Таисия
Заскочив до открытия на работу и взяв отгул, сразу же еду в больницу. Но не вхожу, а, припарковавшись на пути от остановки ко входу, караулю Ярославу, которая появляется ровно к часам посещения. Коротко сигналю, когда она пытается сделать вид, что не заметила мою машину и прошмыгнуть мимо. Ярослава оборачивается, с натянутой улыбкой взмахивает в знак приветствия рукой и собирается проследовать дальше, но я сигналю еще раз и, когда она оборачивается, широким жестом приглашаю сесть.
— Здравствуйте, — мямлит девушка, устроившись в салоне. — К Юле нельзя?
— Почему же нельзя? — приподнимаю брови. — Можно. В идеале, после уроков, но раз уж ты все равно прогуляла, сначала мы поговорим.
— О чем? — от волнения попискивает.
— О списке, — произношу сурово. — О совершенно идиотском списке, из-за которого Юля оказалась в больнице. Ты уже в курсе, что с тем парнем, который решил ее пранкануть? — бравирую своим знанием молодежного сленга. Ни к чему уточнять, что это одно слово из пяти, значение которых мне более-менее известно. Для остального есть интернет.
Ярослава мелко кивает.
— Денис в реанимации, — отвечает жутко плаксиво и срывается в слезы.
— Это не ваша вина. Ни Юлина, ни твоя, — говорю мягко и тянусь к ней, чтобы обнять. — Не надо, солнышко, не плачь, а то я сама сейчас начну. Вы не виноваты, слышишь? Но это — провокация. Ваши игры с парнями. И ничем хорошим это не закончится.
— Это не я придумала, честное слово, Тась, — лопочет Ярослава. Все подруги дочери называют меня по имени, что сейчас идет на пользу: могу и сама закосить под подругу. Постарше и помудрее. — Это все Вика! Ее дурацкий список! — быстро перекладывает вину, а я сжимаю кулак за ее спиной и до скрипа стискиваю зубы.
Пару секунд справляюсь с собой, поглаживая Ярославу по спине. Выпускаю ее из объятий и ласковым прикосновением стираю слезы со щек.
— Не нравится она тебе? — тихо хмыкаю.
— Нет, — категорично отвечает Ярослава. — Когда Юля начала с ней общаться, ее как подменили. Шмотки и парни — других разговоров не стало. Я тоже люблю шмотки и парней, но хочется же и о чем-то серьезном поговорить хоть иногда.
— Зачем она дала вам этот список?
— Да не то, чтоб дала, — морщится Ярослава. — Скорее, показала. Мы вино пили, обсуждали, как обычно, парней, ну и… Она сказала, что весь не закрыла, не хватило храбрости, а кто у нас самый храбрый? Ну и началось… я не очень-то участвую, но не хочу лишится подруги из-за того, что ей приспичило переспать с незнакомцем. Это так тупо! А если он чем-то болеет?
— Напомни мне через пару дней позвонить твоей маме и поблагодарить ее за то, что воспитала такую умницу.
— Была бы умницей, вообще бы не ввязалась, — смущенно бубнит девушка. — Но спасибо. Так Дениса жалко, кошмар какой-то… он нормальный, вообще-то, но как выпьет, дурак дураком. Обязательно нужно что-то отмочить, чтобы кто-нибудь поржал. Я видела, как его… под машину затянуло. Так страшно, он так закричал… всю ночь не спала, кошмары снились.
— Это действительно очень страшно, — вздыхаю и снова обнимаю ее, пытаясь утешить.
Я — спала. Впервые за несколько дней крепко. Марк не приставал, даже утром. Позавтракали ужином, он отвез меня к салону и снова предупредил, что ныряет с головой в работу.
— Он еще курткой зацепился за что-то, так и поволокло вниз, — рассказывает Ярослава. — Я скорую скорее вызывать, но лучше бы попыталась его остановить. Видела, как он пошел к машине, знала прекрасно, что что-то придумал. Но… решила, что так даже лучше. Может, Юля испугается или разозлится или даже опозорится разочек и перестанет. И вот чем все это обернулось. Я так виновата!
— Не говори глупостей. И твоя логика мне понятна. Я решила, что ей хватит позора в клубе, но там все чужие, видимо, стыд ушел с похмельем.
— Она сказала, что все. Ночью переписывались, пока у нее телефон не разрядился. Из-за Дениса и вообще… Мирону тоже досталось. В основном, от родителей. На нем ни царапины почти, а машина новая совсем, только взяли. Ты можешь не говорить ей, что я рассказала? — отстраняется и смотрит с мольбой. — Она совсем со мной общаться перестанет.
— А ты мне пообещаешь, что, если она снова решит продолжить, я узнаю раньше, чем что-то произойдет?
— Клянусь, обещаю! — широко распахивает глаза и, затаив дыхание, ждет вердикта.
— Хорошо, я не скажу.
— Спасибо, — бормочет на выдохе и вдруг включает мозг: — А откуда ты вообще узнала?
— Я была в клубе и подслушала ваш разговор в туалете. И это я вызвала ее отца.
— Вот блин… а она решила, что он за нами следил. Типа, так сильно ревнует Вику, что поперся за ней в клуб.
— Не хочу тебя разочаровывать, но я его разбудила.
— Разочарована я была, когда увидела его с ней в ресторане. У мамы юбилей был, папа раскошелился на самый крутой. Он меня тоже увидел, а на следующий день мне Юля рассказала, что вы разводитесь.
— Юле ты об этом так и не рассказала? — спрашиваю, проглотив порцию горечи. А вот и причина его «любви». Его просто застукали.
— Нет, не стала… я же знаю, как там у вас чего, не хотела лезть. Надо было сказать, да?
«Тогда бы, может, она воспринимала ее как любовницу, а не как любимую», — думаю с досадой, но переживаний Ярославе не добавляю, заверяя мягко:
— Это бы мало что изменило. Пойдем навестим ее?
Ярослава кивает и выходит первой, а я прерываю запись на диктофоне и глушу двигатель.
В холле сталкиваемся с Русланом. Он снова терзает врача вопросами, и я прохожу мимо, решая поздороваться с дочкой, но, когда захожу в небольшой коридор, объединяющий две одноместные палаты, слышу голос Виктории и замираю. Ярослава тоже ее слышит, сердито раздувает ноздри, а я показываю знак, чтобы молчала.
— В любом случае, я рада, что ты жива, — трогательно задвигает Виктория. — А свадьба подождет. Жалко только, ты столько усилий приложила! Если бы не ты, я даже не знаю, как справилась. Руслан, конечно, очень расстроился, он так ждал этого дня. Но я сразу сказала, без тебя не будет никакого праздника. Лучше в банкетном зале похуже и без живой музыки…
— Почему? — тревожится Юля.
— Ну ты же знаешь, какая там очередь… все расписано на месяцы вперед. Не хочу отодвигать еще на три месяца или даже больше. Твой папа и так переживает, что сорвалось.
— Может, не нужно было отменять?
— Ой, я еще не отменила, замоталась с утра. Думала, с тобой побуду и тогда начну. Обзвонить же еще всех надо, гостей-то сколько… перед каждым извиниться… но ты не переживай. Я придумаю, как объяснить. Жалко, билеты на поезд уже не вернуть, мои-то все издалека…
— Блин, так неловко, — расстраиваться дочь. — Знаешь, что? Не отменяй. Ну, пропущу я, сама виновата.
— Ты ни в чем не виновата, не выдумывай! Это все тот придурок. Какое ему дело вообще было, кто там и что?
— Денис не придурок. То есть, иногда, но такого точно не заслужил, — робко отвечает дочь.
— Ой, да все с ним будет в порядке. Дуракам везет.
— Ну, это да… — мямлит Юля, чем ужасно меня разочаровывает. Чудовищно! — Вообще, он то и дело попадает из-за своих тупых приколов, — оправдывает «свое» мнение.
— Ну а я о чем, — поддакивает Виктория. — Не о том голова болит. Значит, думаешь, не нужно отменять все?
— Нет, зачем? Потом сходим куда-нибудь, отметим.
— О, или вообще, слетаем с тобой вдвоем куда-нить в каникулы! Будет круто!
— Да, точно! Думаешь, папа отпустит?
— Ой, да куда он денется, — фыркает игриво, и моя дочь ей вторит. — Кстати, какой там пункт можно вычеркнуть? Четвертый уже, кажется?
— Нет, третий, в клубе же ничего…
— Ну да, облом… ну, еще сходим, когда с тебя эту штуку снимут. С гипсом совсем неудобно будет.
— Неудобно⁈ — рычит Руслан неожиданно близко. — Отойдите, — хрипит от злости, и мы с Ярославой шарахаемся в разные стороны.
— Ой, — испуганно пищит Ярослава и закрывает рот ладонью.
Я — морщусь. Знаю уже, что он сейчас сделает, и это проблема лично для меня, но душа все равно ликует. У справедливости, оказывается, богатый терпкий вкус, как у хорошего каберне. Аж рот вяжет от одного только предвкушения.
— Русик, ты уже пришел, — щебечет Виктория.
— Сейчас ты встанешь, — холодно высекает Руслан, — спокойно, без истерик выйдешь из больницы. Сядешь в такси. Доедешь до квартиры. И соберешь все свои вещи. Все, до единой, тряпки. Те, что оставишь, я отнесу на помойку.
— Что ты такое говоришь… — смеется и встает, пытаясь обнять его, но Руслан делает шаг назад и сует руки в карманы.
— Пап, ты чего? — удивляется Юля.
— С тобой еще поговорим, — сурово бросает ей Руслан. — Ты, — возвращается взглядом к невесте. — Свадьбы не будет. Никогда. За вещами к девяти вечера подъедет грузовик. Заранее подумай, куда ты поедешь.
— Да куда мне ехать⁈ — взвизгивает Виктория. — К матери, в ее халупу, что ли⁈
— А мне начхать. Ты лживая подлая дрянь. И ты могла всю свою никчемную жизнь манипулировать мной, потому что я на самом деле полюбил тебя, но манипулировать моим ребенком я никому не позволю. Не позволю! — прикрикивает грозно.
— Пап, она ничего такого не делала, клянусь! — горячо защищает подругу дочь. — Это тебе мама назудела, да? Ее рук дело? Ну так послушай меня…
— Замолчи, Юль, — удрученно вздыхает Руслан. — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но надеюсь, что ты удачно выйдешь замуж. И в идеале, поскорее, потому что у нас с мамой уже не осталось никакого терпения. Ты еще тут? — обращается к Виктории, пока дочь открывает и закрывает рот, как золотая рыбка.
— Русь, ну ты чего устроил? — фыркает Виктория и снова пытается обнять его, но он одаривает ее таким взглядом, что она отшатывается. — Поговорим дома, это какое-то безумие!
— Безумием было связаться с тобой.
— Ты пожалеешь о своих словах, — всхлипывает Виктория. — И я прощу тебя, потому что люблю! — И выскакивает из палаты, кажется, даже не заметив меня и слившейся со стенкой Ярославы.
Я появляюсь в дверях, а дочь, завидев меня, презрительно кривит губы.
— Довольна собой? — еще и ехидничает. — И чего ты добилась? Они все равно помирятся, только нервы всем истрепала.
— Не смей так разговаривать с матерью, — гремит Руслан, немного повысив голос.
— А что я такого сказала? Она все это время вставляла вам палки в колеса, все никак простить не может. Да, понимаю, обидно, но надо же и самой что-то делать, а не торчать, как квашня, целыми днями у плиты. И ты же не ходил налево, пришел и сказал по-честному, что полюбил другую. И что? Она что-то сделала? Предложила варианты? Нет, сразу развод. И чего теперь обиженную из себя строить?
— Ушам своим не верю, — бормочет Руслан. — Ты… да как у тебя язык повернулся? Да чтоб ты знала…
— Рус, — прерываю его. — Не надо. Она взрослая и имеет право на мнение.
— Ну, спасибо, — кривляется Юля.
— Только чтобы его составить, нужно чуть больше информации, — отмечаю, доставая из сумочки телефон. Открываю видео с камер в салоне, которое скинула заранее, передаю дочери.
— Что это? — непонимающе хмурится. Я не отвечаю, так что она включает видео и смотрит его со звуком. Поначалу удивляется. Потом морщится. Потом злится. А затем возмущается: — Я такого не говорила! Это она про меня? Это я-то первый блин⁈
Пересматривает еще раз, снова злится и возмущается. Потом — в третий раз, будто в подтверждение. А потом начинает горько плакать, уронив на грудь телефон и неловко размазывая слезы одной рукой.
— Вот оно, озарение, — вздыхаю и тяжело опускаюсь на кровать в ее ногах.
— Замуж, — округлив глаза, вторит себе же Руслан, а я прыскаю, не сдержавшись, но на него смотрю с укором. — Сама знаешь, что я прав, — надменно прикрывает веки, чем смешит только сильнее.
— Почему вы смеетесь? — с надрывом спрашивает дочь. — Она обманывала меня! Все время! И тебя, между прочим! Только мама была права… — срывается в горькие рыдания.
— Сойдет за извинение, — бормочу и ложусь рядом с ней. — Ну все, солнце, хватит. Много думать вредно. Голова разболится, а ты и так на таблетках.
Дочь, выплакав все слезы, засыпает.
— Как будто ей снова два, — вздыхает Руслан, сидящий на стуле рядом с нами. — Поистерила, поплакала, вырубилась. Потом глазки распахнет и как ни в чем не бывало.
— Пусть лучше так, — отвечаю ему шепотом, — чем крутить все это в голове и мучиться. Раз уж такая глупая, то пусть хотя бы счастливая.
— Все равно нужно серьезно поговорить. Я это так не оставлю. Нельзя быть настолько ведомой, думать надо, в первую очередь, своей головой.
— Просто тебя она любит больше.
— При чем тут это? — нагло хмыкает, а я оборачиваюсь через плечо и бурчу недовольно:
— Ты должен был сказать, что это не так, и она любит нас одинаково.
— Против правды не попрешь, — заключает флегматично, а я наотмашь луплю его ладонью по бедру. Руслан беззвучно смеется, а я осторожно поднимаюсь. — Ты куда?
— Там где-то бродит одна неприкаянная Ярослава. Так и не решилась прервать семейные разборки.
— Ты не ответила.
— Все, кого выбираешь ты — автоматом получают ключик к ее сердцу. Учти на будущее.
— Обязательно, — отвечает без иронии и провожает меня тяжелым взглядом.
Выхожу в коридор и вижу Ярославу, сиротливо притулившуюся у подоконника с разнесчастным выражением лица.
— Юля заснула, — немного развожу руками.
— Ясно… я домой тогда, все равно скоро выгонят сказали, — переминается с ноги на ногу. — Тут какой-то мужчина подходил к палате, — говорит приглушенно. — Высокий такой, грозный. Два раза.
— Богдан, наверное, — отвечаю с улыбкой. — Мой знакомый. Я тебя попросить кое о чем хотела… ты родителей Дениса знаешь? Номер телефона, может?
— Я видела тут его маму. Она у нас в библиотеке в школе работает.
— В библиотеке? — удивляюсь, отлично зная, сколько стоит обучение в частной школе.
— Денис на бесплатном, — отвечает Ярослава, будто прочитав мои мысли. — Вообще, он самый умный в классе, на золотую медаль идет.
— Где ты ее видела? Покажешь?
— Да, конечно, — пожимает плечами. — Прямо у входа в отделение сидела. Плакала…
Ничего не изменилось. Женщина по-прежнему сидит на лавке у распашных дверей и тихо всхлипывает, глядя в пол и изредка вытирая слезы.
— Как ее зовут? — шепчу Ярославе.
— Вера Павловна. Я пойду? Не могу тут больше.
— Да, иди. Вера Павловна? — подхожу к женщине, дав возможность Ярославе зайти в лифт.
Женщина вскидывает голову, видит меня и резко поднимается.
— Вы мама Юли? — спрашивает скрипуче. Киваю, а она продолжает, едва справляясь со слезами, но умудряясь улыбнуться: — Очень похожи. Я бы хотела извиниться, — произносит виновато и скатывается в бормотание: — Если за такое вообще можно извиняться… Я постараюсь покрыть все расходы и… мне просто очень жаль, что все так случилось.
— Мне тоже, — говорю искренне, — очень. Присядем? — Она грузно опускается обратно, а я сажусь рядом. — Как Денис?
— Все еще в реанимации, — проговаривает с трудом. — Врач говорит, что мне нужно готовиться к худшему, но как я могу? Я верю, что очнется… А остальное… как-нибудь.
— Что — остальное? — не понимаю.
— Да Вы не слушайте меня, что-нибудь придумаю. Главное, что с Юлей и Мироном все более-менее в порядке. А деньги найду. Квартиру обменяю на комнату или еще чего. Сейчас не до чего, да и не торопят, вошли в положение.
— Подождите, это за лечение? Городская же, — продолжаю тупить, но тут вступает Руслан, которому, видимо, наскучило охранять сон дочери:
— За машину. Я правильно понял?
— Да, верно, — вздыхает Вера Павловна. — Но это справедливо.
— Справедливо? — переспрашивает бывший с кровожадной улыбкой. — Наверное. Мне нужно ехать. Желаю Денису скорейшего выздоровления.
— Спасибо большое… — вымучивает улыбку женщина. Болтаем еще недолго, она рассказывает о сыне: — Денис неплохой, просто… пытается не быть белой вороной, влиться в коллектив, но методы использует не самые удачные. Я говорила ему, но как об стенку… Я одна его воспитываю, но он хороший мальчик, клянусь Вам. Думала, поступит в гимназию в старших классах, времени на глупости не останется. В обычной ему скучно было, слишком просто. Начал выпивать, драться. А тут другая напасть. Хотела бы я дать ему больше, но… не смогла. Это моя вина… мой мальчик в таком состоянии по моей вине…
Жалко ее невозможно. Утешаю, как могу, но в голове сидят слова Богдана. Если честно, очень хочется уйти, так давит ее горе, но я остаюсь на лавке бормотать бессмысленные слова, которые никак ей не помогают. Пока не вижу Богдана.
— Простите, я отойду.
— Да, конечно, — вяло отзывается женщина.
— Привет, — устало улыбаюсь Богдану. — Ты чего тут?
— Я тут активно лезу не в свое дело, — кается и чешет затылок. — Так меня эта история с тем парнем зацепила, с утра к Селиверстову на поклон, так и так, меня по кусочкам собрал, почему с ним не выйдет? И он признался, что, оказывается, Виолетта нанимала целую команду из разных больниц, чтобы узкопрофильный специалист следил за ходом операции и при необходимости оперативно реагировал. Интересное открытие, но с этим потом. Искал тебя, хотел найти выход на родителей парня. Поделюсь опытом, вдруг поможет.
— Там… — оборачиваюсь на женщину и отвожу его подальше. — У него только мама и точно нет возможности нанять толпу крутых хирургов.
— Я найму, — отвечает без раздумий.
— Это сумасшедшие деньги, Богдан…
— Ну какие сумасшедшие, Тась? Лям? Два? Ну три — это потолок, больше народу в операционную не влезет. Я найму, — повторяет увереннее и жестче. — Я спать не смогу, зная, что мог помочь, но зажал бабки. Дашь контакт?
— Вон его мама, — кивком указываю на женщину. — Вера Павловна.
— Знакомь.
— Постарайся особенно не обнадеживать, ладно? Не говори про себя. Представлю тебя как друга и все.
— Так будет правильнее, — соглашается, обдумав.
Домой возвращаюсь через пару часов. Зареванная, опустошенная, но с робкой надеждой на сердце. Заваливаюсь на диван и, не хуже дочери, вырубаюсь.
Просыпаюсь через пару часов и, проверив мобильный, вижу жалобное сообщение от дочери:
«Я проснулась, а рядом никого».
«Часы посещения не резиновые. Скоро приеду, если хочешь», — отвечаю, отчаянно зевая.
«Хочу!», — быстро отвечает дочь, а буквально через полминуты звонит Руслан.
— Не приезжай, — говорит без предисловий. — Я уже тут и хочу поговорить с ней наедине.
— Рус, может, позже? У нее, все же, сотрясение, — выражаю обоснованное сомнение.
— Я не собираюсь кричать. Но хочу удостовериться, что на этот раз она сделала правильные выводы. Не переживай. Завтра выписка, увидитесь.
— Ладно, — принимаю со вздохом.
В конце концов, это он привел этот геморрой в нашу семью. Он пусть и последствия разгребает.
Занимаюсь домашними делами до самого вечера, пока вдруг кто-то не начинает весьма настойчиво звонить в дверь. Первая мысль — Марк. Сердце, как обычно, радостно подпрыгивает, но со взглядом в глазок грохается с высоты. Руслан.
Открываю, даже не думая стереть с лица разочарование.
— Чего тебе? — Гостеприимной быть тоже не планирую.
— Помянем мою личную жизнь? — предлагает, согнув руку в локте и продемонстрировав мне бутылку коньяка.
— Нет, — даю твердый ответ, отлично видя еще и сумку во второй.
— Черт, Тась, мне больше некуда пойти. Впусти.
— Нет. Топай в отель, тут ты ночевать не останешься.
— Ты добрая. Ты впустишь, — заявляет убежденно.
Я резко закрываю дверь, а этот предприимчивый мерзавец успевает сунуть в проем бутылку, и она с хрустом бьется, заливая пол вонючей липкой жижей и засыпая осколками.
— Да блин! — возмущаюсь и злюсь: — Совсем, что ли?
— Рефлекс! — уверяет, расширив глаза. — Я все уберу, не трогай осколки, а то поранишься.
— Какая трогательная забота, — язвлю и толкаю его, бочком протискивающегося в квартиру. И успеваю уловить его лукавую улыбку в отражении зеркала в прихожей. — Ну и убирай, — ворчу и иду в гостиную, признав, что отделаться от него не получится.
Руслан возится на кухне и в конечном итоге заглядывает ко мне.
— Тась, а где пакеты под мусор?
— Там же, где и раньше, — подленько ухмыляюсь.
— Ты же знаешь, что я не знаю где это, — вздыхает.
— Это потому, что ты ни разу за двадцать лет не вынес мусор.
— Я ни разу за двадцать лет не вставлял новый пакет в ведро, а мусор выносил, не надо мне тут.
— Ну, раз не надо, сам и ищи. И побыстрее, сквозняк. И воняет.
— Твоей вредностью, — бубнит тихо и выходит. Спустя пару минут издает победный клич, долго собирает осколки, выносит их в мусоропровод. Снова идет на кухню и через минуту опять заглядывает. — Тась, а где тряпки?
— Там же.
— Где и пакеты?
— Где и раньше, — отвечаю с удовольствием и бросаю на него довольный взгляд обожравшейся вкусняшек кошечки.
Руслан очень старается делать свирепое лицо, но я сразу же понимаю, что в этом раунде он мне подыграл. И победа уже не кажется такой сладкой.
Когда он заканчивает и плюхается рядом, раскинув руки по сторонам, жалею, что не закрылась в спальне, имитируя глубокий беспечный сон.
— Что, даже не интересно? — хмыкает немного раздосадовано. — А как же здоровое злорадство? Получил по заслугам и все такое.
— Это ты с ней порвал, а не она с тобой. Чему злорадствовать? Что ты увернулся от пули?
— Она заявила, что беременна. Так что пока неясно. Может, не увернулся, а получил контрольный в голову.
— Чушь, — морщусь. — Она бы не стала беременеть до свадебного путешествия. Куда ты там путевки взял? Мальдивы, Сейшелы?
— Последнее.
— Губа не дура. Я вот ни разу не была. И шубы у меня нет.
— Теперь я жлоб?
— Нет, уверена, ни одна твоя любовница не жаловалась.
— У меня была только одна, — начинает раздражаться.
— Но была же! — выкрикиваю, нелепо всплеснув руками.
Руслан молчит секунд пятнадцать, не меньше. Потом спрашивает понуро:
— Никогда мне это не простишь?
— Да дело не в прощении, — морщусь и отворачиваюсь от него, досадуя, что мы все-таки пришли к этой теме.
— А в чем тогда? — продолжает допытываться.
— В том, что твоей любовнице достались соболя, а мне только мех на твоем лице, — отшучиваюсь.
— И борода моя не нравится? — высоко вскидывает брови. — С каких пор?
— С тех самых, когда ты начал уделять ей больше времени, чем мне.
— Иначе она на ощупь как прошлогодняя солома, — бубнит и хмуро растирает подбородок. — Я хожу с ней уже лет пять, если не больше.
— Примерно столько я тебя и не узнаю, — пожимаю плечами.
— Как много нового узнаешь после развода, — бормочет себе под нос, а потом вдруг резко встает и выходит из комнаты.
Поначалу думаю, что он снова разозлился и пошел остыть на кухню, но когда слышу, как в ванной включается вода, хнычу:
— Нет…
Ну вот кто меня за язык тянул? Готовый на подвиги бывший — та еще головная боль.
Когда он возвращается, даже смотреть на него не хочу. Отворачиваюсь и усиленно разглядываю огромный белый катышек на своем синем махровом носке, напоминая себе, что с его уходом почему-то начала страшно мерзнуть.
— Тась, — зовет чуть слышно и встает передо мной на колени. — Как я тебе, глянь.
— Не хочу, Рус.
— Ну глянь.
— Отстань.
— Все равно увидишь.
Вздыхаю и поворачиваю голову.
Он такой… помолодевший. Лет на пять. Будто не было всего этого кошмара. Будто мы все еще вместе, он только вернулся с работы, уставший, с опущенными плечами и потухшим взглядом. И я, как обычно, тянусь пальцами к его лицу, пытаясь нежным прикосновением снять тот груз, что он таскал на своих плечах весь день. Казалось тогда, получается. А на деле…
— Зачем? — шепчу и ставлю брови домиком, едва сдерживая слезы. — Зачем ты тычешь меня носом в прошлое, Рус? Одни воспоминания и остались, как ты не понимаешь?
Руслан закрывает глаза и склоняет голову вбок, к моей ладони. Ластится, как котенок. На части разрывает видеть его таким. Подавленный своим прозрением, с тяжестью на душе, с болью на сердце.
— Самые ласковые пальчики в мире, — шепчет со слабой улыбкой.
Открывает глаза, мутно смотрит на меня. Прижимает мою руку к своему лицу и немного поворачивает голову, целуя пальцы.
— Что имеем — не храним, — добавляет, снова прикрыв глаза. — Так в чем же дело на самом деле, Тась?
— В доверии, которое ты обманул, — отвечаю тихо и моргаю, роняя слезы на щеки. Веду большим пальцем, касаясь его гладко выбритой кожи. — Я так не смогу. Не смогу каждый день ждать, когда это повторится.
— Никогда, — заверяет горячо, но его слова не находят внутри меня отклика. — Ты знаешь, я из тех, кто учится на своих ошибках.
— Твоей следующей жене повезет больше, чем мне, — грустно улыбаюсь.
— Тась, — сводит брови к переносице и выглядит так трогательно, стоя передо мной на коленях, что появляется обманчивое чувство, что в самом деле можно что-то починить.
Но правда в том, что мне по-прежнему холодно. Рядом с ним мне не хочется раздеться. Рядом с ним не дыхание перехватывает, а грудь сдавливает. Сердце не больше становится, а сморщивается в уродливый комок. Мне больно рядом с ним.
— На обломках счастья не построишь, — отвечаю на немой вопрос в его взгляде. — Хватит мучить и меня, и себя.
— Считаешь наш брак мукой?
— Общение с Викторией плохо на тебе отразилось. Все слова ты выворачиваешь наизнанку, — хмурюсь и убираю руку, но он перехватывает ее и снова прикладывает к своему лицу.
— Ответь. Мучилась? Страдала? Лямку тянула?
— Да нет же, глупый, — удрученно вздыхаю. — Ты забываешь, что это не я себе любовника завела.
— А хотела бы?
— Нет, — удивляюсь и отрицательно покачиваю головой. — Я даже не думала в этом направлении. И не смотрела по сторонам, пытаясь найти в незнакомцах того, что не хватает в тебе.
— Чего не хватало?
— Поздно делать работу над ошибками, Рус.
— Хочу знать. И сделать выводы.
— Ты был прав, когда говорил, что твое возвращение домой не вызывало у меня эмоций. Я очень долго дарила тебе тепло и ласку, не получая ничего взамен. Все резервы исчерпаны. Для тебя у меня ничего не осталось, ты выжал из меня все до остатка. Ты был потребителем.
— Я не делал для тебя ничего хорошего? — бормочет и хмурится.
— Ты сделал для меня очень многое. Очень. Но только в материальном плане. И, наверное, такая девушка, как Виктория идеально тебе подходит. Та, которая умеет превращать деньги в эмоции. Я так и не научилась. Мне тоже нужна забота и ласка. Мне тоже нужно внимание. И сейчас я все это получаю от другого.
«Не в той степени, в которой хотела бы, но уж точно больше, чем от тебя», — заканчиваю мысленно.
Но Руслан понимает по-своему. Делает акцент совершенно не на том, что я пыталась донести.
— Ясно, — хмыкает и перекладывает мою руку на мои колени. — Все дело только в чертовом Марке.
— Нет, Рус, ты вообще меня не услышал, — снова пытаюсь достучатся, но у бывшего опускается планка.
— О, не надо! — восклицает, подняв руки и останавливая слова раскрытыми ладонями. — Я своими глазами видел, как ты рыдала! Своими собственными глазами! Как убивалась по мне. По мне! Спустя месяцы! Ты нашла себе утешение, только и всего. Но такие, как он, любят только добиваться. А потом растворяются так же внезапно, как и появились.
Мои губы начинают дрожать от обиды.
— Зачем ты мне это говоришь? По-твоему, в меня нельзя влюбиться?
— Какая ты наивная, — закатывает глаза и в раздражении отворачивается от меня. — Я говорю не о тебе, а о нем. Ты ни черта не смыслишь в мужчинах.
— Вот тут соглашусь, — бросаю едко и размашисто стираю злые слезы. — Знаешь, что? Катись ко всем чертям. Ты достаточно меня унизил, таскаясь месяцами. Бесишься, что не удалось усидеть на двух стульях? Это только твоя проблема, и моей не станет.
— Ярослава, — произносит насмешливо, не оборачиваясь.
— Да, представь себе, Ярослава. Так разоткровенничалась, что сдала и тебя, такого влюбленного, и твою любовницу.
— О чем ты? — разворачивается ко мне лицом.
— Это был ее список.
— Бред, — морщится. — Откуда ему у нее взяться, если я брал ее девственницей?
— И это я-то наивная? — приподнимаю брови, а Руслан багровеет. — Уверена, она уже записалась к врачу, чтобы стать невинной для другого папика.
— Замолчи, — рычит и сжимает кулаки. — Прошу, замолчи.
— Неприятно, когда говорят, что тебя использовали, да? — спрашиваю без насмешки.
— Подожду, когда ты разобьешь лоб о собственные грабли.
— Или нет, — улыбаюсь ему назло.
— Именно. Или ты все придумала, просто чтобы вывести меня.
Молча беру в руки телефон и пересылаю ему запись с диктофона.
— Доказательства в твоем мобильном. А теперь, пожалуйста, уходи.
— Мы еще вернемся к этому разговору, поверь. И я не скажу «я же говорил». Я скажу, что мне чертовски жаль, что я подвел нас к этому. Я буду долго извиняться и доказывать, что способен быть предан тебе. Если понадобится, всю жизнь. Но ты добрая, Тась. Ты впустишь меня в свое сердце гораздо раньше.
Красочно расписав сценарий моего не завидного будущего, Руслан уходит, хлобыстнув на прощание входной дверью.