После развода. Не предал, а разлюбил (СИ)

Глава 17

Богдан

Хватает меня на сутки, на протяжении которых я беспрестанно кручу флешку, зажав ее между большим и средним пальцем. Иногда убираю в стол и закрываю на ключ. Тогда — кручу его. Потом достаю, зажимаю в кулак, убираю в карман и чувствую, как она прожигает дыру размером с галактику, утягивая меня за собой.

Я сказал, что все. Хватит с меня. Я дал слово, что больше не куплюсь ни на одно интервью. А с другой стороны, я дал его Виолетте, а не Таисии…

— Да к черту, — раздражаюсь еще сильнее и вставляю флешку в разъем ноутбука.

Ночь не спал почти, все думал, думал, думал… надо оно мне? Не надо? Решил, что нет. Даже как-то умудрился уснуть. И проснулся с той же зудящей и сводящей с ума мыслью.

Ну посмотрю я его, что с того? Об этом даже не обязательно никому знать.

Встаю и иду до двери, закрывая ее на замок. Так точно никто не узнает. Еще наушники и никаких проблем.

Только возвращаюсь обратно к столу — стук.

— Богдан, ты едешь? — Виолетта дергает за ручку, а я скриплю зубами от злости.

— Позже! — рявкаю, не сдержавшись.

Пора с этим заканчивать, пока я на кого-нибудь не набросился из-за скопившегося внутри напряжения. Да и что нового я могу услышать? Все те же извинения. Что сделано, то сделано.

Устраиваюсь и включаю запись. Поначалу только головой качаю над настойчивостью Таисии. Как же я ошибся с первым впечатлением, у этой женщины хватка будь здоров. Мои инвестиции точно окупятся. Только что она несет? При чем тут мои рубашки?

Смотрю на свою грудь и морщусь. Эту Виола дарила совсем недавно, на новый год. И она в самом деле удобная. Сидит тоже идеально. В отличии от старых: за два года с ограниченной физической нагрузкой я прилично так… заматерел. В зале получается качать только верх, кардио отсутствуют, плечи и спина раздались. Короче, я — шкаф. И у меня мало времени, чтобы выбирать что-то самому.

Виолетта, конечно, могла бы свое мнение оставить и при себе. Да, я люблю сплетни. Таисии зачем об этом знать? Это было только наше, личное. Но так тепло на сердце от ее воспоминаний. Не думал даже, что она так ждала этого маленького ритуала перед сном. Казалось, такая глупость.

Момент, когда в глазах бывшей жены вспыхивает злость, ловлю безошибочно. Она становится похожей на дикую кошку с этим вздернутым подбородком и праведным гневом во взгляде. Но когда узнаю, что вся ее ярость направлена исключительно на меня, конкретно впадаю в ступор.

«А я думала, умирает! Умирает!».

«Добился меня, покорил меня, приручил меня и бросил!».

«Он обещал…».

'… так какого черта⁈'.

«Отомстить мужу за его смерть, пока он жив!».

«… я все-таки умерла первой. Как и планировала».

«… он не сдержал слово только однажды».

Рубашка все же жмет. Грудь так высоко вздымается, что расходятся полы. Дышу, дышу, а воздуха все равно не хватает.

Она не искала утешения. Почему-то именно желание заменить меня кем-то другим добивало сильнее прочего. А у нее его не было. И нет. Моя жена — просто безжалостная мстительная стерва. Отчаянная в своем горе. Отчаявшаяся.

И это так чудовищно… глупо! Что я не выдерживаю.

Вытаскиваю наушники, захлопываю ноутбук и встаю. Печатая шаг, иду до двери. Грудину от эмоций распирает, от попыток дышать глубже кружится голова. Руки трясутся так, что приходится сжать пальцы в кулаки. И в таком виде, в этом своем предынфарктном состоянии, я ногой толкаю чуть приоткрытую дверь в ее кабинет.

Казалось, самую малость. Усилий почти не прикладывал. Но она бьется ручкой о стену, а оглушающий звук удара разносится по пустым коридорам.

Виолетта вздрагивает, замерев на том месте, где стояла, и задерживает дыхание. Смотрит на меня расширенными глазами, кусает нижнюю губу. Дрожит то ли от страха, то ли от волнения, когда я подхожу ближе.

— Скажи мне это в лицо, — хриплю грубым, будто прокуренный голосом.

— Ты меня обманул, — шепчет одними губами.

— Громче.

— Ты меня обманул! — кричит мне в лицо. — Ты! Ты первый!

— Только ты способна так извратить ситуацию в угоду себе.

— Ты меня не послушал. Ты меня бросил, — едва выговаривает дрожащими губами. — Ты меня. Сломал, — шипит и яростно тычет пальцем в мою грудь. Поджимает губы и моргает, прогоняя мутную пелену.

— Только ты, — выдыхаю и касаюсь пальцами бархатистой кожи на ее щеке.

Как давно я ее не трогал. И какое же это удовольствие. На кончиках пальцев концентрируется живая энергия. Подушечки покалывают, желание смять ее нарастает так стремительно, что в пиковый момент я набрасываюсь на нее, с ужасом, но все же вскользь, думая, что раздавлю.

Сжимаю ее голову, затем — шею, плечи, спину, талию ягодицы. Впиваюсь в идеальные губы с поцелуем. Остервенело мну все, до чего только могу дотянуться.

Виолетта судорожно втягивает воздух, вцепляется острыми ноготками в мою шею. Отвечает мне со всей страстью, которой в ней всегда было в избытке. Целует меня и плачет. Ревет навзрыд, раздирая мое сердце на клочки. Потом не выдерживает, отрывается от моих губ и так крепко обнимает, повиснув на шее, что меня буквально вдавливает в пол.

Обхватываю ее за спину, отрываю ноги от пола и все, о чем думаю — как я мог два года жить без этой тяжести на своей шее? Без этого груза безумной отчаянной любви. Без этой чокнутой женщины, пахнущей магнолией.

— Богдан, — вдруг немного истерично смеется Виолетта, упав обнаженной грудью на мою.

Думаю, это шок. Сам в себя никак не приду, колотит от эмоций. Все, что смог — донести ее до дивана. Разорвал на ней платье, проигнорировав молнию. Забыл про свою ногу, забыл про ее измену, забыл про свое разочарование. Я так хотел ее, что не вспомнил бы самого себя. Снова утонул в своей любви, будто не было двадцати лет брака. Будто она впервые мне отдалась, впервые позволила. Именно сейчас я воскрес. Только сейчас очнулся.

— Бонь, — хихикает тихо и поднимает на меня озорной взгляд.

Непонимающе хмурюсь. С этой женщиной наперед не угадаешь. Что задумала? Что там в ее голове? Дьявол перехватил управление или ангел включил свет, разогнав по темным углам призраков прошлого?

— Ну, — бурчу, кучнее сдвигая брови.

— Я уже полтора года таблетки не пью.

— Здрасьте приехали, — выдуваю и закрываю глаза. — Еще я по залету не женился…

— Ну Бонь… откуда мне было знать… — ластится щекой к моей груди. — Да и старая я уже. Для этого. Просто представила… а что, если?

Что, если горячо обожаемая женщина подарит мне еще одного ребенка в сорок четыре? Снова сдохну. И снова воскресну, чтобы всегда быть рядом.

Крепко обнимаю ее, откровенно размечтавшись. Виола тихо охает от давления, пытается дышать в моих объятиях. По чуть-чуть, чтобы снова не закружилась голова. Чтобы снова не повело.

Когда ослабляю захват, она пристраивается поудобнее. С легкостью помещается на моей груди, чувствую, как ей удобно и уютно. В отличии от меня, ощущающего вспотевшим от напряга голым задом холодную кожаную обивку.

— Я должна знать, — говорит негромко, когда я уже было решил, что уснула.

— Простил ли я тебя? — уточняю, прижав подбородок к ключице, чтобы видеть ее.

— Нет. Об этом даже не мечтаю. Сможешь ли ты быть со мной?

— Знаю точно, что не смогу без тебя.

Виолетта неровно глубоко вдыхает и затихает. А через минуту мне становится мокро еще и сверху.

— Тебе нельзя волноваться, — бурчу. — На всякий случай.

— Да не забеременею я, — немного печально смеется. — Так, помечтала. Только и остается.

— Не так уж тебе и много лет.

— Да, но ты-то уже не молод, — ухмыляется.

— Я всего на год старше! — возмущаюсь и щекочу ее.

— Ну, знаешь, год, — смеется, пытаясь увильнуть, — после сорока каждый день на вес золота. — Когда заканчиваем дурачиться, она спрашивает с осторожностью: — И как мы дальше? Как-то… вот так? Когда невмоготу?

Не думал об этом, когда шел к ней. Не думал об этом, когда занимался с ней любовью. С души наконец-то упал булыжник, и я не намерен водружать его туда вновь.

— Я хочу поехать домой, Ви, — говорю со вздохом. — Осточертела моя холостяцкая берлога, осточертело одиночество. Без тебя пусто. Вокруг пусто, внутри пусто. И я тебя простил. Знаю, что ты до последнего вдоха будешь чувствовать вину. Но это — твоя ответственность и твоя ноша. А я хочу уже расслабиться. Я чертовски устал быть злым.

— Поедем сейчас? — молит в нетерпении, приподнимаясь. — Прямо сейчас, Богдан. Прошу!

Ее грудь прямо у меня перед глазами. Дрожит от частых сильных сокращений сердечной мышцы. Ее ягодицы под моими ладонями. Крутые, упругие, сочные. Искусанные ей и истерзанные мной губы горят алым. В обращенном ко мне взгляде — слепое обожание и надежда. Когда-то, в самом начале наших отношений так на нее смотрел я. Первую половину жизни я доказывал свою любовь, теперь — ее черед.

— Чуть позже, — ухмыляюсь, вполне довольный тем, как сложится моя дальнейшая судьба. — Покажи, как сильно ты меня любишь.

Виолетта старается так, что в ушах звенеть начинает. Извиняется и молит о прощении через действие. Через поцелуи, через ласки, через знание меня, моего тела, моих пристрастий. И когда я уже готов ехать домой, когда одеваемся, вдруг просит:

— Подожди.

Встает за моей спиной, проводит кончиками пальцев по шрамам.

— Не надо, — немного раздражаюсь, пытаясь накинуть рубашку на плечи, но она хватается за ворот и тянет ее вниз.

— Богдан, я хочу посмотреть, — настаивает и довольно твердо.

— Гораздо интереснее услышать рассказ, как моя тачка делает кульбит и влетает в уже горящий бензовоз. А это — так. Отпечаток прошлого.

— Хорошо, что меня не было рядом, — произносит тихо, уткнувшись носом между лопаток. — Все, что у меня есть, все, что я когда-либо могла тебе предложить — моя красота. А мне без разницы, как ты выглядишь. Я люблю тебя не за это. Если честно, чисто внешне ты мне никогда особенно не нравился. Не мой типаж.

От такого заявления начинаю ржать. В голос.

Только она могла такое сказать. Только она может подобное чувствовать. Но я хоть в чем-то не ошибся в этой жизни. Для меня — только она. И точка.