ГЛАВА 16

ГЛАВА 16


Я проснулась с чёткой мыслью: хочу выбраться из дома. Не в онкоцентр, не на работу, а просто — без повода и без спешки.

Впереди выходные. Позвонила Лере:

— План такой: покупки, кино, ужин.

— Покупки? — Лера мгновенно проснулась. — Я надеюсь, это то самое слово, которое я думаю?

— То самое. Но без кредитов и истерик, что нам нужно всё и много.

— Мам, я в тебе не сомневалась, — засмеялась. — Но я всё равно надену удобные кеды. Мы же будем ходить до потери пульса?

— До разумной усталости, — сказала я и впервые за долгое время поймала себя на предвкушении.

К обеду мы были уже в торговом центре. Толпы людей, запах кофе и новой обуви. Музыка отовсюду. Лера взяла меня под руку:

— Начнём со свитеров или сразу к «платьям для рок-звёзд»?

— С базовых, — сказала я. — Но одну «рок-звезду» можно.

Мы шли по магазинам, как по квесту. Я мерила простые джинсы, белую рубашку, мягкий свитер цвета тумана. Лера крутилась вокруг, завязывала ремни, закатывала манжеты, шипела продавцу: «Нам, пожалуйста, без вульгарности». В примерочной я посмотрела на себя — без жалости. Волосы отросли, мягкими волнами немного ниже плеч. Лицо — спокойное. Шрам на ключице видно только мне. Я улыбнулась зеркалу — без «ну так себе».

— Берём? — Лера запихивала в пакет свитер.

— Берём, — сказала я. — И то чёрное платье.

— Обожаю тебя, — Лера подпрыгнула и обняла. — Моя мама возвращается в строй.

Мы взяли пару футболок, новые кроссовки, вот эти, в которых удобно жить, я неожиданно для себя купила ярко-красную помаду. Потом Лера, не спрашивая, записала нас в салон на «быструю укладку», но в коридоре к салону я остановилась:

— Знаешь что? Давай не укладку. Давай стрижку стильную.

— Боже, мам, я не думала, что услышу это от тебя, — Лера захохотала. — Пойдём, сделаем «стильно».

Парикмахер выслушала меня, подхватила прядь, примерила длину. Ножницы щёлкнули. Волосы падали на пол. В зеркале проступала другая я — не «после болезни». Чуть короче, чуть резче линия. Лера стояла сзади, снимала видео «для нас»:

— Мам, тебе идёт. Очень. Ты прям… ты.

— Хорошо, — сказала я и почувствовала, как внутри оживаю.

Пока сушили, мы успели сделать маникюр — короткий, аккуратный, без камней и стразы, просто чистый цвет. Я выбрала тот самый красный. Лера — молочный. На выходе она сунула мне пакет с помадой:

— Это — под ногти.

После салона мы, как нормальные, зашли в фуд-корт за кофе и чем-то вредным. Я взяла картошку фри, Лера возмутилась:

— Врач увидит — убьёт.

— Врач не увидит, — сказала я и съела хрустящий уголок. — И я сегодня живу.

Мы пошли в кино на лёгкую драму. Я смеялась в нужных местах, в паре моментов плакала беззвучно. Лера протянула салфетку — без комментариев. Так было правильно.

Вечером выбрали небольшой ресторан на втором этаже — светлые стены, нормальная еда, окна на город. Я попросила бокал вина. Лера — тоже. Мы сидели у стекла, люди внизу шли как водопад.

— Мам, — Лера вертела соломинку, — можно вопрос? Только без дрессировки меня взглядом.

— Пытайся.

— Что ты думаешь о папином «возвращении»?

— Ничего.

— Совсем? Так не бывает. Я тебя знаю. И вижу, что тебе больно.

Я поднесла бокал к губам, поставила обратно.

— Слушай. Возможно, я не права. Возможно, это неправильно — не давать ему даже тонкий свет надежды. Но я не хочу жить так. Я хочу, чтобы он понял: нас «таких, как раньше» не существует. Вернуть некому и некого. Есть я — другая. Есть он — другой. Есть ты. И есть жизнь. Если он хочет войти — пусть стоит у двери и учится стучаться. Долго. Без гарантий.

— Ты хочешь его унизить? Больно сделать?

— Нет, — сказала я. — Я хочу защитить себя. И тебя. И то, что я собирала по кускам. Я не мстительная. Я… осторожная. И уставшая от чужих ошибок, которые касаются нас.

Лера смотрела прямо.

— Это не жестоко после того, как он сбежал, — сказала. — Если честно. Но… мне кажется, он сожалеет. По-настоящему. Я не адвокат. Просто вижу.

— Я вижу тоже, — призналась я. — И это делает всё сложнее. Проще было бы, если бы он был монстр. А он не монстр. Он человек, который сделал мне очень больно. И себе тоже. Но это не стирает всего что было. Я не хочу ненавидеть. И не хочу начинать заново. Я хочу — чтобы мне было спокойно. С ним — это почти невозможно. Без него — возможно.

— «Почти» — это уже что-то, — тихо сказала Лера. — Знаешь?

— Знаю, — улыбнулась.

Мы замолчали. В ресторане включили музыку потише, официант принёс тёплую пасту, салат с грушей. Мы ели медленно. Я вдруг поймала себя на том, что чувствую вкус — ярко, как будто вернулись все рецепторы мира.

— Мам, — Лера опёрлась подбородком о ладонь, — я тобой горжусь. Не за ремиссию даже. За вот это всё: красные ногти, чёрное платье, волосы, картошку фри и твое решение касаемо отца.

— Я правда не знаю, как будет. Но знаю, как не будет. И этого достаточно на сегодня.

— А завтра? — спросила она.

— Завтра — мы съездим в районный книжный.

Мы допили, собрали пакеты. На выходе Лера остановилась у витрины салона, где мы стриглись. Посмотрела на моё отражение в стекле:

— Мама, ты красивая. По-настоящему. Не «как раньше», не «как нужно». Просто красивая.

— А ты — очень добрая, — сказала и почувствовала, как поднимается волна нежности — тёплая, спокойная. — Пошли домой, мой добрый ребёнок.

Мы шли к машине, пакеты резали пальцы, но это была приятная тяжесть. Телефон пискнул — сообщение от Тимура: «Как вы? Ничего не нужно?».

Я посмотрела — и убрала в карман. Напишу позже или не напишу. Моё право.

Дома мы разложили покупки, Лера сделала нам чай, я накрасила губы новой помадой «просто так» и пошла мыть посуду — в красной помаде и чёрном платье, потому что можно. Лера сняла это на телефон и сказала:

— Это и есть лучшая терапия.

Перед сном мы сели в зале, разложили пакеты с кроссовками, померили ещё раз платье «рок-звезды».

— Если вдруг решишь его впустить — я не буду против. Если решишь не впускать — тоже. Я рядом.

— И я рядом, — сказала я. — С тобой и с собой. Это важно — быть рядом с собой.

Она ушла в комнату. Я осталась на кухне, взяла телефон и открыла папку с фото, старыми, там где были «мы». Листала и улыбалась. Просто потому что хочется. И это — лучшая причина на свете.


Загрузка...