Я проснулась рано. Еще до рассвета.
Город за окном дышал светом экранов — мерцал, пульсировал, не зная сна. Все жило. Все двигалось.
А внутри меня была только тишина.
Не покой и не умиротворение. Только пустота, в которой звенел один-единственный момент: его голос, его шаги, его уход.
Я все еще чувствовала, как Кел смотрел на меня вчера. И как я… не ответила.
Встала и долго стояла у окна, не включая свет. Босые ноги на холодном полу, в руках — пустая чашка. Я просто держала ее, словно это могло удержать что-то еще.
В номере было слишком тихо. Слишком чисто. Воздух — идеально отфильтрован, так, что не осталось запахов. Зеркала — безупречные. Свет — ровный, безжизненный. Как будто мир отказывался замечать, что внутри меня кто-то кричал.
На встрече с делегацией Кел был безупречен: холоден и уверен в себе. Конечно, все это было фарсом — мы не обсуждали ничего важного и ничего не решали. Визит вежливости, первая контактная встреча. Но я удивлялась умею Кела держать лицо. Ни лишних слов, ни взглядов, ни намека на то, что между нами когда-то было хоть что-то — мгновение, дыхание, мысль.
И это оказалось хуже всех его дразнящих реплик, хуже насмешек и опасных приближений. Потому что теперь я знала, каково это — чувствовать его по-настоящему. И каково — когда его нет, даже если он в том же помещении.
Я говорила за двоих, поддерживала диалог, будто держала мост между мирами. Кел же смотрел то на собеседников, то в стол, отгораживаясь от всего лишнего, пока не обратятся лично к нему.
А внутри… я ждала. Каждую паузу — ждала, что он наконец заговорит. Скажет хоть что-то. Не мне. Просто — нарушит это молчание.
После неловкой реплики с человеческой стороны я чуть повернулась к нему, будто для уточнения перевода. Наши взгляды встретились. На секунду. Я почувствовала тепло, слово тело омыла горячая солнечная вспышка, а затем… снова лед. Кел ответил коротко, нейтрально, почти чужим голосом.
Я вежливо попросила перерыв и вышла на балкон — туда, где воздух был свежее, а пространство не давило.
Стояла у перил: руки сцеплены, спина напряжена. Глупое сердце все еще прислушивалось к шагам позади.
Кел появился через минуту. Тихо. Просто… возник рядом со мной.
— Ты хотела, чтобы я держал дистанцию, — негромко сказал он. — Я держу. Раз не сейчас….
— Да. Но не «никогда», — перебила я и повернулась.
Посмотрела прямо на него — без масок и без защиты.
— Не уверена, что это то, чего я хочу, — прошептала я.
Он почти незаметно кивнул:
— Знаю.
Приблизился совсем немного. Его рука коснулась перил рядом с моей, не дотрагиваясь до пальцев. Но расстояние между нами исчезло.
— Хочешь, чтобы я ушел? — голос стал глуше.
— Нет.
— Хочешь, чтобы остался?
— Да.
Кел не двинулся. Мы стояли, глядя на город, где кипела жизнь: машины, огни, спешащие люди. А здесь, на балконе, было другое пространство.
Тишина. Он. Я. И все неназванное между нами — напряженное, хрупкое и живое.
— Ты боишься? — спросил он, не глядя на меня.
— Да. А ты?
— Боюсь сказать то, о чем потом пожалею. И еще больше — не сказать того, чего ты ждешь.
Я прикоснулась первой. Легкое, неловкое движение. Он не отстранился. Развернул ладонь — и наши пальцы переплелись.
— Мы все еще на задании, — напомнила я.
— Мы все еще живые, — ответил он. — Даже если давно уже не те, кем были.
Я слабо улыбнулась, но внутри больше не было холода.
Кел остался. И впервые за утро в тишине стало теплее.