После развода. Не предал, а разлюбил (СИ)

Глава 11

Таисия

— Ты чего как собака побитая? — изумляется Надя, поджидая меня рано утром в салоне. — Что он сделал? — сердито упирает руки в бока и хмурится.

— Кто? — хмыкаю и расстегиваю пуховик.

— Ты мне скажи, — брякает Надя.

— Да все в порядке, в общем-то, — лениво пожимаю плечами, но, зная, что она не отстанет, коротко поясняю: — Богдан приятный собеседник. И, как я поняла из разговора, до сих пор любит бывшую жену. Не влюблен, там не пустая страсть, как было у нас с Марком, там глубокое сильное чувство. Просто потрепанное ее ошибкой. Они еще сойдутся, помяни мое слово.

— Плевать на них, — отмахивается Надя, темнея лицом. — Почему ты сказала «было»?

Снова пожимаю плечами и вешаю пуховик в шкаф. Приглаживаю волосы, разглядывая свое отражение. Похудела я, что ли? Или просто осунулась?

— Он снова не придет на массаж. О чем написал в первом часу ночи. Видимо, чтобы не звонить.

— Да с чего ты взяла? — фыркает подруга. — У него там дым коромыслом, вот и все.

— Отменил еще утром, Надь.

— А на счет Богдана — точно?

— Нет, конечно, я ж не ясновидящая. Но я не хочу даже пытаться строить отношения с мужчиной, который еще не попрощался с прошлым. Ты бы видела, как он вспоминает их брак. Я, оглядываясь, вижу только ошибки. А он будто клад рассматривает. Восторг и пламя. Так что? Одолжишь Борьку-то? — подкалываю ее и по-дурацки играю бровями.

— Да бери, для тебя не жалко, — тяжело вздыхает Надя. — Ну и черт с ними со всеми, правда? Просто сходи куда-нибудь в том платье, от мужиков отбоя не будет.

— Не хочу я никаких мужиков, — морщусь и иду переодеваться. — Одни расстройства.

День как день. Немного отвлекаюсь на одного клиента, бывшего футболиста из того же клуба, в котором работала. Болтаю с ним, пока делаю совсем не тот массаж, на который был записана. Потом краснею, когда он спустя полчаса на радостях притаскивает букет. Прошу его распространить информацию о том, что ко мне с цветами нельзя, а сама кошусь на камеру и чувствую, как над моей работой безжалостный палач заносит топор увольнения.

В начале девятого беру последнего перед Богданом клиента, поймав себя на мысли, что все же жду встречи, но не успеваю закончить, как в дверь стучат.

За все месяцы работы такого не было ни разу. У меня резко взлетает пульс, женщина на массажном столе удивленно приподнимает голову, а я извиняюсь и прошу подождать буквально несколько секунд.

Если честно, ожидаю, что меня незамедлительно уволят. Но когда вижу в коридоре Надю, сжимается сердце.

— Я подменю тебя, — говорит подруга. — Позвони Руслану.

Не выхожу, а выбегаю, почти отталкивая ее. Сердце колотится уже в горле, лицо заливает жаром от плохого предчувствия, руки так трясутся, что с трудом держу в руках телефон. Машинально отмечаю, что он звонил семь раз, прежде чем, видимо, Надя ответила на вызов. Перезваниваю и слышу его мрачный голос:

— Юля в больнице, ДТП. Обследуют.

— В какой? — только и спрашиваю.

Никому ничего не объясняя, не переодеваясь и напрочь забыв даже о куртке, выбегаю на улицу. На ходу достаю ключи от машины, проскальзываю на корке льда и едва не падаю, мысленно проклиная коммунальщиков. Открываю замок, дергаю за ручку, но дверь не поддается.

— Да чтоб тебя! — рявкаю с отчаянием. — Открывайся! От-кры-вай-ся! — рычу сквозь зубы, с каждым слогом остервенело дергая за ручку.

— Тася! — слышу оклик и не сразу понимаю, кто меня зовет, пока через две машины от моей не вспыхивают фары. — Я отвезу!

— Богдан, слава Богу, — бормочу, без промедлений принимая помощь. — В больницу на улице Мира, — выпаливаю, садясь в салон. — Юля… там Юля. Господи…

— Пристегнись. — Делаю, как сказал, и он сразу же трогается. — И рассказывай.

— Да я сама ничего толком не знаю, — тараторю, будто пытаюсь подогнать машину. — Руслан позвонил, сказал только, что она попала в аварию и сейчас на обследовании.

— Ну, смотри, — рассуждает размеренно. — Во-первых, она точно жива. Во-вторых, раз на обследовании, а не на срочной операции, как было со мной, то все более-менее обошлось.

— Да, наверное, ты прав, — немного выдыхаю. — Спасибо. Но меня все равно колотит.

— Потому что ты раздетая. Возьми мой пиджак за сиденьем.

— Спасибо, — стучу зубами. — Я его помну. Висит там такой без единой складочки…

— Возьми, — добавляет в голос грома.

Кутаюсь и вдыхаю знакомый приятный аромат.

— Я дарила такие духи бывшему мужу.

— Видимо, они были в моде, — прыскает Богдан. — Мне тоже дарила бывшая жена.

— Руслан ими так ни разу и не воспользовался. А когда уезжал, оставил на полке в ванной. Хочешь, подарю? До сих пор стоят.

— Да мне бы с этими справиться. Мне запах, если честно, не очень.

— Зачем тогда используешь?

— Жалко выкидывать, — пожимает плечами.

Ага, как же. Ну, продолжай себя обманывать.

— Я лежал там же. На Мира. Хорошие врачи, я — живое подтверждение. Прогнозы были так себе.

— Утешает…

— Остался в приятельских отношениях со многими специалистами. Загляну, вдруг кто на дежурстве. Замолвлю словечко, лишним точно не будет.

— Богдан, спасибо, — ахаю, расстрогавшись. На эмоциях перехватывать его руку за запястье. — Не представляешь, как много это значит. Моя девочка — все для меня.

— Очень хорошо представляю, — мягко похлопывает по моей руке и я, опомнившись, убираю. — Во всех возможных смыслах. Получить подобный звонок — мой ночной кошмар.

— Любого родителя.

— Не скажи. Есть такие, которые позлорадствуют и скажут — мы же говорили.

— Только слышала о таких, — бормочу, вспомнив рассказы Марка.

— Я имел неудовольствие общаться. В общем, это все лирика. Заходим, узнаем номер палаты, кто лечащий и дальше видно будет.

Выяснив все, поднимаемся на этаж и видим у одной из палат двух мужчин.

— На ловца, — довольно хмыкает Богдан. — Селиверстов собственной персоной.

— И Руслан, — вздыхаю и мы двигаемся в их сторону.

— Руслан Дмитриевич, уверяю, нет поводов для волнения. МРТ не показало ничего критического.

— Есть запись? Могу я забрать диск? Хочу получить второе мнение.

— Разумеется, — холодно отвечает врач и тут замечает Богдана. — А вот и живое доказательство моей компетенции. Богдан, рад встрече, — протягивает и крепко жмет ему руку. — У Вас остались вопросы? — возвращается взглядом к Руслану.

— У меня, — отвечаю вместо него и кое-как выжимаю улыбку. — Я мама Юли.

— Медсестра? У нас? — удивляется врач.

— Массажист и летела сломя голову.

— О, понял. Форма совсем как у нас. Так вот, о Юле. Уверяю, теперь и Вас, опасного для жизни состояния нет. Сотрясение…

— Сотрясение или ЧМТ? Клиническая форма, вид повреждения и далее по списку. Прошу, дайте мне полную картину.

— Вот как, — удивляется врач и поправляет очки. Переводит взгляд на Богдана, и тот конкретизирует сказанные мной ранее слова, с широкой улыбкой:

— Спортивный массажист.

— Понял, — выдыхает измученный Русланом врач и довольно долго перечисляет все увечья, которые получила дочь. Когда он замолкает, я опускаю плечи и наконец-то расслабляюсь. Заживет. Да свадьбы, которой ей не видать в ближайшем будущем, как своих ушей без зеркала, уж точно. — А я о чем! — радуется врач, заметив перемену во мне. — Вы можете зайти в палату, но ненадолго. Часы приема давно окончены.

— Есть минута? — вступает Богдан.

— Конечно, пойдем. Как ты? Совсем не хромаешь!

— Я тебе изменил.

— Сейчас это модно, — косится на Руслана, а я поджимаю губы, чтобы не засмеяться не в тему.

— Это что сейчас такое было? — приглушено шипит Руслан, явно с трудом сдерживаясь.

— Ты все слышал, — отвечал равнодушно и открываю дверь в палату. — Одноместных не было? — уточняю чуть слышно, обернувшись на бывшего.

Руслан багровеет и отвечает в свойственной ему язвительной манере:

— Денег зажал.

Прохожу в палату и сердце сжимается. Дочь лежит на кровати поверх куцего шерстяного одеяла с перевязанной головой и гипсом на правой руке. Вся в синяках и ссадинах, по щекам текут слезы, глаза и нос красные, припухшие. Подхожу ближе, присаживаюсь на край кровати и вдруг чувствую вполне различимый запах перегара.

— Ты что, пила? — спрашиваю просто чтобы подтвердить догадку. Ни претензии в голосе, ни, если честно, даже удивления.

— И что? — дерзит Юля, вскинув подбородок. — Не я же была за рулем.

— Действительно не она, — нервно посмеиваясь, подтверждает Руслан. — За рулем вообще никого не было. Все были слишком заняты.

— И что? — огрызается уже на отца. — Запрешь меня?

— Она хотя бы не отрицает, — все с тем же странным смехом комментирует Руслан, ни к кому конкретно не обращаясь.

Юля, насупившись, отворачивается. Я подаюсь вперед и целую ее в мокрую щеку, ласково погладив по второй.

— Приеду завтра, — говорю чуть слышно.

— Как хочешь, — бурчит дочь.

— Именно так я и хочу, — заверяю, еще раз поцеловав. Встаю и киваю Руслану на дверь. — Как это произошло? — спрашиваю в коридоре.

— Пойдем в машину, не хочу, чтобы еще кто-то услышал. Задолбало за нее краснеть. — Колеблюсь пару секунд, выискивая взглядом Богдана, а Руслан выходит из себя и шипит: — Который это уже? Третий? Или у тебя по мужику на каждый день недели?

— Даже если и так, это только мое дело, — теряю терпение и я, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос. Слышу шаги по коридору, поворачиваю голову и вижу Богдана, медленно идущего в нашем направлении. — Будь любезен, прогрей машину к моему приходу, раз уж не удосужился сообщить, что с дочкой все в порядке, — бросаю Руслану и иду Богдану навстречу. — Пообщались?

— Конечно, — тепло мне улыбается. — Прямо сейчас могут перевести в одноместную.

— Так нет же свободных? — удивляюсь, а Богдан пожимает плечами:

— Как для кого.

— Ясно… спасибо, но, думаю, ночку пусть проведет в компании. Полезно будет. Я еще не знаю деталей, но и того, что выяснила, достаточно.

— Он же довезет тебя? — провожает выходящего из отделения Руслана взглядом.

— Всегда есть такси. Ты и так сделал слишком многое. Спасибо, — импульсивно обнимаю его и чувствую его большие горячие руки на своей спине.

Только собираюсь отстраниться, как он сжимает меня крепче и говорит уверенно:

— Все будет хорошо. Не злись на нее слишком сильно, дело молодое. Ей и без того завтра придется несладко.

— О чем ты? — бормочу ему в грудь и начинаю нервничать. — Врач что-то сказал?

— Это не касается ее здоровья. Физического, во всяком случае. И не должен был, поэтому не шуми.

— Богдан, я сейчас свихнусь, расскажи ты по-человечески.

— Я в этой ситуации человек посторонний, — вздыхает и отпускает меня. — Скажу только, что тот, по чьей вине произошла авария, пострадал сильнее всех. Парень в очень тяжелом состоянии и вряд ли выкарабкается.

— О, Господи, — зажмуриваюсь и закрываю лицо ладонями.

— Все, иди. Если что, я на связи, можешь звонить в любое время.

До машины Руслана дохожу в прострации. Сажусь и машинально растираю холодные руки, глядя прямо перед собой.

— Почему ты не оделась? — ворчит Руслан, накрывая меня своей курткой. — Я был занят, носился от врача к медсестрам, поэтому говорил коротко. Но «караул» же не кричал. И кто этот мужик?

— Личное пространство, Руслан, — отвечаю отстраненно. — Не забывай, пожалуйста. Я уже не твоя жена, чтобы ты имел право на подобные вопросы. Поговорим о Юле. Что произошло?

— Наша дочь уединилась на заднем сиденье машины с парнем, — отвечает раздраженно. — А какой-то дебил подумал, что будет весело приоткрыть дверцу и надавить на педаль газа. Чтоб тачка дернулась, видимо. Там автомат, мотор заведен, парочка занята, ручник снял и никаких проблем. Но второпях и наверняка спьяну случайно воткнул заднюю. Тачка под приличным наклоном, передними колесами на горе снега, покатилась назад. А стояла за старым зданием театра, помнишь, мы там как-то парковались, когда еще открыт был? Теперь там тусуется молодежь на колесах.

— Они припарковались подальше ото всех, за укрытием, у самого оврага, — дополняю обреченным голосом. — В который и скатились. Не пристегнутые.

— Да, — подтверждает и морщится. — Уклон там приличный, а на дне оврага деревья, в одно из которых они и прилетели. А того тупорылого пранкера зацепило дверью. Он тоже в больнице, Юля сказала его первым увезли. Завтра встречусь с его родителями и устрою такой разнос…

— Он при смерти, — перебиваю. — Рус, — поворачиваюсь к нему и позволяю выплеснуть напряжение в слезах. — Мальчик при смерти. Чей-то ребенок, понимаешь? Глупый еще совсем. Такой же глупый, как наш собственный. Не нужно скандалить, умоляю.

— Твою мать, — Руслан скругляет спину и упирается локтем в подлокотник, опустив лоб на ладонь. Как-то враз осунувшись и постарев. Я, не сдерживаясь, шмыгаю носом, а он немного распрямляется и находит под курткой мою руку, крепко сжимая. — Не знал. У меня чуть сердце не встало, когда она позвонила и сказала, что едет в больницу. Плакала так, Тась, до сих пор трясется все внутри.

— Понимаю… Ситуация тебе ничего не напоминает?

— О чем ты?

— Алкоголь, экстремальный секс…

— Не говори со мной о сексе в контексте моей малышки, — забавно бурчит и, убрав руку, плавно трогается, а я пристегиваюсь. — Когда она вырасти успела?

— Она не выросла, судя по поступкам. Только физически повзрослела, — бубню себе под нос. Вытираю слезы со щек. — Думаешь, совпадение, а не еще один пункт из какого-то там списка?

— Я не знаю. Но вряд ли секс в машине можно считать экстримом.

— А когда за сугробом целая компания?

— В таком разрезе я еще думал, — шипит, покрепче сжимая руль. — Поговорю с ней дома. Обещают, полные сутки понаблюдают и выпишут.

— Она поедет ко мне. Я не оставлю ее без присмотра на две недели. Или сколько там будет длиться твое свадебное путешествие.

— Думаешь, я совсем конченый? Я не собираюсь жениться, когда дочь лежит с сотрясением.

— А твоя любовница в курсе? — невольно хмыкаю.

— Нет, — отвечает язвительно, — но уверен, она тоже решит перенести. Похрен на деньги, месяц-другой погоды не сделает.

— Тебе виднее, — говорю примирительно, не желая разжигать очередной скандал.

— У тебя, похоже, свое мнение. Ну, поделись, внимательно слушаю.

— Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь. И свое мнение оставлю при себе. Тем более, ты его и так знаешь.

— Скажи вслух.

— Руслан…

— Скажи!

— Да пустая она! — не выдерживаю. — А ты — старый кобель!

— Может, ты и права, — дает неожиданный ответ после паузы, а я прикусываю язык и меняю тему:

— Завтра утром Юлю переведут в одноместную. Богдан договорился.

— Богдан, — презрительно фыркает. — Кто он?

— Я тебе уже все сказала.

— Теперь это касается Юли!

— Да Господи Боже, — раздраженно закатываю глаза. — Никто!

— С какого перепуга тогда никто участвует в жизни моего ребенка⁈

— Нашего.

— Нашего!

— С тобой невозможно разговаривать!

— А с тобой, думаешь, так просто⁈ — резко поворачивает голову и кидает на меня поистине грозный взгляд, но из-за того, что оба его глаза в обрамлении разноцветных синяков, я прыскаю и звонко хохочу.

— Какая сердитая пандочка! Хотя бы сбрей мех со своего лица, ой, не могу…

— Оборжаться, — ворчит бывший и пытается спрятать улыбку в бороде. — Так что за никто радеет за нашу дочь?

— Мертвого поднимешь… Клиент, Рус. Мы общаемся, не более. У него проблема была с ногой, я его к Баринову отправила. Если помнишь…

— Помню.

— Ну, вот. Сегодня отплатил, по сути, тем же. Ничего особенного.

— Он был на массаже, когда я звонил?

— Нет, он ждал его на улице. Я выбежала, не смогла открыть чертову дверь, он подвез, — бурчу тихо.

— На этой тачке еще твой батя раскатывал, — снова раздражается Руслан. — Может, хватит уже корчить из себя самостоятельную? В гараже стоит твоя, забирай и пользуйся.

— Корчить?

— Только это услышала?

— Представь себе.

— Придушить тебя хочется. Или что похуже.

— Похуже? — раздраженно фыркаю.

— Трахнуть.

Ощущение, будто в груди снаряд детонирует. От взрыва сотрясаются внутренние органы, а лицо заливает жаром.

— Забудь, — отвечаю строго, но голос предательски дрожит.

— Пытаюсь, — досадливо выдыхает Руслан. Больше не произносим ни слова до самого дома. Отстегиваюсь и отдаю ему куртку, он бубнит: — В подъезде отдашь.

Выходит вместе со мной, машину не глушит, что радует. Заходим, я снимаю куртку, он забирает ее вместе с моими руками и смотрит в глаза со смесью отчаяния и желания. Отчаянного желания вернуть то, обо что бездушно вытер ноги. И от его взгляда становится больно.

К счастью или нет, кто-то вдруг бьет по двери с обратной стороны. Руслан бросает суровый взгляд в сторону, а я поспешно шагаю назад.

— До завтра, — говорю, не сомневаясь, что мы пересечемся в больнице.

Руслан нажимает на кнопку и открывает дверь. А там — Марк. И Марк в бешенстве.

— До завтра, — бросает мне Руслан и, нагло задев Марка плечом, выходит.

Марк шагает в подъезд. Трет лицо, стирая с него гримасу слепой ярости.

— Поясни, пожалуйста, — просит через силу.

— Мы из больницы. Юля попала в аварию, — даю короткий ответ, сильно сомневаясь, что он заслуживает хоть какой-то. — Мне холодно, — оповещаю и разворачиваюсь, направляясь к лифтам.

А он… он выходит на улицу.

Кажется, будто остатки твердой почвы из-под ног выбивают. Кое-как захожу в лифт, едва сдерживая слезы. Креплюсь, пока поднимаюсь, быстро открываю дверь, захожу и, хлопнув ей как следует, отпускаю тормоза.

Как же тошно! Больно! От всего!

Так паршиво мне не было с того дня, когда Руслан, собрав небольшую сумку, вышел за порог. Одиночеством и обидой буквально захлестывает, голову разрывает от мыслей, хочется одновременно крушить мебель и, свернувшись калачиком, лежать в самом темном холодном углу, подогнав окружение под внутреннее состояние.

Но выбрать не успеваю. Раздается громкий стук в дверь. Все еще плача, смотрю в глазок. В груди закручивается вихрь из негодования, возмущения и, как ни парадоксально, радости. Распахиваю дверь и Марк, сделав широкий шаг, отпускает большой бумажный пакет, за которым, видимо, вернулся в машину, и заключает меня в объятия.

— Почему ты не позвонила? — шепчет, очень крепко прижимая к себе.

— Ты был занят, — отвечаю со смертельной обидой.

Марк только вздыхает и, кажется, пытается раздавить меня.

— Я очень скучал, — проливает бальзам на мое израненное сердце. Отпускает меня, и я делаю глубокий вдох. Вытираю слезы, глядя куда-то ему в живот. — Что с Юлей?

— Рука сломана, сотрясение. Поправится.

Марк шумно выдыхает и, зажав между ладоней мою голову, целует в макушку.

— Я привез ужин. Голодная?

— Нет.

— А меня покормишь?

— Заходи, — мямлю и, скинув балетки и забрав пакет, иду с ним в кухню.

Ставлю на стул, заглядываю, а там помимо еды очаровательный маленький букетик. Достаю и сую в него свой опухший от слез нос.

— Его можно поставить в чашку, — говорит Марк, обняв меня со спины. Сложно не заметить, что последний подаренный им букет я пристроила в кастрюле. Но мало кто догадается сделать так, как он. — Прости, что меня не было рядом.

— Мог бы. Если бы не отменил массаж. Снова.

— Тась, я бегаю, как ужаленный. И так будет еще какое-то время, там слишком много дел. Я же предупреждал.

— Неважно.

— Неважно, что предупреждал? — прыскает, пытаясь пошутить.

— Неважный разговор. Никто никому ничем не обязан, я прекрасно это понимаю. Что разогревать?

— Ничего. Обними меня. — Проворачиваюсь в его руках и кладу кисти на плечи, свесив пальцы так, чтобы не касаться спины. — Разве так обнимают?

Я не могу себя пересилить, все еще ужасно обидно. Тогда он сам обвивает моими руками свою шею и вновь опускает их на мою спину. Скользит ниже и прижимает к себе.

Понятно. Приехал спустить пар.

Так с этого противно становится, что я спускаю руки к его груди и давлю, вместе с этим отступая.

— Я не хочу, — говорю сухо, глядя в сторону.

— Мне уйти? — спрашивает после паузы.

Не могу сказать «да». Это напрашивается, по логике, но от одной мысли, что он сейчас покинет квартиру, сердце разрывается. Но и «нет» тоже не хочу говорить, гордость не позволяет. В общем, стою и как дурочка молча дую губы, таращась в угол и борясь со слезами.

Марк довольно долго ждет ответ, но, так и не получив, выбирает сам. Подходит, немного приседает, обхватывая меня за ноги пониже попы. Поднимает и несет солдатиком в спальню. Я не сопротивляюсь, просто не могу, но так раздавлена обстоятельством, что кроме секса ему ничего от меня не нужно, что все-таки начинаю плакать.

Плачу, когда он раздевает меня, поставив у кровати. Плачу от осознания, что мне все равно будет невозможно хорошо с ним, от собственной глупости и всех навалившихся в одночасье бед. А вот когда он устраивает меня в постели полулежа, подложив под спину пару подушек, накрывает пушистым пледом до самого подбородка и подтыкает края, чтобы мне было теплее и уютнее, приглушает свет, оставив только ночник, и выходит, вдруг перестаю.

Лежу и чутко прислушиваюсь. Он ставит чайник, шуршит на кухне, а через несколько минут возвращается со смешной пузатой чашкой в желтый горох, которую мне когда-то очень давно дарила дочка на день матери. Неудивительно, что она — моя самая любимая, но он наверняка выбрал ее за цвет, чтобы приподнять мне настроение. Подает мне ее, я вдыхаю аромат чая, а он раздевается до трусов и осторожно пристраивается рядом, обняв одной рукой.

— Расскажи про Юлю. Как она? Как это случилось?

Пью чай и, шмыгая носом, рассказываю. Потом, для полноты картины, о ее похождении в клубе. Допиваю чай и отдаю пустую чашку.

Марк переставляет ее на тумбочку, немного сползает, обеими руками утягивая меня за собой, пристраивает на своей груди и, по-видимому, обдумывает мои слова, поглаживая пальцами мою руку.

— С ней нужно было хитрее, — выносит вердикт. — Давить и угрожать лишениями точно не прокатит. Сама она ничего не расскажет, даже если идет по какому-то списку, а вот та девушка, что была с ней на катке…

— Ярослава. А это мысль. Надо попробовать, потому что ты прав, Юля будет отрицать все до последнего. Упертая, как стадо баранов. Причем, будет продолжать даже тогда, когда точно знает, что делает хуже самой себе.

— Кого-то мне это напоминает… — бормочет Марк. — Нет, не могу вспомнить. Имя будто ускользает. Т… т… Тамара? Нет, ну какая Тамара. Красивое имя, звучное, необычное. Как песня.

— Ну хватит, — ворчу тихо.

— Чуть не выгнала меня, вредная девчонка, — возмущается вполголоса. — Я не потрахаться приехал, а увидеть тебя. Обнять. Везде обнять, да. Мне за это не совестно. У тебя шикарный зад, мне нравится тебя тискать. А ты сразу, фу, противный, руки убрал.

— Ну хватит…

— Ну хватит, так хватит. — Целует куда-то в голову и прижимает потеснее. — Бельишко снимешь?

— Нет.

— Хотя бы верх, — торгуется.

— Верх сниму, но только потому, что неудобно.

Только тянусь руками к спине, Марк перехватывает инициативу и ловко освобождает меня от бюстгальтера.

— Так гораздо приятнее, — чуть ли не мурчит от удовольствия.

Мне тоже. Гораздо, гораздо приятнее. Но я хоть и веду себя порой глупо, все же не дура. И провалами в памяти не страдаю. Это сейчас он милый и заботливый, а несколько дней до этого игнорировал меня. Появились дела и перестала существовать я. Появилось время — можно и заскочить.

Мне по-прежнему хорошо с ним. Я пьянею рядом с ним. Но каждый раз, когда мы расстаемся, наступает расплата в виде похмелья.