Глава 10
Когда мы возвращаемся, на улице у дома стоит горящая машина. Сегодняшняя ночь не могла бы стать более странной, даже если бы попыталась. Пламя взвивается высоко в небо, а красные огни пожарной машины кружатся вокруг. Но пожарные быстро берут огонь под контроль. Столько любопытных соседей сгрудились неподалеку. Кажется, что вся улица в огне. Возвращаться домой во время пожара не очень-то приятно. И с каких это пор я стала считать это место домом?
— Что теперь? — со стоном спрашивает Генри.
— Посмотрим, что ты сможешь выяснить, — говорит Лукас.
Генри выходит из машины и направляется к властям с уверенной улыбкой, прежде чем мы успеваем остановиться. Затем Бенедикт заезжает в гараж с пистолетом на коленях. Все на взводе.
— Они могли попытаться взорвать верхние этажи дома, если бы действительно пытались, — говорит Лукас. — Я не знаю точно, остановят ли руны огонь наверху. Но кто бы это ни был, они просто издеваются над нами.
— Полагаю, это очередная ерунда от твоего брата, чтобы отвлечь нас, — говорит Бенедикт.
— Похоже на то.
— Мы переезжаем?
Лукас качает головой.
— Нет. В других владениях нет такой защиты, как в этом, и, вероятно, выследить нас не составит труда. Давайте пока останемся на месте.
Бенедикт только кивает.
У меня, напротив, есть вопросы.
— Что, если кто-то взорвет верхние уровни? Мы просто умрем под обломками или как?
— Руны защитят нас там, внизу, — говорит Лукас. — И будь уверена, в случае непредвиденных обстоятельств оттуда есть не один выход.
— Есть какая-то конкретная причина, по которой твой брат хочет тебя убить? — спрашиваю я, вылезая из машины и следуя за ним через дом и вниз, на уровень подвала.
— Это сложно. — Лукас хмурится. — Но, когда я в последний раз видел Марка, он истекал кровью на полу с набором моих любимых кинжалов в спине. Я также облил его бензином и поджег здание, в котором он находился. Если он выжил, я хотел бы знать, как.
— Нам нужно поговорить, — говорю я.
— Я в курсе, — отвечает Лукас. — Бенедикт, сообщи мне последние новости о том, что происходит в городе. Есть ли какие-нибудь встречи со Львом или его людьми. У Генри тоже есть связи.
Бенедикт кивает.
— Когда ты хочешь разобраться с…
— Позже, — говорит Лукас, прерывая его.
Крупный блондин направляется в оружейную. Они с Генри ранее установили там на столе пару ноутбуков. Видимо, это их новая штаб-квартира.
— Сюда. — Лукас ведет меня по коридору подземного логова. Он достает ключ из рамы и отпирает дверь. — После тебя.
Это еще одна комната, в которой я раньше не была. Внутри — кабинет с большим, богато украшенным письменным столом из красного дерева и соответствующим креслом. Три стены занимают книги и диковинки. Этот человек действительно такой барахольщик. А на последней стене висит потрескавшаяся и выцветшая картина с изображением женщины.
Я определенно вижу сходство. У нее светлые волосы, зеленые глаза и такие же мягкие изгибы, как у меня. Та же тяжелая линия челюсти, полные губы и прямой взгляд. Хм.
— Ты хорошо поработала сегодня. — Лукас закрывает дверь и прислоняется к ней спиной. — Хотя ты все еще выглядишь очень взвинченной. Надо что-то с этим делать.
Я киваю на картину.
— Расскажи мне о ней.
— Ее звали Анна, и она была женой моего брата, — говорит он. — Это был брак по расчету. Он был старшим сыном и наследником, но я был известен своим умением охотиться. Это давало мне повод проводить большую часть времени в холмах. В нашей деревне напали на человека, и мне поручили выследить виновное существо. Им оказался вампир. Он был впечатлен моими навыками и решил обратить меня. А я предложил ему обратить Анну.
— Но не твоего брата?
— Нет, — говорит Лукас. — Марк всегда был засранцем. Я не хотел провести вечность в его компании. Но у меня были чувства к Анне.
— Они были взаимными?
— Да. Но она свято хранила брачные обеты, которые дала моему брату. Между нами ничего не было. Я знал, что она не согласится на обращение. У нее были дети, которым она была нужна. Мой брат часто был занят в других местах, и она наслаждалась простой жизнью.
Я сажусь в кресло за столом и скрещиваю ноги.
— Хорошо.
— Через год она умерла при родах. Но не раньше, чем мой брат выудил из нее историю о том, как меня превратили в вампира, и моем предложении сделать вампиром и ее. — Лукас скрещивает руки. — Узнав, что у меня есть чувства к его жене… скажем так, он воспринял эту новость не очень хорошо. Марк искал вампира, который мог бы обратить его, и в конце концов нашел. Но он был не так силен, как я, и знал это. Тому, кто обратил его, было всего несколько лет, в то время как мой сир был древним. Вскоре после этого бубонная чума убила большую часть нашего рода. По правде говоря, Марк был моей последней реальной связью с той жизнью, и я не хотел ее разрушать. Каждые сто лет или около того он делал смешные попытки убить меня, но это была словно игра между нами.
— Ты считаешь, что то, что кто-то пытается убить тебя — это игра?
Он вздохнул.
— Пойми, у него было столько же лет, сколько и у меня, чтобы стать экспертом в любом деле. Я знаю, что он учился сражаться у гуннов и рыцарей-тамплиеров. Если бы он был полон решимости убить меня за то, что я влюбился в его жену, я бы знал.
Я хмурюсь.
— Затем в 1955 году он убил моего шпиона, Мериву. Я просил всех держаться от него подальше. Но она не любила недомолвок и хотела тщательнее следить за его передвижениями. Не для того, чтобы убить его, как ты понимаешь, а просто чтобы знать, где он находится и что планирует. Он прислал мне ее прах в серебряном ларце. Она была частью нашей семьи на протяжении четырехсот лет. Тогда я решил, что наконец-то пришло время покончить с моим братом.
— И поэтому ты уснул?
— Их смерть тяготила меня по разным причинам. Однако, похоже, я преждевременно оплакивал своего брата. — Он некоторое время молча наблюдает за мной, а затем говорит: — После того как Анна разбила мое темное и жуткое сердце, как ты его назвала, я старался держаться подальше от всех, кто напоминал мне о ней. До тебя. Я не позволю ему причинить тебе боль, Скай.
— Когда все это началось между тобой и твоим братом?
— Артур только что победил саксов в битве при Бадоне.
— Подожди. Король Артур? Я думала, он не настоящий.
Он пожимает плечами.
— Мифология, связанная с ним, по большей части чепуха, но сам человек был вполне реален.
— В каком году это было?
Его губы перекосились в сторону в раздражении. Этот парень определенно зациклен на своем возрасте.
— Примерно в начале шестого века.
— Тебе, гм, пятнадцать сотен лет?
— Плюс-минус.
— Тебе одна тысяча пятьсот лет. Плюс-минус. И ты все это время возишь с собой ее фотографию. Это либо преданность, либо слишком далеко зашла идея эмоционального багажа. — Мои глаза, должно быть, стали широкими, как луна. — Но ты же знаешь, что я не она.
— О, я знаю. Анна была мягкосердечной. Тебе еще не приходила в голову мысль, которая, по твоему мнению, не нуждается в озвучивании.
— Ты действительно считаешь, что ты первый, кто говорит мне о том, что я слишком громкая или слишком много говорю? — спрашиваю я с горькой улыбкой.
Его взгляд становится жестким.
— Кто тебе это сказал?
Игнорируя его вопрос, я задаю свой собственный.
— Почему ты на самом деле обратил меня?
— Кто так оскорбил тебя, Скай? Я хочу знать их имена.
— Это не имеет значения. Уже нет, — говорю я. — Ответь на вопрос. Почему ты обратил меня?
— Я уже объяснил тебе свои причины.
— Давай вернемся к ним еще раз, чтобы освежить воспоминания, — говорю я, беря со стола тяжелую золотую авторучку. Так и тянет бросить ее в него, но он только поймает. — Я напомнила тебе о твоей первой любви.
— На мгновение. Да. Но я обратил тебя, Скай, потому что ни Генри, ни Бенедикта не было там, где они должны были быть. Я проснулся в новом веке, которого не понимал. Я знал, что ты будешь полезна, чтобы помочь мне адаптироваться.
Я фыркнула.
— Ты надеялась на большее?
— Нет.
— Тогда очень хорошо. Мы выяснили причину, по которой я обратил тебя. — Он качает головой. — Но хочешь узнать, почему ты все еще спишь в моей постели?
— Потому что ты не доверяешь мне, боишься оставить одну, а также потому, что знаешь, что это меня раздражает. Можно подумать, что с возрастом мелочность исчезает, но, видимо, это не так. — Я бросаю тяжелую ручку обратно на стол и поднимаюсь на ноги. — Мы закончили. Спасибо, что наконец-то рассказал мне, что происходит. Уйди с дороги, пожалуйста.
Лукас остается на месте, стоя спиной к двери.
— Заставь меня.
— Я не в настроении играть.
— Очень жаль, потому что я в настроении.
— Тогда иди и найди Монику, — говорю я.
И как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что это ошибка.
— Кого? — Его темные брови сходятся вместе. — Ты имеешь в виду человека, у которого я пил прошлой ночью? Того, что на зарплате у Генри?
— Генри действительно платит ей?
— Некоторые готовы продавать свою кровь. — Он смотрит на меня с любопытством. — Ты ревнуешь. Но я был с ней едва ли достаточно долго, чтобы прокормиться. К чему ревновать?
— Я не ревную.
— Нет, ревнуешь. Но все твои эмоции сейчас обострены. И поскольку я твой сир, это нормально — чувствовать влечение ко мне. Обычно я этого не поощряю, но в твоем случае я решил сделать исключение.
— Ха. Нет. Не делай мне одолжений.
— Иди сюда, — приказывает он.
Я чувствую, как у меня в груди все сжалось. Я же просила его не применять ко мне внушение.
— Пошел ты.
Его улыбка больше похожа на клыкастый оскал.
— Сама трахни меня9, трусиха.
— Отлично. Ты открыл для себя мемы. — И я ненавижу себя за то, что спрашиваю, но я действительно хочу знать. — Ты все еще любишь Анну?
— Нет. Конечно, нет. Она была хорошей женщиной. Но она мертва уже более тысячелетия. А теперь иди сюда.
Я качаю головой и собираюсь сделать шаг назад. Но он подается вперед и захватывает проймы на передней части моей майки, включая кружевные бретельки бюстгальтера под ней. Я упираюсь в его твердую грудь и совершенно не могу оттолкнуть его от себя.
— Отпусти меня.
— Нет. Никогда, — непреклонно заявляет он. — Особенно если это не то, чего ты на самом деле хочешь.
— Как будто ты знаешь, чего я хочу. Ты такой…
Внезапно он сдвинул нас и поменял положение. Я прижалась спиной к двери. Как бы мне ни хотелось ударить его коленом по яйцам, он переместил нас так, что его обутые в ботинки ноги оказались между моими. Его тело прижимается к моему от коленей до груди. Все, что я могу сделать, — это толкнуть его в грудь или схватить за руки, но ни то, ни другое ни черта не помогает.
Он утыкается лицом в мою шею и глубоко дышит, заставляя меня дрожать. И я ненавижу свою реакцию на него. Это несправедливо — детское утверждение, но тем не менее оно верно.
— Я такой, что…? — спрашивает он, как можно спокойнее.
— Не знаю. Но если ты снова начнешь говорить о моем запахе…
— Почему ты все время не заканчиваешь предложения? — спрашивает он. — Это говорит о том, что ты не хочешь говорить правду.
Если бы мое сердце еще работало, оно бы колотилось. Я рычу от досады, а этот ублюдок на самом деле смеется. Затем он проводит языком по моей шее. Это не должно меня возбуждать. Но сейчас я — скопление нервов, и каждый из них, черт возьми, возбужден этим придурком. Проклятье. Все это напряжение кипит во мне, подталкивая меня к траху, или борьбе, или я не знаю чему.
Тыльные стороны его пальцев беспокойно двигаются по моей коже, где он все еще держит мою майку и лифчик.
— Сколько раз я думал о тебе с тех пор, как моя рука побывала между твоих сладких бедер, — говорит он.
— Тебе не нужно об этом думать. Это не имеет к тебе никакого отношения.
— Но ведь тебе этого недостаточно, правда? — спрашивает он. — Тебе нужен я.
— Твое эго просто… святое дерьмо.
— Ты не только хорошо пахнешь, Скай, но и приятна на вкус. Твоя кровь была самой сладкой из всех, что я когда-либо пробовал. Думаю, тебе пора раздеться.
Я нервно рассмеялась.
— Ни в коем случае.
— Почему?
— Ты не хочешь заниматься со мной сексом. Ты сам так сказал. А что случилось с тем, что увлечение новорожденного — это ужасное неудобство и все такое?
— Как уже сказал, я передумал.
— Передумай еще раз. Я подожду.
— Я пытался, знаешь ли, — говорит он. — Я пытался убедить себя, что это увлечение тобой глупо. Но ничего не вышло.
— Прошло всего несколько дней. Постарайся чуточку больше.
— Нет. Злись сколько тебе угодно. Я, без сомнения, самое эгоистичное существо на Земле. Потому что, как бы ни было лучше, я не откажусь от тебя. Когда ты со мной, когда ты рядом, это делает меня счастливым.
Я наморщила нос.
— Что делает?
— Генри объяснил мне, насколько люди одержимы поиском счастья в наше время. Я с удивлением обнаружил, что согласен. Долг, верность… они не часто согревают по ночам. Но ты, моя дорогая Скай, согрела.
Не говоря больше ни слова, он разрывает переднюю часть моей майки пополам прямо посередине. Подушечки его пальцев скользят по кружеву моего бюстгальтера, а большие пальцы ласкают твердые проступающие сквозь него соски. Он прижимается лбом к моему, держа нас так близко, как только возможно. Черт. Это нехорошо.
А еще нехорошо то, как сжалось все внизу живота. Промежность моих трусиков мокрая от желания. Из-за этого трудно вспомнить, как сильно я ненавижу этого человека. По крайней мере, я думаю, что должна?
— Я скучаю по тем временам, когда женщины постоянно носили юбки, — говорит он. — Ты собираешься превратить снятие этих сапог и брюк в хлопоты, не так ли?
— Лукас…
— Ну вот, ты начинаешь мысль и больше ее не заканчиваешь. Это превращается в привычку. — Его руки обхватывают мою грудь. Его твердеющий член прижимается ко мне, заставляя меня извиваться. И не может быть, чтобы он этого не заметил. — У меня к тебе только один вопрос, Скай.
— Какой?
Он обхватывает мою шею сзади и крепко целует меня. Его язык скользит прямо внутрь и захватывает меня. То, как он прижимает свой рот к моему, карает своей интенсивностью. Я ненавижу то, как он проникает прямо в мою голову и освещает мое тело с ног до головы. Никогда в жизни никто не оказывал на меня такого воздействия.
Когда он отступает назад, чтобы оглядеть меня, оценить мою реакцию на него, он самодовольно улыбается. Я презираю то, как он чертовски доволен собой.
Оy накручивает на палец прядь моих светлых волос, и тогда я вижу ее через его плечо. Картина с изображением Анны. Она смотрит с холста, золотистые волосы, зеленые глаза и пустое выражение лица.
И я отказываюсь быть ничтожным подражанием какой-то мертвой цыпочке, по которой он так сох в давние времена.
Я больше не смущаюсь и не возбуждаюсь. Теперь я еще и праведно разгневана.
Возможно, он прав насчет того, что мои эмоции обострены. Я никогда в жизни никого не била. Но я едва успеваю подумать об этом, прежде чем влепить ему сильную пощечину по его идеальному лицу. На его щеке появляется яростный красный контур моей руки и тут же исчезает.
— Что это было? — спрашивает он раздражающе спокойным тоном.
— Я не Анна.
— Нет, — соглашается он. — Конечно не она. Разве мы это уже не обсуждали?
Прежде чем я успеваю открыть дверь и сбежать, он снова меняет наши позиции. Дверь находится у него за спиной, он охраняет единственный выход, а я снова оказываюсь между ним и столом.
— Я не твоя игрушка, чтобы играть со мной. Какими бы ни были твои причины.
— Возможно, нам придется согласиться с этим.
— Заткнись и слушай. Я не могу отрицать, что между нами есть определенное влечение. Но дальше этого дело не пойдет. По очень многим причинам, но особенно не сейчас, пока у тебя на стене висит эта чертова картина с ее изображением.
— Ты хочешь, чтобы я снял картину?
— Да. А теперь убирайся с дороги.
Он покачал головой.
— Нет.
— Нет?
— Ты меня услышала.
Этот человек пробуждает во мне жестокость. Как он посмел приказывать мне и поднимать на меня руки. Никогда еще никто не командовал мной и не возбуждал меня в равной степени. Мне не нравится чувствовать себя настолько неуправляемой.
Не будет преувеличением сказать, что я понятия не имею, что делаю. На самом деле нет, имею. Но это меня не останавливает и тем более не тормозит. У моей ярости нет времени на рассуждения. Я бросаюсь на мужчину, и он с легкостью ловит меня. Возможно, мне стоит научиться драться, прежде чем браться за Лукаса. Попросить Бенедикта дать мне несколько уроков или что-то в этом роде. Наверное, это было бы разумно, если бы я хотела иметь реальные шансы в аду против этого пятнадцати векового вампира.
Попытка укусить его вскоре превращается в наш поцелуй. Снова. Наши языки яростно переплетаются, а мои зубы впиваются в его нижнюю губу. Как он крепко прижимает меня к себе. Кажется, теперь я понимаю, почему он продолжает обнюхивать меня. Потому что его мужской запах — это нечто потустороннее. Намек на соль, сандаловое дерево и даже не знаю что.
Я кромсаю материал его футболки, отрывая ее от его тела, нуждаясь в том, чтобы быть кожа к коже. Соблазнительная улыбка, которую он дарит мне в ответ, заставляет мои колени дрожать.
В следующее мгновение я ударяюсь спиной о стол, и мои ботинки, носки и джинсы исчезают. Просто исчезли. То же самое касается и остатков моей разорванной майки. Он удивительно искусен в уничтожении одежды. Мои губы онемели и распухли от поцелуев, а голова кружится от головокружения. Я не могу удержаться на ногах. Но то, как сжимается моя киска при виде его полуобнаженного тела, невозможно отрицать. Вся гладкая кожа его груди выставлена напоказ. Его широкие плечи и мускулистая шея, в особенности, заставляют меня сходить с ума от вожделения. Он говорит, что я — его слабость, но он также и моя. Это правда.
— На этот раз мне нравится нижнее белье. — Он стоит у края стола и смотрит на меня сверху вниз. На мои черные кружевные бразилианы. Его ладони скользят по моим мягким бедрам, разводя их в стороны. — Бюстгальтер можешь оставить себе. Пока что.
— Лукас, подожди, — говорю я. Но я могла бы и не говорить.
Он срывает с меня нижнее белье и тащит меня дальше по столу. Ближе к нему. А потом его лицо оказывается зарытым в моей киске.
Я не задумывалась о вампирском сексе. Но это определенно то, что нужно испытать. Его выносливость и сила не знают себе равных. Думаю, за тысячу с лишним лет можно многое узнать об анатомии. Он проводит плоским языком по мне, снова и снова. Затем он сосет мои половые губы, оказывая на них нужное давление. Декадентские, влажные звуки, с которыми он ест меня, непристойны. То же самое можно сказать и о моих стонах.
Мои руки находят его густые волосы и крепко держат. То, как он прижимается лицом к моему телу, просто дико. Его большие пальцы держат меня открытой, пока он трахает меня своим языком. Ни один мужчина не лизал меня с таким энтузиазмом.
Меня слегка смущает, как быстро он заставляет меня кончать. Как быстро ощущения накапливаются в моем позвоночнике, а затем разлетаются по всем частям тела. Он посасывает мой клитор и вводит в меня два пальца. И эти пальцы безошибочно находят свою цель. Мой разум погружается в свободное падение, когда оргазм поглощает меня. Все во мне сжимается, а потом рассыпается. Я — звездная пыль. Меня больше нет. То, что от меня осталось, парит в небесах высоко-высоко.
Он перемещает меня обратно на стол, и я едва замечаю это. Мне требуется время, чтобы прийти в себя. Мне нужно время, чтобы собрать себя воедино. Но когда я это делаю, то вижу, как его тело накрывает меня. Его джинсы спущены, он расположился между моих ног, и о вау. Мы действительно делаем это.
— Ты хочешь, чтобы я был в тебе? — спрашивает он.
— Да.
Одним сильным толчком он глубоко погружается в меня. И его очень много.
Из моего горла вырывается удивленный писк. С длиной все в порядке, а вот к ширине приходится привыкать. Его лицо сурово от потребности, его взгляд приклеен к моему, пока он держится совершенно неподвижно. Мой рот открывается, но ничего не выходит. У меня официально нет слов — что, возможно, впервые.
Он кивает. Он доволен тем, что увидел в моем выражении лица. Одной рукой он крепко держит меня за волосы, а другой — за задницу. Он в идеальном положении, чтобы делать со мной все, что захочет. И именно так он и поступает. Лукас трахает меня с жестокой эффективностью. Мне приходится обхватывать его ногами за талию и хвататься за края стола, чтобы не дать ему свалить нас обоих на пол.
Он толкается бедрами, снова и снова погружая свой твердый член в меня. Мои твердые соски трутся о его крепкую грудь сквозь кружева лифчика. То, как восхитительное трение заставляет меня снова возбуждаться, почти греховно. Кончить дважды за ночь со мной не случалось примерно никогда. Ни с кем другим. Но кровь бурлит во мне, горячая и сладкая. Давление собирается в тугой клубок внизу живота и спины. Все мое внимание сосредоточено на узле напряжения между бедрами.
Голубой цвет его глаз — это весь мой мир: начало, конец и все последующее. Я словно потерялась, и мне даже не приходит в голову заботиться об этом.
Я понимаю, что он уже близко, когда он прижимается лицом к моей шее. Это знак того, что он не может долго контролировать себя. Что вполне справедливо. У него не было секса более семидесяти лет. Его хватка на моей заднице усиливается, и он чуть-чуть приподнимает меня. Достаточно, чтобы широкая, округлая головка его члена начала бить по нужной точке глубоко внутри меня. Я вся горю от макушки до пят.
Когда дело доходит до траха, этот мужчина просто волшебник. Без шуток. Никогда еще я не была так тщательно оттрахана. Быть с Лукасом — это как внетелесный опыт.
Когда я кончаю, раздается громкий треск дерева и треск щепок. Сердце замирает в горле, и все, что мне удается, — это стон. Но мои внутренние мышцы прижимаются к нему, пытаясь удержать его в глубине. Ощущение, что я кончаю, когда он внутри меня, такое сладкое и сильное.
Его рык, когда он кончает, эхом разносится по комнате. А может, и по всему дому. Этот звук потрясает мою душу, я никогда не слышала ничего подобного. Его бедра еще несколько раз ударяются об меня, прежде чем он наконец затихает. Некоторое время его веки остаются плотно закрытыми, но в конце концов он открывает их.
И мы долгое время настороженно смотрим друг на друга. Совершенно неловко, черт возьми.