По лезвию грани

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— МЕНЯ зовут Шарлотта. — Дорогая Богиня, нет тут подходящих слов. Шарлотта сделала глубокий вдох. — Ваша бабушка могла упоминать меня.

— Вы снимаете наш дом, — сказал Джек.

— Точно. — Она кивнула.

Джордж подался вперед.

— Что-то случилось с бабушкой. — Это был не вопрос.

— Да, — все равно ответила она. — Я целительница. Ричард был ранен, когда бежал от работорговцев. Он добрался до Западного Лапорта и потерял сознание. Кое-кто нашел его и привез ко мне, чтобы я могла залечила его раны. — Она сглотнула. — Мы с вашей бабушкой были очень близки. Она всегда была добра ко мне. Она была моей подругой.

Слова застряли у нее в горле. Она выдавливала их, каждый звук резал ее изнутри.

— Она была со мной, когда Кенни привез ко мне Ричарда. В то время с нами были еще одна девушка и ее сестра.

На грудь опустилась тяжесть. Боль накатила, обволакивая ее сердце, образуя свинцовый шар. Джордж и Джек смотрели на нее, и она не могла отвести взгляд. Ее голос звучал как-то странно.

— Я исцелила Ричарда, но он потерял много крови. Мне пришлось отлучиться, чтобы купить ее ему еще для переливания. Пока меня не было…

Она не могла этого сделать. Она не могла заставить себя произнести эти слова.

— Работорговцы сожгли дом и убили одну из девушек и вашу бабушку, — сказал Ричард. — Элеоноры больше нет.

Она увидела тот самый момент, когда смысл этих слов дошел до Джорджа. Он сделал маленький шаг назад. Его лицо дернулось, а плечи подались вперед, словно его ударили ножом, и он хотел свернуться в клубок, чтобы защитить рану.

— Нет, — произнес Джек. — Вокруг дома круг охранных камней. Вокруг дома есть чертовы камни! Никто не может войти.

Глаза Джорджа вспыхнули белым. Сияние нарастало, проливаясь слезами-молниями на его щеки. Он напевал что-то дикое себе под нос. Она почувствовала, как вокруг него разливается магия. Крошечные волоски у нее на затылке встали дыбом. Так много силы. Так много силы. Она накапливалась сама по себе, как лавина.

— Остановись! — крикнула она. — Джордж, нет…

Магия накопилась и разверзлась. Белый свет выстрелил из его глаз и рта, сияя изнутри каждой его поры, сделав его кожу светящейся. Элеонора рассказала ей, что мальчик был некромантом, но она ничего не говорила о таком.

Его ноги оторвались от земли, и он повис в футе над полом. Его магия обрушилась на Шарлотту, как взрывная волна. Она ахнула и увидела его сквозь призму своей собственной силы. Он сиял, как струящийся луч света, его магия сосредоточилась в луче, ищущем тьму.

Его призрачный голос эхом отдавался в ее голове.

Mémère, Mémère, это я. Ответь мне. Пожалуйста, ответьте. Пожалуйста, Mémère.

Отчаяние в его словах затопило ее. Слезы жгли ей глаза. Он тянулся далеко, за край Зачарованного, за границу. Это было невозможно, но он это делал.

Пожалуйста, Mémère. Я так тебя люблю. Пожалуйста, ответь.

Этот голос, наполненный такой любовью и надеждой, вызвал у нее слезы. Горячая влага увлажнила ее щеки. Кто-то обнял ее, и она поняла, что это Ричард. Он поддерживал ее. Она знала, что должна отстраниться, но ей нужно было тепло его рук, связь с другим человеком, потому что она плыла по течению в море страданий Джорджа, и это разрывало ее на части.

Mémère…. - умолял призрачный голос Джорджа.

Темнота не отвечала.

Пожалуйста, не покидай меня.

Пожалуйста…

Его сияние потускнело. Магия отпустила его, и Джордж упал. Ноги у него подкосились, и он неуклюже сел на доски.

— Она ушла, — сказал он таким юным голосом.

Шарлотта выскользнула из объятий Ричарда на пол и обняла его.

— Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль.

Кожа Джека разорвалась. Дикое месиво мышц и кожи выплеснулось наружу, и огромная рысь приземлилась на пол. Большая кошка зарычала и выбежала за дверь.

Ричард вскочил на ноги.

— Я присмотрю за ним. — Он бросился вслед за рысью.

Джордж тупо уставился в пол. Никакие слова ничего не исправят. Что бы она ни сказала, это ничего не изменит, поэтому она села рядом и обняла его. Это было все, что она могла сделать.

РИЧАРД выбежал за дверь. На дощатом настиле никого не было. Он задержался на драгоценную секунду перед этим, чтобы взять у Барло запасную одежду, и теперь Джек исчез. Перевертышей вроде Джека не очень-то приветствовали в обществе. Их мозг работал иначе, чем у обычных людей. У них были проблемы с пониманием человеческих взаимоотношений и правил поведения, но они глубоко чувствовали каждую мелочь, и это часто приводило их к насилию. Герцогство Луизианы убивало их при рождении, в то время как Адрианглия обращалась с ними как со своей грязной тайной, превращая их в солдат в своих тюремных военных школах.

Джек не был отдан королевству при рождении, как большинство его сородичей. Он вырос в любящей семье, которая делала скидку на его характер. Келена не была бы так добра. Если его заметят и опознают, кто-нибудь попытается его убить.

Ричард повернулся, осматривая здания. Мальчик был быстр, особенно на четырех ногах, и плохо соображал. Рыси были древесными кошками, они набрасывались на свою добычу с верхних ветвей. Он хотел бы оказаться где-нибудь высоко, где он мог бы побыть один.

Склад за каналом был слишком низок. Далекие высотки Делового района были слишком далеко и слишком населены. Куда же он мог пойти?

Справа царапала небо высокая бледная башня ближайшего Зуба Келены. Высокая и нелюдимая. Идеальное укрытие.

Ричард пробежал по запутанному лабиринту Котла, по дощатому настилу к кромке воды, затем прошел мимо нее вдоль доков, уходящих в океан. День был пасмурным, и вода отражала серое небо.

За свою жизнь он пережил немало потерь. Первой умерла мама, ушедшая в мир иной в двадцать восемь лет от аневризмы. Он вспомнил, как она выглядела в гробу — бледная, бескровная копия самой себя. На какой-то нелепый миг он подумал, не заменил ли ее кто-нибудь куклой. Следующим был его отец. Марисса. Потом тетя Мюрид и Эриан…

Он жалел, что не мог избавить Джорджа и Джека от этой участи. Он снова смотрел, как страдают дети, и ничего не мог с этим поделать.

Последний причал закончился. Вдалеке волны ударялись о Зубы Келены, разбиваясь о каменные основания башен. Прилив был низким, то тут, то там поднимая песчаные гребни. Ричард рискнул и прыгнул воду. Вода доходила ему до колен.

Он пробрался к ближайшему участку песка, направляясь к близстоящей башне. На песке виднелись следы лап. Кошачьи отпечатки без когтей. Следы вели к башне.

У Зубов Келены были хранители, которые следили за погодой и активировали магическую защиту, когда приходили бури. Они по очереди дежурили внутри башен. Ричард перешел на бег, двигаясь на полной скорости, пересекая песок большими шагами.

Впереди, в стене башни, примерно в двадцати футах над водой, скользнул в сторону каменный блок. Еще больше камней соскользнуло со стен, закручиваясь спиралью вокруг башни. Оттуда выбежал человек с дикими глазами и помчался вниз по только что образовавшейся лестнице.

Ричард добрался до башни. Наконец-то.

Хранитель бросился к нему по воде.

— В башне перевертыш!

Ричард сунул руку в карман брюк и вытащил половинку дублона.

— Нет там никакого перевертыша.

— Я видел его! — Старик замахал руками. — Огромный кот размером с лошадь!

Загнул, с лошадь. В лучшем случае с пони. Ричард взял руку мужчины, вложил в нее монету и посмотрел ему в глаза.

— Нет там никакого перевертыша, — медленно повторил он.

В глазах мужчины мелькнуло понимание.

— Я ничего не видел.

— Совершенно верно. Мне нужно будет занять вашу башню на несколько минут, а потом я уйду, и вам будет безопасно войти обратно.

Ричард начал подниматься по лестнице.

— Если он что-нибудь сломает, ты за это заплатишь! — проорал хранитель. — И ничего не трогай!

Ричард вскарабкался по каменным ступеням и нырнул во вход. Удивительно, как быстро отступил страх, когда в дело вмешалось золото.

Винтовая лестница вилась вокруг каменного внутреннего ядра башни, освещенная светом из многочисленных окон. Он поднимался по ступенькам все выше и выше, пока не увидел зияющую дверь в конце лестницы.

Сверху донесся резкий, полный боли звук. Это не было кошачье рычание или любой другой звук, который можно было бы ожидать от рыси. На полпути между душераздирающим и жестоким воем и криком, звук завибрировал в воздухе. Если бы у Ричарда была шерсть, она бы встала дыбом.

Ричард сел. Не было никакой необходимости входить. Мальчику требовалось уединение.

Последовал еще один крик, бессловесный, полный горя и вины.

Ричард прислонился спиной к стене. Джек и он были мужчинами, а у мужчин были свои негласные правила.

Много лет прошло с тех пор, как умер его отец, и многие из этих лет тетя Мюрид заботилась о нем и Кальдаре. Он был почти взрослым, когда она взяла его к себе, но он помнил, как это больно. Он чувствовал себя покинутым, испуганным, виноватым за то, что его не было рядом, но единственной эмоцией, которую позволяли ему показывать правила, был гнев, и поэтому он бушевал как сумасшедший. Тетя Мюрид справлялась с его бессмысленной яростью с тем же мастерством, с каким справлялась с навязчивым воровством Кальдара. Они оба из кожи вон лезли, чтобы сделать какую-нибудь глупость, просто чтобы напомнить себе, что они живы. Но даже в самые мрачные моменты они оба знали, что их любят. У них есть дом. Это было не то же самое, что раньше, но они были благодарны за это.

Когда ему было тридцать два, «Рука» напала на семью. В последней битве со шпионами Луизианы Мюрид погибла. Он не видел, как она умерла, но Кальдар видел. Ричард живо вспомнил, как смотрел на ее изуродованное тело. Он вспомнил боль в груди и выражение лица Кальдара, остекленевший взгляд мужчины, все чувства которого потонули в глубоком горе. Они не говорили об этом. Они стояли рядом на похоронах с каменными лицами, потому что так было положено. После похорон они выпили вместе, как и положено в семье Маров, и разошлись в разные стороны в доме Маров.

Он поднялся к себе в комнату, думая почитать книгу. Вместо этого он сидел в своем кресле, оцепенев, уставившись в пространство, пока не понял, что плачет. Кальдар, должно быть, тоже скорбел. Ни один из них никогда не признается в своем горе. Они никогда не говорили об этом.

Женщина, которая заботилась о них, дала им приют и наставляла их, занимая место обоих родителей сразу, умерла. Но он не мог заставить себя утешить брата, хотя знал, что они оба отчаянно нуждаются в этом утешении.

Теперь Джек и Джордж потеряли женщину, которая любила их и оберегала, и они последовали по той же схеме. То, что Джек сбежал, было, наверное, к лучшему. Если Джордж хотел свободно горевать, он мог, потому что Шарлотта была женщиной, и ее присутствие не будет сдерживающим фактором. А Джек…

Еще один отчаянный вой прокатился по башне.

Он поговорит с Джеком, когда мальчик закончит. Есть вещи, которые он должен сказать, вещи, которые он хотел бы, чтобы кто-то сказал ему или Кальдару много лет назад.

Какими бы ни были различия между ним и Кальдаром, они были братьями, подумал Ричард. Точно так же они справлялись со своей виной и болью. Кальдар направил его в безумную одержимость в уничтожение «Руки». Даже брак с женщиной, которую он явно любил сверх всякой меры, не мог сбить брата с пути истинного. Ричард, с другой стороны, предпочел охотиться на работорговцев. Вероятно, в том, что он делал, был намек на безумие. Нет, пожалуй, не на безумие. Фанатизм.

— Фанатик. — Это было древнее слово, первоначально означавшее «вдохновленный богом», и его первым значением было описание человека, одержимого богом или демоном. Это было очень точное описание, подумал он. Он был одержим, но не демоном, а необходимостью исправить ошибку. Он был истинно верующим, его дело было праведным, и он отдал ему всего себя без сожаления. Но по сути, это была беспомощность. Когда Софи перестала принимать душ, перестала говорить, потом убежала, когда он попытался спросить ее почему, он ничего не мог сделать. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным, даже когда его жена, Марисса, ушла от него.

Он любил Мариссу всем сердцем, с абсолютной преданностью, и когда она ушла от него после двух лет брака, весь его мир разбился вдребезги. В конце концов он решил, что это хороший урок, и только так он выполз из глубокой, темной дыры, где он существовал в течение многих месяцев. Он думал, что этот опыт излечил его от тоски по женскому обществу, так же как он думал, что дорога, по которой он шел, выжгла из него всю способность к эмоциям. Но здесь была Шарлотта, и она пробудила в нем что-то такое, что заставило его ответить. Он ничего не мог с собой поделать.

Если бы он встретил Шарлотту до того, как все это началось… Это была интригующая, но в корне глупая мысль. Если бы он встретил ее, она бы даже не взглянула на него. Она была голубокровной и целительницей, вероятно, очень уважаемой, в то время как он был болотной крысой без имени, статуса, звания и с очень скромными средствами к существованию.

И все же он не мог перестать думать о ней. Вот так все и началось, мрачно подумал Ричард. Думая о женщине, гадая, на что это было бы похоже, представляя ее. С чисто физическим влечением он мог справиться, но он видел ее в момент уязвимости. Он точно знал, чего ей стоило последовать за ним. Она была мужественна в истинном смысле этого слова. Опыт и тренировки давали ему преимущество, и он редко испытывал острый страх перед противником. Большую часть времени он даже не чувствовал беспокойства, словно его душа покрылась мозолями. Возможно, ему просто нечего было терять.

У Шарлотты не было боевого опыта. Она хорошо скрывала свой страх, но он учился читать ее мысли. Когда она вздернула подбородок и расправила плечи, Шарлотта испугалась. Она встревожилась, когда они встретили Джейсона Пэрриса, опасалась, когда они столкнулись с головорезами, и испугалась, когда толпа погналась за ними. И все же она продолжала идти, каждый раз преодолевая свой страх. Эта сила воли была достойна как восхищения, так и уважения. Сама ее человечность делала ее очаровательной и притягивала к себе. Он хотел узнать о ней больше. Он хотел избавить ее от этого страха. Он хотел убрать все, что причиняло ей дискомфорт. Однако не было никакого способа сделать это, не прервав ее участия, и он дал обещание уважать ее миссию.

Джек вышел из комнаты. Глаза мальчика были красными, и он был обнажен.

Ричард предложил ему одежду. Мальчик оделся.

Ричард поднялся.

— В горе нет ничего постыдного. Это человеческая эмоция. Ты не сделал ничего плохого. Это не делает тебя слабым, и тебе не нужно это скрывать.

Джек отвел взгляд.

— Ты не смог бы предотвратить смерть своей бабушки. Не бери на себя никакого чувства вины. Вини тех, кто действительно несет за это ответственность.

— А что случилось с работорговцами? — спросил Джек хриплым голосом.

— Твоя бабушка убила некоторых из них. Шарлотта убила остальных.

Они бок о бок спускались по лестнице.

— Я хочу участвовать, — сказал мальчик.

— В чем?

— Ты же Охотник. Ты охотишься на работорговцев. Я хочу участвовать в этом.

— И откуда ты это знаешь? — Если кто-то открыл рот, он бы очень расстроился.

Джек пожал плечами.

— Мы слышали, как вы с Декланом разговаривали.

— Кабинет Деклана звуконепроницаем.

— Только не для оживших мышей, — сказал Джек. — Джордж хочет стать шпионом. Он все слушает, а потом рассказывает мне.

Фантастика. Они с Декланом приняли дополнительные меры, такие как активация звуконепроницаемых сигилов и встреча в поздний час, а два подростка все еще могли подорвать все их тщательные меры безопасности. Как утешительно. И он вовсе не чувствовал себя полным идиотом. Он был уверен, что Деклан тоже не будет чувствовать себя идиотом.

— Я пойду с тобой, — сказал Джек.

— Вот точно нет.

Джек оскалил зубы в дикой скорби.

— Нет, — сказал Ричард. — Это не веселое приключение.

— Кальдар позволил нам…

— Нет. — Он вложил в свой голос достаточно решительности, чтобы прекратить все споры.

Джек закрыл рот и угрюмо пошел рядом. Они покинули башню и направились к городу.

Эта битва не была выиграна, размышлял Ричард, глядя на упрямо сжатые челюсти мальчика. А как только они вернутся, Джордж и Джек захотят к нему в команду. В худшем случае он уговорит Барло держать их под замком, пока они с Шарлоттой разбираются с кораблем.

— ДЖОРДЖ, — пробормотала Шарлотта.

Джордж по-прежнему лежал в ее объятиях в оцепенении. Она снова оглядела его. Никаких телесных повреждений. Слишком много магии, израсходованной слишком быстро. Она понятия не имела, впадает ли он в постоянную кому или просто отдыхает, измученный.

— Мне не следовало говорить вам. — Она поняла, что произнесла эти слова вслух.

— Она была нашей бабушкой, — сказал Джордж. — Мы имеем право знать.

Шарлотта выдохнула. Сознательно. Окончательно.

Мальчик очень мягко оттолкнул ее, встал и протянул ей руку. Она уцепилась за нее и встала.

— Ричард ценит семью превыше всего, — сказал Джордж. — Он сказал бы нам, если бы вы нет.

— Ты знаешь, чем он занимается? — спросила она.

Джордж кивнул.

— Тогда ты знаешь, что он сделает все возможное, чтобы добиться справедливости для твоей бабушки, и я тоже.

— Вы ей нравились, — сказал Джордж. — Она нам много о вас рассказывала. Мы видели вашу фотографию.

Шарлотта сглотнула.

— Твоя бабушка была очень добра ко мне.

— Так вот почему вы сейчас с ним? — спросил Джордж.

— Это сложно, — сказала Шарлотта. — Но да.

— Мы присоединимся к вам.

Он сказал это как ни в чем не бывало, будто для шестнадцатилетнего парня было самым естественным стать убийцей.

— В том, что мы собираемся сделать нет места детям. Ричард скажет тебе то же самое.

— Мне шестнадцать, — сказал Джордж. — Мне осталось меньше года до совершеннолетия. Мне это нужно. Мне нужно добиться справедливости. Вы же знаете, что я чувствую. Вы, должно быть, заботились о ней. Зачем же вам останавливать меня?

— Посмотри на меня. — Она подождала, пока он встретится с ней взглядом. — Нет. Мы сделаем все, что в наших силах, а вы двое позаботитесь о Розе. Даю вам слово, что работорговцы заплатят за то, что сделали. Я буду сражаться с ними, пока не прикончу их, или они прикончат меня. Это моя битва, и вы останетесь в стороне.

— Вот именно, — сказал Ричард, открывая дверь.

Джек проскользнул в комнату.

— Ваша сестра нуждается в поддержке. — Ричард шагнул внутрь и закрыл дверь.

— У нее есть Деклан, — сказал Джек.

Ричард повернулся к нему, его лицо внезапно стало жестким. Шарлотта боролась с желанием отступить, и Джек напрягся.

— Твой долг — заботиться о своей семье, а Роза и твой брат — единственная семья, которая у тебя осталась. Мужчина не уклоняется от своих обязанностей. Я ясно выражаюсь?

— Кристально, — сказал Джордж.

— Сегодня ночью корабль работорговцев пришвартуется в секретном месте, — сказал Ричард. — Вы будете наблюдать, как мы поднимемся на борт, и сообщите название корабля своему шурину. Он отследит его. В случае, если все пойдет не так, как планировалось, он, по крайней мере, получит эту информацию. Это все, что я готов позволить вам сделать.

Джек открыл рот.

— Подумай, прежде чем что-то сказать. — В голосе Ричарда не было жалости. — Потому что, в отличие от своего брата, я не испытываю никаких угрызений совести по поводу вас двоих и заплачу Барло, чтобы он сидел на ваших телах, пока мы не выйдем в море.

Джек закрыл рот.

— Мы возьмемся за это, — сказал Джордж.

— Умный ход. Даешь ли ты мне слово?

На лице Джорджа не отразилось никаких сомнений.

— Да.

— Подождите меня снаружи.

Мальчики вышли.

— Что ты делаешь? — Шарлотта пристально посмотрела на него. — Зачем вообще их впутывать?

— Потому что их бабушка умерла, и они чувствуют себя беспомощными и злыми. Можно попытаться ослабить этот гнев, позволив им принять символическое участие в этой мести. В противном случае их горе заставит их сделать что-то опрометчивое, и ни у кого из нас не будет возможности спасти их от последствий.

Было очевидно, что это ошибка.

— Как ты собираешься помешать им попасть на корабль?

Ричард улыбнулся.

— Джордж дал мне слово. Честь для него очень важна.

Как может умный человек быть таким идиотом?

— Ричард, ты почувствовал, сколько магии потратил этот мальчик? Если он так заботился о своей бабушке, какое-то слабое представление о мужской чести не помешает ему отомстить.

— Миледи, мы же договорились, что вы не станете меня заваливать вопросами.

— Милорд, это закончится катастрофой.

Он улыбнулся узкой сардонической улыбкой.

— Тогда ты скажешь мне: «Я же тебе говорила».

Все равно, что спорить с кирпичной стеной. Шарлотта открыла дверь и вышла.

Она должна была помнить, зачем она это делает: она жертвовала и убивала, чтобы никто больше не страдал так, как сейчас страдают эти дети. Она разберется с Ричардом и попадет на этот корабль. Когда она закончит, работорговцы станут не более чем страшной историей.