По регламенту – враги

Глава 12

Вода стекала по моему телу теплыми струйками, когда я наконец выключила душ. Пар клубился в маленькой ванной комнате, оседая на зеркале плотным туманом. Я провела ладонью по запотевшей поверхности, стирая конденсат, и встретила в отражении собственный взгляд — слишком открытый и беззащитный для той, кто привык всегда держать эмоции под контролем.

Мокрые волосы тяжелым каскадом спадали на плечи, оставляя влажные следы на мягком хлопковом халате. Я затянула пояс потуже, будто эта нехитрая манипуляция могла вернуть утраченное самообладание.

Именно в этот момент раздался стук.

Не громкий, не настойчивый — два четких удара, прозвучавших с безупречной выверенностью выстрела. Я замерла, пальцы непроизвольно сжали край раковины.

— Обсудим завтрашние маршруты, — донеслось из-за двери.

Голос Кела звучал ровно, но в глубине тембра я уловила едва заметное напряжение — будто он произносил эти нейтральные слова сквозь стиснутые зубы.

Я медленно выпрямилась, ощущая, как капли воды скатываются по позвоночнику под ткань халата. В зеркале мое отражение казалось чужим: распаренная кожа, слишком яркий румянец на скулах, глаза, расширенные от адреналина, который продолжал циркулировать в крови после сегодняшнего вечера.

«Как только выключу все мысли… О тебе.»

Его последние слова все еще звенели в ушах.

Я сделала глубокий вдох, наполняя легкие прохладным воздухом кондиционированного номера, и задержала дыхание.

Раз.

Пальцы сами собой потянулись к воротнику халата, поправляя несуществующие складки.

Два.

Я провела языком по губам, внезапно осознав, как они пересохли.

Три.

Щелчок дверного замка прозвучал неестественно громко в тишине номера.

Я выглянула. Кел стоял в дверном проеме, залитый теплым желтым светом коридорных ламп. Официальный костюм сменился темной хлопковой футболкой, облегающей плечи, и легкой курткой-рубашкой из тонкой ткани, распахнутой настежь. Закатанные до локтей рукава обнажали сильные предплечья, где под бледной кожей четко проступали синеватые вены.

Но больше всего меня поразили его глаза.

Обычно холодные, сейчас они горели ровным, неугасимым пламенем. В этом взгляде читалось столько невысказанного — желание, сомнение, решимость, — что у меня перехватило дыхание.

— Косишь под местный стиль? — спросила я, опершись о дверной косяк и надеясь, что голос не выдаст внутренней дрожи.

Уголок его рта дернулся в знакомой полуулыбке — той самой, что обычно предвещала особенно язвительную реплику.

— Надо же сливаться с толпой.

— В моей комнате толпы нет, — парировала я, замечая, как его взгляд скользит по моей фигуре, задерживаясь на открытом вырезе халата. — И уже поздновато для рабочих обсуждений.

— Знаешь, я люблю работать в ночной тишине.

— А я — в одиночестве.

Я не пригласила его войти. Кел переступил порог сам.

Его движение было плавным, почти бесшумным, но в каждом мускуле чувствовалась сдерживаемая сила. Когда он проходил мимо, его плечо едва коснулось моего, и от этого мимолетного контакта по моей спине пробежали мурашки. Дверь закрылась с тихим щелчком, и внезапно номер показался до смешного маленьким.

— Ты нарушаешь протокол, — сказала я, но голос предательски пропал на последнем слове.

Кел заметил. Его взгляд — теперь уже откровенно оценивающий — медленно скользнул по интерьеру: по неубранной постели, по влажному полотенцу, брошенному на спинку кресла, по бокалу с недопитым вином на прикроватной тумбочке.

— Уже не в первый раз, — ответил он, и в его голосе появились новые, опасные тона. — И, к слову, ни разу об этом не пожалел.

— Тогда тебе стоит начать. Прямо сейчас. Пока еще не поздно.

Кел повернулся ко мне. Сделал первый шаг — осторожный, будто приближаясь к дикому зверю. Затем второй.

Воздух между нами внезапно загустел, наполнившись напряжением. Я могла различить каждый вдох Кела, каждый жест. Его запах — смесь древесных нот дорогого парфюма, холодного металла и чего-то неуловимого, сугубо индивидуального, отчего у меня слегка закружилась голова.

— Я не могу просто стоять в стороне, Мойра, — произнес он тихо. Его голос, обычно такой четкий и командный, теперь звучал хрипловато, будто он сдерживал себя из последних сил. — Не сегодня. Не после того, как ты…

— Как я что? — выдохнула, чувствуя, как учащается пульс.

Кел сократил дистанцию до минимума. Теперь между нами оставалось не больше полуметра — достаточно, чтобы я чувствовала исходящее от его тела тепло.

— Как ты смотрела на меня сегодня. Как молчала. Как дрожала, когда наши руки случайно соприкасались за столом переговоров.

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Ты себе слишком много позволяешь.

Но он не отступил. Не засмеялся, не бросил колкость. Просто стоял и смотрел — прямо, открыто, без привычной маски холодной отстраненности. И в его взгляде было столько правды, что у меня перехватило дыхание.

— Скажи, что не хочешь этого. И я уйду, — прошептал он.

Я не сказала ни слова.

Его руки поднялись медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление, и теплые ладони легли на мои щеки. Кожа была шершавой, но прикосновение оказалось невероятно нежным.

И тогда он поцеловал меня.

Не осторожно, не вопросительно — а так, будто мы оба ждали этого годами.

Его губы были твердыми, уверенными, но в поцелуе не ощущалось агрессии — только жар, только голод, только что-то такое, отчего у меня подкосились ноги.

Я ответила на поцелуй сразу, без колебаний, пальцы вцепились в складки куртки Кела.

Одна его рука опустилась на мою талию, прижимая к себе так сильно, что я почувствовала каждый мускул его тела через тонкую ткань халата. Другая запуталась в моих влажных волосах, слегка потянув за них, и от этого внизу живота вспыхнуло яркое пламя.

Мы дышали друг другом. Жили друг другом.

В этот момент не существовало ни миссий, ни протоколов, ни прошлого — только мы.

Потом я отстранилась. Резко. Болезненно.

— Уходи, — прошептала я, упорно глядя куда-то за его плечо.

Кел замер, и я чувствовала, как его взгляд скользит по моему лицу — по опухшим губам, по дрожащим векам.

Шаг назад. Еще один.

— Хорошо, — сказал Кел на удивление спокойно.

Когда дверь за ним закрылась, я прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол, не в силах больше держаться на ногах.

Губы горели. Тело дрожало. А в груди бушевала буря, которую уже нельзя было остановить.