По лезвию грани

ПРОЛОГ

— МИЛЕДИ?

Шарлотта оторвала взгляд от чашки с чаем и посмотрела на Лаису. Девушка держала в руках конверт из плотной бумаги.

— Оно пришло для вас.

Внезапная боль пронзила грудь Шарлотты, словно внутри нее сломалось что-то жизненно важное. Ей стало холодно и ее накрыла тревога. Пришли плохие новости. Если бы это были хорошие новости, ей бы позвонили по скайеру. Она почувствовала непреодолимое желание сжать и смять свои светлые волосы. Она не делала так с самого детства.

— Спасибо, — заставила себя произнести она.

Горничная задержалась, на ее лице отразилось беспокойство.

— Миледи, могу я вам что-нибудь предложить?

Шарлотта покачала головой.

Лаиса долго смотрела на нее, потом неохотно пересекла балкон и вошла внутрь.

Конверт лежал перед Шарлоттой. Она заставила себя поднести чашку к губам. Край чашки задрожал. Ее пальцы дрожали.

Она сосредоточилась на этом крае, призывая годы практики поддержания контроля над своими эмоциями. Спокойствие и собранность — такова мантра целителя. Эффективный целитель не бессердечен и не мягкосердечен, шептала ей память. Она не позволит себе поддаться страсти или отчаянию, и она никогда не позволит своему ремеслу стать скомпрометированным ее эмоциями.

Она жила этой верой уже двадцать лет. Та никогда не подводила ее.

Спокойствие превыше всего.

Спокойствие.

Шарлотта глубоко вздохнула, считая каждый подъем и падение своей груди. Один, два, три, четыре… десять. Чашка в ее руках стала неподвижна. Шарлотта отпила из нее, поставила на стол и разорвала конверт. Кончики ее пальцев онемели. Вверху бумаги красовалась богато украшенная печать Адрианглийской академии врачей.

Шарлотта заставила себя прочесть все до последнего слова, затем перевела взгляд через белые каменные перила балкона на сад внизу. Там, внизу, к далеким деревьям вела дорожка, выложенная кирпичом песочного цвета. Подстриженная серебристая трава тянулась по обеим сторонам дорожки, обрамленной рядом низких изумрудных изгородей, за которыми цвели: розы дюжины оттенков, чьи тяжелые цветы были прекрасны; кусты созвездий с гроздьями звездообразных цветов в малиновых, розовых и белых красках; желтые ирисы, чьи нежные цветочки были похожи на крошечные колокольчики…

Она никогда не зацветет. Она не принесет плодов. Последняя дверь захлопнулась у нее перед носом. Шарлотта обхватила себя руками. Она была бесплодна.

Слово давило на нее, как сокрушительный физический груз, как тяжелый якорь на шее. Она никогда не почувствует, как в ней растет жизнь. Она никогда не передаст свой дар и не увидит отголоски своих черт на лице ребенка. Лечение и магия лучших целителей Адрианглии потерпели неудачу. Ирония была так сильна, что она рассмеялась горьким, ломким смехом.

В Адрианглии две вещи имели наибольшее значение: имя и магия. Ее семья не была ни старой, ни богатой, и ее фамилия была обычной. Ее магия была несравнимой. В четыре года она вылечила раненого котенка, и ее жизнь круто повернула в неожиданном направлении.

Медицинские таланты были редки и высоко ценились королевством. Они были настолько редки, что когда ей было семь лет, Адрианглия пришла за ней. Родители объяснили ей ситуацию: она покинет отчий дом, чтобы учиться в Ганерском Колледже Медицинских Искусств. Адрианглия даст ей кров, выучит, взрастит ее магию, а взамен, по окончании обучения, Шарлотта отдаст королевству десять лет гражданской службы. В конце этого десятилетия она получит аристократический титул, что приведет ее в элиту общества, и небольшое поместье. Ее родители, в свою очередь, получат единовременную денежную выплату, чтобы успокоить свое горе из-за потери ребенка. Даже в том возрасте она поняла, что ее продали. Через три месяца она уехала в Колледж и больше не вернулась.

В десять лет она слыла чудо-ребенком, в четырнадцать — восходящей звездой, а в семнадцать, когда ее служба официально началась, Шарлотта стала лучшей выпускницей Колледжа. Они называли ее Целительницей и берегли, как сокровище. В ожидании своего титула она получила наставления от лучших учителей. Леди Августина, чья родословная простиралась на протяжении веков вплоть до Старого Континента, лично следила за ее образованием, гарантируя, что Шарлотта войдет в Адрианглийское общество, будто всегда принадлежала к нему. Ее самообладание было безупречным, вкус утонченным, поведение образцовым. К тому времени, как она выпустилась из Колледжа, став теперь уже Шарлоттой де Ней, баронессой Ней и владелицей небольшого поместья, она исцелила тысячи.

Но она никак не могла исцелить себя.

И никто другой не мог. После восемнадцати месяцев лечения, экспертов и магии она держала в руках окончательный вердикт. Она была бесплодна.

Бесплодна. Как пустыня. Как пустырь.

Почему именно она? Почему именно у нее не может быть ребенка? Она исцелила бесчисленное множество детей, вытащила их из лап смерти и вернула родителям, но маленькая детская, которую она устроила рядом с их спальней, останется пустой. Разве она не заслужила маленького счастья? Что такого ужасного она сотворила, что не может иметь ребенка?

У нее вырвалось рыдание. Шарлотта спохватилась и встала. Никакой истерики. Придется рассказать Элвею. Он будет раздавлен. Дети так много значили для мужа.

Она спустилась по лестнице на дорожку, ведущую к северному патио. Казалось, что старый дом, это беспорядочное трехэтажное собрание комнат, патио, балконов и каменных лестниц, раскинулся в саду, как ленивый белый зверь. Северное патио находилось на противоположной стороне поместья, а ей как раз требовалось несколько минут, чтобы успокоиться. Мужу понадобится ее поддержка. Бедный Элвей.

Она только начала осваиваться в новой жизни, когда ее посетил Элвей Леремин с предложением. В то время ей было двадцать восемь, она едва закончила Колледж и чувствовала себя одинокой. Жизнь Целительницы не оставляла много времени для романтики. Мысль о том, чтобы выйти замуж и разделить свою жизнь с другим человеком, вдруг показалась ей такой привлекательной. Барон Леремин был внимателен, любезен и привлекателен. Он хотел иметь семью, как и она. Когда прошел год без детей, она отправилась на обследование, сделав первый шаг в изнурительном восемнадцатимесячном путешествии.

Она хотела ребенка. Она бы окружила своего ребенка любовью и теплом, и ее сыну или дочери никогда не пришлось бы беспокоиться о том, что их вырвут из ее рук, потому что даже если ее талант перешел бы к ребенку, она отправилась бы с ним в колледж. Шарлотта на мгновение остановилась и крепко зажмурилась. Ребенка не будет.

Неделю назад на нее накинулась усталость после месяцев лечения, анализов и ожиданий. Она почувствовала себя одинокой, отчаявшейся и напуганной будущим, как тогда, когда ей было семь лет, и она впервые вошла в массивные каменные ворота Ганерского Колледжа. И поэтому она отправилась к тому же человеку, что утешил ее тогда, к женщине, которая стала ей матерью после того, как ее родители отказались от нее. Она пришла в Ганерский Колледж, чтобы поговорить с леди Августиной.

Они вместе прогуливались по садам, точно так же, как она сейчас, плывя по извилистым каменным дорожкам, которые окружали неприступные каменные стены Колледжа. Леди Августина почти не изменилась. Темноволосая, грациозная, с классически красивым лицом, она не ходила, а скользила. Ее манеры по-прежнему оставались царственными, черты лица элегантными, а магия, способная одним дыханием успокоить даже самого буйного психопата, оставалась такой же могущественной, как и прежде.

— Как считаешь, это наказание? — спросила Шарлотта.

Леди подняла брови.

— Наказание? За что?

Шарлотта стиснула зубы.

— Ты можешь рассказать мне все, что угодно, — пробормотала леди Августина. — Я не предам твоего доверия дорогая, и ты это знаешь.

— Я ношу в себе что-то темное… что-то порочное. Иногда я ощущаю его край, смотрящий моими глазами изнутри меня.

— Ты чувствуешь желание? — спросила пожилая женщина.

Шарлотта кивнула. Это желание было постоянным призраком, нависшим над каждым целителем. Целители могли не только заживлять разрушительные раны и излечивать от болезней, но они также могли причинять вред. Использование разрушительной стороны их магии было запрещено. «Не навреди» — таково было вступительное слово клятвы целителя. Это были первые слова первого урока, который она получила, и за эти годы она слышала их бесчисленное количество раз. Вредить было соблазнительно. Те, кто пробовал это, становились зависимыми и теряли себя.

— Оно становится сильнее? — спросила леди Августина.

Шарлотта кивнула.

— Прощаю тебя за то, что ты человек.

Что? Шарлотта взглянула на пожилую женщину.

Печальная улыбка тронула губы леди Августины.

— Дорогая моя, неужели ты думаешь, что у тебя первой возникают такие мысли? Наши таланты дают нам средства как для исцеления, так и для причинения вреда. Это в нашей природе — делать и то и другое, и все же нас просят отгородиться от половины себя и долгие годы заниматься исцелением. Что создает дисбаланс. Неужели ты думаешь, что я не представляла себе, что я могла бы сделать, если бы высвободила свою силу? Я могла бы войти в комнату, полную дипломатов, и ввергнуть страну в войну. Я могла бы спровоцировать беспорядки. Я могла бы довести людей до убийства.

Шарлотта уставилась на нее. Из всех людей ее приемная мать была последним человеком, которого она могла бы представить с такими мыслями.

— То, что ты чувствуешь, это нормально. Это не повод для наказания. Ты находишься под сильным стрессом, и твое тело и разум находятся в обороне. Ты подвергаешь себя такому давлению, и это делает тебя уязвимой. Ты хочешь высвободиться, но Шарлотта, ты должна держать свою магию под контролем.

— А если я споткнусь? — спросила Шарлотта.

— Нет такой вещи, как спотыкание. Ты либо целительница, либо мерзость.

Шарлотта поморщилась.

— Я верю в тебя. Ты знаешь, каковы последствия.

Она знала. Каждый целитель знал о последствиях. Те, кто причинял вред, превращались в чумных, рабов собственной магии, существующих только для того, чтобы нести смерть и болезни. Много веков назад на Старом Континенте была предпринята попытка использовать чумных жуков в качестве оружия во время войны. Двое целителей вышли на поле боя и не стали себе сопротивляться. Ни одна армия не выжила, и чума, которую они разнесли, бушевала месяцами и душила целые королевства.

Леди Августина вздохнула.

— Королевство специально забирает нас из наших семей такими юными, потому что они пытаются настроить нас на нужный лад. Даже при таком бережном воспитании они просят только десять лет службы, потому что то, что мы делаем, изнашивает нас. Мы отдаем так много себя. Мы последняя надежда стольких людей, и мы подвержены ужасным вещам: ранам после насилия, умирающим детям, семьям, раздираемым горем. Это тяжелое бремя, и оно влияет на тебя, на меня, на всех нас. Шарлотта, чувствовать разрушительные порывы это естественно. Но, если ты поддашься им, ты станешь убийцей. Возможно, не сразу. Возможно, какое-то время ты даже сможешь управлять ими, но, в конце концов, магия поглотит тебя, и ты пойдешь по земле, сея смерть. Исключений из этого правила нет. Не превращайся в мерзость, Шарлотта.

— Не буду. — Она сдержит тьму. Ей придется… у нее просто не было выбора.

Несколько минут они шли молча.

— Давай представим себе худшее, — сказала леди Августина. — Ты бесплодна.

Сердце Шарлотты замерло.

— Ладно.

— Это не значит, что ты должна жить бездетно. Сотни детей ждут, когда их полюбят. Рождение ребенка, Шарлотта, всего лишь малая часть того, чтобы стать родителем. Ты все еще можешь быть матерью и познать все радости и муки воспитания ребенка. Мы слишком зациклены на родословных, фамилиях и собственных глупых представлениях об аристократии. Если бы кто-то оставил корзину с ребенком на твоем пороге, ты бы долго колебалась, чтобы поднять ее, потому что ребенок не твой по крови? Ребенок, крошечная жизнь, которая только и ждет, чтобы ее вскормили. Подумай об этом.

— Я бы не стала колебаться. Я бы взяла ребенка, — сказала Шарлотта. Она возьмет его и полюбит. Не имело значения, выносила ли она его.

— Конечно, ты бы так и сделала. Ты моя дочь во всем, кроме крови, и я знаю тебя. Я думаю, из тебя получится отличная мать.

Слезы подступили к ее глазам. Шарлотта держала их в узде.

— Спасибо.

— А что думает обо всем этом твой муж?

— Дети для него очень важны. Его наследство зависит от рождения наследника.

Пожилая женщина закатила глаза.

— Условное наследование? Ох, та еще радость иметь благородную родословную и немного денег. Это что-то новенькое? Не припомню, чтобы это было условием вашего брачного контракта.

Шарлотта вздохнула.

— Не было такого.

— А перед вашей свадьбой он не упоминал, что ему нужен наследник?

Шарлотта покачала головой.

Лицо леди Августины окаменело.

— Я не люблю, когда мне лгут. Когда ты это выяснила?

— Когда мы поняли, что возникла проблема с зачатием.

— Этот разговор, вы должны были провести, прежде чем подписывать контракт. Это должно было быть официально объявлено. — Она посмотрела вдаль, как всегда, когда пыталась что-то вспомнить. — Как я могла так ошибиться? Он казался такой солидной парой, сдержанным человеком. Вряд ли это вызовет какие-то проблемы.

Сдержанным человеком?

— Что это значит?

— Шарлотта, тебе нужен кто-то устойчивый, надежный, кто будет относиться к тебе с уважением. Ты уже более десяти лет лечишь, и твоя магия изголодалась и устала делать одно и то же, снова и снова. Не так уж много нужно, чтобы опрокинуть эту тележку с яблоками. Вот почему я осталась здесь. — Леди Августина изящным взмахом руки указала на сад. — Безмятежность, красота и низкая вероятность психологической или физической травмы. Вот почему после кровопролитной войны некоторые ветераны становятся монахами.

Так что же, она была слишком хрупкой, чтобы жить вне стен Колледжа? Шарлотта стиснула зубы.

— Возможно, Элвей не знал об условиях наследования.

— О нет, он знал. Мы растем, зная, Шарлотта. Он намеренно скрыл это, потому что я никогда не дала бы своего согласия на вашу свадьбу.

Шарлотта подняла голову.

— Если бы он сделал это обязательным условием брачного контракта, я бы не вышла за него замуж. Я не хотела заключать контракт на рождение ребенка. Я хотела сочетаться браком, и, думаю, он тоже.

— Он хотел детей с целительским талантом, — сказала пожилая женщина.

Шарлотта остановилась.

— Прости, дорогая, — сказала леди Августина. — Мне не следовало этого говорить. Это было грубо с моей стороны. Я в ярости, и это затуманивает мой разум. Это моя вина. Это было именно то, чего я пыталась избежать, и я подвела тебя. Мне очень, очень жаль.

— Я не ребенок, — сказала Шарлотта. — Мне почти тридцать, и я несу ответственность за свой брак.

— Ты образована, но Ганерский Колледж не подготовил тебя к реалиям мира за пределами этих стен. Неважно, сколько тебе лет, у тебя нет опыта взаимодействия с людьми вне контролируемой среды. Тебя никогда не предавали, не обижали и не обманывали. Ты никогда не страдала от унижения. Я каждый день заглядываю в души людей, и то, что я там вижу, наполняет меня как радостью, так и ужасом. Я так хотела пощадить тебя.

Она говорила так, словно конец ее брака был предрешен.

— Мой брак еще не закончен, и Элвей не какой-то бессердечный злодей. Поэтому он не рассказал мне о своем порядке наследования. Это довольно прискорбная оплошность, но мы с ней разберемся. Я понимаю, что любовь не приходит в одночасье, но я думаю, что он заботится обо мне, и я сильно забочусь о нем. Мы живем вместе почти три года. Мы просыпаемся в одной постели. Он сказал, что любит меня, когда я начала лечение бесплодия.

Леди Августина внимательно посмотрела на нее.

— Возможно, ты права, и он просто любит тебя. Если он действительно заботится о тебе, он справится.

Они сделали еще один шаг. Смесь беспокойства и тревоги бурлила внутри Шарлотты. Жар поднялся к ее глазам, и она зажала рот рукой.

Леди Августина раскрыла объятия.

Последняя защита Шарлотты рухнула. Она шагнула в приветственные объятия и заплакала.

— Моя милая, мое золотко. Все будет хорошо, — успокаивала ее леди Августина. — Все будет в порядке. Выпусти все это.

Но все было не в порядке, и теперь Шарлотта должна была рассказать об этом Элвею.

То, что они говорили о любви к человеку, с которым живешь, было правдой: она полюбила его. Он всегда был добр к ней, и сейчас она могла бы воспользоваться его добротой. Она чувствовала себя слабой и беспомощной. Такой беспомощной.

Дорожка привела ее к северному патио. Ее муж сидел в кресле, пил утренний чай и рассматривал бумаги. Среднего роста и мускулистого телосложения, Элвей был красив в той особенной аристократической манере голубокровных: точные черты лица, вырезанные с совершенством, которое казалось немного отстраненным, квадратная челюсть, узкий нос, голубые глаза, каштановые волосы с оттенком рыжины. Когда она просыпалась рядом с ним, и утренний свет играл на его лице, она часто думала, что он так красив.

Шарлотта поднялась по ступенькам. Элвей встал и пододвинул ей стул. Она села и протянула ему письмо.

Он прочел его с бесстрастным, приятным, спокойным лицом. Она ожидала большей реакции.

— Это прискорбно, — сказал Элвей.

И это все? Прискорбно? Инстинкты подсказывали ей, что с этим безмятежным выражением его лица что-то не так.

— Я действительно беспокоюсь о тебе, — сказал Элвей. — Очень сильно. — Он перегнулся через стол и взял ее за руку. — Быть женатым на тебе легко, Шарлотта. У меня нет ничего, кроме восхищения тем, что ты делаешь, и кто ты.

— Мне очень жаль, — сказала она. Логическая часть ее знала, что она не имеет никакого отношения к своему бесплодию. Она не была причиной этого, и она сделала все, что в ее силах, чтобы исправить это. Она хотела ребенка так же сильно, как и Элвей. Но она все равно чувствовала себя виноватой.

— Пожалуйста, не надо. — Он откинулся назад. — Это не твоя и не моя вина. Это просто случайность судьбы.

Он был так спокоен, даже надменен. Было бы лучше, если бы он выругался или бросил что-нибудь. Он сидел неподвижно в своем кресле, но каждое слово, которое он произносил, было маленьким шагом назад, увеличивая расстояние между ними.

— Мы можем усыновить ребенка, — сказала она с надеждой.

— Я уверен, что ты могла бы.

В ее голове прозвенел звоночек.

— Ты сказал «ты», а не «мы».

Он пододвинул ей через стол листок бумаги.

— Я думал, что все может обернуться именно так, поэтому я взял на себя смелость подготовить это.

Она взглянула на бумагу.

— О признании недействительным? — Ее самообладание пошатнулось. С таким же успехом он мог ударить ее ножом. — Через два с половиной года ты хочешь расторгнуть наш брак? Ты в своем уме?

Элвей поморщился.

— Мы уже говорили об этом: у меня есть три года с начала брака, чтобы произвести на свет наследника. Мой брат помолвлен, Шарлотта. Я говорил тебе об этом два месяца назад. У него будет три года, чтобы произвести на свет ребенка. Если я разведусь с тобой и женюсь снова, у меня будет шесть месяцев, прежде чем я лишусь права наследования. Ты не можешь сделать ребенка за шесть месяцев. Мне нужно аннулировать брак, чтобы мои три года могли возобновиться, или Калин доберется туда раньше меня. Он все еще может, учитывая все обстоятельства, поскольку брак требует времени…

Этого не происходит.

— Значит, ты просто собираешься притвориться, что всего, что было между нами за эти годы, не существует, и выбросить меня? Как мусор?

Он вздохнул.

— Я уже говорил, что восхищаюсь тобой. Но целью этого брака было создание семьи.

— Мы семья. Ты и я.

— Это не та семья, которая мне нужна. Я не могу потерять поместье, Шарлотта.

Ей стало холодно и жарко одновременно, вся боль и гнев застыли от шока.

— Все дело в деньгах? Ты же понимаешь, что я могу заработать столько денег, сколько нам нужно.

Он вздохнул.

— Ты так безупречна большую часть времени, что иногда я забываю, что ты не голубокровная по рождению. Нет, конечно, дело не в деньгах. Тот, кто владеет поместьем, правит семьей. Это мое наследство, я родился первым, я учился большую часть своей жизни, чтобы заботиться о наших семейных интересах, и я не позволю этому ускользнуть.

— Это просто чертов дом! — Ее голос сорвался.

Самообладание Элвея растаяло, вежливый лоск соскользнул с него. Он повысил голос.

— Это дом моего детства. Моя семья насчитывает шестнадцать поколений. Неужели ты думаешь, что я просто позволю моему брату-идиоту заполучить его, пока мы с тобой притворяемся, что играем в дом здесь, в этих дряхлых развалинах? Нет, спасибо. У меня есть более высокие амбиции в жизни.

Слова обжигали.

— Это то, что мы делали? — тихо спросила она. — Когда мы с тобой занимались любовью в нашей спальне, мы играли в дом?

— Не будь мелодраматичной. Мы оба наслаждались этим, но теперь мы закончили.

Возмущение росло в ней, смешиваясь с болью. Прошлой ночью он поцеловал ее, прежде чем они уснули. Это был тот же мужчина, с которым она просыпалась каждое утро?

— Элвей, ты осознаешь, что я не представляю для тебя никакой ценности, кроме как племенной кобылы?

— Не нужно делать из меня злодея. — Элвей откинулась назад. — Я ходил с тобой на все анализы и процедуры. Я терпеливо слушал, пока ты волновалась из-за того или иного специалиста, сидел в приемной и старался уделить этому как можно больше времени. Больше никаких процедур не осталось. Я просто хочу иметь ребенка, как любой нормальный здоровый мужчина.

Каждый раз, когда она думала, что достигла предела боли, он вкручивал нож немного сильнее, погружаясь все глубже и глубже в нее, разрезая кровоточащую рану.

— Значит, я ненормальная?

Он развел руками.

— Ты можешь забеременеть? Нет. Ты неполноценна, Шарлотта.

Неполноценна. Он только что назвал ее неполноценной. Боль внутри нее начала тлеть от ярости.

— Мне любопытно, какое следующее слово ты применишь? Насколько жестоким ты будешь, Элвей?

— Ты стоила мне двух с половиной лет.

Два с половиной года разочарований, болезненных процедур и разбитых надежд, ощущения, что она калека, но нет, все это было из-за него. У нее никогда не будет собственного ребенка, но он видел только себя в роли пострадавшей стороны. Она должна была увидеть это в нем. Она должна была догадаться. Как она могла быть такой глупой?

— Ты ужасный человек.

Он вскочил на ноги и перегнулся через стол.

— Если бы я женился на ком-нибудь другом, то уже получил бы наследство. Я старался покончить с этим как можно вежливее, но ты решила устроить сцену. Мне нужен наследник, Шарлотта, а ты не можешь мне его дать. Что в этом такого сложного? Я больше не позволю тебе тратить мое время.

— Ты говорил, что любишь меня, — она все еще помнила, как выглядело его лицо, когда он это говорил.

— Тебе нужно было ободрение, чтобы начать терапию. Боже милостивый, Шарлотта, ты действительно так наивна или просто глупа?

Эти слова ударили ее. Темнота внутри нее дрожала, растягиваясь, готовясь вырваться. Она сжалась вокруг нее, пытаясь удержать.

— Позволь мне объяснить: я женился на тебе из-за твоего целительства, которое ты могла бы передать нашим детям, и из-за твоего самообладания. Ты привлекательна и образованна, и я знал, что ты никогда не поставишь меня в неловкое положение на людях. Кроме этого, мне нечего больше о тебе сказать.

Воздух стал густым и обжигающим, как кипящий клей. Она не могла дышать.

— Ты была голубокровной меньше трех лет. Моя семья прибыла на этот континент на Втором флоте, и они уже были титулованными.

Тьма извивалась внутри нее, умоляя освободить ее.

— Мой отец — граф, а мать до их союза была баронессой. Твой отец повар, а мать официантка. В каком мире ты могла бы думать, что хоть в чем-то равна мне? Я оказал тебе услугу. Я польстил тебе своим предложением, Шарлотта, но ты не смогла. Прими это с достоинством. Я считаю, что извинения уместны.

Он так глубоко вонзил лезвие в рану, что достиг темноты, в которой она пряталась. Ее защита лопнула. Темнота выползла наружу, покрывая кожу изнутри.

— Ты прав. Сейчас ты сядешь и извинишься передо мной, — в ее голосе прозвучала угроза.

Он уставился на нее.

— Ты не в том положении, чтобы отдавать мне приказы.

Ее магия выскользнула из нее и обернулась вокруг ее рук, изгибаясь вокруг ее тела черными ручейками, подсвеченными глубоким и интенсивным красным. Она никогда раньше не видела красный цвет. Бледное золото исцеления, да, сотни раз. Но этот темный, яростный черно-красный? Так вот как выглядит магия мерзости.

— Я могу погубить всю твою семью, идиот. Я Целительница. Выбери чуму, и твои шестнадцать поколений закончатся прямо сейчас.

Элвей разинул рот.

— Ты бы не стала.

Магия хлестнула из нее, как нападающая змея, и укусила его. Элвей дернулся, на его лице отразилось недоумение. Она почувствовала, как ее магия ужалила его, схватив за горло, и ее захлестнула волна неожиданного удовольствия. О боги! Страх пронзил Шарлотту. Она дернула темный поток назад, втягивая в себя свою силу. Она позволила ей почувствовать лишь легкий вкус, крошечный кусочек, но та хотела большего, и ей пришлось напрячься, чтобы удержать ее.

Элвей закашлялся все сильнее и сильнее, зажимая рот рукой. Кровь капала между его пальцами, окрашивая кожу ярким, горячим алым.

Он начал подниматься, но замер на полпути.

Она поняла, что ненавидит его, и боль, причиненная ему, сделала ее счастливой. Сила текла через нее, мрачная, но волнующая. Ее магия умоляла о большем.

Нет, она не могла этого допустить.

— Сядь.

Он опустился в кресло.

— Ты получишь аннулирование брака, — сказала она. — Однако ты жил здесь все это время, и поскольку ты не хочешь, чтобы с тобой обращались как с моим мужем, я буду обращаться с тобой как с моим приживалом. Ты возместишь мне арендную плату, еду, одежду, подарки и услуги моего персонала. Ты вступил в этот фиктивный брак ни с чем, и уйдешь ни с чем.

Это была небольшая цена, но она не могла позволить ему уйти просто так. Гнев не позволял ей этого. Она должна была получить номинальную компенсацию. Если она этого не сделает, ее магия потребует свою цену.

— У меня нет таких денег, — сказал он.

— Меня не интересуют твои финансовые проблемы, — сказала она. — Я финансово поддерживала тебя все эти годы, и ты не можешь продолжать пользоваться мной. Я попрошу своего адвоката составить счет, и ты оплатишь его полностью, или я заставлю тебя принести гораздо более публичные извинения.

Вся кровь отхлынула от его лица.

— Ты получишь свои деньги.

— Пошли их в благотворительный фонд «Матери Зари.» Деньги пойдут на лечение детей. Из этого кошмара выйдет что-то хорошее.

Ее магия умоляла дать ей еще один крошечный кусочек его. Шарлотта сжала свою силу в кулаке и сдержала ее.

— Извинись передо мной за то, что ты бессердечный ублюдок.

— Прошу прощения, — сказал он деревянным голосом.

Шарлотта сосредоточилась. Магия окутала ее руку сияющим золотистым цветом исцеления.

— Дай мне свою руку.

Он протянул руку над столом. Его пальцы дрожали. Она сомкнула пальцы на его запястье, борясь с отвращением. Сегодня утром они проснулись в одной постели. Она лежала, думая, что он красив, и что она хотела бы иметь от него детей, в то время как он, должно быть, обдумывал условия расторжения брака. Документ был составлен адвокатом, что требовало времени. Элвей, должно быть, начал готовиться к этому моменту несколько дней назад. Ее разум изо всех сил пытался смириться с тем, что он может быть таким холодным.

Она отогнала эти мысли и сосредоточилась на том, чтобы залечить рваные раны на его горле. Мгновение, и его внутренние раны закрылись. Она отпустила его и вытерла руку о скатерть.

— Можешь выметаться. Твои вещи будут высланы тебе, когда благотворительный фонд сообщит мне, что твой платеж получен.

Он вскочил на ноги и выбежал. Она сидела одна во внутреннем дворике дома, который больше не казался ей родным, и думала, что же ей делать дальше. Темный поток силы обвился вокруг нее. Она чувствовала его голод, манящий ее. Он хотел, чтобы его накормили.

Наконец-то все бесконечные уроки и инструкции обрели смысл. Ее учителя говорили, что использование исцеляющего дара во вред вызывает привыкание, но они забыли упомянуть почему. Причинение боли бывшему мужу доставляло ей удовольствие. Она хотела сделать это снова.

Не становись мерзостью, Шарлотта.

Исключений из этого правила не было. Темная магия всплывет на поверхность, и радость, которую она принесет, поглотит ее. Она последует за его темной приманкой в бездумную бездну, где только следующий миг вызванной болью эйфории будет иметь значение. Она была бомбой замедленного действия. Она должна была сдерживать свои силы любой ценой.

Шарлотта откинулась на спинку стула. У нее было мало вариантов. Она могла бы вернуться в Ганерский Колледж и спрятаться от всего мира. Нет, о возвращении в Колледж, где ее все знали и знали о ее замужестве, не могло быть и речи. Их жалость сведет ее с ума.

Она могла бы остаться в поместье и жить в уединении, надеясь, что изоляция уменьшит искушение использовать темную сторону своей магии, но она также не хотела быть Шарлоттой де Ней. Леди де Ней была глупой, наивной девушкой, ослепленной красивым лицом и обещанием счастливого завтра. Она считала, что после долгих лет обучения и службы заслуживает того, чтобы ее любили такой, какая она есть, а не так, что любовь это какое-то право. Если она останется здесь, ей придется встречаться с соседями и друзьями и объяснять, почему ее брак был аннулирован. Нет, это тоже не очень хорошая идея, тем более что Элвей будет вращаться в тех же кругах, охотясь за новой женой.

При воспоминании об Элвее магия захлестнула ее. Шарлотта обхватила себя руками. Ранить его было так приятно. Она могла представить, как его тошнит. Может быть, совсем чуть-чуть. Ничего радикального. Она знала, где он жил до их свадьбы. Он все еще владел тем домом и, вероятно, вернется туда. А если он женится, она может сделать его счастливую краснеющую невесту чуть менее жизнерадостной. Мысль об этом будет грызть ее, пока не поглотит, и тогда она сделает это. Это было неправильно и зло. Она знала это, но Шарлотта была так измотана, и ее эмоциональные раны были слишком свежи. Она не была уверена, как долго сможет продержаться. Она должна была отправиться куда-нибудь подальше от голубокровных, Адрианглии и Элвея.

В ее памяти всплыл полузабытый случай, произошедший много лет назад, когда ее призвали исцелить группу солдат. Она вспомнила, как почувствовала сильную магическую границу, невидимую стену, которая, казалось, разделяла их мир, и наблюдала, как солдаты проходили через нее, один за другим, их лица были искажены болью. Она заговорила с одним из них, перевязывая его раны. Он сказал ей, что они работают на «Зеркало», секретное контрразведывательное агентство. Мужчина рассказал, что они путешествовали за пределы нашего мира, в место, где магия слаба. Он называл то место Гранью. Мужчина был в бреду, и она бы отмахнулась от его слов, если бы не почувствовала, что невидимая стена вздымается вверх, словно барьер из сжатой магии.

В этой Грани, в месте со слабой магией, притяжение тьмы тоже может быть слабее, так что даже если ей удастся взять верх, она причинит меньше вреда.

Вопрос был в том, сможет ли она ее найти.

ЭЛЕОНОРА Дрейтон откинулась на спинку кресла-качалки и потягивала чай со льдом из высокого бокала в форме бутона нарцисса. Весеннее солнце согревало крыльцо. Элеонора улыбнулась, уютно устроившись во всех слоях своей искусно порванной одежды. В последнее время она чувствовала каждый из своих 109 лет, и тепло было таким приятым.

За лужайкой вдаль уходила дорога, а на другой стороне поднимался густой, питаемый магией лес. В воздухе пахло свежими листьями и весенними цветами.

Рядом с ней Мелани Дав, которая тоже не была желторотым юнцом, подняла бокал к свету и прищурилась. Солнце поймало тонкую золотую нить, закручивающуюся спиралью внутри стеклянных стенок.

— Хорошие бокалы. Они из Зачарованного?

— Ммм. Они сохраняют чай холодным с помощью магии. — Бокалы работали даже здесь, в Грани, где магия была не так сильна. Они не удерживали лед от таяния бесконечно долго, как обещала записка к ним, но это длилось добрых пять-шесть часов. Ну на самом деле, кто не успевал выпить стакан чая за пять часов?

— Внуки тебе их подарили?

Элеонора кивнула. Бокалы были доставлены специальным курьером прямо из Адрианглии в коробке с печатью графа Камарина, последними в потоке подарков. Роза, старшая из внуков, выбрала их и написала милую записку.

— Когда ты собираешься туда переехать?

Элеонора подняла брови.

— Пытаешься избавиться от меня?

— Да ну тебя. — Другая ведьма покачала седой головой. — Твоя внучка вышла замуж за богатого аристократа голубой крови, твои внуки месяцами упрашивали тебя, чтобы ты переехала, но ты сидишь здесь, как курица на компостной куче. На твоем месте я бы уже уехала.

— У них своя жизнь, у меня своя. Что мне там делать? Мальчики весь день в школе. Джорджу тринадцать, Джеку одиннадцать, а Розе нужно заботиться о собственном браке. У меня там даже своего дома нет. Здесь у меня их два.

— Граф Камарин купит тебе дом. Женщина, он живет в замке.

— Я никогда не принимала ничью милостыню и не собираюсь начинать сейчас.

— Ну, на твоем месте я бы уехала.

— Ну, ты же не на моем месте, не так ли?

Элеонора скрыла улыбку, попивая чай. Они дружили пятьдесят лет, и все эти полвека Мелани указывала всем и каждому, что они должны были сделать со своей жизнью. Возраст только сделал ее еще более тупой, да и она не была такой уж утонченной с самого начала.

По правде говоря, она скучала по ним: по Розе, Джорджу и Джеку. Она так сильно скучала по своим внукам, что у нее иногда ныла грудь от воспоминаний. Но она не вписывалась в жизнь в Зачарованном. Она ездила в гости и, скорее всего, поедет снова, но не чувствовала себя там дома. Магия была сильнее, и она, вероятно, проживет дольше, но здесь, в Грани, в пространстве между Зачарованным со всей его магией и Сломанным без оной, было ее истинное место. Она была Дрейтон и Эджером в полной мере. Она понимала этот маленький городок, она знала всех своих соседей, их детей и внуков. И у нее тоже была сила. Определенное уважение. Когда она грозилась проклясть кого-нибудь, люди вставали и слушали. В конце концов, она бы просто повисла камнем на шее Розы.

Это неизбежно, убеждала она себя. Дети покидают гнездо. Все так, как должно быть.

Мимо двора прогрохотал грузовик, за рулем сидела Сандра Уикс, ее выгоревшие светлые волосы были в беспорядке.

— Потаскушка, — пробормотала Мелани себе под нос.

— Угу.

Сандра помахала им через окно. Обе ведьмы улыбнулись и помахали в ответ.

— Так ты узнала о ее «друге» недалеко от Мейкона? — спросила Элеонора.

— Хм. В тот момент, когда ее муж уезжает, она мчится через границу в Сломанный. Удивительно, что ее магия все еще действует, ведь она столько времени проводит там. Кто-то должен намекнуть Майклу.

— Держись подальше от этого, — сказала ей Элеонора. — Это не твое дело.

Мелани поморщилась.

— Когда я была в ее возрасте…

— Когда ты была в ее возрасте, считалось, что носить камзол вместо корсета рискованно.

Мелани поджала губы.

— Да будет тебе известно, я вообще носила комбинацию.

— Ну, разве ты не бунтарка?

— Она кстати была сделана из вискозы.

Из-за поворота дороги показалась женщина. Она шла нетвердой походкой, хромая, переставляя одну ногу за другой, ее светлые волосы были собраны на затылке, лицо перепачкано грязью.

— Кто это, черт возьми? — Мелани поставила бокал.

Вдвоем они знали все население Восточного Лапорта, и Элеонора была абсолютно уверена, что никогда раньше не видела эту женщину. Шерстяная одежда покроя Зачарованного. Любой из Сломанного был бы в джинсах или брюках цвета хаки, в туфлях на каблуках или кроссовках. Она была в сапогах и шла как-то странно.

Женщина покачнулась и упала на обочину.

Элеонора встала.

— Не надо, — прошипела Мелани. — Ты не знаешь, кто она такая.

— Полумертвая, вот кто она.

— У меня плохое предчувствие насчет этого.

— У тебя плохое предчувствие насчет всего.

Элеонора сошла с крыльца и поспешила вниз по дороге.

— Ты меня убиваешь, — пробормотала Мелани и последовала за ней. Женщина медленно повернулась и села. Она была высокой, но худой, и не от природы. Заморенная голодом, решила Элеонора. Не подросток, а женщина лет тридцати. Еще девушка по стандартам Элеоноры.

— С тобой все в порядке, дорогая? — окликнула ее Элеонора.

Женщина посмотрела на нее. Да, определенно из Зачарованного и из-за средств ухода за кожей: лицо было красивым и без морщин, без сомнения, хорошо ухоженным в какой-то момент, но теперь изможденным, заостренным от недостатка пищи и испачкано грязью.

— В меня стреляли, — тихо сказала она.

Mon Dieu.

— Куда?

— В правое бедро. Это поверхностная рана. Пожалуйста. — Женщина посмотрела на нее, и Элеонора прочла отчаяние в ее серых глазах. — Дайте мне воды.

— Элеонора, не смей брать ее в свой дом.

Роза была за много миль отсюда, и эта девушка в грязи совсем не походила на нее, но почему-то в лице незнакомки были тени ее внучки. Элеонора схватила руку девушки.

— Попробуй встать.

— Это закончится слезами. — Мелани подхватила девушку за другую руку. — Да ладно тебе. Обопрись на меня.

Женщина приподнялась и ахнула, издав тихий, болезненный звук. Для высокой девушки она почти ничего не весила. Они затащили ее вверх по лестнице, по одному маленькому шагу за раз, потом внутрь к кровати. Элеонора стащила ее шерстяные брюки и отбросила в сторону. В бедре зияла маленькое, красное пулевое ранение.

— Мелани, принеси аптечку.

— Иду, иду. — Ведьма ушла на кухню.

— Пуля вышла? — спросила Элеонора.

Девушка кивнула.

— Как это произошло?

— Там был мальчик… — Ее голос был слабым. — Со сломанной рукой. Я пыталась залечить перелом, а его отец пристрелил меня, — в ее голосе звучали удивление и возмущение.

Лечебная магия была очень редкая, о ней почти никто не слышал. Элеонора нахмурилась. Что, черт возьми, она делает здесь, в Грани?

В дверях появилась Мелани с аптечкой первой помощи.

— Если ты можешь исцелять, почему бы тебе не залатать дыру в ноге?

— Не могу исцелять себя, — ответила девушка.

— По-моему, ты лжешь, — сказала Мелани, передавая аптечку.

Девушка подняла руку. Ее пальцы коснулись покрытой старческими пятнами руки Мелани. Слабый поток золотых искр вырвался из ее пальцев, погрузившись в кожу Мелани. Темные старческие пятна растаяли.

Элеонора ахнула. Мелани застыла.

Девушка улыбнулась печальным, обвисшим изгибом губ.

— Можно мне, пожалуйста, воды?

Ее нога все еще кровоточила.

— Принеси ей воды, Мелани.

— Я что, служанка? — Мелани пошла на кухню.

Элеонора отвинтила бутылку со спиртом, вылила немного на марлю из аптечки и прижала ее к ране. Девушка дернулась.

— Ты ведь из Зачарованного, не так ли? Что ты делаешь здесь, в Грани?

— Мне пришлось уйти, — сказала девушка. — У меня была лошадь и деньги. Кто-то их украл. Я пыталась заработать, но никто не позволил мне исцелить их. Я пыталась помочь ребенку этого мужчины, и он пристрелил меня. Он пристрелил меня! Что это за безумное место?

— Такова Грань, — сказала Элеонора выдавливая мазь «Неоспорин» из тюбика на рану. — Мы плохо относимся к чужакам.

Мелани вернулась с чашкой. Девушка пила большими, жадными глотками.

— Спасибо.

— Кто в тебя стрелял? — спросила Мелани. — Как он выглядел?

— Высокий мужчина, рыжие волосы…

— С лицом как у ласки? — спросила Мелани.

— Больше похожим на горностая, — слабым голосом произнесла девушка.

— Марвин, — в один голос сказали Элеонора и Мелани.

— Он наш постоянный параноидальный псих, — продолжила Элеонора. — Этот человек не может спокойно сидеть в церкви, потому что осматривает потолок в поисках черных вертолетов.

— Что такое вертолет? — спросила девушка.

— Это большая металлическая штуковина с пропеллером наверху. Полиция в Сломанном использует их, чтобы летать.

— Что за Сломанный?

— О, Боже. — Мелани вздохнула.

— Место, откуда ты пришла, называется Зачарованный мир, — сказала Элеонора. — Ты же прошла через границу, чтобы попасть сюда, магический барьер, верно?

— Да.

— Ну, и теперь ты оказалась в Грани между мирами. По ту сторону Грани есть еще один магический барьер, а за ним есть еще одно место, такое же как Зачарованный, только в этом мире нет магии.

— Вот почему его называют Сломанным миром, — сказала Мелани. — Если ты пойдешь туда, он лишит тебя магии.

— Что значит, в нем нет магии? — спросила женщина.

Элеонора продолжала обрабатывать рану. Пуля вошла в наружную часть бедра девушки и вышла двумя дюймами ниже. Чуть больше, чем царапина. Марвин не смог бы попасть в стадо слонов, если бы они шли прямо на него.

— Как тебя зовут?

— Шарлотта.

— А теперь спи, Шарлотта. Не беспокойся, ты в безопасности. Ты можешь оставаться здесь, пока не почувствуешь себя лучше. Здесь в тебя никто стрелять не будет, и у нас будет много времени поговорить о вертолетах и о Сломанном.

— Спасибо, — прошептала Шарлотта.

— Не за что, дорогая.

Девушка закрыла глаза. Ее дыхание выровнялось. Элеонора закончила перевязывать рану.

— Нашла себе другую птицу со сломанным крылом, — сказала Мелани. — И ты еще удивляешься, где Джордж их находит.

— Посмотри на нее. Как я могу ее прогнать?

Ее подруга покачала головой.

— Ох, Элеонора, Элеонора, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

БЫЛ вечер следующего дня. Элеонора сидела на крыльце своего дома, пила чай со льдом из бокала Зачарованного и наблюдала, как ласточки скользят туда-сюда, перекусывая комарами.

Сетчатая дверь за ее спиной распахнулась. Шарлотта вышла на крыльцо, завернувшись в одеяло. Ее волосы были в беспорядке, а лицо все еще было бледным, но глаза ясными.

— Тебе лучше? — спросила Элеонора.

— Да.

— Присаживайся рядом со мной.

Девушка осторожно опустилась в кресло. Рана, должно быть, все еще болела.

— Как твоя нога?

— Это всего лишь царапина, — сказала девушка. — Простите, что я разлетелась на куски. Это был шок и больше всего обезвоживание.

— Держи. — Элеонора придвинула блюдо с печеньем к ней. — Ты выглядишь, словно давно не держала во рту ни кусочка.

Шарлотта взяла печенье.

— Спасибо за помощь. Я не знаю, как отплатить вам.

— Не стоит благодарности, — сказала Элеонора. — Откуда ты? Из Зачарованного, я имею в виду. Из какой страны?

Шарлотта на секунду замолчала.

— Из Адрианглии.

— Моя внучка вышла замуж за мужчину из Адрианглии. За графа Камарина.

— Маршал Южных провинций, — сказала Шарлотта.

Может, она знает Розу.

— Именно. Ты с ним знакома?

— Я никогда с ним не встречалась, — сказала Шарлотта. — Я знаю эту семью понаслышке.

Шарлотта перевела взгляд на лес. Усталость отразилась на ее утомленном лице, с вялым ртом и темными кругами под печальными глазами. Что-то с ней явно случилось в прошлом, размышляла Элеонора. Девушка не была похожа на сбежавшего преступника. Скорее она была жертвой, убегающей от чего-то, одинокой, но решительной. Она видела точно такое же выражение на лице внучки, когда у Розы кончались деньги или у мальчиков возникала какая-нибудь непредвиденная ситуация. Это был взгляд: «Жизнь снова повернулась ко мне задом, но сдаваться я не собираюсь».

— Так куда ты направляешься? — спросила Элеонора.

— Никуда конкретно, — ответила Шарлотта.

— Ну, ты не в том состоянии, чтобы куда-то идти.

Шарлотта открыла рот.

— Не в этом состоянии, — сказала Элеонора. — Моя внучка оставила после себя дом. Я хотела сдать его в аренду, но так и не нашла никого достаточно надежного, чтобы не разрушили это место. Теперь оно все в паутине, но если ты не боишься мыльной воды и метлы, то сможешь вернуть ему презентабельный вид. Ты можешь остаться там на некоторое время. И если ты хочешь практиковать исцеление, я могу тебе помочь. Тебе просто нужно как следует познакомиться с людьми. Здесь все делается определенным образом.

Шарлотта смотрела на нее широко раскрытыми, ошеломленными глазами.

— Почему? Вы даже не знаете меня. Я могу быть преступницей.

Элеонора сделала глоток чая.

— Когда граф Камарин впервые появился в Грани, я не была рада его приезду. Моя внучка особенная, Шарлотта. Все бабушки думают, что их внуки особенные, но Роза действительно такая. Она добрая, умная и решительная. Она практиковалась годами и научилась вспыхивать белым, как лучшие из голубокровных. И она прекрасна. Ее мать умерла, а ее отец…

Элеонора скривилась.

— Большинство моих решений в жизни были неверными. Я неразумно вышла замуж, и мне удалось вырастить сына, который сбежал от своих собственных детей. Джон оставил Розу и двух ее братьев без единого доллара. В восемнадцать лет Роза оказалась матерью двух малышей. Она застряла здесь, в Грани, выполняя ужасную работу в Сломанном и пытаясь поднять своих братьев. Я хотела для нее так много чудесных вещей, а вместо этого смотрела, как она медленно увядает, и ничего не могла с этим поделать. А потом пришел Деклан Камарин и пообещал ей все: что будет любить ее, заботиться о ней, заботиться о Джеке и Джордже. Я предупреждала ее, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но она все равно пошла с ним. Оказалось, что я ошиблась. Теперь она живет как принцесса. Муж любит ее. Они думают о детях, когда мальчики станут постарше.

Короткая вспышка боли отразилась на лице Шарлотты. Так вот оно что. Она бежала от распавшегося брака или мертвого ребенка. Бедная девочка.

Элеонора улыбнулась.

— Моя внучка счастлива, Шарлотта. У нее есть все, что я когда-либо хотела для нее. Когда она впервые уехала, я беспокоилась, как она впишется в общество голубокровных, но тут вмешалась ее свекровь и взяла ее под свое крыло. Я не герцогиня, но теперь у меня есть возможность сделать то же самое. Я хочу отплатить провидению за благословение нашей семьи. Мы, Дрейтоны, разные: пираты, ведьмы, разбойники… Но никто никогда не обвинял нас в неблагодарности. В семье должны быть свои устои. Даже в Грани. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно.