ГЛАВА 20
Лида позвонила рано утром:
— Так, подруга ты помнишь дату? Сегодня наш маленький большой юбилей. Приезжай, ты обещала. И, да, Тимура тоже зовём. Не важно, как вы — парой или как две единицы. Просто проедь. Все наши будут. Ну прошу тебя.
— Лид, я не уверена, что хочу, — честно сказала я.
— Хочу — не хочу — это для платьев повод выгуляться. Для друзей — встретится. Я настаиваю.
К вечеру я всё-таки поехала. Решила в последний момент: душ, лёгкий макияж, красная помада «на удачу». На мне тёмный костюм — приталенный жакет и прямые брюки, под ним тонкая майка топ, с блёстками. В руках — букет для Лиды, аккуратный, не кричащий, и виски в коробке для Феди.
Дом за городом светился окнами. Музыка, смех, запахи еды доносились уже от калитки. В прихожей — пальто на вешалках, голоса из гостиной. Я вошла — и сразу увидела его.
Чёрная рубашка, сверху пара пуговиц расстёгнуты. В руке бокал. Лицо расслабленное, глаза — быстрые. Он поймал мой взгляд, как будто ждал. И у него в глазах прямо вспыхнуло пламя. Он провёл по мне взглядом медленно — от каблуков до ключиц — и сглотнул. Ему это не удалось спрятать.
Подошёл ближе:
— Почему не сказала, что всё-таки решила ехать? Я писал.
— Решила в последний момент, — показала букет и коробку. — А ты, вижу, уже отдыхаешь.
Он чуть улыбнулся, поднял бокал:
— Да. Сегодня у Феди можно. И — ты прекрасна, Вика.
— Сохрани это на тост, — улыбнулась. — И спрячь глаза. Они громкие.
Он коротко хмыкнул, спрятать не вышло.
Лида вынырнула из кухни, запыхавшаяся, счастливая:
— О, пришла наша звезда. Дай букет. Виски — туда. Разувайся, проходи. Федя на мангале, Марина уже командует плейлистом.
Во дворе — гирлянды, на веранде свет, внутри — длинный стол: салаты, горячее, тарелки, бокалы. Федя в фартуке, с щипцами, довольный и чуть красный от жара. К нему очередь «похвалить». Марина, как всегда, центр шумной компании: в блестящей блузке, с вечными шуточками наготове.
Я поставила букет в вазу, чмокнула Лиду, обняла Федю. Крадусь к столу за водой — и вот он снова рядом. Не липнет — держит дистанцию, но рядом. Я слышу его дыхание и ощущаю взгляд кожей, как прожектор. «Успокойся», — шепчу себе и беру тарелку.
— Разливать? — предлагает он.
— Разливай, — киваю. — Себе — поменьше.
— Принято, — льёт себе на полпальца.
Начинаются тосты. Федя говорит смешно и тепло, Лида — слезу вытирает и смеётся одновременно. Мы чокаемся. Я говорю свой тост последней: коротко — «за вас двоих и за то, как вы умеете быть вместе без громких слов».
Лида моргает, Федя тянет «ура».
Музыка, разговоры волнами. На террасе прохладно, я выхожу на минуту подышать. Марина вылетает следом, кидает на меня плед:
— Накинь. И слушай, подруга. Твой бывший/будущий/неопределившийся тебя глазами ест. Я сейчас сгорю от его взгляда, а я огнестойкая.
— Не начинай, — смеюсь. — Пусть жуёт… глазами. Калорийно.
— Ага. У него в глазах — семь курсов в неделю, — фыркает Марина. — И вообще… ты сегодня как гвоздь. Чётко, ровно, держишь всё, что надо держать.
— Переведи, — прошу.
— Ты красивая, чёрт тебя побери. И уверенная.
К нам присоединяется Лида с тарелкой оливок:
— И да, Вика. Он на тебя смотрит так, что мне смущаться приходится за вас обоих. Хоть шторы закрывай и всех к черту выгоняй.
— Пусть смотрит, — пожимаю плечами. — Смотреть не запрещено. Остальное — по правилам.
— Какие у вас теперь правила? — прищурилась Марина.
— «Я у руля. Он без фальши. Никаких “как раньше”», — перечисляю.
— И пункт про «шесть месяцев испытательного» не забудь, — подмигивает Марина. — Я его проталкиваю во всех инстанциях.
Возвращаемся к столу. На танцполе (который просто свободное место между диваном и столом) уже плавятся парами. Федя тащит Лиду в круг, Гордей жонглирует бокалом и шутками. Тимур появляется рядом как по таймеру:
— Потанцуем? Одну. Медленную.
— Одну, — соглашаюсь и ставлю бокал.
Мы встаём в тени гирлянды. Он держит меня осторожно, рука — на лопатке, другая — в моих пальцах. Не жмёт. Не тянет. Просто держит. Танцуем медленно, и я слышу, как у него сердце бьётся быстрее, чем музыка.
— Ты специально выбрал чёрную рубашку? — спрашиваю.
— Нет. Но рад, что угадал, — шепчет. — У тебя костюм… подходящий.
— Скажи уже «сексуальный», — усмехаюсь.
— Сексуальный, — не моргая.
— Вижу, — отвечаю, глядя на его горло. — Виски работает как лампа дневного света — всё видно.
Он улыбается, не оправдывается. Песня заканчивается, я выхожу из объятий первой. Возвращаюсь к Лиде. Та наклоняется к уху:
— Ну?
— Нормально, — говорю. — Руки помнят, голова — тоже.
— Осторожнее, — шепчет. — Но я рада за вас. Хоть за ваш танец.
Позже выходим во двор вдвоём — подышать. Он идёт рядом, руки в карманах, чуть наклонён ко мне.
— Спасибо, что пришла, — говорит. — И что… такая сегодня.
— Я всегда «такая», — поправляю. — Просто сегодня тебе видно.
— Не спорю, — кивает. — Я всё понимаю: правила, темп, «звонить — спрашивать». Но скажу одну вещь честно, без намёков: я тебя хочу. Не как картинку, не как сюжет, не «для эфира». Тебя — живую. И я подожду столько, сколько надо, чтобы это желание не было давлением, а было общим.
Я молчу секунду. Он проглатывает воздух, будто сказал лишнее.
— Хорошо, что честно, — говорю. — И хорошо, что добавил про «без давления». И запомни: любое «хочу» без «уважаю» для меня — ноль.
— Уважаю, — сразу. — И помню.
Марина высовывается в дверь:
— Эй, голубки, торт сейчас вынесут, пропустите — сгорит же желание!
Мы возвращаемся. Торт — простой, домашний. Свечи, «горько», Лида смеётся: «нам можно». Все поют, я снимаю на телефон. Тимур стоит чуть позади, смотрит не на торт — на меня. Я это чувствую спиной. И, что удивительно, не шарахаюсь.
Ночью, когда все уже слегка устали, мы выходим снова на террасу. Тихо. Я опираюсь на перила. Он рядом.
— Вика, — тихо, — можно я скажу ещё одно? Только не злись.
— Говори.
— Ты сегодня пахнешь нами. Страстью, любовью… сексом. Я… обожаю это.
— Тогда держи дистанцию, — улыбаюсь.
— Я готов на что угодно, — усмехается. — Лишь бы рядом.
Друзья расходятся ближе к полуночи. Федя и Лида машут нам из дверей, Марина шепчет мне: «Помада держится пока, но сотри ее уже с помощью его губ». Тимур предлагает довезти — я качаю головой:
— Поеду с девчонками.
— Договорились, — не спорит. — Напиши, когда будешь дома.
— Напишу, — отвечаю.
Он задерживает взгляд ещё секунду — горячий, честный, без театра. Я первая отвожу глаза. Сажусь в машину к Марине и Наташке. Мы выезжаем со двора. Гирлянды остаются позади. Марина оборачивается с пассажирского:
— Ну что, температура поднялась?
— Держим около тридцати семи, — отвечаю. — Но да… он смотрел так, будто мы вдвоём и свет выключен.
— Виски выключил свет, — фыркает Марина.
— Нет, — поправляю. — Не виски.
Наташа ловит меня взглядом в зеркале:
— Ты улыбаешься.
— Немного, — признаюсь. — Совсем чуть-чуть.
Телефон вибрирует. «Спасибо, что была сегодня. Ты — огонь, невероятная. Я баран…но я скучаю».
Я печатаю: «Не обожгись».
Опускаю телефон экраном вниз. В окне тёмное поле и редкие фонари. В груди не штормит. Просто тепло — как от камина, который ещё держит жар, даже когда огонь уже притушили.