Прошел месяц с нашего переезда в Сосновск. Месяц, в течение которого я каждое утро встаю в половине седьмого, завариваю кофе и смотрю на спокойную улицу за окном, пытаясь убедить себя, что это нормально. Что так и должна выглядеть новая жизнь — тихо, предсказуемо, безопасно. Но что-то внутри меня протестует против этого спокойствия. Слишком долго я жила в напряжении, чтобы просто поверить, что опасность миновала.
Сегодня пятница, и я как обычно иду в продуктовый магазин на соседней улице. Беру корзинку, медленно брожу между рядами, выбираю продукты на выходные. Обычные дела обычной женщины. Елены Соколовой, художницы-фрилансера, опекуна племянницы Марии. Я уже почти привыкла откликаться на это имя, почти перестала вздрагивать, когда меня так называют.
Но сегодня что-то не так. Чувствую это каждой клеточкой тела.
У входа в магазин стоит мужчина в темной куртке. Лет сорока, среднего роста, ничем не примечательный. Он делает вид, что разговаривает по телефону, но я замечаю, как его взгляд следует за мной. Когда я подхожу к кассе, он входит в магазин. Когда расплачиваюсь — встает в очередь за мной.
Может быть, паранойя. Месяц жизни под чужим именем, постоянные опасения… все это не проходит бесследно. Но инстинкты, обостренные страхом, редко ошибаются.
Выхожу из магазина и иду домой привычным маршрутом. Оглядываюсь через плечо — мужчина идет в том же направлении, метрах в пятидесяти позади. Поворачиваю за угол, ускоряю шаг. Он тоже поворачивает.
Сердце начинает биться чаще. Неужели нас нашли? Так быстро? Но как?
Резко захожу в аптеку, делаю вид, что изучаю витрину. Через стекло вижу, как мужчина останавливается у автобусной остановки напротив, достает сигареты. Он ждет. Ждет меня.
Покупаю первое попавшееся лекарство от головной боли и выхожу через черный ход. Обхожу квартал кружным путем, постоянно оглядываясь. Мужчины нигде не видно.
Домой прихожу только через час, дрожащими руками открываю замок. Катя сидит за столом, делает домашнее задание по истории.
— Тетя Лена, ты как-то странно выглядишь, — говорит она, поднимая глаза от учебника. — Что-то случилось?
Не хочу ее пугать. За этот месяц она наконец начала возвращаться к жизни. Стала больше говорить, иногда даже улыбается. Нашла подругу в школе — Свету, которая живет в соседнем подъезде. Впервые за долгое время в ее глазах появился интерес к чему-то, кроме боли.
— Все нормально, — отвечаю я, стараясь говорить спокойно. — Просто устала.
Но уже вечером не выдерживаю и звоню Наталье Викторовне.
— Елена Павловна? — голос куратора звучит удивленно. — Что-то случилось?
— Возможно, — говорю я. — Сегодня за мной следили. Мужчина в темной куртке. Видел меня в магазине, потом шел за мной по улице.
На том конце линии тишина.
— Вы уверены? — спрашивает наконец Наталья Викторовна.
— Достаточно уверена, чтобы беспокоиться.
— Хорошо. Завтра утром к вам приедет техническая группа, проверят квартиру и окрестности. А пока старайтесь не выходить без необходимости.
Кладу трубку и понимаю, что руки дрожат. Неужели все начинается заново? Бегство, страх, неизвестность?
Катя выходит из своей комнаты в пижаме, готовая ко сну.
— Тетя Лена, — говорит она тихо, — если что-то случится, мы снова будем бежать?
Смотрю на нее и вижу в глазах тот же страх, что чувствую сама. Шестнадцатилетняя девочка, которая за последние месяцы пережила больше, чем многие взрослые за всю жизнь.
— Не знаю, — отвечаю честно. — Но если придется, мы справимся. Мы уже справлялись.
Она кивает и подходит ко мне, обнимает. Я чувствую, как она дрожит.
— Я боюсь, — шепчет она мне в плечо.
— Я тоже, — признаюсь я. — Но мы сильнее своего страха.
На следующее утро, ровно в девять, в дверь звонят. Открываю и вижу двух мужчин в рабочей форме с чемоданчиками оборудования.
— Техническая проверка, — говорит один из них, показывая удостоверение. — Пригласили через Наталью Викторовну.
Следующие два часа они методично обследуют квартиру и прилегающую территорию. Проверяют окна, балкон, подъезд. Используют какие-то приборы, сканируют стены, мебель.
Катя уходит в школу, а я сижу на кухне и пью уже третью чашку кофе, наблюдая за их работой.
— Ничего подозрительного, — сообщает старший из них, когда проверка завершена. — Никаких жучков, никаких следов вскрытия замков. Территория вокруг дома тоже чистая.
— А слежка? — спрашиваю я.
— Мы патрулировали район всю ночь, — отвечает он. — Никого подозрительного не видели. Возможно, вы ошиблись.
После их ухода я остаюсь одна с мыслями. Может быть, они правы. Может быть, я действительно ошиблась. Паранойя — частое следствие стресса и травмы. Месяц постоянного напряжения не прошел даром.
Но внутренний голос продолжает твердить: что-то не так.
Сажусь за компьютер, пытаюсь работать. Сегодня нужно закончить иллюстрации к детской книжке про путешествие маленькой принцессы. Ирония судьбы — я, потерявшая свое королевство, рисую про принцессу, которая ищет новый дом.
За работой время летит незаметно. Когда поднимаю глаза от планшета, на часах уже три дня. Катя скоро вернется из школы. Нужно что-то приготовить на обед.
Подхожу к окну, чтобы посмотреть на погоду, и замираю.
Тот же мужчина в темной куртке стоит у подъезда напротив. Делает вид, что ждет автобус, но автобусной остановки там нет. И он смотрит прямо на наши окна.
Сердце проваливается в пятки. Значит, я не ошиблась. За нами действительно следят.
Хватаю телефон, быстро набираю номер Натальи Викторовны.
— Они вернулись, — говорю я, не дожидаясь приветствия. — Тот же мужчина стоит напротив дома.
— Сейчас, — коротко отвечает она. — Не отходите от окна, наблюдайте.
Через десять минут к дому подъезжает темная машина. Из нее выходят двое в штатском, направляются к мужчине. Тот, заметив их, резко поворачивается и быстро уходит.
Один из оперативников бежит за ним, второй поднимается в наш подъезд.
Звонок в дверь.
— Лейтенант Морозов, — представляется молодой мужчина в кожаной куртке. — Можно войти?
Пропускаю его, завариваю чай. Руки все еще дрожат.
— Человека задержали, — сообщает он. — Сейчас выясняем, кто он и что здесь делал.
— И что дальше? — спрашиваю я.
— Дальше ждем результатов проверки. Если это просто любопытный сосед — извинимся и отпустим. Если что-то серьезное — примем меры.
Катя возвращается из школы, когда оперативник еще сидит на нашей кухне. Она сразу понимает, что происходит что-то важное.
— Опять проблемы? — спрашивает она, снимая рюкзак.
— Возможно, — отвечаю я. — Пока разбираемся.
Она кивает и проходит к себе в комнату. Я слышу, как она тихо разговаривает по телефону — наверное, отменяет встречу со Светой.
Через час лейтенант Морозов получает звонок. Коротко отвечает "да", "понятно", "хорошо", потом кладет трубку.
— Ложная тревога, — говорит он. — Человек оказался частным детективом. Его наняла жена проследить за мужем, который якобы изменяет. Ваш дом попал в зону наблюдения случайно — он следил за соседкой из дома напротив.
Я чувствую, как напряжение медленно отпускает.
— Значит, мы в безопасности?
— Пока да, — кивает он. — Но вы правильно сделали, что сообщили. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
После его ухода я сижу на кухне и пытаюсь успокоиться. Ложная тревога. Обычный детектив, обычная семейная драма. Никто нас не ищет, никто не угрожает.
Но почему тогда чувство тревоги не проходит?
Вечером, когда Катя делает уроки, я решаю привести в порядок ее вещи. За месяц она успела разбросать одежду по всему шкафу, и пора навести порядок.
Складываю футболки, вешаю брюки, раскладываю нижнее белье по полкам. И вдруг в кармане старых джинсов нащупываю что-то твердое.
Достаю небольшой свернутый листок бумаги. Разворачиваю и вижу непонятный набор цифр и букв, записанный Катиным почерком:
"47 15'N 39 42'E — КТ-117-МВ"
Координаты. И какой-то код.
Сердце начинает биться чаще. Откуда у Кати координаты? И что означает этот код?
Иду к ней в комнату с запиской в руках.
— Катя, что это? — спрашиваю я, показывая бумажку.
Она поднимает глаза от учебника, видит записку и бледнеет.
— Где ты это нашла? — шепчет она.
— В кармане твоих джинсов. Катя, что это значит?
Она долго молчит, потом закрывает учебник и смотрит на меня.
— Это от папы, — говорит она тихо. — Он дал мне эту записку в последний раз, когда приезжал в детский дом. Сказал, что если с ним что-то случится, я должна запомнить эти цифры.
Координаты от Максима. Он предвидел опасность и оставил дочери какую-то подсказку.
— Ты знаешь, что это означает? — спрашиваю я.
— Координаты места, — отвечает она. — А код... код он научил меня еще в детстве. Это наш секретный способ общения.
— И что означает КТ-117-МВ?
Катя закрывает глаза, видно, что она переводит код в уме.
— "Катя, тайник, первый этаж, семнадцатый кирпич, Максим верит", — говорит она наконец.
Я смотрю на нее в изумлении. Максим оставил для дочери тайник. В случае своей смерти или исчезновения.
— Катя, — говорю я осторожно, — а эти координаты... ты знаешь, где это?
Она кивает.
— Это старая дача дедушки и бабушки. Родителей папы. Там, где он проводил лето в детстве.
Дача родителей Максима. Я была там несколько раз, но не запомнила точное местоположение. А у Максима, оказывается, был там тайник.
— Что мы будем делать? — спрашивает Катя, и в ее глазах впервые за долгое время я вижу живой интерес. Надежду.
Я смотрю на записку, на координаты, на эту девочку, которая может быть знает что-то важное о своем отце. И понимаю, что наша тихая жизнь в Сосновске может скоро закончиться.
— Пока ничего, — говорю я. — Нужно все хорошо обдумать.
Но в глубине души я уже знаю: рано или поздно мы поедем по этим координатам. Потому что это может быть единственный способ узнать правду о том, что случилось с Максимом. Жив он или мертв. И что он хотел нам передать.
Этой ночью я долго не могу уснуть. В голове крутятся мысли о записке, о тайнике, о том, что может нас там ждать. А за окном тихо шумит ветер, и мне кажется, что он нашептывает предупреждение: покой закончился, впереди новые испытания.