, потом снова на нее.

Шарлотта села. Трое мужчин сели.

— Монархия выживает, потому что голубокровные любят ее, — сказала она. — Большинству адрианглийцев она нравится. Это идея привлекает их на каком-то уровне. Король обладает меньшей властью, чем, например, Собрание или Совет, поэтому его можно свергнуть. Но нам нравится притворяться, что мы все еще воинственная нация под руководством одного сильного лидера, и мы идеализируем трон и тех, кто на нем сидит.

— Или стоит рядом, — добавил Ричард.

— Голубокровные не боятся законов, — продолжала она. — Некоторые из нас все еще думают, что они к нам не относятся. Мы боимся только общественного суда. Публика считает королевскую семью образцом добродетели. Мы не можем бороться с этим, иначе нам пришлось бы ткнуть голубокровных носами в тот факт, что их длинные родословные не наделяют их благородством духа в тот момент, когда они выскакивают из своих матерей.

Ричард кивнул.

— Бухгалтер на острове яркий тому пример. Она была так предана Бреннану, что ее глаза буквально светились при мысли о нем. По ее мнению, он никогда не мог сделать что-то низменное.

Их мысли шли параллельными путями.

— Мы не можем бороться с системой, — согласилась Шарлотта. — Но мы можем запятнать одного человека. Чтобы сокрушить кольцо работорговцев, мы должны заставить Бреннана признаться в поступке настолько низменном, настолько противоречащем стандартам поведения голубокровных, что у общества не останется иного выбора, кроме как судить его как неполноценного. На него будут смотреть как на урода, недостойного своей родословной. Все, чем он занимался, станет нечистым. Голубокровные уничтожат его только для того, чтобы избежать порчи.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — сказал Кальдар.

Ричард кивнул.

— Согласен. Общественное презрение и отвращение должны быть настолько сильными, чтобы вызвать крик возмущения. Рабовладельцы должны понимать, что, если их обнаружат, они мгновенно станут изгоями общества. Только так можно искоренить институт рабства.

Ричард встал и подошел к доске.

— Бреннан создал эту организацию. Он сделал ее эффективной, устойчивой и прибыльной. Мы не знаем зачем. Ему не нужны деньги, и если она когда-нибудь станет достоянием общественности, он потеряет все. Должно быть, что-то заставило его создать ее. Он очень заботится о ней. Когда мы сражались с «Рукой», мы терпели неудачу за неудачей, но не сломались до самого конца.

На лице Кальдара дернулся мускул.

— Эриан.

Тот самый сводный брат, о котором упоминал Ричард.

— Я не улавливаю связи, — сказала Шарлотта.

— Наш младший брат предал семью, обратившись к «Руке», — сказал Кальдар.

— Что с ним случилось?

— Он исчез, — сказал Ричард.

— Ричард отпустил его, — сказал ей Кальдар. — Он видел, что Эриан уходит, и отпустил его. Когда-нибудь мы все об этом пожалеем, помяните мое слово.

— Вернемся к Бреннану. Мы заставим его думать, что его предали, — сказал Ричард. — Заставим его считать, что произошел переворот и кто-то другой пытается захватить власть. Это доведет его до крайности.

— Для этого вам понадобятся по крайней мере два человека, — сказал Кальдар. — Одного, единственного человека, поднимающего шум, слишком легко выследить. Вам нужно, по крайней мере, два человека, притворяющихся, что действуют независимо. И ты прав, мой дорогой брат, потому что ты практически подобрался к Бреннану.

— Я могу это сделать, — сказала Шарлотта. — Они меня не знают. Мне даже не нужно притворяться кем-то, кроме себя.

— Хорошо, один есть, — сказал Кальдар. — Но я не могу помочь тебе и Одри тоже. «Зеркало» надерет нам задницы, и, кроме того, мы на задании. Великий тан Каллис через месяц женится на маркизе Имель де Лон. Почему этот старый чудак не мог найти себе адрианглийскую женщину, на которой он мог бы жениться, я никогда не узнаю. В королевстве полно старух, которые жаждут его, но нет, этому старому козлу понадобилось отправиться в Луизиану, чтобы найти себе жену.

Великий тан никогда не заботился о том, чтобы играть по правилам. Примерно восемьдесят лет назад, когда на троне Роган Бреннан, его сестра Солина Бреннан вышла замуж за графа Ульриха Хаконссена из Винланда на севере. После Рогана корона перешла к его сыну Олреду, что сделало графа Ульриха Великим таном по титулу, традиционно принадлежавшему старшему дяде короля. Как Великий тан, он защищал королевство, ведя Адрианглийскую армию и флот к победам в Десятилетней войне. Олред умудрился погибнуть прежде, чем произвел на свет наследника. Из-за иностранного происхождения графа Ульриха Солина не смогла занять трон, и их дочь Галлена стала монархом Адрианглии. Теперь на троне сидел сын Галлены. Великий тан был отцом предыдущей королевы и дедом нынешнего короля и Бреннана, но он сохранил титул, который сделал его знаменитым. Шарлотта дважды видела его издалека: это был массивный, покрытый боевыми шрамами медведь, известный своей магией, физической мощью в бою и ревущим голосом. Леди Солина умерла почти пятнадцать лет назад, и теперь он, наконец, решил снова жениться. Она так и думала, что он не хочет провести закат своей жизни в одиночестве.

— На этой свадьбе будут присутствовать все, какие-то родственники и приближенные из Луизианы и Адрианглии, — продолжил Кальдар. — Все «Зеркало» в полной боевой готовности.

— Было бы здорово именно там разоблачить Бреннана, — вслух подумала Шарлотта.

— Да, но я не могу быть тем, кто это сделает. Я попытался намекнуть на это Эрвину, который отвечает за операции моего подразделения, и он быстро заставил меня заткнуться. Вам все еще не хватает одного игрока, — сказал Кальдар. — Чтобы повлиять на общество надо зайти с разных сторон. Только так это сработает. Вы должны работать совершенно независимо друг от друга под разными углами к общей цели.

— Может быть, я… — начал Джордж.

— Нет, — хором ответили все трое.

— Ты должен думать о своем будущем, — сказала ему Шарлотта. — Если мы потерпим неудачу, Бреннан сделает своей миссией погубить тебя самым ужасным способом.

— Не только это, — добавил Ричард, — но и то, что ты хорошо известен и имеешь хорошие связи. Если ты провалишься, то утащишь за собой сестру, шурина и брата. Ты можешь помочь, Джордж. Но ты должен делать это в тайне.

— Не везет, так не везет, — сказал Кальдар.

— Не повезет, если я не стану Кэссайдом, — сказал Ричард.

Что?

— Еще раз повтори? — попросил Кальдар.

— Я встречался с ним, — сказал Ричард. — Его нетрудно будет изобразить. Ты сам сказал, что между нами есть сильное сходство.

— Я тебе скажу, ты неплохо справляешься с гримом. — Кальдар скрестил руки на груди. — Но это не какая-то встреча посреди ночи в тускло освещенной таверне. Ты недостаточно похож на него, чтобы не заметить этого, и если ты приклеишь дерьмо к своему лицу, оно будет хорошо видно при ярком свете всех этих бальных залов.

— Нет, если я подправлю лицо, — сказал Ричард.

Она поняла, о чем он говорит.

— Ты говоришь о пластике лица?

Он кивнул.

Шарлотта уставилась на фотографию, сравнивая два лица. Подбородок Ричарда был слишком острым, переносица слишком низкой, черты лица слишком четкими, а брови слишком высокими… Нет, слишком много, слишком много различий. Это не сработает.

— Ты сошел с ума. Кто за это возьмется? — спросил Кальдар.

— Декарт, — сказал Ричард.

Кальдар нахмурился.

— Кто такой Декарт? — спросила она.

— Перебежчик из Луизианы, — ответил Кальдар. — Его собирались выслать за какие-то неординарные операции, а он, поджав хвост, перебежал через границу в поджидающие объятия Министерства внутренних дел. С чего ты взял, что он пойдет на это?

— У меня есть доступ к объединенным финансам Камарина и Сандина, — сказал Ричард. — Декарту нужны деньги.

— Просто смешно, — сказала она. — Ты собираешься доверить свое лицо какому-то перебежчику?

— Шарлотта права. Этот человек — художник со скальпелем, но ты все равно умрешь на операционном столе, — сказал Кальдар.

— Не обязательно. — Ричард посмотрел на нее.

Нет, даже через миллион лет.

— Забудь об этом.

— Шарлотта…

— Я сказала, забудь! — Она встала со стула. — Мне придется постоянно лечить тебя, пока хирург будет резать твое лицо. Посмотри на свой подбородок и посмотри на его. Это значит разрезать живую кость, Ричард, и переделать ее. Мне придется заново вырастить ее за пределами ее естественной формы. Ты хоть представляешь, как это трудно? Я и раньше помогала в пластических операциях. Я точно знаю, что там происходит. То, что ты предлагаешь — самоубийство. Нет никакой гарантии, что я смогу сохранить тебе жизнь. В лучшем случае ты будешь обезображен. В худшем случае… мертв. Это слишком опасно.

Он просто смотрел на нее.

— Это слишком опасно, Ричард. Я не буду этого делать. Один промах скальпеля, одна упущенная инфекция… и тебя больше нет.

— Шарлотта, — тихо сказал он. — Ты не обязана помогать. Я могу нанять целителя.

— Во-первых, тогда ты точно умрешь. Во-вторых, ни один целитель не сделает этого для тебя. Это самоубийство.

— А разве есть другой выход?

— Не знаю, но это не выход.

— Я готов рискнуть, — сказал Ричард.

— А я нет!

— Я прошу тебя уважать мои решения, — сказал он.

Слова хлестнули ее. Она сказала ему то же самое, когда он пытался отговорить ее от поездки с ним. Они договорились, что не будут примешивать свои отношения к миссии. Если бы они не занимались любовью, а он был просто мужчиной, которого она знала, она бы предостерегла от операции, но не стала бы впадать в истерику, пытаясь предотвратить ее.

Но они занимались любовью. И она была влюблена в него, независимо от того, чувствовал ли он то же самое к ней или нет.

Слова вырвались у нее прежде, чем Шарлотта успела их сдержать, но она собрала все свое самообладание и, когда они вырвались, произнесла их спокойно, с оттенком отстраненности.

— А если я тебя потеряю?

— Ты не сделаешь этого. Ты лучший целитель своего поколения.

РИЧАРД лежал ничком на столе под резким стерильным светом хирургической лампы. Ему был отлично виден Декарт, невысокий худощавый мужчина, одетый в медицинский халат. Его лицо выражало полную сосредоточенность, когда он рассматривал свои инструменты. На столе перед ним лежало изображение лица Кэссайда, увеличенное вдвое. Томограф полностью улавливал сходство, и Декарт был очень хорош в своем деле.

Шарлотта стояла рядом с хирургом. Ее лицо было ледяным, и эта ледяная красота была достаточно острой, что можно было порезаться. На него смотрели самым холодным взглядом, какой он когда-либо видел.

Дочь, помощница Декарта, затянула последний кожаный ремешок, крепко прижимая левую руку Ричарда к поверхности стола. Пряжка, запираясь, щелкнула. Он был пристегнут.

— Самоубийство, — сказала Шарлотта.

Ричард улыбнулся ей.

С тех пор как он указал ей на то, что она думает эмоциями, Шарлотта спрятала их. Она спорила три дня с холодной, безупречной логикой, пытаясь ошеломить его фактами. Пока они сидели у очага, она подробно рассказывала, как это делается. Она нашла на полке том по анатомии и подробно описала, как легко скальпель может причинить вред. Она угрожала ему затяжной, хронической болью, которая приходит с переформованными костями и повреждением нервов. И когда они занимались любовью, у него перехватывало дыхание. Она пыталась дать ему повод отступить.

Она понятия не имела, что делает только хуже. Он хотел любой ценой удержать ее от использования темной стороны ее магии. Он придумал план, который переложит на его плечи почти всю опасность. У нее не будет причин никого убивать. Но этот план зависел от того, что у него будет лицо Кэссайда, и поэтому он слушал все, что она говорила, и признавал полную обоснованность ее аргументов, но не сдавался.

Декарт начал рисовать линии на лице Ричарда, держа чернильницу в руках в перчатках.

— Насколько вы искусны в целительстве, миледи? — Его голос был мягким и тихим. В его словах слышался легкий луизианский акцент.

— Я Целительница, — сказала она бодро.

— Я понял, что вы целитель, — сказал он.

— Не целитель, а Целительница с большой буквы, — сказала она.

Декарт взглянул на нее.

— Вы простите меня, если я вам не поверю. Целительница творила чудеса, пока не ушла на покой. И все же у вас должны быть какие-то способности, раз мой пациент так доверяет вам. Такие процедуры… довольно ужасны. Я прошу вас воздержаться от исцеления, пока я не попрошу, или вы преждевременно исцелите изменения, которые я сделаю.

Шарлотта смерила Ричарда убийственным взглядом.

— Если ты умрешь, я приду за тобой. Не жди мирной загробной жизни.

Должно быть, это мучительно для нее, понял он. Если бы они поменялись ролями, и она лежала бы на столе, а он был бы вынужден смотреть, как ее лицо разрезают и вытирают кровь, смог бы он это сделать?

— Декарт, дайте нам минутку.

Хирург пожал плечами, и они с ассистенткой вышли.

— У тебя наступил момент просветления? — спросила она. — Может, мне расстегнуть ремни?

— Прости, что заставил тебя это делать. Тебе, должно быть, трудно. — Он не мог позволить ей понять, зачем он это делает. Если он умрет, она никогда себе этого не простит.

Ее тонкие брови поползли вверх.

— Будьте осторожны, милорд Мар. Сначала вы игнорируете мои советы, а теперь оскорбляете меня. Уверяю вас, что смотреть, как хирург разрезает живую плоть, для меня не новость. Вопреки вашим ожиданиям вы не такой уж особенный.

Она была в ярости.

— Если бы я мог поменяться с тобой местами, я бы…

Ее глаза вспыхнули гневом. Он явно сказал что-то не то.

Она протянула руку и влепила ему пощечину.

— Если бы ты поменялся со мной местами, я бы умерла на операционном столе. Ты возложил ответственность за свое выживание на мои плечи против моей воли. Не говори мне пустых банальностей. — Она отвернулась от него и ушла из поля зрения. — Он готов.

Дверь распахнулась. Мгновение спустя над ним навис Декарт.

— Пожалуйста, не причиняйте вреда пациенту. Если вы чувствуете необходимость причинить ему вред, сделайте это с другими частями его тела.

— Я вылечу его прежде, чем вы начнете, — последовал ледяной ответ.

Холодная игла пронзила его руку.

— Я посчитаю до десяти, — сказал Декарт. — Я хочу, чтобы вы повторяли цифры после того, как я их произнесу. Десять.

— Десять.

Комната стала расплываться.

— Девять.

— Девять.

— Восемь. — Голос Декарта звучал будто издалека.

— Восемь, — прошептал Ричард.

— Семь.

Свет погас. Все потемнело.

— ПОСМОТРИ на меня.

Чей-то голос звал его. Ричард поплыл к нему по бесконечной бесцветной воде. Он не был уверен, чей это был голос, но он разбудил его, и теперь он пошевелился. Какая-то часть его задавалась вопросом, почему он не тонет и где находится поверхность, но эти вопросы были слишком неинтересны, чтобы привлекать его внимание.

Под ним зияла тьма. Она тянулась к нему, ее длинные щупальца извивались, готовые свернуться вокруг него и утащить его под воду. Он знал, что это не смерть. Смерть была далеко. Это было что-то другое. Плывя, он чувствовал ее холод, распространяющийся по воде внизу. Он понял, что пахнет кровью.

Он не боялся ее. Она была не так далеко о него, словно была его частью.

— Ричард?

Шарлотта… Он крутанулся в воде, ища ее. Где ты, любовь моя? Вода простиралась во все стороны, прозрачная вечность.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я стараюсь. Я стараюсь, моя дорогая. Я ищу тебя.

— Вернись ко мне.

Он почувствовал тепло на своей коже и повернулся к нему. Люминесцентное золотое сияние заливало кристаллическую глубину. Он нырнул.

Темнота преследовала его. Ледяные путы ее щупалец обвились вокруг его ног. Она тянула, но свет удерживал его, отказываясь отпускать.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я люблю тебя, хотел сказать он ей. Не отпускай меня.

— Возвращайся.

Он оттолкнулся. Темнота рассеялась. Обрывки ее щупалец впивались в кожу, оставляя длинные черные отметины. Он знал, что они останутся там навсегда. Он взбрыкнул ногами и выплыл на свет.

Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Шарлотту. Она спасла его. Он хотел сказать ей это, но боль захватила его рот, скопившись в челюсти.

Она взяла его руку и поцеловала пальцы. Он понял, что ремни исчезли.

Декарт прислонился к тележке с инструментами. Он выглядел больным.

Ричард боролся с болью.

— Как все прошло?

— Моя лучшая работа, — сказал хирург. Он оттолкнулся от тележки и поклонился Шарлотте. — Это была большая честь.

— И для меня тоже, — сказала она.

Декарт повернулся и вышел из комнаты.

Шарлотта склонилась над ним. Он увидел слезы в ее глазах и открыл рот. Она коснулась кончиками пальцев его губ.

— Молчи, — прошептала она и поцеловала его. Он почувствовал на ее губах вкус слез и отчаяния. Она долго держалась за него и отпустила, натягивая на себя самообладание, как маску. Он почти жалел, что она это делала.

— Дать зеркало? — спросила Шарлотта.

— Да.

Она кивнула на руку, которую он сжимал.

— Ты должен отпустить меня.

— Нет.

Она улыбнулась ему в ответ и села в кресло. Десять минут спустя он наконец решил, что она не растворится в пустоте, и отпустил ее руку. Она принесла зеркало. На него взглянул незнакомый мужчина. Он все еще видел отголоски своей внешности. Его глаза были такими же. Возможно, его брови и даже лоб. Остальное принадлежало Кэссайду.

— Это не я, — сказал он.

— Именно этого ты и хотел, — напомнила ему Шарлотта.

— Тебя это беспокоит?

— Твое новое лицо?

Он кивнул.

Она вздохнула.

— Меня беспокоит, что ты рисковал ради этого жизнью. Но мне все равно, чье у тебя лицо, Ричард.

Он понял, что любит ее, мучительно, сильно, с отчаянием умирающего, жаждущего каждого последнего мгновения жизни.