Сердце колотится так сильно, что кажется, оно выскочит из груди. Я сижу в темной комнате перед экранами мониторов, каждый из которых показывает разные углы загородного дома Крылова. Мои пальцы дрожат, сжимая холодную чашку кофе. Время замедлилось — каждая минута растягивается, как жевательная резинка, превращаясь в мучительную вечность.
Ульяна уехала три часа назад. На ней было темно-синее платье, легкий жакет и тонкая золотая цепочка на шее — единственное украшение. Я помогала ей закрепить миниатюрный микрофон под воротником. Наши глаза встретились в зеркале, и в этот момент между нами возникло какое-то новое понимание. Две женщины, связанные судьбой и одним мужчиной, но уже не соперницы.
— Береги его, — сказала она тихо, поправляя воротник. — Он хороший человек. Лучший из тех, кого я знаю.
Я только кивнула, не в силах выдавить ни слова. Как странно складывается жизнь — женщина, которую я считала разрушительницей моей семьи, рискует сейчас жизнью, чтобы защитить нас.
Теперь я вижу её на одном из экранов. Она сидит в кресле, расслабленно откинувшись, словно находится на светской вечеринке, а не в логове монстра. Её голос, доносящийся из динамиков, звучит непринужденно, с лёгкой хрипотцой:
— Ты же знаешь Максима, Виктор. Он всегда был перестраховщиком. Думаешь, я не пыталась вытащить из него информацию? Но он скорее умрёт, чем расскажет.
Крылов перемещается в кадр — высокий, подтянутый, с обманчиво добродушной улыбкой. Такие, как он, целуют детей на благотворительных мероприятиях и заказывают убийства с той же непринужденной улыбкой.
— И всё же... — он наливает вино в бокалы, — мне кажется странным, что ты вдруг решила со мной встретиться. После всего, что произошло.
— Именно поэтому и решила, — Ульяна принимает бокал. — Максим мёртв. Его информация тоже мертва. Но я жива и хочу остаться в этом состоянии. А для этого мне нужны гарантии.
Я бросаю взгляд на Максима, который сидит за соседним столом, весь напряжённый, как струна. Его лицо — маска концентрации. Он что-то быстро печатает, переговариваясь с оперативной группой, окружившей дом.
— Как думаешь, она справится? — шепчу я.
— Если кто-то и может это сделать, то только она, — отвечает он, не отрывая взгляда от монитора.
Катя сидит в углу на маленьком диванчике, обхватив колени руками. Её глаза кажутся огромными от страха и возбуждения. Она не должна быть здесь, среди этого напряжения и опасности, но настояла на своём праве видеть, как падёт человек, разрушивший её семью.
На экране Крылов медленно подходит к Ульяне, его движения напоминают хищника, примеривающегося к добыче.
— Гарантии, говоришь? — он усмехается. — А что ты можешь предложить взамен?
— Жесткий диск, — спокойно отвечает Ульяна. — Максим передал мне всё, что собрал. Как страховку.
Я замираю. Это отклонение от плана. Ульяна должна была сначала получить признание Крылова, а потом упомянуть диск. Что-то не так.
Крылов останавливается, его лицо каменеет.
— Вот как? И где же этот диск?
— В надёжном месте, — Ульяна делает глоток вина. — Привезу, когда мы договоримся о цене.
Крылов смеётся, но смех не затрагивает его глаз.
— Ты действительно думаешь, что можешь торговаться со мной?
Внезапно в дверь стучат, и в комнату заходит Сергей Игоревич. Его лицо бледное, на лбу выступили капельки пота.
— Тревога, — говорит он, задыхаясь. — Они знают о нас. Операция скомпрометирована.
— Что? — Максим вскакивает. — Откуда информация?
— Мой человек в их охране. Только что связался. Они ждали Ульяну. Всё было подстроено.
Мои внутренности словно превращаются в лёд. Ловушка. Они специально заманили её.
— Надо прервать операцию, — Сергей хватает рацию. — Немедленно!
— Нет! — Максим выхватывает у него рацию. — Если мы сейчас зайдём, он убьёт её. Надо подождать удобного момента.
Я поворачиваюсь к экрану и вижу, как атмосфера в комнате изменилась. Крылов достаёт из ящика стола пистолет и кладёт перед собой, даже не пытаясь это скрыть.
— Значит, страховка? — его голос сочится ядом. — Как предусмотрительно со стороны Максима. Жаль, что он не предусмотрел другого.
— О чём ты? — Ульяна напрягается, но голос остаётся ровным.
— О том, моя дорогая, — Крылов наклоняется ближе, — что я знал о тебе с самого начала.
Я вижу, как зрачки Ульяны расширяются от шока, но она мгновенно берёт себя в руки.
— Не понимаю, о чём ты.
— Брось, — Крылов машет рукой. — Майор Светлова из спецподразделения «Омега». Блестящая карьера, безупречная репутация. Я изучил твоё досье ещё до того, как ты появилась в моём поле зрения.
Мы с Максимом обмениваемся взглядами. Майор? Она даже нам не раскрыла своего настоящего звания.
— Если ты всё знал, — медленно произносит Ульяна, — зачем позволил мне приблизиться?
— Потому что ты привела меня к Максиму, — улыбается Крылов. — А он привёл меня к самому большому призу — его жене и дочери.
Я чувствую, как по спине пробегает холодок. Он знает о нас. Знает, что мы живы.
— Спецназ готов, — докладывает кто-то из оперативников. — Ждём сигнала.
Максим сжимает рацию так сильно, что костяшки пальцев белеют.
— Ещё не время, — отвечает он. — Дайте ей шанс.
На экране Крылов встаёт и начинает медленно обходить комнату.
— Знаешь, что меня всегда удивляло в таких, как вы? — говорит он почти мечтательно. — Вы действительно верите, что можете нас остановить. Что справедливость восторжествует и все злодеи отправятся в тюрьму. Это так... наивно.
— Возможно, — отвечает Ульяна, следя за каждым его движением. — Но мы хотя бы пытаемся.
Крылов вдруг останавливается и смотрит прямо в камеру, скрытую в одной из настольных ламп.
— Максим, я знаю, что ты смотришь, — говорит он, улыбаясь. — Видишь, до чего ты довёл свою прекрасную напарницу? Она сейчас умрёт из-за тебя. Как и твоя первая жена. Как скоро умрут Алиса и Катя.
Я слышу, как Катя тихо всхлипывает в углу, и мгновенно оказываюсь рядом с ней, обнимая за плечи.
— Не слушай его, — шепчу я. — Он просто пытается запугать нас.
— Начинаем операцию, — командует Максим в рацию. — Всем группам — вперёд!
На экранах видно, как спецназовцы в чёрной форме бесшумно приближаются к дому. Но Крылов, словно почувствовав их приближение, резко хватает Ульяну за волосы и приставляет пистолет к её виску.
— Слишком поздно, Максим, — шипит он. — Я уже отдал приказ. Мои люди сейчас на пути к вашему убежищу. Они знают, где вы.
Я задыхаюсь от ужаса. Он блефует или действительно вычислил нас?
— Штурм! — кричит Максим в рацию, и мониторы взрываются движением.
Спецназ врывается в дом через все двери и окна. Слышны выстрелы, крики, команды. Камера в гостиной показывает, как Ульяна, воспользовавшись моментом, ударяет Крылова локтем в солнечное сплетение и вырывается из захвата. Но он, задыхаясь от боли, успевает выстрелить.
— Нет! — кричит Максим, вскакивая. — Нет!
На экране мы видим, как Ульяна падает, держась за плечо. Крылов снова поднимает пистолет, целясь в её голову, но в этот момент в комнату врываются спецназовцы.
— Бросить оружие! — кричат они. — Лицом на пол!
Крылов медленно поворачивается, на его лице появляется странная улыбка. Он делает шаг к выходу на террасу...
— Он уходит! — кричит Сергей Игоревич. — Дайте команду блокировать все выходы!
Но Максим уже не слушает. Он бросается к двери.
— Куда ты? — кричу я, но он уже исчезает в коридоре.
— Он поехал туда, — поясняет Сергей, бросаясь к рации. — Группа три, усилить охрану периметра! Он едет к вам!
Катя крепче сжимает мою руку. Её лицо белее мела.
— Алиса, я боюсь, — шепчет она.
— Я тоже, — признаюсь я, прижимая её к себе. — Но твой отец знает, что делает.
Я лгу. Я понятия не имею, что делает Максим и почему он рванул туда, не дождавшись подкрепления. Всё происходит слишком быстро, слишком хаотично.
На экране Ульяну поднимают с пола, оказывают первую помощь. Её лицо искажено болью, но она жива. Крылова нигде не видно.
— Он ушёл через террасу, — докладывает кто-то по рации. — Преследуем.
Проходит час, самый долгий час в моей жизни. Рации трещат, люди снуют туда-сюда, Сергей Игоревич отдаёт приказы. Катя задремала на диване, измученная стрессом. А я сижу, уставившись в экраны, и жду вестей о Максиме.
Наконец дверь распахивается, и входит Сергей, его лицо серьёзно.
— У меня новости, — говорит он. — Мы взяли Крылова.
Я вскакиваю, чувствуя, как внутри разливается облегчение.
— А Максим? Где он?
Сергей отводит взгляд, и этот жест говорит больше любых слов.
— Он... при задержании произошла перестрелка, — говорит он тихо. — Максим прикрыл собой Ульяну, когда Крылов попытался снова выстрелить в неё. Он получил две пули.
Мир останавливается. Звуки доносятся словно сквозь вату.
— Где он? — я едва узнаю свой голос.
— В госпитале. Его оперируют. Состояние критическое.
Я оборачиваюсь к Кате, которая проснулась и теперь смотрит на нас широко раскрытыми глазами.
— Папа ранен? — спрашивает она дрожащим голосом.
— Да, милая, — я подхожу к ней, беру за руки. — Но врачи делают всё возможное.
— Я отвезу вас в госпиталь, — говорит Сергей. — Собирайтесь.
Мы едем по ночному городу, и я смотрю в окно на проносящиеся мимо огни. Всё кажется нереальным, словно кадры из фильма. Ещё вчера мы были семьёй, скрывающейся от преследования. А сегодня я могу потерять человека, которого, несмотря на всё, что произошло, всё ещё люблю.
В госпитале пахнет антисептиком и страхом. Нас проводят в отдельную комнату ожидания. Здесь уже сидит Ульяна, её плечо забинтовано, лицо бледное от потери крови, но глаза — ясные и настороженные.
— Как он? — спрашиваю я, садясь напротив.
— Всё ещё на операции, — она смотрит на часы. — Уже четыре часа. Врачи говорят, что одна пуля задела лёгкое, вторая прошла в сантиметре от сердца.
Я закрываю глаза, пытаясь сдержать тошноту. Катя садится рядом со мной, берёт меня за руку. Её пальцы ледяные.
— Почему он это сделал? — спрашиваю я Ульяну. — Почему бросился туда один?
— Потому что услышал, что Крылов направил людей к вам, — она морщится от боли, меняя положение. — Он боялся, что не успеют группы прикрытия. И поехал, чтобы перехватить Крылова. Идиот...
В её голосе столько нежности и боли, что я чувствую укол ревности, несмотря на всю абсурдность ситуации.
— А потом? Почему он закрыл тебя собой?
— Потому что это Максим, — просто отвечает она. — Он такой. Всегда защищает других, не думая о себе. Когда мы схватили Крылова, тот выхватил запасной пистолет из ботинка. Целился в меня, но Максим оказался быстрее.
Я киваю, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Да, это Максим. Человек, которого я полюбила одиннадцать лет назад. Человек, которого я почти потеряла из-за лжи и секретов. И которого могу окончательно потерять сегодня.
Время тянется мучительно медленно. Катя засыпает, положив голову мне на колени. Ульяна сидит неподвижно, уставившись в одну точку. А я думаю о том, что скажу Максиму, если он выживет. Смогу ли я простить? Смогу ли начать сначала? Хочу ли я этого?
Наконец дверь открывается, и входит врач в зелёной хирургической форме, забрызганной кровью.
— Родственники Максима Александровича? — спрашивает он.
— Я жена, — моё сердце колотится так сильно, что мне кажется, оно выскочит из груди. — Как он?
Врач снимает маску, и я вижу усталое лицо пожилого мужчины.
— Операция прошла успешно, — говорит он. — Мы извлекли обе пули. Повреждения серьёзные, но не фатальные. Если не будет осложнений, он выкарабкается.
У меня подкашиваются ноги от облегчения. Ульяна закрывает лицо руками, и я вижу, как подрагивают её плечи. Она плачет — тихо, сдержанно, но это первое проявление слабости, которое я вижу у этой стальной женщины.
— Когда можно его увидеть? — спрашивает Катя, проснувшаяся от наших голосов.
— Он ещё без сознания, — отвечает врач. — Но один человек может зайти ненадолго.
Я смотрю на Катю, потом на Ульяну. Кто должен войти первым?
— Иди ты, — говорит Ульяна, вытирая слезы. — Ты его жена. Он захочет увидеть тебя первой, когда очнётся.
Я киваю, благодарная за это решение. Врач ведёт меня по коридору в реанимацию. У двери он останавливается.
— Только пять минут, — предупреждает он. — И не пугайтесь его вида. У него множество трубок и аппаратов. Но это временно.
Я вхожу в палату и замираю. Максим лежит на койке, опутанный проводами и трубками. Его грудь перебинтована, лицо бледное как мел, под глазами тёмные круги. Писк кардиомонитора отсчитывает удары его сердца — слабые, но стабильные.
Я подхожу ближе, беру его безвольную руку в свою. Она холодная, но я чувствую пульс на запястье. Жив. Он жив.
— Максим, — шепчу я, наклоняясь к его уху. — Ты меня слышишь? Ты должен бороться. Ради Кати. Ради меня.
Его веки чуть дрожат, но глаза не открываются. Я глажу его руку, смотрю на знакомое до боли лицо, исхудавшее, измученное, но всё равно любимое.
— Я не знаю, сможем ли мы начать сначала, — продолжаю я шёпотом. — Не знаю, смогу ли забыть всё, что было. Но я хочу попытаться. Хочу, чтобы мы попытались. Вместе.
Мне кажется, его пальцы слегка сжимают мою руку, но, возможно, это просто рефлекс. Я наклоняюсь и целую его в лоб.
— Возвращайся к нам, — шепчу я. — Мы ждём тебя. Я жду тебя.
За спиной покашливает медсестра, напоминая о времени. Я выпрямляюсь, ещё раз смотрю на Максима и выхожу из палаты, чувствуя странное спокойствие. Не счастье — до него ещё далеко. Но спокойствие и уверенность, что мы пережили самое страшное.
В коридоре меня ждут Катя и Ульяна. Их лица вопросительные, напряжённые.
— Он будет жить, — говорю я. — Обязательно будет.
Катя бросается мне на шею, плача от облегчения. Ульяна прислоняется к стене, прикрывая глаза. На её губах — лёгкая улыбка.
— Ну конечно, будет, — говорит она. — Этот упрямец не сдастся так просто.
Я смотрю на эту женщину, которая любит моего мужа и только что рисковала жизнью, чтобы спасти нас всех. И вдруг понимаю, что не ненавижу её. Не могу ненавидеть.
— Спасибо, — говорю я, протягивая ей руку. — За всё, что ты сделала.
Она смотрит на мою руку с удивлением, потом крепко пожимает её.
— Нам ещё предстоит многое сделать, — говорит она серьёзно. — Крылов арестован, но его империя всё ещё существует. Будет суд, показания, долгий процесс.
— Мы справимся, — отвечаю я. — Все вместе.
И в этот момент я действительно верю в это. Верю, что после всех испытаний, лжи и боли мы можем построить что-то новое. Не прежнюю жизнь — она разрушена безвозвратно. Но, может быть, что-то лучшее. Более честное. Более настоящее.
Катя берёт меня за руку, и мы втроём идём по коридору госпиталя навстречу рассвету. Впереди много испытаний, но самое страшное позади. Теперь мы знаем правду, какой бы горькой она ни была. И эта правда делает нас сильнее.