Виктор

Пьянство затянулось на несколько дней.

Когда Юрий, отчаявшись дозвониться до Виктора (тот отключил все телефоны), приехал к нему домой, обеспокоенные охранники пропустили его, предупредив, что хозяин велел никого не впускать. Сам, дескать, пьет без перерыва, пропускает одну за другой без закуски, а потом спит, падая там, где сделал последний глоток…

Юрий застал его в комнате — конечно, со стаканом в руке. Виктора было не узнать. Опухшее от затяжной пьянки лицо, синяки под глазами, помятая одежда мешком, висит как на вешалке, на щеках — недельная небритость. Увидев друга, Виктор пробормотал что-то по его адресу весьма нелестное, но, впрочем, нечленораздельное — за что огромное тебе спасибо, дружище… Юрий отобрал у него стакан. Это было несложно. Виктор был пьян настолько, что не смог сопротивляться.

— Э, нет, старик, так не пойдет, — приговаривал Юра, волоча друга в ванную. — Ты мне нужен живым! Трезвым как стеклышко… На нас серьезный кризис надвигается, как волна цунами, и мы либо потонем, либо выплывем…

— Галина… бланка, буль-буль, — произнес Виктор уже почти ясно спустя несколько минут после активного моциона.

— Именно! Ты-то выплывешь, если захочешь. А я без тебя — буль-буль, — приговаривал Юра, поддерживая все еще покачивающегося, но постепенно начавшего приходить в себя друга. — И мне это откровенно не в кайф. Я, знаешь, уже привык жить на широкую ногу, и в этом виноват ты — да-да, это ты злостно приучил меня к роскошной жизни! Отпуск на Майорке, обеды в ресторане, туфли от Гуччи, костюмы от Кардена… м-м, не хотелось бы лишиться этих маленьких радостей…

— В твоем списке маленьких радостей недостает могильного памятника из гранита, — мрачно дополнил Виктор и скверно ухмыльнулся. — Если хочешь, то ансамбль МВД исполнит в твою честь вальс «Амурские волны» прямо на кладбище. Только скажи, и я исполню твою последнюю просьбу.

— Смешно. — Юрий насупился. — Зачем ты так?

— А ты не заметил разве, что мы зачастили на кладбище? Кто следующий? Я? Или все-таки ты?

— Не надо туда никому из нас спешить. Тебе вообще не об этом следует думать.

— A-а, вон чего… Ты даже о том позаботился, о чем мне положено думать? Ну и о чем?

— Пройдем-ка в комнату. — Юрий потянул его за собой. — О делах там поговорим. Если ты, конечно, не против.

— А у меня что, еще какие-то дела остались?

— Угу. Пока. Во всяком случае, до тех пор, покаты со своими личностными кризисами вконец не обанкротишься. И сие не так далеко, как тебе кажется.

Они вернулись в комнату. Виктор обвел беспорядок, царивший здесь, взглядом, несколько недоуменным. А посмотреть действительно было на что: чего стоили одни бутылки, что валялись повсюду тут и там. По всему ковру стелились неопрятные окурки, на подоконнике вольготно расположились ботинки со следами застарелой кладбищенской грязи, а в довершение удручающей картины углы комнаты покрылись серой лохматой паутиной. И когда только успели…

Виктор немедленно вызвал охранника.

— Уборщица умерла? — беспристрастно поинтересовался он у ни в чем не повинного и оттого еще более оробевшего секьюрити. — Или она стала фанаткой авангардизма?

— Э… Вы уволили ее, — грустно сообщил охранник. — Четыре дня назад.

И после этого сообщения поспешил ретироваться. У хозяина плохое настроение, под руку лучше не попадаться…

— Уволил? — Виктор почесал небритую щеку. — Я? Ишь, не помню… — Он обернулся к гневно сопящему Юрию с вопросительным взглядом. Тот молча убрал с дивана какие-то бумаги, небрежно свалил их на журнальный столик, а сам устроился на освободившемся прогале.

— Ты книжки, что ли, читал тут? — спросил он удивленно.

— Во-во! — оживился Виктор, зажимая ладонями виски. — Точно, начинаю припоминать… Она тут приперлась, стала пыль в книжном шкафу стряхивать какой-то метелкой… ну, я и велел ей достать их и быстренько пропылесосить… Что ж тут такого? Она обиделась?

Юрий испуганно посмотрел на друга, явно не понимая, о чем тот говорит.

— A-а, вот еще что вспомнил, — продолжал бубнить Виктор. — Я сказал ей, что такие, как она, могут смело на метле летать… мне это очень смешным показалось… А она почему-то не рассмеялась — побросала мои книжки на диван и принялась носиться по комнате наподобие раненой фурии… со шваброй… да еще и бурчать осмелилась, что я тут намусорил… И что с того? Работа у нее такая! Не нравится — свободна! Другую найду, кстати, не такую рыжую. А то от ее волос у меня глаза режет…

— И ты уволил свою уборщицу? — укоризненно спросил Юра.

— Ага. Впрочем, не припомню, кто из нас сделал первый шаг: я ее уволил, или она сама послала меня… Ну, Бог с ней! Позвоню в агентство, кого-нибудь пришлют…

— Я смотрю, ты немного ожил, — произнес Юрий с изрядным скепсисом. — С выпивкой, надеюсь, завязал… Или еще принять хочешь?

— Не искушай. Водки много не бывает, — назидательно произнес Виктор, но тут же снова схватился за голову. — Но не сейчас… У меня в голове какой-то дятел пытается раздолбать черепаху, наяривает, падла, ей по панцирю…

Юрий неторопливо прошелся по комнате, подобрал одну бутылку и вчитался в этикетку.

— Судя по бутылкам, — заметил он, — пил ты не только водку. Глядите-ка, коньяк! А там вон портвейн, там ликер, а еще вижу вермут, мартини… Ты как, по очереди все заглатывал или кормосмесь делал?

— По-всякому, — лаконично ответствовал терзаемый абстинентными муками продюсер.

— И что лучше?

— Русская водка. — Виктор с кряхтеньем потянулся за сигаретами. Пачка оказалась пуста, он злобно смял ее, бросил в стену.

В этот момент дверь открылась, и пачка угодила прямо в лоб вошедшему охраннику. Тот от неожиданности I дернулся и рефлекторно упал навзничь, инстинктивно прикрывая голову.

Виктор с Юрием громко расхохотались.

— Нет, ты видел? — сквозь смех причитал Виктор. — Орел! Ему бы в спецназе служить.

— А он тут прозябает, — добавлял Юрий.

Охранник смущенно поднялся и молча дождался, когда начальство отхохочется.

— Извини, брат, — сказал Виктор. — Бывает, я ж не нарочно… А вот кабы ты постучал, прежде чем войти, то не попал бы в такое дурацкое положение, — назидательно добавил он. — У меня, представляешь, голова трещит, смеяться больно, а ты скоморошничаешь. Ладно, чего хотел-то?

— Начальник службы безопасности приехал, — доложил тот. — Спрашивает, сможете ли вы его принять?

— Пусть заходит, — разрешил он. — Боеснаряды все равно закончились. А ты сгоняй-ка покамест за куревом.

— Тебе бы поесть, — озабоченно вставил Юра. — Кухарку, надеюсь, не уволил? Или тоже добрался? На чем там она у тебя летала — на черпаке?..

— Не помню, — пробормотал Виктор. Но на всякий случай ненадолго задумался.

В дверях появился Андрей, начальник охраны.

— О-о-о, — радостно воскликнул он, — оклемался, значит! Молодца! Мы уж волноваться начали — ты ж тут до белой горячки чуть не допился. Кстати, про повариху можешь забыть — она, боюсь, больше не вернется.

— И что я с ней сделал? — настороженно спросил Виктор. — Тоже уволил? А за что?

— Хуже. — Андрей довольно хихикнул. — Ты ее замуж звал. Предлагал руку и сердце, на колени передней рухнул и умолял срочно родить тебе наследника, Виктор застонал.

Юрий, представив, как его друг ползает на коленях перед толстухой-поварихой предпенсионного возраста, опять не смог удержаться от смеха. Вот это допился человек! И это Виктор, всегда спокойный, рассудительный, трезвый, можно сказать, руководитель…

— Но это еще не все, — продолжал все так же весело Андрей. — Она, как ты понимаешь, тебе отказала, и тогда ты забрался на подоконник и угрожал выброситься из окна…

— Врешь, — недоверчиво бросил Виктор.

— Она не выдержала и грохнулась в обморок.

— А я что? Спрыгнул?

— Спрыгнул. Но не на улицу, как собирался, а в комнату, — закончил Андрей.

— Ага. Понятно, я спасал даму своего сердца. Дальше?

— Дальше? Да вроде все, ничего особенного ты больше не вытворял, — неуверенно ответил начальник.

— Вот теперь ты точно врешь, — твердо заявил Виктор. — Ботинки мои почему на подоконнике?

Андрей нервно заерзал на стуле.

— Говори! — потребовал Виктор.

— Ну, ты когда сватался к… к даме сердца, она крестилась и молитвы от испуга начала читать. А горничная, которая пыталась тут навести порядок, в целях оказания первой помощи выплеснула на тебя ведро воды…

Виктор хмыкнул.

— Помогло мне?

— Да, — кивнул Андрей. — Ты снял ботинки, поставил на подоконник и изрек: «Пусть высохнут на солнышке», потом вытащил из брюк ремень и, размахивая им, стал гоняться за горничной и поварихой. В общем, ты обозвал их дармоедками и… ну, уволил, короче…

— Значит, я все еще по-прежнему холост? — уточнил Виктор.

— На этот раз пронесло, — утвердительно кивнул Андрей.

— А зачем ты тогда пришел?

— Не понял…

— Ты — начальник службы безопасности. Где тебя носило, когда мне угрожала опасность? Я тут, оказывается, из окна выбрасывался, а прислуга пыталась женить меня на себе!..

— Здесь я был, где же еще! — обиженно воскликнул Андрей. — И раз ты жив-здоров, значит, я хорошо справился со своими обязанностями. А сейчас явился от других бед охранять!

— Да уж, одна беда не приходит, — встрял Юрий. — Что нам теперь грозит?

— Да девица тут одна в дом рвалась, кричала, будто невеста, и если, мол, мы ее не впустим, хозяин будет сердиться.

— Опиши-ка ее!

— Э… блондинка… глаза такие, кукольные… ноги от ушей… Что еще?.. А, ну, грудь — во! Бедра — во!..

— Лика! — хором воскликнули одновременно Виктор и Юрий, причем последний едва заметно поморщился. Ему захотелось огреть Андрея по голове пепельницей.


Лика нашла его в офисе.

Оттолкнув секретаршу, она вихрем ворвалась в кабинет и хлопнула за собой дверью так, что замок защелкнулся. Секретарша пыталась подергать за ручку, но дверь так и не открылась.

— Привет, — сказала девушка. — Я — Лика. Помнишь?

— Помню.

Лика ничего больше не сказала — молча стала раздеваться. Она делала это быстро, словно боялась, что не успеет, что он ее остановит. Он не останавливал. И ни о чем не спрашивал, выжидал, как зверь перед прыжком. Мышцы напряглись, тело послушно пришло в состояние боевой готовности.

Лика застыла перед ним совершенно обнаженная, замерла. Он не шевелился, у него даже дыхание сбилось. Она шагнула к нему, коснулась пальцами его щек, еле-еле, словно прикосновение легких перышек. Одним движением Виктор смахнул со стола все, грубо завалил ее на столешницу, сам навалился сверху, вдавил всем телом в лакированную поверхность.

Он зажал ей рот рукой и после недолгой, но многозначительной паузы, в течение которой они смотрели друг на друга сумасшедшими глазами, впился в губы болезненным поцелуем. Лика дернулась, но он не позволил ей вырваться, прижал еще сильнее.

Сам он раздеваться не стал — и так сойдет, она первая нарвалась, глупая девочка… Пошутить хотела? В следующий раз будет думать сначала, прежде чем так шутить, шутить такими вещами.

Трепыхающееся девичье тело лишь сильнее разжигало желание. Кровь, пульсируя, стучала в висках, волнами разливалась по телу, обжигая, прогоняя прочь все мысли и все желания, оставляя одну только животную похоть. В Викторе толчками бушевало инстинктивное стремление утолить страсть самца. Нестерпимо захотелось овладеть ею со стремительностью, взять ее звериным натиском, причинить боль, подчинить, подавить волю… Она вскрикнула, на лице ее появился детский страх.

Поздно…

Раньше надо было думать, думать головой, а не одним местом, прежде чем перед мужиком заголяться, прежде чем прелестями своими перед ним трясти. Теперь пути назад нет. Она обязана была знать, на что шла.

Он сжал ее руки, завел за голову, вцепился в губы, терзая и впиваясь в них так, будто пытался утолить мучавшую его жажду, а потом ворвался в ее обмякшее, беспомощное тело яростно и грубо. Лика застонала, ей казалось, он распирает ее, разрывает внутренности и обливает горячей бешеной кровью. Виктор не замечал ее страданий, судорожными рывками проникал все глубже и глубже. Он зарычал от удовольствия, подхватил руками ягодицы, вжался в нее сильнее. Руки его ощупывали ее бедра и грудь, пальцы осатанело щипали соски, губы безотрывно всасывали ее язык и ее губы.

Тело Лики перестало принадлежать ей. Боль и наслаждение перемешались, она уже не могла отличить одно от другого, боялась, что он отпустит ее, желала сильнее ощутить это неведомое доселе чувство, когда боль, становясь почти нестерпимой, переходит вдруг в некое иное измерение, становится приятной и желанной… И в тот момент, когда казалось, что нет уже сильнее наслаждения, на нее внезапно обрушивалось ощущение во сто крат сильнее испытанного — и продолжало нарастать, продолжало и продолжало, до бесконечности. Она задыхалась, сил кричать не было.

Тело Лики двигалось само по себе, автоматически, независимо от ее воли. Она потеряла над ним всякий контроль, выгибалась и прижималась к Виктору, терлась о него, почти теряя сознание от нахлынувших чувств. А он расслабленно лежал на ней, тяжело дыша. Лика кожей чувствовала стук его сердца, выбивавшего равномерный ритм. Ее собственное сердце тоже стучало, оно словно старалось догнать его.

Отдышавшись, Лика попыталась встать, но Виктор вновь откинул ее, так же бесцеремонно, как и прежде, перевернул на живот и снова вошел в нее, навалившись сзади. Она закричала от боли, но он продолжал, не обращая внимания на ее крики. Кажется, ей осталось только умереть от таких мук, но… вот она уже опять всхлипывает от накатившей безжалостной волны истомы и раздирающей похоти. Похоть пульсировала внизу живота, выстреливала через все тело, завершалась где-то в горле и вырывалась сладостным несдержанным стоном. Ощущения оказались настолько острыми, что Лика не могла пошевелиться, а некая странная, невесть откуда появившаяся темнота, сгущаясь, накрывала ее и лишала последних сил.

Виктор отпустил ее, отстранился. Девушка была не в состоянии подняться. Виктор посмотрел на нее, истерзанную его страстью, легонько провел пальцами у нее между ног… она вздрогнула, судорога вновь пробежала по телу, срывая с губ новый полувздох-полустон…

…И тут он заметил кровь.

Ее кровь.

Он смутно припомнил, что испытал непонятное ощущение какой-то странной преграды в тот момент, когда проникал в нее. Но тут же вяло отмахнулся от такой догадки и принялся удивленно разглядывать девушку, будто впервые видя ее.

— Лика, — слабо позвал он.

Она слабо шевельнулась. Виктор рывком посадил ее и, ухватив пальцами за подбородок, заставил смотреть себе в глаза.

— Ты что? Девственница… была? — хрипло выдавил он.

Ее губы вздрогнули, но она не смогла ничего сказать — только кивнула.

— Дура! — рассердился он. — Одевайся!

— Почему ты злишься? — прошептала она. — Я люблю тебя!

Ее глаза наполнились слезами недоумения и обиды.

— Я не злюсь! Но ты поступила неразумно, — сказал он. — Зачем тебе это надо?

— Я сама хотела этого. — Она всхлипнула и тяжело потянулась за своими разбросанными вещами. — Я давно уже люблю тебя.

— Слушай, давай не будем зацикливаться! — злобно предложил он. — Собирайся, я отвезу тебя домой.

— Не хочу домой, — капризно протянула она.

— А чего хочешь?

— Хочу есть, — призналась Лика уже жеманно.

— Хорошо. Отвезу тебя в кафе, — подумав, согласился он.

— Куда? В какое кафе? Я в ресторан хочу! — Анжелика перешла к возмущению.

— В таком растрепанном виде, детка, тебя не пустят ни в один приличный ресторан. — Он улыбнулся.


Лика ворвалась в его жизнь, вломилась нагло и беспардонно — точно так же, как в офис.

Переспав с ним и отдав ему свою девственность, она потребовала взамен серьезных отношений. Виктор не спешил соглашаться. Но и не возражал. Ему не хотелось спорить и ссориться.

Она пыталась переселиться к нему, но он твердо ответил ей «нет», а после решительно пресекал все ее попытки разговаривать на эту тему.

По своему характеру Лика не похожа была ни на Вику, ни тем более на Нику. Она лишь внешне несколько походила на них. Вика страстно желала любви. Ника хотела замуж. Лика жаждала меньше их всех — ей нужны были его деньги. Она беспрестанно требовала подарков, походов в рестораны и ночные клубы, ей хотелось на светские тусовки, она красовалась перед знакомыми и незнакомыми людьми своими нарядами, демонстрировала журналистам близкие отношения с миллионером.

На втором месте после денег у нее значилась слава. Она жаждала стать знаменитой, с радостью разглядывала свои фото в газетах и журналах в рубриках «Светская хроника». Лика могла часами ходить по магазинам, скупая нужные и ненужные вещи. Ее шкафы ломились от нарядов, но ей было мало.

Виктор старался избегать скандалов. Наученный горьким опытом, он не хотел повторять историю с Никой. Наступать на грабли один раз еще можно (хотя лучше ни разу), но устраивать старую русскую забаву «бег по граблям» — нет, не стоит. Гений учится на чужих ошибках, умный — на своих, а дурак — тот ничему не учится. Потому что дурак. Поэтому, собственно, и дурак…

Быть гением — сложно, дураком — больно.

В отличие от взрывной и задорной глупышки Ники Лика оказалась хитрой до коварства. Она не привыкла получать отказ и желаемого добивалась любыми способами. Пусть не совсем честными и не всегда приличными, но всегда получала именно то, чего хотела.

Цель оправдывает средства, говорила она Виктору без малейшего стеснения…


— Витенька, дорогой, почему ты не отвечаешь на мои звонки? — Лика ворвалась к нему в кабинет посреди совещания.

Следом вбежали два охранника и остановились как вкопанные, не решаясь ничего предпринять против новой пассии хозяина у него на глазах, теперь они вопросительно уставились на Виктора. Все изумленно перевели взгляды с него на Лику и обратно, с любопытством ожидая интересной развязки.

— Анжелика, детка, ты забыла поздороваться, — ласково пожурил ее Виктор, но ласковость эта не сулила нахалке ничего хорошего. — Видишь, взрослые дяди делами заняты, иди поиграй пока в куклы.

Он жестом велел охранникам вывести ее. Те подхватили Лику под руки. Девушка завизжала, изворачивалась и брыкалась, стараясь вырваться.

— Как ты смеешь обращаться со мной так! — кричала она, пока охрана с максимальной деликатностью вытаскивала ее за дверь. — Ты дорого за это заплатишь!

Виктор обвел взглядом сотрудников, на лицах их читалась насмешка. Руководитель крупного продюсерского центра не может справиться с собственной любовницей…

— Продолжим? — сухо спросил он. — Или кто-то желает составить Анжеле компанию, поиграть вместе с ней в пупсики?

Улыбки исчезли. Когда он злится, с ним лучше не связываться. Виктор непредсказуем. Он может лишь накричать, а потом спокойно продолжать разговор, словно ничего не произошло, а может скупо бросить фразу «вы уволены», и после ничто уже не заставит его передумать. Никогда больше не станет он разговаривать с этим человеком, и охрана не подпустит к нему на пушечный выстрел. Наверное, эта непредсказуемость и помогала ему опережать своих конкурентов на два хода вперед. Или же он просто невероятный везунчик…

Правда, в последнее время удача изменила ему…

Быстро закончив совещание, Виктор отправился на поиски Лики — весь в глухой молчаливой ярости, которую от других он только что старался скрыть. Сопливая девчонка! Выставила его перед всеми на посмешище! Этого он так не оставит. Сейчас она получит хорошего пинка, и пусть катится на все четыре стороны!

Но сначала он выскажет ей все, что накипело в нем, выплеснет из себя всю ярость, которая распирала его, — еще чуть, и вырвется. Пострадают все, кто окажется рядом. Не дожидаясь, когда подойдет водитель, он сам сел за руль. Пусть тому будет хуже, должен на своем рабочем месте находиться, в служебном автомобиле, а не чаи гонять в буфете.

Виктор разогнался до предела. Внезапно он увидел, как идущая впереди машина вдруг завертелась волчком и неожиданно встала прямо поперек дороги. Раздался глухой скрежет ломающегося металла, черная маслянистая лужа поползла по шоссе… И тут же две другие машины столкнулись друг с другом на большой скорости, а третья, словно в замедленной съемке, не спеша перевернулась.

Или это ему показалось? Может, время изменило свой привычный бег?..

Виктор лихорадочно пытался отыскать хоть какой-нибудь просвет в дороге, какую-нибудь скользкую лазейку, сквозь которую можно было бы швырнуть машину. Но просвета не было, только груда искореженного металла, надвигающаяся на него с огромной скоростью. Тормозить было поздно. Виктор не ощутил страха, некогда ему было — он просто старался наскочить на другую машину не под прямым углом, а по касательной.

В последний момент на него снизошло ощущение невесомости. А потом что-то сдавило грудь, лицо, со всех сторон навалился скопом разбитый вдребезги мир. Виктор услышал мрачный гул, затем сзади его словно ударил гигантский кулак, и неожиданно все стихло.

Вокруг сомкнулся вязкий мрак.

Загрузка...