67. Бренда

Войдя в дом, я немедленно поднимаюсь на второй этаж в спальню. Еще в автомобиле, сославшись на головную боль, я сказала дочери, что лягу спать пораньше. И вот теперь, оставшись одна, сижу, замерев, на кровати. Поверить не могу, что столкнулась в ресторане с Жизель. В голове не укладывается, что бесстыдная соперница стояла всего в нескольких шагах от Джоди и Джима — от моей семьи! Во всей этой грязной истории более всего возмущает то, что, как плохой шпион, Джим все равно утверждал, что ему надо на работу. Я была готова устроить скандал прямо там, на автостоянке у ресторана, хотела сказать, что он может бежать к своей шлюхе, но пусть не удивляется, когда его не пустят обратно в дом, в семью. О, мой бог! Я бы все высказала! Но с нами была дочь, и это меня остановило.

…Какое-то время я сижу без движения, на меня как ступор напал. Потом я решаю, что мне необходима крепкая выпивка, что-нибудь, чтобы успокоить нервы и, дожидаясь возвращения Джима, подготовиться к серьезному разговору. Выхожу из спальни в коридор. Проходя мимо комнаты Джоди, я слышу приглушенную речь — она снова болтает по телефону. Без лишних раздумий прикладываю к двери ухо — стараюсь подслушать ее секреты. Знаю, это неправильно. Не стоило бы действовать такими методами, но мне просто необходимо узнать, что происходит между ней и Кайли. Бормотание Джоди почти не слышно сквозь дверь, так что я на цыпочках возвращаюсь в спальню и тихонько поднимаю трубку телефона.

— Как думаешь, сколько нам стоит брать? — слышу я голос Кайли.

— За тебя? Ну, не знаю даже… долларов сто в час.

— То есть мы можем брать за меня почасовую плату? Или за каждый раз?

— Конечно, почасовая плата. Мы ведь понятия не имеем, сколько может длиться этот самый раз.

— А за Мелиссу тоже почасовую плату установим?

— Да, наверное.

— Давай попробуем, но не думаю, что кто-нибудь согласится столько платить за нее. Она веснушчатая и слегка располнела.

Услышав это, я кидаюсь в комнату Джоди. Выхватив из ее рук телефон, я отбрасываю его в сторону.

— Что тут происходит?

— Че? — растерянно спрашивает Джоди. — Ты о чем?

— Что это вы с Кайли задумали?

— Ничего.

— Не ничевокай мне, девочка! — говорю я тоном, который не позволяла себе с тех пор, как Джоди была маленькой непоседой. — Ты расскажешь мне, что вы задумали! И сделаешь это прямо сейчас!

Джоди начинает смеяться.

— Тебе смешно?

— Извини. Я так давно не видела, как ты заводишься, — говорит она.

— Джоди, — произношу я, а затем делаю глубокий вдох. — Ты выступаешь сутенером для своих одноклассниц?

Дочь начинает хохотать.

— Что такое? Ты нашла что-то смешное в моих словах? — вопрошаю я.

— Ты смешная. Ты с ума сошла? Я — сутенер? — продолжает хохотать она.

— Я услышала ваш разговор, Джоди. Вы обсуждали цену в сто долларов за Кайли и другую девочку. Изволь объяснить, что это значит.

— Ты нас подслушивала? — спрашивает она.

— Да, и теперь требую рассказать мне, что происходит.

— Происходит то, что я обсуждала с Кайли цену на ее выступление в качестве манекенщицы. Проект для класса экономики, помнишь? Помнишь?

Я тупо уставилась на нее.

— Мы с Кайли решили написать бизнес-план для подросткового модельного агентства. Авторство ее, кстати. Это, сказала она, способ подготовиться к своему будущему — к работе моделью. Вчера мы решили, что для такого бизнеса нужна Интернет-страничка, и только что по телефону обсуждали цены за выступление каждой модели, эти цифры должны быть размещены на сайте. Вот фотографии Кайли и других девочек, которые тоже надо выложить в сеть. Это даже не настоящий бизнес, мать. Просто мы думали, что если создадим страницу, то отметка за нашу работу будет выше.

Я присаживаюсь на ее кровать и виновато опускаю голову. Я не просто вторглась в личную жизнь дочери, я умудрилась обвинить ее в том, что она хочет быть сутенером.

— Прости меня, дорогая. В последнее время все летит вверх тормашками.

— Ты делаешь странные выводы, мам.

— Не такой уж странный был мой вывод. Несколько недель назад ты сама сказала, что неплохо бы сделать одноклассниц проститутками. Потом я вижу, как одна из них дает тебе деньги. И, наконец, девочка, которую ты раньше ненавидела, спрашивает тебя, сколько она будет стоить.

— Я же объяснила тебе, что она задолжала мне за обед. Если ты уж так сильно интересовалась нашими отношениями, то почему не спросила прямо?

На секунду я отворачиваюсь. На этот вопрос у меня ответа нет.

— Если тебя что-то интересует, мама, спроси меня. Я знаю, что ты почти год считаешь меня лесбиянкой. Бьюсь об заклад, ты полагала, что мы с Кайли…

— Что? Это не так! — вру я, заливаясь краской стыда.

— Ой, только не надо, мам. Когда я включаю «Зену», ты нервничаешь до дрожи, еще тебя трясет, когда ты приходишь на мои тренировки по баскетболу. Всякий раз, когда я завожу разговор о гомосексуализме, ты краснеешь как рак. Вот и сейчас, кстати — почему ты покраснела?

— Дорогая… может, я немного волнуюсь.

— Я не лесбиянка, мама. Мое убеждение в том, что сексуальные меньшинства имеют те же права, что и гетеросексуалы, не делает меня лесбиянкой. Ну да, я не самая изящная девушка в мире, к тому же не ношу платьев с воланчиками и не пользуюсь косметикой, но все это не признаки гомосексуальности.

— Да мне не важно. Даже если ты и… ох… лесбиянка. Ничего бы не изменилось в наших отношениях.

Джоди смеется.

— Мам, если бы я была лесбиянкой, то заявила бы об этом прямо. В отличие от тебя я не закрываю глаза на очевидные факты и не люблю вводить других в заблуждение.

— И что означают эти слова?

— Ты никогда не задумывалась, почему я словно не от мира сего? Почему стараюсь жить по-своему?

Вопрос дочери поставил меня в тупик.

— Даже не знаю. Я много думала над тем, почему ты не желаешь быть как все. Но не нашла ответа на эту загадку.

— Мам, я люблю тебя и считаю очень хорошим человеком. Но, боже! Иногда ты становишься просто трусихой. Ты сдаешься без борьбы, позволяешь обстоятельствам взять над тобой верх, никогда не пытаешься защититься, не говоришь начистоту, и это… печально. Я не хочу быть такой, как ты.

Мне остается только сидеть и слушать монолог дочери.

— Ты как улитка, спряталась в раковине. А я пытаюсь тебя растормошить. Я специально носила антихристианские значки, при случае прилепила наклейку на бампер твоей машины, намеренно поставила на паузу эпизод с Зеной и Габриэль, где они моются вдвоем, только потому, что ты смотрела ту серию вместе со мной. Более того, я завела разговор о художествах отца. И ничего. Ничего! Ты игнорируешь все и вся, просто надеешься, что неприятности исчезнут сами по себе.

— Но зачем ты так поступала? К чему было останавливать фильм на такой сцене?

— Потому что я знала, в чем ты меня заподозришь. Было интересно понаблюдать, сколько же времени пройдет, прежде чем ты задашь наконец неудобный вопрос. Сначала было даже забавно смотреть, как ты корчишься в сомнениях, но чем дальше, тем печальнее…

Я продолжаю молчать, сидя на краю постели. Нужно переварить все, что высказала мне дочь.

— Ты права, Джоди. Это печально… даже очень печально. Надо было задавать вопросы сразу, как они возникали. И, хочешь, верь, хочешь, нет, но с этого момента все будет именно так, — говорю я и, собравшись с духом, продолжаю: — Джоди, я хочу, чтобы ты рассказывала мне все. Ты моя дочь, и я люблю тебя такой, какая ты есть. Более того, я восхищаюсь тобой.

Она с удивлением смотрит на меня.

— Ты всегда поступаешь по-своему. Я старалась перевоспитать тебя, сделать такой, как все. Да и сегодняшний мой выпад продиктован тем же. Ты же, в свою очередь, остаешься сама собой, несмотря на мои усилия. Ты очень смелая. Я это уважаю.

Я вижу, что она пытается сохранить серьезный вид, скрывая улыбку.

— Ладно, можешь расслабиться, — говорю. — Поздно уже. Поговорим завтра.

Я поднимаюсь с кровати и обнимаю дочку.

— Знай же, я тебя люблю. Нам действительно нужно быть более открытыми, — поворачиваюсь, чтобы уйти, и в дверях добавляю: — Ты ведь знаешь, что я… мы с твоим отцом будем любить и поддерживать тебя в любых ситуациях. Ты должна быть уверена, что нам можно рассказать абсолютно все. Скрывать ничего не надо.

— Хорошо, — отвечает она.

— Вот и славно, — киваю я, выходя из комнаты.

Загрузка...