Потому что ночь

Глава 11

— Однажды ты запретил мне появляться в твоем кабинете в течение десяти лет только за то, что я осмелился сесть на край твоего стола, — говорит Генри. — То, что только что сделала Скай, гораздо хуже.

Мы собрались в гостиной. Я взяла свежую футболку, чтобы надеть, но Лукас не стал утруждать себя. Причина этого вскоре стала очевидной. Он сидит в своем черном кресле, похожем на трон, а Бенедикт расположился на табурете сбоку. С помощью лезвия и плоскогубцев он занимается тем, что выковыривает пулю из плеча Лукаса. Ну и ну. Ради операции даже включили люстру, кристаллы которой ослепляют своей красотой. Я изо всех сил стараюсь смотреть на них, а не на кровавое зрелище, происходящее рядом.

Иногда жизнь приходит к тебе быстро. Честно.

— Она сорвала декоративный сайдинг из красного дерева, вырезанный вручную, — продолжает белокурый идиот. — Просто раздробила его в щепки.

— Заткнись, Генри, — говорит Лукас, поморщившись.

— Тебе нужно сидеть тихо, — ворчит Бенедикт.

Генри с невинным видом разводит руками.

— Я просто говорю. Фаворитизм начинает понемногу выходить из-под контроля.

А что касается меня, то я хмурюсь от души. Хорошие ощущения от того, что я кончила достаточно сильно, чтобы увидеть целые созвездия, давно прошли. Учитывая, что Лукас вырывал сердца и пытал людей, я бы не заметила на нем ни крови, ни пепла. Но справедливости ради стоит сказать, что Лукас, разгуливающий с пулей в теле с тех пор, как нас обстреляли в коридоре в начале ночи, выводит меня из себя.

Тот факт, что его подстрелили, когда он защищал меня, тоже требует некоторого времени для осмысления. Он встал передо мной и получил пулю. Я не знаю, что делать с этой информацией. Как относиться ко всему этому.

— Почему ты не сказал мне, что ранен?

— У нас были более неотложные дела, — говорит Лукас, как всегда, спокойно.

— В тебя попала пуля. А если бы я схватилась за твое плечо или еще что-нибудь?

— Тогда бы я, наверное, упомянул об этом.

— Не дергайся. — Бенедикт копается в теле щипцами. Какая гадость. Благодаря нашему продвинутому заживлению кожа и плоть продолжают прилипать к инструментам. Он осторожно начинает вытаскивать щипцы из грязной раны. — Ну вот. Все цело.

Лукас с презрением смотрит на покрытую кровью деревянную пулю.

— Это совершенно новый уровень извращения, правда. — Генри удивленно качает головой. — Заниматься сексом с пулей, застрявшей в плече. Твоя сила и терпимость к боли просто смехотворны, отец.

— Я бы плакал, как ребенок, — говорит викинг. — Любовнице было бы неприятно на это смотреть.

— И я тоже, — соглашается Генри. — Но я, например, приветствую то, что жажда отца победила его здравый смысл.

— Моя жажда? — спрашивает Лукас.

— Твоя тоска, скажем так, по нашей дорогой Скай.

— А, — говорит Лукас с пониманием. — Заткнись, Генри.

Я сижу в углу Честерфилда, прижимая к груди подушку. Моя человеческая семья всегда предоставляла друг другу определенное пространство. А вот моя семья нежити — нет. Они с радостью лезут в дела друг друга. К этому придется привыкнуть.

Я не собираюсь в ближайшее время снова заниматься сексом с Лукасом. Даже несмотря на то, что это было потрясающе. Это просто не очень хорошая идея. Наши отношения и так достаточно сложны. И нет причин, по которым наш с ним перепихон должен быть чем-то особенным. Просто потому, что это был лучший секс в моей жизни. Это определенно одна из тех ситуаций, когда мы сделали это один раз, чтобы избавиться от напряжения, и теперь странное влечение между нами закончилось.

— Тебе нужно поесть, — говорит Бенедикт.

— Хочешь, чтобы я позвонил Монике? — спрашивает Генри.

Взгляд Лукаса переходит на мое лицо.

— Нет, — говорит он.

Генри с интересом смотрит между нами.

— Если гендерный вопрос актуален, то по какой-то загадочной причине, о которой мы не будем распространяться, мой инструктор по йоге Густав живет неподалеку. Он серьезно относится к идее «тело — храм». Его кровь настолько чистая, насколько это вообще возможно. А еще стоит обратить внимание на восхитительного Дилана. Это художник из Сильвер-Лейк. Я почему-то нахожу запахи древесного угля и масляной краски на коже такими успокаивающими. Но, возможно, это просто я.

Лукас ничего не говорит, но смотрит на меня определенно косо. Что совсем не подозрительно.

— Я не понимаю, что происходит, — говорит Бенедикт.

— Это вопросы отношений, — отвечает Генри. — Я объясню позже.

И теперь они все смотрят на меня. Отлично.

— Это не мое дело, от кого ты питаешься.

Лукас бросает на меня еще один долгий взгляд, прежде чем спросить:

— Не будешь ли ты так добра принести мне пакет с кровью, Скай?

— Конечно.

— Вот еще одно новое слово для тебя, отец. — Генри сдерживает улыбку. — Симп¹⁰.

Я ничего не говорю и направляюсь на кухню наверху. Уйти от них троих на минутку — чертовски хорошая идея.

Между мной и Лукасом ничего не происходит. События последнего получаса были отклонением. Это был просто секс. Секс, после которого я чувствую себя лучше, чем когда-либо. Как будто чистая энергия разлилась по моим венам. И при этом я расслаблена больше, чем могла бы предположить.

Впрочем, возможно, это просто вампирская особенность, а не специфическая для Лукаса. У него нет волшебного члена. Он также не эмоционально доступен. (Горячие парни никогда не бывают такими. Хотя, если честно, остальные обычно тоже.) Мне также не нужен партнер, который постоянно мной командует. Не говоря уже о довольно большой разнице в возрасте между нами. Так что никому не нужно увлекаться и мечтать о счастливой жизни.

В остальном доме тихо и темно. Хотя я прекрасно вижу благодаря своему вампирскому ночному зрению. С собственной жаждой (крови) сегодня справиться проще. Но я прихватываю из холодильника пакет и для себя.

Через кухонное окно видно, как что-то движется в саду, за пределами двора. Словно из ниоткуда появляется тень.

И там, глядя на меня, стоит смутно знакомый мужчина. Он одет в рубашку на пуговицах под угольно-серым костюмом. Белизна рубашки словно светится в темных тенях в глубине сада. Он даже не пытается спрятаться. Серебристые волосы коротко подстрижены, а лицо покрыто возрастными морщинами.

Лукас говорил, что его брату потребовалось время, чтобы найти вампира, который обратил бы его. Это объясняет разницу в возрасте. Марк выглядит красивым и властным. Хотя, возможно, это объясняется сходством строения костей двух братьев.

Его тонкие губы изгибаются в приветливой улыбке при виде меня, а взгляд смягчается, когда он вглядывается в мое лицо. Но в моей голове появляется слово «Анна», окруженное яростью. Чистой, кипящей в крови яростью. Без сомнения, это существо разорвало бы меня на части, если бы ему представилась такая возможность.

Он поднимает руку и жестом приглашает меня подойти. Как будто я могла быть такой глупой.

— Я и не мечтал больше увидеть это милое лицо, — говорит он. — Как ты на нее похожа.

— Я не Анна.

— Значит, он рассказал тебе о ней. Хорошо. Это хорошо. А ты знаешь, как меня зовут?

— Марк.

— Верно. — Он кивает. — Выходи. Нет необходимости в таком расстоянии между нами, пока мы беседуем.

— Ты ведь не можешь подойти ближе из-за рун?

Его улыбка сползает.

— Нет. Не могу.

— Должно быть, это раздражает.

— Очень. — Он хмурится. — Однако причинение тебе боли не является моим приоритетом.

— Это не твой приоритет? О, так я чувствую себя намного лучше. Спасибо.

Он не может войти внутрь. Пока что я в безопасности. Но это не такое большое облегчение, как должно быть. Потому что то, как он смотрит на меня с таким чувством собственности и права, просто жутко. Даже Арчи не питал ко мне такой ненависти. А он определенно хотел вырвать мое сердце и съесть его — или что-то в этом роде.

— Лукас, — говорю я, мой голос дрожит. — Ты мне нужен.

Через секунду он уже стоит рядом со мной. Слава богу. Он тоже смотрит на незваного гостя в саду, его ноздри раздуваются от гнева.

— Привет, брат. Давно не виделись.

— Не надо было ее обращать, — говорит Марк низким, злым голосом.

— Она не имеет к этому никакого отношения.

Марк насмехается.

— Она имеет к этому самое непосредственное отношение. Анна была моей женой. Моей. Но даже сейчас ты не можешь с этим смириться. Как ты смеешь пытаться дублировать ее с дешевой шлюхой, стоящей у тебя под боком.

— Прошу прощения, — говорю я. — Нет ничего плохого в том, чтобы работать в секс-бизнесе или любить секс, если уж на то пошло. И я не дешевка.

— Это правда, — соглашается Лукас. — Она действительно не такая.

Руки Марка сжимаются в кулаки.

— Я мог бы простить тебя за то, что ты ударил меня в спину и поджег. Мы ведь не развлекались друг с другом все эти годы. Но не это.

Я качаю головой.

— Ты можешь простить его за то, что он ударил тебя в спину и поджег? Да что с вами такое, люди?

Лукас заставляет меня замолчать, а затем поворачивается к брату и говорит:

— Каким бы замечательным ни было это воссоединение семьи… чего ты хочешь, Марк?

Ответная улыбка его брата — сплошные острые зубы.

— Я не позволю тебе использовать эту женщину, как оружие против меня.

— Ты здесь по личным делам или представляешь интересы своих русских друзей?

— Какая горькая ирония, — говорит Марк. — Эта ситуация планировалась годами. Нам потребовалось терпение, чтобы внедриться в «Торн Групп». Затем мы заставили Дженнифер не упоминать о том, что посетителям не следует заходить в подвал, когда она послала своего подчиненного проверить территорию так близко к закату. Я был уверен, что, кого бы она ни послала, он сможет пройти через руны и разбудить тебя. В конце концов, это будет невинный человек, не причиняющий тебе зла, и ни один вампир не внушал ему этого. Никто из нас даже не знал, кто именно это будет.

— Ты это сделал? — удивленно спрашиваю я. — Ты тот самый засранец, из-за которого меня убили?

Марк рычит в мою сторону. Чувак действительно меня недолюбливает.

— Что она окажется так похожа на Анну. И это я неосознанно отправил ее к тебе.

— Почему ты так хотел меня разбудить? — спрашивает Лукас. — Просто из любопытства.

— Я с нетерпением жду возможности отправить тебе ее прах, брат. Шкатулка уже куплена. Из красного дерева с золотой и жемчужной инкрустацией. Весьма привлекательная вещь. Скоро. — И с этими словами Марк делает насмешливый поклон, а затем исчезает.

— Это… вообще-то, я не уверена, сколько раз уже кто-то угрожал мне убийством, — говорю я. — Думаешь, он будет чувствовать себя иначе, если узнает меня получше?

— Нет. Ты в порядке?

Я вздыхаю.

— Я не знаю.

Он просто наблюдает за мной.

— По крайней мере, теперь мы знаем немного больше о том, что, черт возьми, происходит. Жаль, что он не поделился с нами всем своим гнусным планом.

— Это было бы полезно.

Я протягиваю ему пакет с кровью. Он морщится, как большой ребенок.

— Не пей, — говорю я. — Я же не заставляю тебя.

— Все в порядке, — говорит он, отсасывая с не совсем скрываемой гримасой. — Давай вернемся вниз.

Моя челюсть трещит от зевоты.

— Должно быть, уже близок рассвет.

— Пора тебе отдохнуть.

— Ненавижу это. Ненавижу бояться. Жизнь была бы намного приятнее, если бы я никогда не знала, сколько монстров скрывается в темноте. — Я хмурюсь. — Что у нас на завтрашний вечер? Еще больше бедлама? Может быть, с добавлением резни?

— Я еще не уверен. — Его пустое лицо стало непроницаемым. У меня нет ни малейшего представления о том, о чем он думает. — Ты справляешься со всем этим лучше, чем я ожидал. Зачистка отеля. Угрозы от моего брата. Правда, что он направил тебя на этот путь.

— Я сделаю вид, что это был комплимент.

— В принципе, так и было. Я буду защищать тебя, ты же знаешь, — говорит он. — Насчет того, что произошло в моем кабинете. Я думаю…

— В твоем кабинете ничего не произошло. Во всяком случае, ничего такого, что нам нужно обсуждать.

Он просто смотрит на меня.

— Ты можешь расслабиться, Лукас. Я не собираюсь цепляться за тебя, как влюбленный младенец-вампир, который только что открыл для себя хороший секс.

— Только хороший? — спрашивает он.

— Я иду спать, — говорю я, снова зевая. — И я использую четвертую спальню справа. Я узнала у Генри и Бенедикта, и, похоже, она свободна.

Он поднимает подбородок и устремляет на меня взгляд. Такие выразительные глаза. Я почти вижу все мысли, которые роятся в его голове. Но в итоге он ничего не говорит. Это доказывает, что я сделала правильный выбор, оставив между нами некоторое пространство.

Не найти мне уединения в этом доме. Генри сидит на кровати рядом со мной в дизайнерском костюме, когда я просыпаюсь. На краткий миг мне кажется, что это Лукас. И мое глупое сердце радуется, что он рядом. Что он был первым, кого я увижу. Мне нужно провести с собой строгий разговор о правильном выборе. Особенно когда речь идет о бессмертных мужчинах. Не знаю, каковы вампиры-кочевники, но те, что собираются в семьи, похоже, стремятся быть в обществе друг друга. Но вполне логично, что вечным иногда бывает одиноко.

Что касается меня, то я больше привыкла к одиночеству. Прошло уже более десяти лет с тех пор, как я уехала из дома в колледж, а затем поселилась в Лос-Анджелесе по работе. В большом городе может быть одиноко. Завести друзей в зрелом возрасте может быть непросто. Подарок в виде новой семьи, готовой и желающей принять и поддержать меня в эти дикие времена, прекрасен. Я все еще скучаю по своей человеческой семье. Мне не стыдно признаться, что сегодня утром я снова плакала, чтобы уснуть. Мое мертвое сердце болит от мысли, что я больше никогда не увижу их. Никогда не стану частью их жизни. Но я знаю, что Лукас прав, для меня безопаснее держаться на расстоянии.

— Привет, — говорю я. — Который час?

— Солнце село почти час назад, соня, — говорит он. — Счастливый пятый день в качестве одного из неживых. Отец уже ушел в отель. Им с Лейлой нужно кое-что обсудить. Мы последуем за тобой, как только ты будешь готова. Я положил несколько идей нарядов на стул вон там, и я сделаю тебе макияж и прическу.

— Спасибо.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как провел пару лет в гастролях по стране с театральной труппой? — спрашивает он. — Это был 1910 год, и водевиль был в тренде. Там были певцы, танцоры, комики, фокусники, в общем, всевозможные представления. Однажды мы даже пересеклись с Гудини. Такой интересный человек. Ужасно жаль, что с ним случилось. Но в те времена для макияжа использовали только пудру, помаду для губ и тени для век, которые выпускались в виде пасты.

— Так вот где ты научился это делать?

— Мне нравится приобретать навыки то тут, то там. Так интереснее. И делает меня очень популярным среди дам. Женщины любят мужчин, которые умеют быть полезными.

В спальне, где я спала, стоит роскошная чугунная кровать с подушками и одеялами разных оттенков синего. Здесь есть пустой шкаф, резной деревянный стул в стиле модерн и ванная комната, похожая на комнату Лукаса. Правда, не такая большая. На каменных стенах ничего не висело. Не знаю, лучше ли мне здесь спалось. Но мой мозг оценил некоторую удаленность от объекта моих ошибочных и извращенных привязанностей. Шанс привести в порядок факты и мысли. Это был просто хороший секс. Он ничего не значил. И я буду твердить себе об этом до тех пор, пока это не станет фактом.

Картина с изображением Анны прислонена к каменной стене.

— Почему она здесь? — спрашиваю я, беря с прикроватной тумбочки пакет с кровью.

Он лукаво улыбается.

— Отец сказал, чтобы я убрал его и спросил, что ты хочешь с ним сделать.

Я продолжаю потягивать красную жидкость и пытаюсь скрыть свое удивление.

— Мне теперь называть тебя мамой или подождать официального объявления? Мама. Мамулечка. Нет. Ни то, ни другое не подходит. Может, мамочка?

— Заткнись, Генри.

— На самом деле, я впечатлен отцом, — продолжает он. — Он ни хрена не понимает, что с тобой делает. Но бонусные очки за то, что ты уверенно держишься, несмотря ни на что.

Ого, я так многого не хочу говорить.

— Конечно, у него были тысячи секс-подружек и тому подобное на протяжении многих лет. Несмотря на то, что в душе он одинокий волк, у него есть свои потребности. Пару раз мне казалось, что он уже близок к тому, чтобы с кем-то сблизиться. Но он неизбежно всегда дарил им подарок, похлопывал по заднице и отправлял восвояси.

— Ты говоришь о нем как о бессмертном трахальщике.

Генри смеется.

— Пожалуйста, позволь мне быть рядом, когда ты в первый раз назовешь его так в лицо. Я приму это как личное одолжение.

— И как именно он может быть одиноким волком, когда у него есть ты и вся семья?

— Я имею в виду романтические отношения, — говорит он. — Постарайся не отставать, милая. Но наблюдать за тем, как отец на самом деле пытается за кем-то ухаживать, это… как бы это сказать?

— Понятия не имею.

Генри хмыкает.

— Удивительно. Абсурдно. Бунтарски. Что-то в этом роде. Не то чтобы я не поддерживал эту идею всем сердцем, не пойми меня неправильно.

— Я даже не уверена, что он добивается именно меня.

— Нет?

— Нет, — подтверждаю я. — Он убил меня. Не то чтобы его брат не внес свой вклад в эту ситуацию.

— Я не говорю, что это не сложно. Но какие отношения не сложные? — Генри вздохнул. — Я очень сомневаюсь, что он потрудился бы прыгнуть под пули ради меня. Не то чтобы я не верил, что я любимый и ценный член этой семьи. Но все же… мне кажется, ты заставляешь старика чувствовать то, чего он не испытывал уже очень давно.

— Он получает удовольствие от того, что командует мной.

Генри фыркнул.

— Ты всерьез ожидала, что в спальне он будет бета?

— Я не знаю. — Если бы я нахмурилась еще сильнее, мое лицо отвалилось бы. — Думаю, тебе стоит заняться своими делами.

— Ты действительно так против идеи вступить в романтические отношения с отцом? Очень жаль.

— Генри…

— То, что он чудовище, тебя не устраивает? Я понимаю, что вырывать сердца и отрывать головы — это уже перебор. — Генри бурно жестикулирует. — Но, милая, он же не делает это ради удовольствия. Ну. Я имею в виду, это не значит, что он иногда не получает от этого удовольствия. Однажды в Бухаресте… Вообще-то, я не думаю, что он оценит, если я расскажу тебе эту историю. И знаешь, даже если он находит это забавным, не то чтобы он действительно делал это ради удовольствия. Знаешь, сейчас, когда я говорю это вслух, это звучит не так уж и здорово. Но я хочу сказать, что я верю в то, что он в основном делает это только тогда, когда это необходимо. В основном.

Я удивленно смотрю на него.

— Что?

— Ничего, — говорю я в конце концов. — И я понимаю, что все эти вещи связаны с вампирской политикой и так далее.

— Именно. Ты должна помнить, что он не человек. И не был им уже более тысячелетия. Твой современный образ мышления и его мировоззрение могут столкнуться.

— Полагаю, да.

— Ты считаешь отца неспособным поддерживать такие отношения?

Я покачала головой.

— Честно говоря, понятия не имею.

— А может, ты считаешь себя недостойной его внимания? В конце концов, он богат, красив и влиятелен. Я знаю многих, кто готов отгрызть себе конечность за шанс встретиться с ним. — Он делает паузу и улыбается. — Ха. Это было в рифму.

Мой рот открывается, но ничего не выходит. Черт.

— Это тоже был вопрос с подвохом, — говорит Генри, его голос становится все громче. — Сестренка, как ты смеешь опускать себя. Я этого не потерплю!

В этот момент дверь спальни открывается, и появляется Бенедикт. Его длинные светлые волосы заплетены в несколько замысловатых косичек, а сам он одет в темно-синий костюм и майку под ним.

— О чем ты кричишь?

— Я возмущен. Возмущен, говорю тебе. Она не видит, что она — все самое лучшее и горячее в этом мире.

Я громко и раздраженно застонала.

— Ты не видишь своей красоты? — Бенедикт удивленно смотрит на меня. — Скай, я не понимаю. Жители моей деревни были бы в восторге от твоей пышной груди и детородных бедер.

Генри в ужасе смотрит на него.

— Что? — спрашивает Бенедикт.

— О Боже, викинги, — говорит Генри. — Ты не мог просто сказать что-нибудь приятное о ее волосах, глазах или еще о чем-нибудь?

Бенедикт хмурится.

— Я пытался быть честным.

— Подожди, — говорю я. — Почему ты не с Лукасом?

— С ним Николас, — сообщает Бенедикт. — На данный момент ты — главная цель, и твоя безопасность важна для Лукаса. Удачное нападение на тебя также заставит семью выглядеть слабой.

— Верно. — Я допиваю кровь из пакета. — Мне лучше подготовиться, чтобы мы могли идти.

— Это должно быть интересно, если не сказать больше. Они устраивают большую вечеринку в честь его вступления в совет и нашего поглощения Boulevard, — говорит Генри в своем костюме. Точные слова отца: — Это будет приятный вечер без драмы, где все будут вместе или мертвы.

Бенедикт ворчит.

— Посмотрим.