Таисия
Ощущение, будто мою дочь взяли в заложники. Вчера ее выписали, но кроме как по телефону поговорить не удалось: Руслан забрал ее к себе. Причин нашлось много — там и вещи ее, и от больницы ближе, плюс у него начался отпуск, так что сможет всецело сосредоточиться на ней. Разумные доводы, на которые у меня не нашлось контраргументов, кроме лютой тоски по своей глупышке.
Так что утром, с трудом дождавшись адекватного для визита времени, заезжаю в пекарню за вкусностями и еду к ним. Как мне не претила мысль, что эту квартиру он купил для своей любовницы, дочери показан постельный режим.
Руслан поджидает у приоткрытой двери. Мокрые после душа волосы, гладко выбрит, одеться не потрудился. Банный халат глубокого темно-синего цвета выгодно подчеркивает голубые глаза, но запахнуться мог бы и поплотнее, а не являть миру, то есть, мне, подкачанную грудь, покрытую короткими темными волосками.
— Проходи, — бросает коротко и отходит вглубь прихожей. — У нас небольшой погром, не успел убраться.
— Ты хотел сказать, вызвать клининг, — поправляю, закрывая за собой дверь.
— Как будто есть разница, — закатывает глаза. — Если бы эта свиристелка не заработала постельный режим, заставил бы ее.
— Кто там? — кричит дочь из недр явно не маленькой квартиры. — Мама⁈
— Мама, кто еще! — рявкает Руслан через плечо.
— Откуда я знаю⁈ Твоя шизанутая⁈ — огрызается дочь.
— Скандалите? — хочу спросить печально, но улыбку сдержать не получается.
— Рад, что это доставляет тебе столько удовольствия, — ехидничает бывший.
— Не это, — улыбаюсь уже не сдерживаясь.
— Тут я с ней солидарен, — морщится Руслан. — Дождалась, пока я заберу Юлю, думала, походу, что с ее помощью переубедит меня. Лучше б уехала, когда говорил.
— Я ее шмотки с балкона швыряла, — хвастает дочь, появляясь в прихожей в пижаме, которую дарила ей я.
— Брысь в кровать, — шикает Руслан.
— Утку ты мне не поставил, — ерничает Юля и семенит ко мне. Обнимает и быстро отстраняется. — Брр! А там что? Так пахнет вкусно!
Отдаю ей пакеты, разуваюсь, расстегиваю куртку. Руслан галантно помогает ее снять, вешает в шкаф.
— Это оно? — ахает дочь, заглянув во второй пакет. Вчера похвастала ей новым платьем, которое купила к свадьбе, пообещала показать. — Померяй!
— Попозже, Юль. Как ты себя чувствуешь?
— Буду лучше, когда ты померяешь!
— У тебя точно сотрясение? Уж больно ты бойкая, — ворчу и прохожу вслед за ней, озираясь по сторонам.
Должна признать, вкус у Виктории есть. Или у дизайнера, что более вероятно. Стильно, функционально, светло. Правда, пустовато. Комнаты выглядят какими-то необжитыми.
Прохожусь по гостиной, совмещенной с кухней, и только после этого начинаю замечать детали, вроде чистых пятачков на пыльной мебели. Провожу по одному пальцем, а Юля, заметив мой жест, презрительно фыркает:
— Эта шиза разбила все, что билось. Папа вчера до ночи осколки убирал, в обуви ходили. А такой милой казалась, — вздыхает и морщится. — Пойду обратно в кровать. Когда долго стою голова трещать начинает… а лежу, вроде норм, как будто и ничего…
Снова иду за ней по пятам, машинально поправляю ее одеяло, прежде чем устроиться на краешке кровати.
— Спасибо, что приехала, — произносит дочь через силу и я успеваю увидеть, что она смотрит на дверь за моей спиной. Оборачиваюсь, но Руслан успевает спрятаться.
— Шпаргалка есть? — хмыкаю беззлобно.
— Да блин, — снова морщится Юля. — Я правда рада, мам. Ну, что ты… не ненавидишь меня.
— Но вины за собой не чувствуешь, — слабо улыбаюсь, хотя слышать это горько.
— Да не то чтоб… ну просто ты тоже так себя вела… да, она оказалась стервой, но могла бы быть такой, какой хотела казаться. А ты не могла знать наверняка. И плохо к ней относилась только потому, что папа выбрал ее.
— Юлия! — рычит Руслан, а дочь театрально вздыхает.
Могла бы я, конечно, рассказать ей все. Открыть глаза на то, что ее папочка не так уж и благороден. Что ходил налево месяцами, в чем не постеснялся признаться. Но зачем? Чтобы она разочаровалась еще и в нем? Сделать плохо близким, чтобы самой выглядеть лучше? Я не из таких людей.
— Мне нужно было чуть больше времени, чем ты мне дала, — улыбаюсь через силу. — И, как видишь, платье я все же купила. Сейчас покажу.
Встаю и иду к двери, закрывая ее перед любопытным носом бывшего.
— Я тоже хочу посмотреть! — грохает кулаком в дверь. — Я бы все равно увидел!
Дочь хихикает, а я раскладываю платье на стуле и снимаю с себя ставшие сильно просторными джинсы и водолазку.
— Мама… — шепчет Юля, когда я застегиваю за спиной молнию и разметаю по плечам волосы. Приподнимается, чтобы было удобнее меня разглядывать, а потом вдруг кричит: — Пап, посмотри, какая мама красивая!
Успеваю только сделать свирепое лицо, как врывается бывший. Окидывает меня взглядом сначала со спины, от чего по обнаженному позвоночнику проносится волна мурашек. Потом перемещается к кровати и долго разглядывает спереди.
— Самая, — с трудом разжав зубы, роняет Руслан.
Юля резко поворачивает голову и пялится на него с намеком на недоумение. А потом ее взгляд загорается. Вижу это так отчетливо, что сердце сжимается.
— Вика ей в подметки не годится! — заявляет дочь дерзко. — Хорошо, что свадьбы не будет, неприлично быть красивее невесты.
— Кто бы говорил о приличиях, — не упускает возможности съязвить Руслан и недобро косится на дочь.
Юля досадливо зажмуривается и передергивает плечами.
— Мам, я хотела кое-что обсудить…
— Мы не переведем тебя в другую школу, — высекает Руслан.
— Согласна, — поддакиваю без промедлений.
— Да как я там появлюсь? — срывается дочь в слезы. — Все в курсе этой истории!
— Это называется — последствия, — кривляется Руслан. — Поблажек не жди. И хоть раз подумай не только о себе, — раздосадовано морщится и выходит.
— Я думаю, правда, — плачется дочь, пока я переодеваюсь в простолюдинку. — И Дениса очень жалко! Но что я могу сделать? Это его тупая шутка! Из-за нее все!
— Подумай еще, — произношу строго и оставляю ее одну.
— Я, — недовольно бубнит Руслан, резкими движениями воюя с кофемашиной. — Именно я буду самым счастливым на ее свадьбе. Поклонников у нее будет много, уже больше, чем надо. Я буду тщательным образом выбирать кандидата. Найду самого терпеливого, самого умного и способного зарабатывать. Помогу пробиться, если понадобится. А потом пусть сам с ней разбирается. Пусть пашет на ее джинсики и платьишки, пусть бьется головой о мебель от ее непроглядной тупости, от наивности и… — выдыхается и пытается хлопнуть еще и дверцей шкафа, но доводчик все портит. — Кто придумал это дерьмо⁈
— Ей нужно чуть больше времени на осознание, — произношу мягко, а он шумно выдыхает. — Но твой план мне нравится, — прыскаю и мы на пару нервно смеемся.
— Спасибо, что не сказала, — говорит вдруг и разворачивается ко мне лицом. — Не потому, что я сам не хочу принимать последствий. Я боюсь, что она станет неуправляемой, так бы сам сказал. Сейчас я имею на нее хоть какое-то влияние.
— Проехали, Рус. Дай почитать выписку.
— Конечно, сейчас, — снова разворачивается к столу, запускает программу на агрегате и ненадолго уходит. Возвращается с распечатками, отдает их мне, я внимательно читаю, сев за стол. Когда заканчиваю, чувствую аромат кофе, а, переведя взгляд на стол, замечаю и чашку рядом с собой. — Маме Дениса не придется расплачиваться за машину. Я все устроил.
— Как тебе удалось? — удивленно распахиваю глаза.
— Сначала я высказал папаше Мирона все, что думаю о нем. С удовольствием и в присутствии его подчиненных, — ухмыляется и делает глоток кофе. — А потом бросил ему договор на покупку точно такой же тачки.
— Ты купил этому козлу машину⁈ — аж взвизгиваю.
— И никогда еще с таким пафосом не бросал деньги на ветер, — тихо ржет, а я закатываю глаза. — Черт с ним, Тась. С деньгами — тем более. Пацана жалко, мать его — подавно. У Юльки только рука сломана, а у меня все наизнанку выворачивается видеть ее гипс. И как она хнычет, когда случайно задевает что-то пальцами. Про голову ничего не скажу, мое мнение — сотрясаться там нечему.
— Ты сейчас сильно вырос в моих глазах. Как человек, — произношу с удовольствием и смотрю на него будто по-новому.
— В своих — тоже. Приятное чувство. Но если бы не ты, если бы ты вовремя не ткнула меня носом, я бы спустил на несчастную мать всех собак. Ты делаешь меня лучше.
— Я на всех хорошо влияю, кроме собственной дочери, — горестно хмыкаю.
— Она не была такой, пока я не привел в дом лживую суку. Это не твоя вина.
— Ладно, чего теперь, — примирительно вздыхаю. — Разгребаем последствия.
— Разгребаем последствия, — выдыхает Руслан, и мы молча пьем кофе.
Захожу в комнату, чтобы удостовериться, что дочь уснула. Забираю платье, прощаюсь с Русланом, опасаясь, что эти разговоры по душам затянутся. Он пытается удержать меня, не гнушается даже давить на жалость, намекая, что сегодня должна была быть его свадьба.
— Пожалеть тебя, что ли? — изумленно таращусь на него. — В следующий раз, когда тебе придет в голову выдать мне что-то такое, хоть мысленно сначала проговори и подумай, как ситуация выглядит с моей стороны. Все, чао.
— Праздновать поехала? — кисло осведомляться Руслан.
— Как знать, — пожимаю плечами и выхожу, застегивая куртку уже у лифтов.
В машине, несмотря на морозы, становится жарко. И все из-за того, что я держу в руке телефон, а палец — над кнопкой вызова.
Марк не звонил мне вчера весь день. Только поздно вечером прислал скупое сообщение «доброй ночи», которое я увидела и прочитала уже утром. Но я не переписки жду. Не долгих телефонных разговоров. Хочу его видеть. И иметь возможность прикоснуться.
Так почему бы не попробовать самой сделать шаг навстречу? С меня же не убудет.
«Не убудет же?», — мысленно переспрашиваю у самой себя и, не оставляя времени передумать, касаюсь пальцем экрана.
— Да! — отвечает Марк так быстро, что у меня к лицу приливает вся имеющаяся в теле кровь.
— Не отвлекаю? — мямлю, собираясь с мыслями.
— Нет. Конечно, нет. Приятно слышать твой голос.
— Сегодня у бывшего должна была быть свадьба, — задвигаю туманно. — Я купила потрясное платье, а этот гад все отменил…
— Я заеду за тобой в восемь, — тихо смеется Марк, а я облегченно выдыхаю и расслабленно растекаюсь по сиденью. — Потрясное, говоришь? Подстегни мое воображение, буду весь день представлять тебя и подгонять время.
— Оно довольно простое. В пол, с неглубоким декольте. По фигуре, на тонких лямках и… с открытой спиной.
— Твою же… — бормочет маловразумительно. — Нафига спросил? В семь. Я заеду за тобой в семь.
Он приезжает в половину седьмого. Но это ничего, я была готова еще в пять, а укладку в салоне сделала и того раньше. Почему-то вдруг страшно нервничаю, дожидаясь, пока он поднимется. То снимаю, то надеваю туфли, благодаря которым приподнимаются ягодицы, становясь еще аппетитнее. В конечном итоге решаю, что кашу маслом не испортить и предстаю перед ним при полном параде.
Марк проходит и, не сводя с меня взгляда, одной рукой закрывает за спиной дверь. Он третий мужчина, который видит меня в этом образе, но его взгляд отличается. Там тот же восторг, там много огня, но есть что-то такое, что я никак не могу разгадать. Могла бы даже заявить — любовь. Если бы не оттенок тихой грусти, сбивающий с толку.
— Тебе так идет цвет моей души, — делает чудной комплимент, от которого мои брови взлетают вверх, но сердце обволакивает теплом. — Безумно красивая, Тась. Но ты знаешь, что я хочу… — лукаво ухмыляется, а я перекидываю волосы на грудь и поворачиваюсь к нему спиной.
— Твою же!.. — шумно набирает в грудь воздух, задерживает дыхание и выдыхает под давлением, вызывая улыбку.
Марк подходит ближе, слышу его тяжелое дыхание. Проводит кончиками пальцев от шеи по позвоночнику. От удовольствия закрываю глаза, низ живота наливается тяжестью.
— Красавица, — шепчет Марк и целует мое плечо. — У меня для тебя кое-что есть.
— Что? — переспрашиваю кокетливо и поворачиваю голову.
Марк вместо ответа целует меня в губы. Чувственно, с наслаждением. Когда отрывается, у меня не сразу получается открыть глаза. Он в этот момент просовывает обе руки под моими и открывает большой бархатный футляр, показывая мне невероятное колье из переплетения тонких цепочек, две из которых особенно длинные, со вставками из искрящихся камней.
— Задом наперед, — хмыкает Марк. — Примеришь?
— Марк, оно…
— Нравится?
— Очень! — захлебываюсь своим восторгом.
Никогда не умела принимать подарки. Особенно, дорогие. Мне неловко делается, а слова благодарности застревают в горле. И когда он надевает его на меня, не придумываю ничего лучше, как развернуться и, зажав его лицо ладонями, горячо поцеловать.
— И сережки к нему, — бормочет Марк. — Не целуй меня так, если хочешь куда-то выбраться сегодня.
Отстраняюсь, а он обнимает меня одной рукой за спину, вторую пропускает через волосы и сжимает шею. Смотрит на меня так пьяно, что хочется сползти на пол, утащив зеленоглазого нахала, захватившего мои эмоции, за собой. И целует сам. Страстно, по-взрослому, взрывая фейерверки по всему телу.
— Марк, я больше не могу, — стону ему в губы. — Не могу…
Сама расстегиваю молнию на платье и снимаю лямки с плеч. Марк как завороженный наблюдает, как лоснящаяся ткань ниспадает к моим ногам, обнажая грудь. Подхватывает под бедра и, на ходу снимая ботинки, несет в спальню.
Очень бережно со мной. Импульсивно, горячо, но осторожно. Как будто напоминает себе, что нам еще, вообще-то, в люди выходить. Прическу не портит, но губы зацеловывает яростно. Рубашку и брюки вешает на спинку стула, а не расшвыривает, как обычно. Рычит и стонет от перевозбуждения, повелительным жестом сжимает шею, с усилием мнет тело, но трусики аккуратно кладет на тумбочку. Правда, все эти мелочи замечаю уже после.
— Спасибо, — прерывисто шепчет мне в ключицу. — Чуть не сдох.
Расслабленно смеюсь от его заявления и сбегаю в ванну привести себя в порядок. Выхожу и смеюсь только громче: Марк поджидает у двери в одних носках.
— Продолжай насмехаться, девочка, и мы сегодня точно никуда не выйдем. А я чертовски голоден… — шепчет угрожающе, напирая на меня.
Обхватывает обеими руками и прижимает к себе, снова распаляясь. Нежно целует в губы и неожиданно отпускает.
— Я хочу провести с тобой время в вертикальном положении. Очень. Будь хорошей девочкой, оденься, пока я не вернусь.
Успеваю даже обуться. В итоге я — в платье, туфлях и с палантином на плечах, полностью готовая к выходу (только губы подкрасить), а этот чертовски соблазнительный нахал по-прежнему в одних носках.
— Ты так не выйдешь, — сообщает строго и уходит в комнату одеваться, пока я пытаюсь вернуть челюсть на место.
— В смысле? — взвизгиваю, дождавшись его.
— В прямом.
— У меня нет ничего сверху, что бы подошло к этому платью.
— Все, что теплое и прикрывает зад вполне подойдет, — заявляет безапелляционно.
— Я не зайду в ресторан в пуховике поверх вечернего платья, — капризно скрещиваю руки под грудью.
— Значит, ты туда не зайдешь.
— Да что за принципы! Я уже взрослая девочка и вполне могу сама решить, в чем мне пройти пять метров.
— Хватит спорить, все равно будет по-моему. — От такой наглости снова открывается рот. — Давай-давай, — поторапливает. — Снимай с себя эту тряпочку и одевайся нормально. И я тебя услышал. В ресторан в пуховике ты не войдешь.
Ладно, это уже больше похоже на компромисс. С неудовольствием кошусь на него, но накидываю длинный пуховик. Марк ногой пододвигает мои дутики, держа руки в карманах. Смотрит свысока из-под полуприкрытых век.
— Начало вечера мне понравилось больше, — ехидничаю и скидываю туфли, отшвыривая их в его сторону. — Пакетик с кухни принеси. В клатч они не влезут, — кривляюсь, заталкивая ноги в тепло.
Марк давит улыбку, наклоняется, берет обе туфли в одну ладонь, ухватившись за каблуки, перекидывает их через плечо. Бросает на себя взгляд в зеркало, и улыбка превращается в дерзкую ухмылку. Черт, он и вправду классно смотрится! Не то, что я…
— Я похожа на… — начинаю ворчать, но Марк перебивает:
— Умную женщину, которая заботится о своем здоровье и моих нервах. Как я должен спокойно работать, зная, что ты дома болеешь и грустишь? — Опускаю взгляд, а он заключает: — То-то.
Уже в машине Марк вспоминает о сережках. Сам вставляет их в каждую мочку, с удовольствием водит пальцами по шее и с тяжелым выдохом пристегивается. А потом привозит меня к торговому центру.
— Фуд-корт? — смотрю на него с укором. — Вот так ты наказываешь это прекрасное платье?
— И на вынос, — широко мне улыбается и выходит, не заглушив двигатель.
Вздыхаю, глядя ему вслед, но совершенно не огорчаюсь. Если честно, плевать. Что есть, где это есть… главное, с ним.
Но я недооценила его. И, наверное, себя.
Марк садится в салон с шубой, срывает ценник, бросив его под ноги, и сует ее мне.
— Переодевайся, пуховик.
— Марк, я совершенно на это не намекала, — лопочу ошалело. — Я не…
— Это всего лишь шуба. С пуховиком и вправду так себе, — морщится, а я возмущенно фыркаю. — Давай шустрее, здорово опаздываем. Если кухня закроется, я буду жрать тебя.
— Ну так-то супермаркеты есть, даже круглосуточные, — бурчу, расстегивая и снимая пуховик. Влезаю в шубу. — Вообще, они мне не идут. Слишком… пышно.
— Женщина, которой не идет шуба — это вымысел, который придумали производители пуховиков. Пристегнись.
— Длины ремня точно хватит?.. — мямлю с сомнением.
— Тась, я тебя сейчас в багажник брошу, — смеется надо мной. — Там сто процентов поместишься. Пристегивайся давай, королева драмы на пустом месте.
«Ну, все, — думаю отрешенно и озадаченно, щелкнув ремнем, — я официально любовница».
Когда проходим в ресторан и я вижу наше отражение в огромном зеркале у гардероба, понимаю, как заблуждалась. Не знаю, в чем дело. То ли в самооценке, что взлетела до небес после всех подарков и его чуткости, то ли в том, что похудела, а может, все дело только в шикарном мужике с моими туфлями наперевес. Но шуба сидит на мне идеально. Я выгляжу не как сбежавший из зоопарка медведь, я — грациозная пантера. С ухоженной лоснящейся шерсткой, отлично подходящей к волосам моего спутника. Если не опускать взгляд на обувь. Черт, знала бы, надела б сапожки на шпильке.
Марк ставит мои туфли у банкетки, встает со спины и снимает с меня шубу, глядя в глаза через зеркало. Очень интимный момент, от которого вспыхивают щеки. Но он решил меня извести. Отдав шубу в гардероб, Марк встает у банкетки, на которую я села, на одно колено и помогает мне переобуться. Точнее, переобувает меня сам. И все с такой пошловатой ухмылкой, лаская мои ноги, будто мы не на людях. А мы именно там! Среди людей! Которые пялятся во все глаза, проходя мимо.
Впрочем, не стыдно. Скорее совестно за то, что у меня, в отличии ото всех остальных, сегодня один из лучших вечеров в жизни.
— Как Юля? — первое, что спрашивает за столиком, добавляя себе бонусных баллов.
Рассказываю, неторопливо и в деталях. Марк изредка вставляет ремарки, очень внимательно слушает. А потом спрашиваю я:
— Как каток?
— Тебе в самом деле интересно?
— В самом деле, — отвечаю с мягкой улыбкой.
Ради такого Марк откладывает столовые приборы. Делает глоток воды, вытирает губы салфеткой. Я тоже готовлюсь, переминаясь в нетерпении с ягодицы на ягодицу.
— Я перекрасил стены в раздевалке, — с первой же фразы умудряется удивить и, довольный произведенным эффектом, рассказывает обо всем, что успел сделать, уже по порядку.
Он только-только успевает закончить рассказ, как приносят горячее. Отвлекаемся на еду, потом разговор заходит о семье, о детстве и плавно перетекает в обо всем на свете. Иногда на эмоциях перебиваем друг друга, будто пытаемся выдать максимум информации за короткое время. Смеемся, Марк дотягивается через стол до моего рта, зажимает ладонью и говорит вперед, озорно сверкая глазами.
Болтаем, болтаем, болтаем… а потом вдруг подходит официант и с виноватым лицом сообщает, что ресторан скоро закрывается. У нас от удивления только лица вытягиваются. Берем с собой десерт и едем ко мне.
— Расскажи о Юле, — снова просит уже в машине. На мой удивленный взгляд поясняет: — О беременности, о том, каково это — держать своего новорожденного ребенка на руках.
— А про роды? — фыркаю с улыбкой.
— Обойдусь, — бубнит Марк и трогается.
Доезжаем пьяные от эмоций. Снова прокладываем дорожку из вещей на пути в спальню. Я снова горю в его объятиях. Дотла, до абсолютного опустошения. И на выжженной страстью почве с каждым его нежным поцелуем и ласковым словом опять распускаются прекрасные цветы.
Я его люблю. Я люблю его так, как никогда не любила мужа. Но, конечно, помалкиваю об этом, переваривая осознание. Засыпаю с легкостью во всем теле и на сердце, а просыпаюсь с улыбкой и мурашками от осторожных, едва ощутимых поцелуев.
— Я пытался тебя не разбудить, — шепчет Марк, когда я открываю глаза.
— Думаешь, я способна проспать секс? — прыскаю, а Марк хмыкает:
— Вряд ли. Но я не собирался залезать на тебя спящую.
— Думаешь, смог бы остановиться? — провоцирую его, обняв за шею.
— Твоя взяла…
Готовимся к завтраку, когда я получаю немного тревожное сообщение от Богдана.
— Ты хмуришься, — моментально реагирует Марк.
— Да, один клиент написал, — бормочу и вздыхаю: — Черт, сегодня нет время даже на обед. Он недавно операцию сделал на колене, ходит ко мне на лимфодринажный массаж, — поясняю Марку. — Сейчас пишет, что отек несовместим с рабочим днем. Мы довольно хорошо общаемся, он замолвил словечко перед врачом Юли и Денису помогает…
— Ты рассказывала, — мягко улыбается Марк. — Что предлагаешь?
— Как думаешь, ничего, если он заедет сюда? Не слишком?
— Колено же, — пожимает плечами. — Я не против, если ты об этом.
— Да, — с облегчением выдыхаю и сразу же отвечаю Богдану. — Будет через полчаса, — сообщаю Марку ответ.
— Отлично, успеем позавтракать вчерашним десертом.
— Мы его в холодильник вчера так и не убрали…
— Значит, день может быть полон сюрпризов, — заключает флегматично, а я не выдерживаю и прыскаю.
— Че несешь? — укоряю сквозь смех.
— Да не бойся ты. Мы его не вчера в холодильник не поставили, а сегодня. Ничего с ним не сделалось.
Пока я готовлю кофе, Марк красиво накрывает на стол, переложив сладости по тарелочкам. А когда я ставлю чашки, тянет ко мне руки и устраивает на своих коленях.
— Расслабься, — просит и целует в плечо.
— Тебе будет тяжело…
— Мне будет нереально приятно. Потому что ты будешь меня кормить, — довольно улыбается и с аппетитом кушает.
Все замечательно. Все просто превосходно. Но что-то в его взгляде снова настораживает меня. Какой-то он… отрешенный. Будто мыслями уже очень далеко.