Этот день так вымотал меня, что я провалилась в сон, как только добралась до постели. И плевать, что на часах было только четыре вечера. Я спала глубоко и сладко, и на следующее утро проснулась отдохнувшей и полной сил. Осмотр подвала в родительском доме не стоило откладывать в долгий ящик и, приведя себя в порядок, я сразу позвонила Максу. Он, казалось, ожидал звонка, потому что ответил после первого же гудка и пообещал заехать через час.
Честно говоря, мне было стыдно за свое вчерашнее поведение. Я несколько раз незаслуженно нагрубила ему. Он не виноват, что мне было так плохо. Не виноват он ни в смерти девушки, ни в моем обмороке. Он не бросил меня у Тома, хотя тот явно был недоволен его присутствием. И, в конце концов, отвез меня домой, хотя мог спокойно поручить заботам таксиста.
К счастью, когда Макс приехал, ни взглядом, ни словом не напомнил мне о вчерашнем дне. Я тоже решила эту тему не поднимать, поэтому мне не пришлось ни краснеть, ни извиняться.
В его поведении ничего не изменилось, и я прекратила самобичевание, легко обо всем забыв.
Машину мы оставили на соседней улице и до дома добрались уже пешком.
— Хороший район, — одобрительно сказал Макс, оглядевшись, — если не ошибаюсь, здесь живут профессоры всех мастей — преподаватели и ученые.
— Где бы еще могли жить мои родители? — недоуменно спросила я.
— Да, и правда, — Макс задумчиво на меня посмотрел, — почему ты говоришь об этом доме так, будто никогда не жила в нем сама?
Это он не в бровь, а в глаз. Я уже давно не ассоциировала себя с этим домом, логично, что я старалась отгородиться от него и в мыслях и в словах. Счастливых дней, проведенных в нем, уже не вернуть. Теплые воспоминания убивало мамино равнодушие, а мне очень хотелось их сохранить. И проще всего это оказалось сделать, не называя больше своим дом, в котором выросла. Но, думаю, Максу незачем так глубоко погружаться в мой внутренний мир, поэтому я просто пожала плечами.
— Не знаю, — сказала небрежным тоном. Макс не поверил, но расспрашивать дальше не стал.
Мне не хотелось попасться кому-то на глаза, поэтому к дому мы подошли с черного хода. Макс скептически смотрел на то, как рисую отпирающий символ.
— Почему мы заходим отсюда? — спросил он.
— Не хочу, чтобы нас кто-нибудь увидел.
— Ваши соседи имеют привычку подглядывать? — удивился он.
Да, трудно представить себе степенного профессора, который в перерыве между научными изысканиями подглядывал бы в окно за соседями, но рисковать все равно не хотелось.
— Нет, но могут заметить случайно и тогда обязательно расскажут маме.
Черным ходом мы почти не пользовались, и символ я вспомнила только со второго раза. Но уже через пару минут мы вошли в дом и закрыли за собой дверь.
Я, не задерживаясь, повела Макса по коридору к подвалу. Мы спустились вниз и, уже на последней ступеньке, я остановилась, пропуская Макса вперед. Он сделал несколько шагов и, остановившись, присвистнул. Ну да, подвал немаленький и, чтобы что-то здесь найти, времени нужно много.
— Что именно мы ищем? — спросила, проходя вперед и, сделав приглашающий жест.
— Пока не знаю, — покачал головой Макс, — узнаем, когда найдем.
— Откуда начнем? — спросила, осматриваясь и пытаясь понять, с какого угла в этом упорядоченном хаосе начинать поиски непонятно чего.
— Куда именно твоя мама убрала те фотографии?
— Не знаю, я ушла раньше.
— Хорошо, а где они лежали?
— Здесь, — я указала на старый письменный стол у противоположной стены.
— Оттуда я и начну, а ты начинай с дальнего угла. Найдешь что-то необычное, говори мне, — сказал он и решительно направился к столу.
Я пожала плечами и пошла в дальний от входа угол. Там не оказалось ничего интересного, старые книги, убранные сюда из домашней библиотеки. В основном художественная литература, вытесненная научными трудами.
Вспомнив, что не так давно в одной из книг в своей комнате, среди страниц, я нашла записи с описаниями видений, еще со школьных времен, я решила пролистать каждую книгу.
Записи я делала потому, что некоторые видения мне просто стыдно было описывать родителям, и я подумала, что если переносить их на бумагу, это будет иметь такой же эффект, как если бы я кому-то рассказала. Эффекта это не возымело, призраки не желали, чтобы их смерть была просто описана на бумаге, они хотели, чтобы я об этом говорила. Еще несколько раз я все же делала записи из чистого упрямства, но о каждом из них мне все-таки пришлось рассказать вслух.
Больше я не пыталась обмануть свой дар, а записи сохранились по чистой случайности — я просто о них забыла.
Вряд ли, конечно, в старых романах и детективах обнаружится что-то важное, но проверить стоило. Интересно, зачем мама их оставила? Может, собиралась отнести в библиотеку? Но в таком случае, стоило разобрать их, хотя бы сложить в аккуратные стопки. Однако угол этот находился в таком же беспорядке, как и в тот день, когда мама якобы убиралась здесь. Я перестала перебирать страницы и замерла. Потом внимательно осмотрела все полки и несколько столов, коробки в углах и сказала вслух:
— Здесь ничего не изменилось.
— Что? — не понял Макс.
— В тот день, когда я нашла фото, мама убиралась в подвале, хотела выкинуть ненужный хлам, но подвал сейчас выглядит точно так же, здесь ничего не изменилось, — я еще раз внимательно посмотрела вокруг, — ну, разве что кое-какие коробки стоят не на своих местах. Она не убиралась здесь.
— Она что-то искала, — подхватил Макс.
— Интересно только, что. И нашла ли?
— Может, это и не имеет отношение к делу, — спокойно сказал Макс, возвращаясь к разбору бумаг на столе, — мало ли что она могла здесь искать. Насколько я понимаю, в этом подвале пылится память не одного поколения вашей семьи?
— И даже не двух. Но если она не стала говорить, что что-то ищет, значит, точно что-то скрывает, — уверенно сказала я.
Макс ничего не ответил. Я уже хотела вернуться к книгам, но тут заметила в другом углу ширму, самую обычную раздвижную ширму. Она была до того старая, что ткань уже выцвела и, покрытая пылью, сливалась с серыми стенами помещения. К слову, она была раздвинута. Мне стало интересно и, сложив ее, я обнаружила за ней небольшой шкаф. Такой же старинный, как и все остальные вещи здесь.
Не раздумывая, открыла дверцы и принялась осматривать его внутренности. Это оказалось что-то вроде секретера, много полок и ящичков, в каждом из которых что-то лежало. И я стала внимательно просматривать содержимое этой рухляди.
В какой-то момент меня прервал голос Макса:
— Марисана?
— Что? — не поняла я.
— Тебя зовут Марисана? — повторил он, сделав ударение на первую часть имени.
— А что тебя удивляет? — с вызовом спросила я, и даже отвлеклась от своего занятия. В руках Макс держал старую школьную тетрадь, похоже, именно в ней он прочел мое имя.
— Ничего, — он пожал плечами, улыбаясь, — я думал, Сана — это полное имя.
Я понимала, о чем он — именем Марисана детей не называли уже пару сотен лет, если не больше.
— Как видишь, нет, — успокоившись, я отвернулась обратно к секретеру, — моя мама большая поклонница Марисаны Эдберт.
— Марисаны Эдберт? Основательницы Академии госслужбы?
Примечательная во всех отношениях личность. Двести восемьдесят лет назад совершила настоящий переворот. Женщины в те времена были сильно ограничены в проявлении своего "я". Но Марисана была сильной женщиной и очень хотела, чтобы с ее мнением считались. Она через многое прошла и, в конце концов, доказала всем чего стоит, основав ту самую Академию, в филиале которой и работали мои родители. Женщины всего мира брали с нее пример. И вскоре представительницы прекрасного пола появились в тех профессиях, куда ранее вход им был заказан. Мама восхищалась этой женщиной и, конечно, назвала меня в ее честь.
Только мне это имя никогда не нравилось, слишком уж оно отдавало стариной. И представляться полным именем я тоже не любила.
— Теперь понимаешь, почему я предпочитаю сокращенный вариант имени?
— В некотором роде.
Пока мы говорили, я все-таки нашла то, с чего все это началось. Старые фотоальбомы мама убрала в один из ящиков в этом секретере. Быстро свернув тему своего имени, я просто сказала:
— Нашла.
Я разложила альбомы на откидной столешнице и Макс, подойдя, начал внимательно их просматривать. Не все альбомы были времен студенчества, многие фото были сделаны не раньше пятнадцати-восемнадцати лет назад, то есть когда у родителей уже была я. Макс задумчиво листал страницы, разглядывал лица на фото, а я смотрела на него.
— Почему у тебя такое выражение лица, будто ты знаешь, кто изображен на этих фото? — я не выдержала молчания.
— Я не знаю, — ответил Макс после небольшой паузы, — хотя вот этого человека должна знать и ты, — он указал на фото, где папа и мужчина в строгом костюме пожимают руки на каком-то приеме. Вокруг были так же строго одетые люди, накрытые столы, на заднем фоне виднелась небольшая сцена.
Я вгляделась в лицо мужчины, а Макс подсказал:
— Он нередко мелькает в газетах.
— Я не читаю газет, но ты прав, лицо кажется знакомым. Кто это?
— Это кронпринц Себастиан, — сказал он, будто не увидел ничего необычного.
Как историк я, конечно, знала, как выглядят правители и всевозможные министры, кроме, пожалуй, младшего принца, которого вообще мало кто знает в лицо. Но после всех событий, произошедших в моей жизни, мой мозг видимо решил, что внешность правящей семьи не то, что нужно помнить всегда и образы благополучно размылись в памяти.
Но буквально на прошлой неделе мне на глаза случайно попалась статья в каком-то еженедельном издании. В ней писалось об открытии какого-то безумно важного предприятия, и на развороте крупным планом была напечатана фотография старшего сына короля Стефана.
Я внимательно присмотрелась, все еще не веря. Да, это был он, кронпринц Себастиан. И тут до меня дошла вся абсурдность ситуации. Что, черт возьми, происходит вокруг? В той ли, вообще, реальности я живу?
— Откуда мой отец знал кронпринца? — у меня, наконец-то появился дар речи, — он, конечно, был не последним человеком в Ингфоле, и вот, все что ты там до этого говорил, но это, — я кивнула на фото, — уже перебор.
— Если мне не изменяет память, — спокойно продолжил Макс, рассматривая злополучное фото, — это было лет восемь-девять назад. На юбилее у мэра Ингфола.
— Что? — я не поверила своим ушам.
— В отличие от тебя, я интересуюсь новостями, — перевел он на меня взгляд.
— Я не об этом, откуда ты знаешь, что это был юбилей мэра? Это мог быть любой другой праздник.
— Принц Себастиан не так часто посещает Ингфол. В основном он приезжает сюда на юбилеи крупных чиновников и свадьбы их детей. Насколько мне известно, последние несколько лет на мероприятиях подобного рода кронпринц не присутствовал.
Я была ошарашена тем, что сейчас слышала.
— И все это ты узнал из газет? — недоверчиво спросила я.
— Ну, в основном.
Он замешкался лишь на секунду, но я успела заметить это замешательство. Правда, не успела ничего сказать по этому поводу, он меня опередил, задав неожиданный вопрос:
— Сколько сейчас мэру лет?
Я растерялась и, пожав плечами, ответила:
— Не знаю, что-то около пятидесяти, наверное.
— Вот, — кивнул он, — значит, лет восемь-девять назад ему было сорок, а это юбилей, так что дата вполне подходит.
Пока мы говорили, Макс исследовал остальные ящики и полочки секретера. И, открыв одно из отделений, достал небольшую стопку исписанных листов. На них были какие-то подписанные схемы, странные рисунки. Некоторые листы были полностью исписаны.
— Что это? — я стала вглядываться в записи, и тут неожиданно наверху что-то прогремело.
Мы одновременно посмотрели на выход из подвала, и я выругалась:
— Черт! Неужели мама вернулась? Будь здесь, я пойду, проверю, — сказала я Максу, и поспешила наверх.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, я тихо прошла по коридору до входной двери. Мама не должна была вернуться, я точно знала, что по четвергам у нее больше лекций, чем в другие дни, и расписание не менялось уже много лет. Если это она, я, конечно, найду, что сказать, но попадаться все равно не хотелось. Ей, наверняка, покажется странным мой визит в ее отсутствие. Я не делала так ни разу за два года. Так что, для начала, я осторожно выглянула в прихожую из-за угла. Но в прихожей никого не было. Не было ни маминой обуви, ни плаща, и я медленно прошла в сторону лестницы наверх, прислушалась. Потом заглянула в кухню, в гостиную и кабинет. Никого. Странно, я отчетливо слышала шум, очень похожий на звук закрывшейся двери. Но в доме было пусто.
Задумчиво вернулась в подвал, где Макс все еще стоял у старого секретера.
— Что там? — спросил он.
— Ничего, — пожала я плечами.
— Тогда уходим, — сказал Макс, складывая все обратно и закрывая дверцы.
Я непонимающе на него посмотрела.
— Но ведь мы ничего не нашли?
— Ну, кое-что мы все-таки узнали, — он показал фото, где отец и наследный принц пожимали руки, — кроме того, я обещал выяснить что-нибудь о том парне, тело которого вы нашли в парке.
Откровенно говоря, мне и самой не хотелось больше находиться здесь. Того, что я узнала мне пока хватит с лихвой. Переварить бы еще эту информацию. И я легко согласилась покинуть дом.
Но когда мы уже сели в машину, я кое-что вспомнила.
— Что это были за бумаги?
Макс нахмурился, будто не понял, о чем речь.
— Когда я уходила наверх, у тебя в руках были бумаги, — напомнила я.
— Ничего интересного, какие-то задачи и их решения, похоже на университетские записи.
Он сказал это небрежным тоном, но мне опять показалось, что он что-то недоговаривает. Только уличить в этом я его не могла, все, что он говорил, казалось логичным, а мои собственные ощущения могли быть и обманчивыми. Поэтому я в очередной раз отмахнулась от своих подозрений и, расслабившись, откинулась на спинку сиденья.
— Куда тебя отвезти? — выдернул меня из раздумий голос Макса.
Немного подумав, я ответила:
— Отвези меня в "Рока".
Он удивился:
— У тебя же сегодня выходной?
— Может, я выпить хочу? — я с вызовом посмотрела на него.
Он спокойно встретил мой взгляд и сказал:
— Ты не похожа на человека, который запивает свои проблемы алкоголем.
— На мой взгляд, ты слишком много знаешь, — не удержалась я.
Он неожиданно улыбнулся и с непередаваемым выражением лица, тоном человека, уверенного в своей неотразимости, сказал:
— Просто я очень проницательный.
Я только покачала головой и устало махнула рукой, не желая продолжать этот разговор.
— В "Рока" всегда спокойно, а это, что мне сейчас необходимо, — все же пояснила я.
— Как скажешь, — легко согласился Макс и завел мотор.