Предатель. Секреты прошлого

Глава 27

Солнце пробивается сквозь щели между плотными шторами. Я сижу на краю дивана, обхватив колени руками. Глаза распухли от слез — я проплакала полночи, пытаясь осознать реальность. Максим жив. Мой муж, которого я считала погибшим, которого оплакивала, жив. Сидит напротив меня, осунувшийся, седой, с глубокими морщинами, прорезавшими некогда гладкое лицо. Чужой и в то же время мучительно знакомый.

— Я должен тебе кое-что показать, — говорит он хриплым голосом.

Я смотрю на его руки — они дрожат, когда он открывает ноутбук. Раньше эти руки были твердыми, уверенными. Руки человека, который всегда знал, чего хочет. Теперь на костяшках шрамы, а пальцы выглядят тоньше, словно вся его сила утекла за эти месяцы.

— Это мой главный козырь, — продолжает Максим, запуская видеофайл. — То, ради чего я рисковал всем. Ради чего... потерял тебя.

На экране появляется кабинет, роскошный, с панорамными окнами. За массивным столом сидит мужчина средних лет с властным лицом и холодным взглядом. Я узнаю его моментально — Виктор Крылов, заместитель министра, частый гость телепередач.

— Ты записал его? — выдыхаю я, не отрывая взгляда от экрана.

— Три разных встречи, — кивает Максим. — На каждой из них он раскрывался всё больше. Вот, смотри.

Видео продолжается, и я слышу их разговор — спокойный, деловой, о миллионах отмытых денег, о потоках наркотиков, о подкупленных полицейских и судьях. Крылов говорит об этом так обыденно, словно обсуждает прогноз погоды или курс валют.

— Господи, — шепчу я, закрывая рот рукой. — Он же... он фактически признается во всем.

— В этом и был план, — Максим потирает левое плечо, где, я знаю, у него шрам от пули. — Я должен был войти в доверие, стать своим, получить неопровержимые доказательства. Только так можно было добраться до верхушки.

Видео сменяется другим — теперь это какой-то ресторан, приглушенный свет, Крылов расслаблен, пьет виски.

"Максим, ты понимаешь, что теперь пути назад нет? — говорит он на записи. — Твоя жизнь, твоя семья — всё это в прошлом. Ты один из нас".

"Я понимаю", — отвечает голос Максима из-за кадра.

"Хорошо, что ты избавился от своей жены, — смеется Крылов. — Эта праведница только мешала бы".

Я вздрагиваю, чувствуя, как внутри что-то обрывается. Избавился от жены? Это про меня?

— Что он имеет в виду? — мой голос звучит чужим, надломленным.

Максим останавливает видео, закрывает глаза.

— Алиса, то, что я тебе сейчас скажу... это самое сложное. Я... — он запинается, и я вижу, как желваки играют на его скулах. — Я был частью большой операции. Всё с самого начала. Моя работа в той фирме, знакомства, продвижение по службе — всё было создано искусственно спецслужбами, чтобы внедрить меня в окружение Крылова.

Комната начинает кружиться перед глазами. Я хватаюсь за подлокотник, чтобы не упасть.

— То есть... наша встреча? Наш брак? Всё это было...

— Нет! — он резко подается вперед, его глаза полны боли. — Нет, Алиса. Наша встреча была случайностью. Я полюбил тебя по-настоящему, клянусь всем, что у меня осталось. Но... — он замолкает, и я вижу, как ему трудно продолжить.

— Но что? — требую я, чувствуя, как внутри нарастает волна гнева. — Договаривай, Максим!

— Но когда операция перешла в активную фазу, мне пришлось... создать ситуацию, которая доказала бы Крылову мою лояльность. Доказала, что я готов отказаться от всего.

— И эта ситуация — твоя измена со мной на глазах у всех? — мой голос дрожит. — Ты предал меня по приказу?

— Нет! — он вскакивает, лицо искажено мукой. — Не так всё было! Я должен был инсценировать разрыв, да. Но я думал, что смогу объяснить тебе потом, что ты поймешь...

— А Ульяна? — я смотрю на него в упор. — Она тоже часть операции?

Максим опускает глаза, и это всё, что мне нужно знать.

— Господи, — я поднимаюсь, меня трясет. — Ты спал с ней по заданию? Это что, входило в инструктаж?

— Алиса...

— Отвечай мне! — я почти кричу, чувствуя, как слезы текут по щекам.

— Да, — его голос едва слышен. — Ульяна — офицер внедрения. Её направили, чтобы... обеспечить мне надежное прикрытие.

Я смеюсь — горько, истерично. Всё это время, пока я страдала, думая, что муж предал меня ради молодой любовницы, это был просто спектакль. Хорошо срежиссированный, профессионально разыгранный спектакль, где я была единственным зрителем, не знающим сценария.

— И что теперь? — я вытираю слезы тыльной стороной ладони. — Ты показал свой "козырь", и что? Я должна простить тебя? Понять? Восхититься твоей храбростью?

— Я просто хочу, чтобы ты знала правду, — он садится обратно, плечи поникли. — Всю правду, какой бы горькой она ни была. Я предал тебя, да. Не так, как ты думала, но предал. Выбрал операцию вместо нашего счастья. И каждый день, каждую минуту я жалел об этом.

Дверь в комнату приоткрывается, и я вижу Катю — она стоит на пороге, глаза красные от слез.

— Папа, — говорит она тихо, — можно войти?

Максим резко выпрямляется, его лицо моментально меняется, становится мягче.

— Конечно, солнышко.

Катя проскальзывает в комнату, садится рядом с ним на диван. Я вижу, как она прижимается к отцу, ища защиты и тепла. Шестнадцатилетняя девочка, которая столько лет росла без него, а теперь цепляется за каждую минуту рядом.

— Вы кричали, — говорит она, переводя взгляд с меня на Максима. — Я всё слышала про операцию.

— Прости, малышка, — Максим гладит её по голове. — Взрослые иногда не могут говорить спокойно.

В этот момент в комнату входит Ульяна. Она выглядит не так, как я помню — волосы короче, в глазах усталость. Ничего не осталось от той самоуверенной красотки, которую я застала с Максимом в нашем доме.

— Простите, что прерываю, — говорит она, и я замечаю, что её голос изменился — стал ниже, жестче. — Но у нас мало времени. Мне нужно поговорить с тобой, Алиса. Наедине.

Я киваю, хотя внутри всё сжимается от мысли о разговоре с женщиной, которая была с моим мужем. Даже если "по заданию", она всё равно была с ним, когда я страдала в одиночестве.

Мы выходим на маленькую веранду. Утренний свет заливает деревянный настил, воздух пахнет сосной и чем-то сладким — наверное, цветы на соседнем участке.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь, — начинает Ульяна без предисловий. — И имеешь полное право. Но я хочу, чтобы ты знала: между мной и Максимом ничего не было.

Я смотрю на неё с недоверием:

— Что значит "ничего не было"? Я видела вас...

— Ты видела хорошо поставленный спектакль, — она достает сигарету, но не закуривает, просто вертит в пальцах. — Максим никогда не изменял тебе физически. Никогда. Мы изображали пару для всех, включая Крылова. Но между нами не было ничего интимного.

— Почему я должна тебе верить?

Она горько усмехается:

— Не должна. Но это правда. Максим любит тебя так сильно, что это даже мешало операции. Он отказывался пересекать эту черту, говорил, что предательство должно иметь границы.

Я опираюсь о перила веранды, чувствуя слабость в ногах. Если она говорит правду...

— А ты? — спрашиваю я, глядя на её профиль. — Ты что чувствуешь к нему?

Ульяна наконец закуривает, глубоко затягивается:

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет.

Она выдыхает дым, смотрит куда-то в пространство:

— Я профессионал, Алиса. Это моя работа — быть кем угодно, чувствовать что угодно, если того требует задание, — она делает паузу. — Но да, я привязалась к нему. Трудно не привязаться к человеку, который жертвует всем ради того, во что верит.

Я чувствую укол ревности, но уже не такой острый, как раньше.

— И что теперь? — спрашиваю я. — Какой план?

— План такой, — Ульяна поворачивается ко мне. — Я должна стать "наживкой". Крылов доверяет мне, я вхожа в его ближний круг. Я назначу встречу, на которой он будет задержан со всеми уликами.

— Это опасно?

— Очень, — она кивает. — Он не из тех, кто сдается без боя. Но у меня есть подготовка.

— А почему ты? Почему не Максим?

— Потому что у Максима есть вы, — она тушит недокуренную сигарету о перила. — Катя и ты. А у меня никого. Так что выбор очевиден.

Я смотрю на эту женщину, которую так долго считала разлучницей, и вижу что-то новое в её глазах — решимость, смешанную с какой-то тихой обреченностью.

— Ты не обязана это делать, — говорю я тихо.

— Обязана, — она улыбается краешком губ. — Это моя работа. И потом... я должна хоть что-то исправить, разве нет?

Мы возвращаемся в комнату, где Максим показывает Кате что-то на карте. Они так похожи в этот момент — одинаковый наклон головы, сосредоточенный взгляд. Отец и дочь, нашедшие друг друга после стольких лет разлуки.

— Я согласна, — говорит Ульяна, и они оба поднимают головы. — Я буду приманкой.

— Нет, — резко отвечает Максим. — Слишком опасно. Мы найдем другой способ.

— Другого способа нет, и ты это знаешь, — она скрещивает руки на груди. — Крылов доверяет мне. Он не заподозрит ловушку.

— Крылов никому не доверяет, — Максим встает. — Это самоубийство.

— А что ты предлагаешь? — спрашивает Ульяна. — Продолжать прятаться? Жить в страхе до конца дней? А как же Катя? Как же Алиса? Они заслуживают нормальной жизни.

Я наблюдаю за их спором, и меня поражает мысль: эти двое знают друг друга лучше, чем я знаю Максима сейчас. Они работали вместе, рисковали жизнями, держали друг друга на плаву в этом кошмаре. Я осталась на другом берегу, и теперь между нами пропасть из лжи, недомолвок и боли.

— Я согласна с Ульяной, — говорю я, удивляя саму себя. — Нам нужно закончить это раз и навсегда.

Максим смотрит на меня с удивлением:

— Алиса, ты не понимаешь, на что она идет. Крылов — монстр. Если он что-то заподозрит...

— Я всё понимаю, — перебиваю его. — Но разве у нас есть выбор? Катя заслуживает нормального будущего. Без страха, без необходимости прятаться.

Катя, которая до сих пор молчала, вдруг встает:

— Я хочу помочь.

— Нет! — хором восклицают Максим и я.

— Послушайте, — она обводит нас всех взглядом, и я вдруг вижу, что она уже не ребенок. В её глазах — решимость и мудрость, не по годам. — Я уже часть этого. Я была в детском доме, потому что папа пытался меня защитить. Я жила под чужим именем, скрывалась, боялась. Я имею право помочь закончить это.

— Катя, это не обсуждается, — твердо говорит Максим. — Тебе шестнадцать.

— А маме было девятнадцать, когда она погибла, — тихо отвечает Катя, и я вижу, как Максим вздрагивает. — Она погибла из-за них, так? Из-за людей Крылова?

Максим молчит, и это молчание громче любых слов.

— Я не прошу разрешения идти на встречу или что-то в этом роде, — продолжает Катя. — Но я могу помочь. Например, я помню лица многих людей, которые приходили к нам домой, когда мама была жива. Я могу их опознать.

Ульяна переглядывается с Максимом:

— Вообще-то, это может быть полезно. Если она опознает кого-то из внутреннего круга Крылова...

— Нет, — Максим качает головой. — Я не подвергну дочь такой опасности.

— Пап, — Катя подходит к нему, берет за руки. — Я не маленькая. И я не хочу больше бояться. Помоги мне стать сильной, как ты.

Я вижу, как в глазах Максима мелькает гордость, смешанная со страхом. Он смотрит на меня, ища поддержки или, может быть, разрешения.

— Катя права, — говорю я тихо. — Мы все в этом замешаны. И выбраться можем только вместе.

Максим долго молчит, затем медленно кивает:

— Хорошо. Но при одном условии — ты, Катя, будешь делать только то, что мы скажем. Никакой самодеятельности.

— Обещаю, — серьезно отвечает она.

Максим возвращается к ноутбуку, нажимает несколько клавиш:

— Есть еще кое-что, что вы должны увидеть.

На экране появляется еще одно видео — темная комната, Крылов за столом напротив какого-то мужчины, лица которого не видно.

"Ты понимаешь, что она жена Морозова?" — говорит мужчина.

"И что? — усмехается Крылов. — Её муж работает на нас. А если начнет артачиться, можно будет использовать жену как рычаг давления".

"А что с дочерью? Первой?"

"О ней никто не знает, кроме нас. Пусть сидит в своем детдоме. Если Морозов станет проблемой, всегда можно напомнить ему, что девочка под нашим присмотром".

Я чувствую, как холодеет спина. Они знали всё. Обо мне, о Кате. Мы все были просто пешками в их игре.

— Вот почему я не мог рассказать тебе правду, — говорит Максим, останавливая видео. — Вот почему я должен был разыграть предательство. Если бы они заподозрили, что ты что-то знаешь...

— Они бы использовали меня против тебя, — заканчиваю я его мысль.

— Или хуже, — его голос дрожит. — Когда погибла Вера, моя первая жена, это не была случайность. Она начала что-то подозревать, задавать вопросы. И её машина слетела с трассы.

Я смотрю на Катю — она слушает историю своей матери с каменным лицом. Слишком много потрясений для одного дня.

— Я не мог рисковать тобой, — продолжает Максим, глядя мне в глаза. — Даже ценой твоей ненависти ко мне.

Я не знаю, что ответить. Часть меня всё еще злится — за обман, за боль, за месяцы страданий. Но другая часть начинает понимать масштаб того, с чем мы столкнулись.

— Завтра, — говорит Ульяна, нарушая тишину. — Я назначу встречу с Крыловым на завтра. В его загородном доме.

— Так скоро? — Максим хмурится.

— Чем дольше мы тянем, тем больше риск, что нас обнаружат, — она вздыхает. — И потом... лучше покончить с этим быстро. Для всех нас.

Я замечаю, как она бросает короткий взгляд на Максима, и внезапно понимаю: она любит его. По-настоящему любит. И идет на эту встречу не только из чувства долга.

— Я подготовлю всё необходимое, — говорит Максим, не замечая этого взгляда. — Нам понадобится поддержка. Я позвоню Сергею Игоревичу.

Катя подходит ко мне, берет за руку:

— Алиса, ты как?

Я пытаюсь улыбнуться:

— Нормально. Просто... слишком много всего сразу.

— Я знаю, — она сжимает мою руку. — Но теперь мы вместе. Все мы.

Я смотрю на эту девочку, такую сильную, такую храбрую, и чувствую, как в сердце разливается тепло. Она не моя дочь по крови, но в этот момент я понимаю, что готова защищать её, как свою.

Максим и Ульяна склонились над ноутбуком, обсуждая детали операции. Их плечи соприкасаются, между ними — то особое взаимопонимание, которое бывает только у людей, прошедших через смертельную опасность вместе.

И я вдруг осознаю, что ревную не к физической близости. Я ревную к этому — к их общему опыту, к их связи, которой у нас с Максимом никогда не будет.

— Алиса, — Максим поднимает голову, ловит мой взгляд. — Что бы ни случилось завтра, я хочу, чтобы ты знала: я никогда не переставал любить тебя. Ни на минуту.

Я смотрю в его глаза — такие же голубые, как в день нашей встречи, но теперь в них боль и усталость, которых не было раньше.

— Я знаю, — отвечаю тихо. — Но иногда любви недостаточно, Максим.

Он кивает, понимая невысказанное. Между нами пропасть, и никто не знает, сможем ли мы когда-нибудь перекинуть через неё мост. Но сейчас это не главное. Главное — защитить Катю, остановить Крылова, выжить.

А потом... потом будет новый день. И, может быть, новый шанс.