После развода. Один год спустя (СИ)

ГЛАВА 22

ГЛАВА 22

Вика

Три месяца спустя я стою перед зеркалом и прислушиваюсь к себе. Платье сидит как нужно, волосы уложены. Красная помада — для смелости.

Лера за спиной улыбается, держит телефон, но не снимает.

— Мам, я так рада за тебя, — говорит тихо. — Ты умница. Я горжусь тобой и тем, что ты решила. Да, он накосячил, но… он исправляется. Он делает всё для этого.

— Посмотрим, — отвечаю, хотя сердце уже бьётся быстрее обычного.

Лера будто ждала этой точки.

— Ты слышала, что он уходит из политики?

Я оборачиваюсь.

— Что?

— Уходит. Последние дни на должности — и в отставку. Решил открыть своё охранное агентство и быть… больше отцом. И, возможно, мужем. Если ты позволишь.

Я опираюсь ладонью о столик.

— Он мне не говорил.

— И не должен был, — Лера пожимает плечами. — Важные поступки ради семьи делают тихо. Без фанфар. И без «смотри, как я могу».

Я смотрю на своё отражение. Морщинки у глаз, тёплый взгляд. Живая женщина, а не «история болезни».

— Значит, я правильное решение приняла, — шепчу.

Лера обнимает.

— Тогда не сиди тут больше. Езжай к нему.

Я поправляю платье, под которым — красивое бельё. Для себя, для уверенности. Не для оценки.

— А если он не готов? Передумал? — спрашиваю и сразу понимаю, что это больше страх, чем вопрос.

— Тогда я сама его убью, — Лера вздыхает и улыбается. — Но не думаю, что папа такой дурак, чтобы снова всё потерять. Он уже от многого отказался. Посмотри, как он изменился.

Я киваю. Смахиваю слезу, чтобы не смазать тушь.

— Хорошо. Я поеду.

— Напишешь, как доберёшься, — кивает Лера. — И да, ты сегодня красивая до неприличия. Сексуальная, ужасно просто.

— Я теперь всегда такая, — отвечаю и беру ключи.

Его дом — теперь другая квартира, в которой я бал всего несколько раз за эти месяцы. Лифт гудит. Дверь открыл на первый же звонок.

Он не ждал — босые ноги, тёмные брюки, голый торс, мокрые волосы. На секунду — чистое удивление, потом взгляд, в котором и радость, и страх ошибиться.

— Вика?..

Я не говорю ни слова. Захожу. Закрываю за собой дверь. Становлюсь близко. Убираю с его щёк влажные капли. И целую.

Он замирает — как будто не верит, потом дышит, берёт мои ладони в свои, осторожно, будто они из стекла. Отступает на шаг, смотрит в глаза, ищет подтверждение. Я киваю. Он снова тянется — ближе, теплее, увереннее. Во рту вкус воды и чего-то знакомого, как наш дом когда-то: чисто и просто.

— Подожди, — шепчет, касаясь лбом моего лба. — Скажи хоть слово, чтобы я… чтобы я не придумал это.

— Я здесь, Тим, — отвечаю. — По-настоящему. Но шаг за шагом.

Он выдыхает, почти смеётся от облегчения, обнимает — жадно, крепко. Держит, как держат то, что долго боялись уронить.

— Чай? — спрашивает через секунду, будто просыпается. — Или вода… я только из душа…

— Сначала — обними, — говорю. — Потом все остальное.

Мы стоим у двери, как на маленьком острове, и мир не падает. Наконец он отступает, проводит меня на кухню. Там всё по-простому: две кружки, нож, лимоны на блюдце.

— Я… у меня нет слов, — он ставит чайник, не отводя взгляда. — Никаких мыслей. Только одно: спасибо, что ты пришла.

— Спасибо, что не торопишь, — отвечаю.

Мы пьем чай стоя, прислонясь спинами к столешнице, как когда-то после поздних смен и длинных отчётов. Вопросы пока не лезут, претензии — тоже. Всё скажется потом, когда нужно. Сейчас — тишина и рядом тёплый человек.

— Лера тебе сказала? — наконец он решается. — Про отставку.

— Сказала, — киваю. — Я удивилась.

— Хотел сам. Потом понял, что лучше — потом. Понес документы в понедельник. Останусь советником на пару месяцев, чтобы всё передать, и уйду. Хочу жить. Агентство открою. И времени больше. Для вас.

Я смотрю на него. Лицо уставшее, но спокойнее. На руке — тонкий след от часов, которые когда-то были «для особых встреч». Сейчас их нет.

— Я пришла не за обещаниями, — говорю. — И не за «навеки». Я пришла… проверить, как нам вместе дышится.

— Дышится, — он улыбается глазами. — Мне — жадно.

— Мне — тоже, — отвечаю, и это правда.

Он тянется, берёт мою ладонь и прикладывает к своей груди — там сердце стучит быстро, как в те наши первые разы, когда всё было просто. Я убираю руку — не потому что «нет», а чтобы не плакать.

— Я останусь, — говорю, и в комнате сразу становится тесно от тишины.

Молния шуршит. Платье скользит и падает к щиколоткам. Он смотрит так будто весь этот долгий год держал рот на замке и наконец-то вдохнул. Подходит. Пальцы находят мою шею, большой палец задерживается у виска — я закрываю глаза и сама тянусь.

Поцелуй — не осторожный. Тёплый, глубокий, с солью дыхания и едва слышным стоном в горле. Спина касается двери, потом — его ладони. Куртка с вешалки срывается на пол, мы смеёмся коротко — и снова тонем. Он поднимает меня за талию, на секунду прижимает к себе — крепко, как если бы боялся, что отпущу. Я не отпускаю.

Мы спотыкаемся о ковер, о край стола, о собственную спешку. Его губы находят ключицы; моё имя у него получается низко и хрипло. Я отвечаю тем же — без слов. Он горячий, собранный, но сейчас — сорванный с поводка. Я — тоже.

Кровать — уже рядом. Свет — из кухни, мягкий, ровный. Он ложится рядом и тянет меня сверху вниз к себе, как воздух. Руки скользят уверенно, будто он вспоминает выученный однажды маршрут: где задержаться, где — сильнее, где — медленнее. Я отвечаю телом — честно, без стыда. Мир сужается до рваного дыхания и царапин на плечах. Больше ничего не нужно.

Мы падаем в один ритм — быстрый, потом медленнее, снова быстрый. Глаза в глаза, так близи, что кажется — слышно, как у меня в груди щёлкает каждое «да». Он шепчет «иди сюда» — и я иду. В какой-то момент мы оба замолкаем вовсе, остаётся только звук кожи и тихий удар пульса в висках. Взрыв — как вспышка света за закрытыми веками. Долгий выдох. Тишина.

Он утыкается лбом мне в плечо, смеётся беззвучно, как мальчишка после заплыва. Я провожу ладонью по его волосам, чувствую, как под пальцами остывает жар.

— Не уходи, — шепчет он уже спокойно, без просьбы, больше, как факт.

Я киваю и прячу лицо у него под ключицей. Никаких слов не нужно.

Утро пахнет тостами и чаем. Он ходит босиком, рубашка нараспашку, взгляд — тот самый, от которого подгибаются колени. Я сажусь на столешницу, беру кружку. Он касается губами моей ладони, будто проверяет реальность.

— Доброе утро, — говорит.

— Очень, — отвечаю и улыбаюсь.